Техника работы рук при нападении 24 страница

Однако «датским Лютером» называют не Педерсена, а Ханса Таусена (1494—1561), который опубликовал в 1535 г. датский перевод Ветхого Завета (на основе древнееврейского текста, Вульгаты и лютеровского немецкого перевода) и, кроме того, активно участвовал в общественной борьбе, развернувшейся вокруг Реформации. Вершину датской протестантской гимнологии составляет «Датская книга псалмов» Ханса Томиссена (1569), содержащая систематизацию и переработку немецких, латинских источников, а также старых датских католических песнопений, приспособленных к новым требованиям. Особняком стоит в этом жанре К. Х. Стен (1544—1610), внесший в гимны сильный личный элемент. Стен — предтеча религиозной поэзии XVII в.

Большинство сатирических произведений эпохи были переводами и переработками; так, «Диалог» (1533) представляет перевод «Больной мессы» швейцарского реформатора Никласа Мануэля, «Пляска смерти» и «Брат Рус» (оба 1555) переведены с нижненемецкого оригинала, и даже знаменитый «Педер-кузнец и Адсер-крестьянин» (1554) — перевод с немецкого оригинала 1523 г. Однако переводы эти носят характер переработок: датская версия «Пляски смерти» и «Брата Руса» имеет антикатолическую направленность, «Больная месса» и «Педер и Адсер» — датский колорит и много актуальных намеков. В «Педере и Адсере» действие происходит в Дании. Этот диалог отличается сочным языком, грубоватым юмором,

богат бытовыми деталями; критика католической церкви (монастырской собственности, индульгенций, корысти священников) здесь острая, прямолинейная, непримиримая.

Используя традицию аллегорической поэзии и гуманистическую сатиру, Х. Таусен создал полемическую поэму «Песня о Лжи и Правде»: Правда рисуется гонимой всюду — в замке, городе, деревне и особенно в католическом монастыре, где она ищет спасения. Там ее обрекают на голодную смерть, так как католическая ложь властвует над монахами.

Зеландский епископ Педер Палладиус (1503—1560), вернувшийся в Данию после шестилетних занятий в Виттенберге у Лютера и Меланхтона, составил «Книгу посещений», в которой с бытовым реализмом описывает своеобразную обстановку, сложившуюся в провинции в период распространения Реформации.

Во второй половине XVI в., в относительно мирный период после осуществления Реформации, как бы возобновляется влияние ренессансной культуры. Это сказывается и в значительном размахе разносторонних научных исследований (астрономия, медицина, историография и т. д.), и в расширении «массовой» литературы за счет перевода популярных немецких народных романов (о Тиле Уленшпигеле, докторе Фаусте, немецкой версии Рейнеке-лиса), и в возобновлении специфического для скандинавского гуманизма интереса к родной старине (перевод А. С. Веделем Саксона Грамматика в 1575, издание им народных баллад в 1591, работы по датской истории Арильда Хнитфельда). Однако непосредственное влияние европейского гуманизма проявилось прежде всего в расцвете неолатинской поэзии и школьной комедии, ориентированных на античные образцы. Даже знаменитый астроном Тихо Браге (1546—1601) — учитель Кеплера — начинает свою латинскую научную публикацию «О новой звезде» (1573) стихами к Урании.

Крупнейший неолатинский поэт — это Эрасмус Лэтус (Расмус Глэд, 1526—1582); его наследие включает буколические стихи в гексаметрах в духе Вергилия, описательные поэмы, поэтическую историю Дании от потопа, претендующую на роль национального эпоса.

От более раннего времени (до середины XVI в.) сохранилось немного драматических произведений. Восходящая к католическим средневековым мистериям пьеса о святом герцоге Кнуде Леварде, убитом датским престолонаследником Магнусом в 1131 г., следует за латинским житием святого, но вместе с тем подчеркивает его роль как исторического деятеля. К 1531 г. относится перевод с латинского Кр. Хансена мистериальной пьесы рыцаря Хиллана из Меллерштадта «Комедия Доротеи» (о мученичестве св. Доротеи), а также пьесы «Неверная жена» (типа карнавального фарса или фастнахтшпиля) и «Суд Париса», сочетавшая черты моралите, фарса и античный сюжет. Возможно, что эти три пьесы составляли репертуар школьных представлений, которые ученики Хансена давали для жителей Оденсе. Пьесы восходят к средневековым жанрам, но отмечены и печатью новых веяний. В период ожесточенной борьбы за реформу драматургия, по-видимому, отступила перед сатирой, но позднее, особенно с 1560 г. (и вплоть до 1630 г.), школьная драма становится одним из ведущих видов датской литературы. Короли Фридрих II и Кристиан IV относились к театру покровительственно. В этот период школьная драма ориентируется на античные образцы, но сюжеты черпаются преимущественно из библейской традиции.

