Работа актера над собой 37 страница. 18 Запись Станиславского против этого абзаца: отговорка для ленивых: не заниматься речью

¹⁸ Запись Станиславского против этого абзаца: "отговорка для ленивых: не заниматься речью".

IV. ПЕРСПЕКТИВА АРТИСТА И РОЛИ

Мысль о включении главы "Перспектива артиста и роли" в состав книги "Работа актера над собой" возникла у Станиславского, повидимому, на заключительном этапе его работы.

Ни в одном из сохранившихся планов первой и второй частей "Работы актера над собой" самостоятельной главы о перспективе нет. Глава "Перспектива артиста и роли" не была окончательно сформирована Станиславским, сохранилось лишь несколько рукописей, которые должны были войти в задуманную им дополнительную главу, излагающую вопросы о перспективе речи и перспективе актера и роли.

Ни одна из этих рукописей не датирована Станиславским. Начало работы над главой "Перспектива артиста и роли" относится, повидимому, к лету 1934 года, так как уже в августе этого года он зачитывал выдержки из нее артистам MX AT на репетиции спектакля "Страх" (см. К. С. Станиславский, Статьи, речи, беседы, письма, "Искусство", М., 1953, стр. 514).

Первая часть главы "Перспектива артиста и роли" (кончая словами "умолчать до поры до времени") представляет собой окончание рукописи "Речь и ее законы" (No 401). Очевидно, Станиславский был намерен установить между этими двумя главами прямую сюжетную связь. В черновике рукописи "Речь и ее законы" (No 399) против текста, перенесенного нами в начало главы "Перспектива", имеется пометка Станиславского: "Про перспективу -- рано, дальше целая глава". На основании этой заметки и самого содержания окончание, рукописи "Речь и ее законы" перенесено в начало новой главы -- "Перспектива артиста и роли".

Основная часть текста главы от слов "На днях я был в..... театре"

и до конца главы печатается по рукописи "Перспектива артиста и роли" (No 422). Судя по пометкам "СД" на каждой странице рукописи, текст ее первоначально предназначался Станиславским для главы "Сквозное действие и сверхзадача", но впоследствии был выделен им как материал для главы "Перспектива артиста и роли".

¹ Здесь нами опускается фраза, повторяющая дословно текст заключительной части раздела "Речь и ее законы".

² В квадратные скобки заключены слова выдающегося итальянского трагического актера Томазо Сальвини (1829--1916), на которые часто ссылался Станиславский. В рукописи здесь оставлено место для цитаты (см. Т. Сальвини, Несколько мыслей о сценическом искусстве, журн. "Артист", М., 1891, No 14, стр. 60).

³ На полях рукописи против этих слов пометка Станиславского: "еще не говорил" (No 401).

⁴ Текст, заключенный в квадратные скобки, введен нами из рукописи "Перспектива" (No 408), представляющей собой один из вариантов публикуемой главы.

V. ТЕМПО-РИТМ

Печатается по машинописному тексту с исправлениями и пометками, сделанными рукой Станиславского (No 438). На заглавном листе рукописи имеется надпись: "Ницца, май, 1934" и приписка Станиславского: "Перечитывал 1937, март (после Барвихи)". Среди ряда подготовительных материалов и рукописей по вопросам темпо-ритма данная рукопись является позднейшей по времени и наиболее полной, но, судя по пометкам на полях рукописи, Станиславский не считал работу над этой главой завершенной.

¹ Против этого текста Станиславским записано: "Вся глава показалась путанной".

² На полях рукописи имеется запись Станиславского: "Это упражнение начинается и ничем не кончается. Кончить его или перенести дальше".

³ Запись Станиславского на полях рукописи: "два разных упражнения".

⁴ На полях рукописи имеется пометка Станиславского: "они могут проделывать это -- беспредметно".

⁵ Запись Станиславского на полях рукописи: "не рано ли об образе?"

⁶ Фраза недописана. На полях имеется запись Станиславского: "сказать, что такие соединения разных ритмов нужны в народных сценах".

⁷ Запись Станиславского на полях рукописи: "этот и предыдущий -- разные предметы".

В самом деле, пример с Гамлетом, преодолевающим сомнения, плохо связывается с дальнейшим примером (пьяный аптекарь), представляющим собой упражнение на механическое сочетание двух разных ритмов.

⁸ На полях рукописи имеется запись Станиславского: "Вельяминова не сделает. Не Малолеткова ли?"

⁹ На полях рукописи имеется запись Станиславского: "сказать, что это выдавание себя хорошо для сцены".

¹⁰ Против этого абзаца на полях рукописи запись Станиславского: "Лишнее. Дальше повторение того же, то есть необходимости понижать ритм". Однако при редактировании рукописи этот абзац сохранен, так как без него пропадает смысловая связь с последующим текстом.

¹¹ Повидимому, Станиславский говорит здесь о постановке сцены бала у Лариных в опере "Евгений Онегин" Чайковского в Оперной студии Большого театра (1922). Постановку этой картины он относил к числу своих лучших режиссерских достижений в области массовых сцен.

¹² Этот аппарат был изготовлен в мастерских МХАТ по заданию Станиславского, который проделывал с группой ассистентов Оперно-драмаической студии в 1935--1936 годах упражнения, подобные описанным ниже. Упражнения с мигающим метрономом были также включены им в инсценировку программы студии (см. стр. 421 настоящего тома).

¹³ На полях имеется пометка Станиславского: "непонятно".

¹⁴ Под этим текстом приписка Станиславского: "...досказать, какие упражнения нужно делать перед спектаклем".

¹⁵ Станиславский отмечает на полях: "Сделать более удачный переход к речи". Первоначально темпо-ритм речи рассматривался им как часть главы "Речь" или как самостоятельная глава. В последнем, публикуемом нами варианте темпо-ритм действия и темпо-ритм речи были соединены Станиславским в одну главу "Темпо-ритм".

¹⁶ Люфт-пауза -- воздушная пауза, кратчайший перерыв в звуке, на котором добирается дыхание при пении или в речи.

¹⁷ В кавычки заключен текст из "Ревизора" Гоголя (действие первое, явление второе).

¹⁸ Здесь и далее в ритмическом разборе начальной фразы из "Ревизора" внесены исправления на основании первой редакции того же текста ("Темпо-ритм речи", No 429, стр. 24--26), где точнее цитируется текст Гоголя.

¹⁹ Станиславский вспоминает исполнение Т. Сальвики монолога из второго акта пьесы П. Джакометти "La morte civile" ("Гражданская смерть"), которая была переведена на русский язык А. Н. Островским и названа им "Семья преступника".

²⁰ Начальные строки стихотворения "Лесной царь" Гёте. В переводе В. А. Жуковского:

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?

Ездок запоздалый, с ним сын молодой...

²¹ На полях пометка Станиславского: "Какая игра под музыку?" Музыкальные упражнения и этюды, к которым Станиславский постоянно обращался в своей педагогической практике, к сожалению, не получили в главе "Темпо-ритм" достаточного освещения.

²² Артур Никиш (1855--1922) -- выдающийся венгерский дирижер. Гастролировал в России. О дирижерском искусстве Никита Станиславский говорит подробнее в главе "Выдержка и законченность".

VI. ЛОГИКА И ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ

В архиве Станиславского сохранились три взаимосвязанные по содержанию рукописи, представляющие собой наброски главы "Логика и последовательность".

Первая из них -- черновая рукопись, озаглавленная Станиславским "Логика и последовательность", была отложена им для летней работы в 1938 году вместе с другими материалами третьего тома (No 445). Большая часть листов рукописи, соединенных в одну тетрадь, не имеет нумерации и. представляет собой разрозненные фрагменты текста задуманной главы. Текст рукописи печатается впервые, в выдержках, чтобы не дублировать мыслей, изложенных Станиславским более обстоятельно и развернуто в следующей публикуемой рукописи.

Вторая рукопись -- машинописный текст с исправлениями Станиславского (No 447) -- озаглавлена им "Логика чувств" и имеет дату на титульном листе "Ноябрь 1937 г.". Так же как и в первой рукописи, текст не представляет собой последовательного изложения. В нем также имеются повторы, устраненные нами в публикации. Печатается впервые.