Назидательная пьеса Ханса Кристенсена Стена о быстрой перемене судьбы путем буквального поворота «колеса» (Kortvending или Lyckenshiul) заимствовала некоторые мотивы из «Пляски смерти». В пьесе Х. Стена заметно гуманистическое влияние (деление на акты, цитаты из Горация и Теренция). Оно гораздо сильнее у Иенсена Хегелунга (1542—1614), ученика Меланхтона, ректора из Рибе. Хегелунг переработал латинскую пьесу С. Бирна на библейский сюжет о целомудренной Сусанне (опубл. 1578). «Сусанна» — классическая пьеса в стихах с прологом, пятью актами, эпилогом, с латинскими ремарками. Тоже в Ютландии возникла другая школьная драма на библейский сюжет, отмеченная самим Лютером, о Товии и Сарре. Наиболее выдающийся представитель датской школьной драмы — Иероним Ранх (1539—1607); после окончания Виттенбергского университета он был пастором в средней Ютландии. Две пьесы Ранха объединены библейской тематикой: «Присяга царя Соломона» (с намеками на принца Кристиана, будущего Кристиана IV, 1585) и «Пленение Самсона» (1589). В этих пьесах переплетаются такие разнородные элементы, как библейский пафос, наивный дидактизм (Самсон наказан за легкомыслие, преданность женщине), аллегория, печать влияния римской комедии (полководцу Иоаву приданы черты плавтовского «трусливого воина»), драматическая напряженность и лиризм. Обилие песен в «Пленении Самсона» приближает эту пьесу к опере. Лучшая вещь Ранха — «Скупой завистник» (1598, опубл. в 1638 г.), в которой отчетливая драматическая форма (в классическом смысле) придана сюжету, взятому не у Плавта, а из народного анекдота и шуточной песни: купец

оставляет семью и дом и отправляется собирать милостыню, чтоб не растрачивать свои богатства. В его отсутствие появляется бродяга, который, поняв ситуацию, угощает жену купца. Она влюбляется в бродягу, и они устраивают так, что вернувшийся скряга не узнает своего дома (из-за подмены ключей), пользуется в нем гостеприимством и, одураченный, уходит искать потерянный дом и семью. Пьеса эта напоминает фарсы Ганса Сакса и в какой-то мере является провозвестником расцвета датской комедии при Хольберге в первой половине XVIII в.

ЛИТЕРАТУРА НОРВЕГИИ И ИСЛАНДИИ

В Норвегии гуманистическое движение, также слившееся с Реформацией (многие носители его были видными деятелями лютеранской церкви), было слабее, чем в Дании. В этом отражался общий упадок общественной жизни в Норвегии, за исключением, может быть, Бергена, оживленного международного порта.

Гуманисты из Осло (Франс Берг, Хальвард Хуннарсон, Йенс Нильсон) были связаны с Данией, Германией, вообще с литературным движением эпохи Возрождения. Нильсон и Хуннарсон испытали свои силы в области неолатинской поэзии; Нильсон составил сборник проповедей и оригинальный дневник, который он писал во время поездок по стране.

Гуманисты Бергена и некоторых других городов направили усилия прежде всего на изучение и прославление родной Норвегии, ее национальных сокровищ. Бейер был ближайшим учеником Гебле Педерсона — первого лютеранского епископа Бергена, горячо сочувствовавшего новому культурному движению. Побывав в Виттенберге у Меланхтона и в Копенгагене, Бейер унаследовал от своего учителя преподавание теологии в бергенской кафедральной школе. В его дневнике живо описаны культурная обстановка в Норвегии, атмосфера общественного и морального хаоса, взаимоотношения с иностранцами из Ганзейского союза, деятельность гуманистов. Его главное сочинение «Относительно норвежского королевства» (написано в 1567 г., опубликовано только через двести лет) рисовало былое культурное и общественное величие Норвегии и было проникнуто патриотическим чувством, мечтой о возрождении страны. Бейер также писал пьесы на библейские темы.

Национально-патриотический характер носила деятельность и других представителей бергенского гуманистического кружка: Л. Ханнсон пытался перевести знаменитый исторический труд Снорри Стурлусона «Круг земной», Ханнсон и Стерссен издали пересказы норвежских саг под названием «Норвежская хроника». Из той же среды вышли анонимная «Рифмованная хроника Бергена» и «Привилегии Бергена», направленные против иностранного влияния в городе.

Крупнейшим знатоком и любителем древнеисландского языка и норвежско-исландских древностей был пастор Педер Клауссон Фрис из Ставангера (1545—1614). Он перевел Снорри и среди других сочинений оставил географическое «Описание Норвегии», в которое вкраплены живые пересказы местных легенд и преданий.

В Исландии снижение тонуса литературы в XIV—XVI вв. было, пожалуй, еще более глубоким, чем в Норвегии. В предреформационный период (до 1552 г.) известное оживление внесла деятельность епископа Иёна Арасона, с именем которого связано начало книгопечатания в Исландии (1530). Сам Арасон был врагом Реформации, но впоследствии книгопечатание было использовано в интересах именно этого движения. Первый исландский перевод Ветхого Завета был сделан Оддом Гудискалкссоном (напечатан в Дании в 1540 г.), а полный перевод обеих частей Библии — Губбрандом Торлакссоном (изд. в 1584 г.).

ЛИТЕРАТУРА ШВЕЦИИ

Реформация в Швеции была введена не сразу, как в Дании, а как бы в два приема: в 1527 г. при Густаве Вазе (который быстро оценил значение реформы для борьбы за национальную консолидацию и укрепление королевской власти) и в 1593 г. по воле риксдага перед коронованием Сигизмунда. Пропаганду Реформации начал еще в 1519 г. Олаус Петри (1497—1521) — ученик Лютера и Меланхтона, смело порвавший с официальной церковью и демонстративно нарушивший католический обет безбрачия священников, а также Лаурентиус Петри (1499—1573), брат Олауса, и Лаурентиус Андреа (1482—1522), нашедший поддержку у Густава Вазы. Все три писателя прикосновенны к переводу Библии на шведский язык (Новый Завет в 1562 г., а весь текст — в 1571 г.), но главную роль, безусловно, играл Олаус Петри.

Этот шведский перевод Библии написан исключительно ясным и богатым языком, с широким использованием национальных элементов в языке, народной лексики и т. п. Роль этого перевода в создании шведского литературного языка велика. С тех пор шведский язык почти не изменился. Олаус Петри создал также ряд полемических сочинений против

католицизма, учебники, катехизис, составил сборники проповедей, молитв и песнопений, «Правила судей» и многое другое. Ему часто приписывают и самую старую из дошедших до нас шведскую пьесу — «Комедию о Товии» (1550).

Особое значение имеет его «Шведская хроника», охватывающая исторические события до начала царствования Густава Вазы. Хроника эта проникнута дидактическими тенденциями и одновременно критическим духом по отношению к легендам о величии шведского государства в прошлом.

На другом полюсе — история Швеции последнего шведского католического епископа Иоганнеса Магнуса (1488—1544), напечатанная на латыни в 1500 г. в Италии. В этой фантастической истории, начинающейся от Потопа, Ноя и Магога, Швеция связывается с готами и рассматривается как колыбель германских народов, низвергнувших Римскую империю. Эта националистическая концепция, известная под названием «готицизма», вдохновляла шведскую экспансию XVII в.

К тому же направлению принадлежит и Олаус (Олав) Магнус. В его «Истории северных народов» (1555), также созданной в Италии, описываются древнесеверные нравы и обычаи, излагаются сказки и легенды. Книга эта служила для Западной Европы источником полулегендарных и исторических сведений о Руси.