Третья рукопись, посвященная также логике чувств, является составной частью тетради, озаглавленной "Остальные элементы" (логика и последовательность, по первоначальному замыслу Станиславского, должны были войти в число "остальных элементов"). Ввиду того, что в третьей рукописи (No 489) разработан пример, отсутствующий во второй рукописи (No 447), где есть разрыв в тексте, предполагающий вставку, мы вводим полностью рукопись No 489 в текст второй рукописи -- No 447. При этом мы исходим из предположения, что третья рукопись написана Станиславским как прямое добавление ко второй.

Текст рукописи No 489 был опубликован впервые в книге "Работа над собой в творческом процессе воплощения", в главе "Схема пройденного" (изд. 1948 г., стр. 279--282).

Первая и вторая рукописи печатаются последовательно одна за другой. Третья рукопись, введенная нами в текст второй, заключена в квадратные скобки.

В перечне глав книги "Работа актера над собой", относящемся к 1935 году, глава "Логика и последовательность" не обозначена, так как она была написана Станиславским позже. Станиславский придавал этим элементам "системы" первостепенное значение (особенно в заключительный период своей деятельности).

¹ Дальнейший текст не имеет начала, так как верх страницы в рукописи отрезан. Предполагаемый текст заключен нами в квадратные скобки.

² См. Собр. соч., т. 2, стр. 175--176.

³ Здесь на полях рукописи имеется пометка Станиславского: "объяснить", и поставлен знак вопроса.

⁴ Далее в рукописи следует текст, использованный Станиславским в книге "Работа актера над собой", часть первая (Собр. соч., т. 2, стр. 294--295).

Этот текст, не имеющий связи с предыдущим изложением, опускается. В рукописи No 446 в этом месте есть отметка Станиславского, указывающая на то, что материал уже использован.

VII. ХАРАКТЕРНОСТЬ

Печатается по машинописному тексту, в который Станиславским внесены исправления и сделаны отметки, свидетельствующие о том, что он предполагал дорабатывать рукопись (No 251). На заглавном листе этой наиболее отработанной Станиславским рукописи о характерности помечено: "1933 г., весна", и поставлена цифра XV, что соответствует порядковому номеру главы "Характерность" в плане, составленном весной 1933 года (No 68), и другим планам расположения глав (No 73/1 и 663).

Сохранился и другой машинописный текст главы "Характерность", в который Станиславским также внесены некоторые исправления (No 485). При подготовке текста главы в отдельных спорных случаях принималась во внимание и эта вторая рукопись, на заглавном листе которой Станиславским поставлена цифра XX, что соответствует порядковому номеру главы "Характерность" в плане 1935 года.

¹ Работа Станиславского над ролью доктора Штокмана в одноименной пьесе Г. Ибсена описана им в книге "Моя жизнь в искусстве" (Собр. соч., т. 1, стр. 247).

² Здесь имеется пропуск в тексте и пометка Станиславского, определяющая содержание недописанной им мысли: "внешнее действует на внутреннее" (No 485).

В архиве Станиславского сохранился текст, являющийся интересным дополнением к вопросу о характерности и представляющий собой как бы продолжение этюда с англичанином.

Приводим этот текст (No 253, стр. 257--258):

"Сегодня при входе Торцова в класс нам бросились в глаза его необычайные походка, манеры, лицо. Он как-то странно с нами поздоровался, точно с незнакомыми, пристально на нас смотрел. Не то Аркадий Николаевич сердился, не то с ним произошло что-то недоброе?!

Наконец, он обратился к Малолетковой и стал спрашивать ее о какой-то "форме", потом говорил о "карнизе"(?), о тяготении предметов к земле, а людей -- друг к другу. Он говорил еще о "гиперболе" и называл ее лупой слова. Подобно тому как гипербола преувеличивает слово, лупа увеличивает предметы. Речь Торцова была путанна. Ни Малолеткова, ни мы ничего не понимали...