Во второй половине XVI в. в Швеции, так же как в Дании (хотя и в меньшем объеме), создаются школьные комедии, причем школьная драма вытеснила широко распространенные полуфольклорные «пляски с играми», которые сами по себе могли бы стать почвой для развития драматического искусства. Школьные комедии писались на библейские темы. Таковы упомянутые выше «Комедия о Товии» (ср. датскую пьесу на тот же сюжет), «Комедия о Юдифи и Олоферне» (лучшая из произведений такого рода благодаря серьезной драматической обработке библейского текста) и др.

ОБЩИЕ ЧЕРТЫ ЛИТЕРАТУРЫ XIV—XVI вв.

Швейцария начала складываться в самостоятельное государство в эпоху Позднего Средневековья. Расположенные как бы на «перекрестке Европы», швейцарские земли (кантоны) занимали выгодное географическое положение. С открытием Сен-Готтардского перевала и оживлением торговли особенно возросла роль «лесных» кантонов — Швица, Ури и Унтервальдена, которые и стали колыбелью конфедерации. Заключенный между ними в конце XIII в. «вечный союз» креп и расширялся в борьбе с аннексионистскими притязаниями Габсбургской монархии. Сначала к нему примкнули другие немецкоязычные кантоны (Люцерн, Цюрих, Цуг, Гларус, Берн), позже на правах «союзных земель» в его состав вошли и франкоязычные кантоны — Женева, Вале, Невшатель. История формирования конфедерации — это, по существу, история борьбы кантонов против феодальных притязаний соседних государств. Благодаря исторически сложившимся условиям в Швейцарии народу удалось быстрее освободиться от феодального гнета. Победами над Австрией и особенно над Бургундским герцогством городские и сельские жители свободных кантонов убедительно продемонстрировали свое военное превосходство над закованными в латы рыцарями. К конце XV в. Швейцария добилась полной независимости. Но швейцарцы, создавшие, по словам К. Маркса, «первую независимую республику в Европе», «сейчас же обратили в деньги свою военную славу. Все политические соображения исчезли; кантоны превратились в конторы по вербовке наемников ... к тому, кто больше платит» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21, с. 414). Военное наемничество, ставшее доходным промыслом, особенно процветало в отсталых кантонах. В городских кантонах (Цюрих, Берн, Базель) бюргерство выступало против наемничества, лишавшего города рабочих рук, а также против лихоимства католического духовенства.

Если в лесных кантонах идеи Реформации не встретили благоприятной почвы, то кантоны городские стали колыбелью цвинглианства и кальвинизма. Ульрих Цвингли был выразителем интересов укоренявшегося бюргерства, сторонником республиканского принципа правления. Но он призывал возвратиться к чистоте нравов и простоте жизни «доброго старого времени», выступал за изоляцию от других европейских государств. В отличие от кальвинизма, сыгравшего значительную роль в жизни Европы, цвинглианство не вышло за пределы немецкоязычной Швейцарии. После поражения в 1531 г. оно утратило свой боевой дух, превратилось в бюргерскую Реформацию

и застыло в провинциальной узости. Национальное объединение, которое надеялись провести в жизнь сторонники Цвингли, задержалось на целые столетия.

Для национального самосознания швейцарцев было характерно противоречие между постепенным политическим сближением германских и романских кантонов и культурной разобщенностью страны, которая оставалась конгломератом провинций, связанных с духовной жизнью родственных по языку соседних государств. Однако длительное сосуществование разнородных элементов в рамках единого государства вело, хотя и крайне медленно, к складыванию подобия духовной общности и формированию национального характера швейцарца, независимо от того, на каком языке — немецком или французском — он говорит. Применительно к XIV в. еще трудно говорить о швейцарской литературе в собственном смысле слова, но с середины XV в. произведения швейцарских авторов уже далеко не во всем вписываются в литературные процессы Германии и Франции. У них своя судьба, своя специфика, во многом общая как для алеманских, так и для романдских кантонов. Не случайно в немецкой Швейцарии переводится и ставится пьеса Теодора де Беза, а после поражения Цвингли многие его сторонники бегут не к Лютеру, но находят убежище в реформированных кантонах французской Швейцарии, где их принимают как «своих» по вере и по государственной принадлежности. Поэтому литературы Швейцарии на немецком и французском языках уже с эпохи Позднего Средневековья правомерно рассматривать как явление в известной мере самостоятельное — как складывающуюся швейцарскую литературу.