Не получив ответа от Малолетковой, Аркадий Николаевич обратился к Шустову, к Говоркову, к Веселовскому, ко мне.

Серьезность и деловитость его тона, напряженность его внимания, внутренняя устремленность его на нас свидетельствовали о том, что дело, о котором шла речь, было для него весьма важно. Все заставляло нас верить в серьезность обращения к нам Аркадия Николаевича. С тем большим усилием мы старались вникнуть в сущность того, что он нам говорил; с тем большим вниманием мы старались разобрать смысл его слов, тем пытливее мы ощупывали его душу, тем старательнее применялись, приглядывались и прицеливались к нему и влучали в себя излучения его воли.

Вдруг Торцов резко изменился, он сбросил с себя надетую маску, принятую личину, то есть снова сделался самим собой.

-- Не напомнила ли вам чем-нибудь только что происшедшая между нами сцена вашу знаменитую встречу с подлинным англичанином? -- спросил нас Торцов.

-- Действительно, я подумал о ней,-- признался я.

-- В чем же вы нашли сходство? -- допрашивал меня дальше Аркадий Николаевич.

-- Очевидно, в недоразумении, во взаимном непонимании,-- анализировал я свои ощущения.

-- Какая сцена, по-вашему, больше отражает встречу с подлинным англичанином: та ли, которая произошла между нами сейчас, или этюд с Вьюнцовым -- Бирмингамом на последнем уроке? -- продолжал допытываться Аркадий Николаевич.

Я нашел, что в сегодняшней сцене с ее недоразумением и приспособлениями было больше сходных элементов с оригиналом, то есть с той б_ы_л_ь_ю, которую мы пережили несколько дней назад, при знакомстве с чудаком англичанином.

-- Значит,-- подхватил Торцов,-- дело не в точной копии, не в фотографировании оригинала, а в чем-то другом. В чем же? В передаче самой внутренней изюминки повторяемого, а не только внешних сходных обстоятельств. Вот ее-то, эту изюминку, вам и следовало создать в первую очередь при повторении этюда встречи Бирмингама. Совершенно так же, как вы сегодня, сейчас относились ко мне, вам бы следовало приспособляться к Бирмингему -- Вьюнцову в этюде встречи, на последнем уроке. Я заставил вас сегодня, помимо вашей воли, применяться ко мне, прицеливаться и испытать те знакомые вам чувствования, которые вы не смогли вызвать в себе по отношению к Бирмингаму, на последнем уроке. А между тем я не ломался, как Вьюнцов, не корчил из себя иностранца. Да и не в этом суть, а в самом недоразумении, которое мне удалось создать сегодня.

Подобно тому как в катастрофе на Воздвиженке весь смысл был в т_р_а_г_и_ч_е_с_к_о_й н_е_о_ж_и_д_а_н_н_о_с_т_и, н_е_о_т_в_р_а_т_и_м_о_с_т_и с_м_е_р_т_и,-- сущность сцены встречи англичанина в комическом недоразумении. Его-то в первую очередь и надо было передать".

³ Тит Титыч Брусков -- персонаж из комедий А. Н. Островского "В чужом пиру похмелье" и "Тяжелые дни".

⁴ Против этого текста на полях рукописи Станиславским написано: "Большая разница искать в себе и выбирать из себя аналогичные с ролью чувствования [или] оставлять себя таким, как есть, и изменять роль, подделывая ее под себя".

⁵ Далее в рукописи следует текст, помещенный в конце главы, начиная со слов: "Сегодня Аркадий Николаевич продолжал критику "маскарада". Перемена местами двух заключительных подразделов главы "Характерность" вызвана соответствующими указаниями Станиславского, сделанными им на полях рукописи (No 485). После слов "Нехарактерных ролей не существует" имеется приписка Станиславского: "Этим окончить главу". Перед словами "Торцов вошел сегодня в "малолетковскую квартиру" вместе с Вьюнцовым" сделаны следующие записи: "Кончить главу Критиканом", "Связать с маскарадом".

⁶ В заключительном пункте плана главы "Характерность" (No 485) говорится: "Д_о_б_а_в_и_т_ь: говорили о ролях, которые сами создавали, а как быть, когда не вы сами их создаете, а они вам заказаны автором?

Пока могу сказать об этом лишь в самых общих чертах.

Подробнее узнаете при изучении работы над ролью".

Кроме того, в архиве Станиславского сохранился рукописный листок (No 467), который, повидимому, должен был послужить материалом при дальнейшей доработке главы. Приводим эту запись полностью.

"Одни актеры, как известно, создают себе в воображении предлагаемые обстоятельства и доводят их до мельчайших подробностей. Они видят мысленно все то, что происходит в их воображаемой жизни.

Но есть и другие творческие типы актеров, которые видят не то, что вне их, не обстановку и предлагаемые обстоятельства, а тот образ, который они изображают, в соответствующей обстановке и предлагаемых обстоятельствах. Они видят его вне себя, смотрят на него и внешне копируют то, что делает воображаемый образ.

Но бывают актеры, для которых созданный ими воображаемый образ становится их aller ego, их двойником, их вторым "я". Он неустанно живет с ними, они [с ним] не расстаются. Актер постоянно смотрит на него, но не для того, чтобы внешне копировать, а потому, что находится под его гипнозом, властью и действует так или иначе потому, что живет одной жизнью с образом, созданным вне себя. Некоторые артисты относятся мистически к такому творческому состоянию и готовы видеть в создаваемом якобы вне себя образе подобие своего эфирного или астрального тела.

Если копирование внешнего, вне себя созданного образа является простой имитацией, передразниванием, представлением, то общая, взаимно и тесно связанная жизнь актера с образом представляет собой особый вид процесса переживания, свойственный некоторым творческим артистическим индивидуальностям..." (Текст обрывается.)

VIII. ВЫДЕРЖКА И ЗАКОНЧЕННОСТЬ

В этом разделе печатаются последовательно:

а) Машинописный текст, озаглавленный "Выдержка и законченность", с исправлениями, внесенными Станиславским. Текст объединен в одной тетради с другими материалами. Тетрадь озаглавлена "Остальные элементы" (No 489).

б) Заключительная часть главы (начиная со слов "Теперь я вас спрошу"), написанная чернилами на отдельных листах, соединенных в виде блокнота (No 463, со стр. 6). Весь текст, написанный в блокноте, представляет собой дополнительный материал или варианты текста основной рукописи "Выдержка и законченность".

В литературном архиве Станиславского хранится и первоначальная рукопись главы (No 488/1), на которой имеются пометки Станиславского, помогающие установить последовательность текста рукописи, что и учтено при подготовке текста к печати.

Заголовок "Остальные элементы" и цифра XII на заглавном листе тетради свидетельствуют о том, что он первоначально рассматривал "Остальные элементы" как двенадцатую главу первой части "Работы актера над собой"; это подтверждается и планом 1935 года (No 274). Но в процессе работы над книгой Станиславский отказался от своего намерения, использовав лишь малую часть рукописи "Остальные элементы" в XI главе первой части "Работы актера над собой". Причину подобного решения Станиславский объясняет так: "Могу ли я теперь говорить о выдержке, когда у нас нет еще ни пьесы, ни роли, которые потребовали бы такой выдержки при сценической передаче? Могу ли я говорить сейчас о законченности, когда нам нечего заканчивать?

Со временем, когда само дело подведет нас ко всем недосказанным вопросам, мы сначала практически испытаем и почувствуем, а потом и теоретически познаем каждый из пропущенных пока элементов" (т. 2, стр. 455--456).

Место главы "Выдержка и законченность" во второй части "Работы актера над собой" определено самим Станиславским в плане 1935 года. "Выдержка и законченность" фигурирует в этом плане как самостоятельная глава и стоит на последнем месте среди элементов самочувствия актера.