ЛИТЕРАТУРА НА НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКЕ

Отделение от империи вначале неблагоприятно сказалось на немецкоязычной швейцарской литературе, которая была тесно связана с культурным развитием Германии. Однако постепенно начинает оформляться своеобразие этой литературы, которое проявляется в исторических хрониках и народных героических песнях, прославлявших борьбу за независимость (легенды о Вильгельме Телле и Арнольде Винкельриде). Первые ростки этого своеобразия пробиваются уже в прозе мистиков XIV—XV вв., швейцарскими представителями которых были доминиканец Генрих Сузо (Зойзе) и его ученица, монахиня Элизабет Штагель. В «Жизнеописании», начатом «духовной дочерью» Сузо и законченном им самим ок. 1362 г., религиозные излияния и призывы к активной роли человека в деле «спасения души» приобретают почти эротическую окраску. Вопреки декларированной отрешенности авторов от мира сего их описания поражают остротой и интенсивностью переживания, чувственной осязаемостью образов и картин. Крайняя степень экзальтации, истовость самоистязания и нравственная аскеза были для них своего рода протестом против распущенности и дикости нравов, господствовавших в Швейцарии времен разгула наемничества. Придавая решающее значение активизации внутренней жизни человека, мистики подготавливали почву для идей гуманизма и Реформации.

В XV в. взгляд верующего обращается к земным, житейским делам. Церковный идеал аскезы в монастырской келье смывается мощным потоком грубой, реальной жизни. Этот процесс затронул и духовную литературу: XV век выдвинул крупного поэта-клерикала Генриха Лауфенберга (ок. 1400—1450), сочинившего около ста песен, среди которых были переводы на немецкий латинских гимнов, смешанные латино-немецкие стихи и так называемые контрафактуры — переложения светских, народных песен на церковный лад. Сохраняя начальные строки песни, ее размер, ритмику и мелодику, Лауфенберг заменяет светское содержание религиозным. Идя навстречу запросам бюргерства, он приближал веру к понятиям народа, ратовал за упрощение обряда богослужения — и тоже прокладывал дорогу Реформации.

Начиная с XIV в. глубокие сдвиги происходят и в светской литературе. Изысканная галантность рыцарской лирики уступает место более трезвому взгляду на жизнь. Поэты заняты уже не воспеванием рыцарских доблестей, а воспитанием бюргерских добродетелей. Литература миннезанга, расцветавшая на территории Швейцарии в XIII в., вырождается. Новые тенденции находят интересное решение у цюрихского поэта, бюргера по происхождению, Иоганнеса Гадлауба (ум. ок. 1340). В его творчестве традиционные мотивы рыцарской лирики переплетаются с бытовыми штрихами и зарисовками, материализуются в конкретных образах, отмеченных чертами исторической достоверности и местного (цюрихского) своеобразия. Его поэзия обогащается новыми приметами эпичности и живописности, в ней чувствуется влияние мейстерзанга. Но импульсы этого литературного течения в Швейцарии XIV—XV вв. заглохли — отчасти вследствие изоляции от культурных очагов Германии. Зато получила распространение сатирико-дидактическая поэзия. Поэты, охваченные жаждой наставлять ближних, развертывали

перед ними широкую панораму их достоинств и пороков. В их благочестивых, дидактических сочинениях звучали мотивы обличения церкви и общества, предварявшие сатиру Реформации.