¹ Здесь на полях рукописи пометка Станиславского: "Искусство представления". Повидимому, он выражает опасение, что читатель может сделать ошибочный вывод, будто бы подлинность переживания не должна иметь места в искусстве актера. Но если искусство представления в лице своих крупнейших теоретиков Дидро и Коклена-старшего отрицает процесс переживания в момент сценической игры, то Станиславский, как и Т. Саль-вини, говорил лишь о контроле над своими эмоциями в момент творчества, утверждая при этом необходимость переживания. Актер, придя на сцену, должен, по мнению Станиславского, рассказать зрителям о пережитом "своим собственным чувством". Значит, речь здесь идет не об отрицании подлинного, искреннего переживания актера на сцене, а лишь о художественном отборе типических черт в отсеве случайных, натуралистических подробностей. Такое требование является непременным условием создания полноценного реалистического образа.

² После этого текста в рукописи страница осталась недописанной. Сбоку, на полях рукописи, имеется надпись Станиславского: "О безжестии". Повидимому, дальше должен был следовать текст о безжестии, написанный Станиславским на пяти листах, подшитых в начале тетради "Остальные элементы".

На этом основании дополнительный текст, начиная со слов: "Представьте себе белый лист бумаги..." до слов: "Если слишком часто повторять одни и те же характерные жесты, то они скоро потеряют силу и надоедят" -- включен в состав главы и печатается ниже.

³ В подлиннике здесь пропущены слова Брюллова, воспроизведенные в квадратных скобках на основании записи в блокноте (No 463). Этот рассказ о Брюллове встречается в мемуарной и критической литературе в различных вариантах. Так, например, Л. Н. Толстой приводит слова Брюллова в следующей редакции: "Искусство начинается там, где начинается чуть-чуть" (Л. Н. Толстой, Поли. собр. соч., т. 30, М., 1951, стр. 127).

⁴ На полях рукописи запись Станиславского: "Пример Рахманинова на капустнике". В блокноте (No 463) имеется текст, разъясняющий эту запись: "Мне вспоминается дирижер с "палочкой-махалочкой" на одном шуточном вечере или так называемом "кабарэ". Он очень добросовестно отмахивал все номера. Один из этих номеров удостоился настолько большого успеха,, что присутствующая публика, заметившая в числе зрителей С. В. Рахманинова, стала просить его самого продирижировать оркестром для аккомпанемента полюбившегося номера.

Гений любезно согласился и без репетиции, не зная толком мелодии того, что ему пришлось экспромтом дирижировать, провел номер и, сам не сознавая, дал в нем свое замечательное "чуть", и обычный кафешантанный номер превратил в музыкальное произведение.

У нас на сцене есть много артистов, которые отмахивают одним махом целые роли и целые пьесы, не заботясь о необходимом "чуть", дающем законченность".

В блокноте этот текст перечеркнут Станиславским, что не позволяет включить его в состав главы. Повидимому, он должен был подвергнуться переработке.

⁵ Эта страница рукописи осталась недописанной. Приводим заключительный абзац об исполнительском искусстве Никиша, повидимому, пропущенный машинисткой при перепечатке рукописи (No 488/1) или вложенный Станиславским в рукопись уже после ее перепечатки:

"Если вы поняли из моих слов, что такое Никиш,-- вы узнали, что такое речь в устах великого артиста сцены или чтеца. И у него такое же великолепное lento, как у Никиша. Такая же густота и piano звука, такая же бесконечность, такая же неторопливость и договаривание слов до самого конца с совершенной четкостью, со всеми восьмыми, с точками, со всеми математическими равными триолями, а также с выдержкой, смакованием и без малейшей лишней затяжки [или] торопливости. Вот что такое выдержка и законченность".

⁶ Здесь нами опущена недописанная в рукописи фраза.

⁷ Дальнейший текст, имеющий самостоятельное заглавие "Томазо Сальвини-старший", частично совпадает с описанием игры Сальвини в роли Отелло, которое Станиславский предполагал включить в "Мою жизнь в искусстве" (см. приложения к первому тому Собрания сочинений).

⁸ В конце тетради "Остальные элементы" находится вариант начала главы "Выдержка и законченность", который не может быть включен в основной текст главы ввиду возникающих многочисленных текстовых повторов и отсутствия на этот счет точных указаний автора. Поэтому приводим его здесь как вариант, в котором уже знакомый читателю материал излагается в другой форме:

".......... 19.. г.