Излюбленным жанром дидактической поэзии в XIV в. стала басня, сочетавшая аллегоричность с назидательностью и демократическими тенденциями; она лучше всего соответствовала практическому складу ума бюргерских поэтов. Швейцария дала баснописца, неотделимого также от немецкой литературы этой эпохи, — Ульриха Бонера (род. ок. 1280 г., упоминается в бернских документах 1324—1349 гг.). В его книге «Самоцвет» около ста басен, собранных из различных латинских источников и воспроизведенных в немецкой версии. Среди басен Бонера есть и произведения, написанные на оригинальные сюжеты («Лихорадка и блоха») и свидетельствующие о наблюдательности и изобразительном мастерстве автора. Бонер — служитель бога и учитель народа, басня для него — средство нравоучения, проповеди христианских добродетелей. В занимательно изложенных назиданиях чувствуется опыт проповедника. Наряду с баснями сборник включает короткие нравоучительные истории из средневековой жизни («Еврей и кравчий», «Король и брадобрей»). Бонер не просто переводил, а перерабатывал латинский материал, придавая ему новую форму. Заключительную сентенцию, мораль басни он часто развивал в новом образе, создавая как бы басню в басне. Так, в басне «О козе, быке и овце», которые вместе со львом охотились за оленем и не получили своей доли добычи, мораль излагается в такой форме: с высокими господами плохо есть вишни за одним столом — они бросают косточки в глаза своим соседям. При всей бюргерской ограниченности нравоучений басни Бонера согреты сочувствием к простому народу и пронизаны духом демократизма.

По преимуществу переводчиком был и деревенский пастор Конрад из Амменхаузена (фогтство Тургау). Источником его аллегорической стихотворной «Книги о шахматах» (1337) послужила латинская книга ломбардского доминиканца Иакова Кессолийского (XIII в.). Крестьянин по происхождению, Конрад был не очень образован, но много путешествовал и знал жизнь народа. Поэтому в его социальной аллегории (шахматные фигуры уподобляются сословиям — от короля до бюргеров и крестьян) особенно удачны главы, написанные в добавление к латинскому оригиналу и посвященные жизни простого народа. О популярности книги говорят многочисленные списки.

Выдающимся произведением не только швейцарской, но и всей немецкоязычной литературы Позднего Средневековья является гротескно-комическая дидактическая поэма Генриха Виттенвейлера «Кольцо» (ок. 1420), где кольцо символизирует противоречивость мира и двойственность человеческой натуры, а также извечное стремление к достижению гармонического равновесия между плотью и духом, действительностью и идеалом. Поэма Виттенвейлера — это своеобразная энциклопедия средневековой народной жизни, она искрится грубоватой шуткой, пропитана иронией как в изображении крестьянского быта, так и в описании рыцарских идеалов. Но «Кольцо» — не сборник шванков и не «зерцало» добродетелей, оно отмечено стремлением к художественному постижению диалектических противоречий жизни. Наставления чередуются в книге с грубокомическими выходками, растворяются в плутовских оргиях. Центральное место в образном строе поэмы занимает распространенный в сатирической литературе эпохи образ чудака, глупца. В основу комического сюжета положено изображение деревенской свадьбы. Простоватый крестьянский парень сватается к «даме сердца» — уродливой горбунье. Он ухаживает за ней по всем правилам рыцарского искусства: устраивает в ее честь турнир, на котором забавно дерутся деревенские парни, вооруженные вместо копий и щитов кочергами и лоханями; сочиняет для своей дамы любовные послания, причем одно из них, брошенное в окно вместе с камнем, разбивает ей голову. Шумная крестьянская свадьба заканчивается традиционной потасовкой. В заключительной части поэмы изображена кровопролитная война между крестьянами из двух соседних деревень. Незадачливый крестьянин теряет всех своих близких и становится отшельником. Возобладавшие в финале черты трагикомического гротеска придают произведению мрачное звучание. В комическом свете изображая крестьянскую жизнь, Виттенвейлер отнюдь не издевается над крестьянами. Смысл поэмы подчеркнуто антикуртуазен: время турниров и рыцарской галантности безвозвратно миновало, у бюргерства и крестьянства иные задачи, иные идеалы.

«Кольцом» Виттенвейлера заканчивается средневековый период немецкоязычной литературы. На исходе этого периода окончательно оформился политический разрыв Швейцарии с империей, но духовные связи с Германией остаются важным фактором культурной жизни немецкоязычных кантонов. Если в сатирико-дидактической литературе рост национального сознания запечатлен как бы изнутри, в своеобразии конфликтов и народных характеров,

то в исторических хрониках и героической народной песне находит воплощение поэзия борющихся за свои права городов и сельских общин Швейцарии. Следов влияния древнегерманского героического эпоса в швейцарской литературе к этому времени почти не осталось.