Сегодня урок был не простой, а с плакатом, на котором значилось "Выдержка и законченность".

Аркадий Николаевич заставил нас прежде всего повторить этюд с сумасшедшим. Ученики были в восторге, так как соскучились по игре, и старались изо всех сил. Торцов хоть и похвалил нас, но без энтузиазма, сдержанно. Казалось, что он чем-то неудовлетворен. И действительно, Аркадий Николаевич ждал от нас большей выдержки и законченности в исполнении. Мы оправдывались тем, что давно не играли этюда и забыли его. Но при повторении результат оказался тот же.

-- В чем же дело и чего от нас требуют? -- старались мы понять.

По своему обыкновению, Торцов ответил нам на вопрос образным примером. Он говорил:

-- Представьте себе, что вам приходится делать карандашный рисунок на испачканной и замаранной бумаге. Если не стереть всех лишних черточек и пятен, то они будут сливаться с самим рисунком и испортят его. Нужна чистая бумага, и потому, прежде чем начать работу, необходимо уничтожить все лишние черточки и пятна на листе, [все,] что пачкает бумагу.

Совершенно то же должен сделать и актер на сцене. Лишними черточками, которые портят рисунок, являются в нашем деле Мелкие, ненужные роли наши собственные движения, которые пестрят и засоряют игру. Часто случается, что актер с хорошей мимикой не дает возможности зрителям разглядеть лица, так как все время закрывает его мелкими жестами рук. В других случаях актеры с хорошей пластикой мельчат и портят ее лишними своими собственными движениями, не относящимися к изображаемому лицу. Откуда они приходят к нам? Чаще всего ненужные на сцене движения -- механические, непроизвольные. Они против желания актера сами приходят в трудные моменты игры. Нелегко воплощать несуществующее чувство с помощью внешней "актерской эмоции". Наподобие "услужливых глупцов", руки и другие части тела пытаются помогать нам в этой трудной и непосильной работе.

Этим грешат многие из вас и больше всех Вьюнцов".

⁹ Приводим вариант этого заключительного текста из блокнота (No 463):

"Установим, что вы называете вдохновением. То ли, о чем приторно и сладко пишут в плохих романах, или какое-то более крепкое и менее истеричное состояние.

При рассмотрении чувства правды я говорил вам уже об этом и приводил в пример проделанную со мной шутку с операцией. Она иллюстрировала вам то состояние артиста на сцене, при котором легче всего создается "вдохновение". Говоря о правильном внутреннем самочувствии, я старался снова намекнуть вам, как око ощущается артистом.

Теперь, при в_ы_д_е_р_ж_к_е и з_а_к_о_н_ч_е_н_н_о_с_т_и, повторяется то же, и вы опять создаете неправильное представление об его ощущении в себе самом.

Вы принимаете за вдохновение лишь моменты крайнего экстаза. Не отрицая их, я настаиваю на том, что виды вдохновения многообразны. И спокойное проникновение вглубь может быть вдохновением. И легкая свободная игра со своим чувством тоже может стать вдохновенной. И мрачное, тяжелое осознание тайны бытия тоже может быть вдохновением.

Могу ли я перечесть все виды его, раз что его происхождение таится в подсознании и недоступно человеческому разуму?

Мы можем говорить лишь о том состоянии артиста, которое является хорошей почвой для вдохновения. Вот для такого состояния в_ы_д_е_р_ж_к_а и з_а_к_о_н_ч_е_н_н_о_с_т_ь в творчестве имеют значение. Это важно понять и полюбить новые элементы не как прямые проводники к вдохновению, а лишь как один из подготовительных [моментов] для его развития.

И нам необходимы такие "чуть", чтобы з_а_к_о_н_ч_и_т_ь отдельные части и целые роли. Без них они не заблестят.

Как много созданий, лишенных этого "чуть", мы видим на сцене. Все хорошо, все сделано, но чего-то самого важного нехватает. Придет талантливый режиссер, скажет одно только слово, актер загорится, а роль его засияет всеми красками душевной палитры".

Дата добавления: 2015-06-04