Социальные потрясения начала XVI в. расшатали могущество церкви в Швейцарии. Города становятся средоточием гуманистической мысли, прибежищем для протестантов. В Базеле создавал свою знаменитую сатиру «Корабль дураков» Себастиан Брант; здесь же с 1521 г. жил и творил Эразм. Мятежный Ульрих фон Гуттен нашел там последнее прибежище у Цвингли; в Швейцарии трудился крупнейший врач Теофраст Парацельс и другие гуманисты. Ульрих Цвингли, выдающийся швейцарский гуманист, стал в то же время и известным реформатором. Он сочинял не только церковные проповеди, отличавшиеся энергичностью слога и демократизмом содержания, но и боевые песни и музыку к ним. Реформаторские идеи Цвингли оказали воздействие на швейцарскую литературу, прежде всего на библейскую драму XVI в.

В эту эпоху на первое место выходит именно драма: она стала органическим выражением движения Реформации. За ее религиозными одеяниями проступает повседневная жизнь народа — социальная, политическая, военная. Представления разыгрывались в общественных местах, на городских улицах и площадях; в них принимал участие простой люд, границы между игрой и действительностью почти не существовало. Для швейцарской драмы характерна широта охвата, экстенсивность действия, а не глубина внутренних мотивировок. Персонажи, сменяя друг друга, высказываются по актуальным вопросам религии и политики. Серьезные места чередуются с комическими. Популярностью в реформированной части Швейцарии пользовались масленичные карнавальные комедии — фастнахтшпили. Серию пьес на светскую тематику открыла политическая комедия Бальтазара Шпросса «О старых и молодых конфедератах» (1513). Это еще не драма, а драматический диалог на темы дня, выдержанный в форме карнавального представления.

В швейцарской литературе XVI в. различаются два периода — до и после Капельского мира 1531 г. Первый период — это время активной реформаторской деятельности и подъема драмы, давшее таких мастеров этого жанра, как П. Генгенбах, Н. Мануэль и их католический антипод Ганс Залат. После поражения политическая активность затухла, а вместе с ней увяла и драма. Поэтому следующий период отмечен утверждением уже завоеванных позиций, постепенно переходящим в духовное оцепенение XVII в.

Талантливым драматургом Реформации был базелец Памфилус Генгенбах (1480—1526) — автор драм «Десять возрастов этого мира» (1515) и «Отшельник» (1517), в которых нашли отражение конфликты швейцарской действительности, а также популярной комедии «Лужок любодеев» (1521) — остроумной и едкой сатиры на испорченность нравов. Действия как такового в ней еще нет, но быстрая смена персонажей и веселый комизм ситуаций (изображается праздник любви, на котором Венера с помощью шута и куртизанок «приручает» представителей всех сословий) придают ей динамизм и драматическую напряженность. В стихотворной сатире Генгенбаха «Пожиратели мертвецов» (1522) подвергается осмеянию весь клир — от папы до простых священников, живущих за счет отпевания мертвых, месс, поминовений и т. д. Здесь, как и в сатире «Новелла», направленной против сторонника католической партии Томаса Мурнера, Генгенбах выступает в защиту новой веры — протестантизма.

Значительным драматургом был бернец Никлас Мануэль (1484—1530). Этот гуманист был не только поэтом, но и художником, архитектором, государственным деятелем. Его произведения возникли в короткий промежуток между 1522—1526 гг. Как только религиозное обновление было проведено в жизнь, он оставил перо и стал государственным деятелем, чтобы на практике содействовать распространению нового учения. Защите идей Реформации и разоблачению католицизма посвящены все произведения Мануэля, как церковно-проповеднического характера («О папе и его священниках», «О противоречии между папой и Христом», 1523), так и драмы на светские сюжеты («Торговец индульгенциями», 1525, «Барбали», 1526). От Генгенбаха он отличается богатой фантазией, одухотворенностью образованного гуманиста, строгостью форм. В борьбе с католицизмом он умело пользуется сатирой, юмором, иронией. В драме «Торговец индульгенциями», разоблачающей отпущение грехов за плату как наглый обман, особенно динамична сцена, когда крестьянки силой заставляют продавца индульгенций признаться в воровстве и подделке реликвий. Драма «Барбали» направлена против монастырской жизни. Крестьянская дочь отказывается идти в монастырь и с помощью ссылок на Евангелие выходит победительницей в споре с богословами.

Дата добавления: 2015-06-04