Отдел второй история проблемы 3 страница

Вместо того, чтобы справиться таким путем с вульгарным экономистом, Сисмонди внезапно поддается этическим, патетическим и социальным порывам. Он восклицает: «Кто предъявит спрос, кто будет потреблять: городские и сельские господа, или же их рабочие? В его (Мака) новом допущении мы имеем избыток продуктов, прибыль с труда. Кому это достается»? И он сам отвечает следующей тирадой:

«Мы знаем – и этому достаточно учит нас история торговли, – что не рабочий извлекает пользу от умножения продуктов труда: его заработная плата не увеличивается. Сам Рикардо однажды сказал, что этого не должно быть, если мы не хотим, чтобы рост общественного богатства прекратился. Но суровый опыт напротив того учит нас, что заработная плата почти всегда уменьшается по отношению к росту общественного богатства. В чем же в таком случае состоит влияние прироста богатств на общественное благо? Наш автор принимает, что существует тысяча фермеров, которые наслаждаются, в то время как сто тысяч сельских рабочих трудятся, и тысяча фабрикантов, которые обогащаются, в то время как сто тысяч рабочих подчиняются их команде. Счастье, которое может получиться от увеличения легкомысленным наслаждением роскошью, выпадает таким образом на долю лишь одной сотой части нации. Но окажется ли эта сотая часть нации, призванная к тому, чтобы потребить весь избыток продукта рабочего класса, способной на это, если производство будет безостановочно расти благодаря прогрессу машин и капиталов?

По допущению нашего автора, фермер или фабриканты при всяком удвоении национального продукта должны увеличить свое потребление в сто раз; и если национальное богатство благодаря изобретению такого множества машин теперь в сто раз больше, чем в то время, когда оно покрывало лишь издержки производства, то каждый предприниматель должен потреблять теперь такое количество продуктов, которого хватило бы для содержания десяти тысяч рабочих». И здесь Сисмонди опять думает, что он подошел к проблеме происхождения кризисов: «Допустим, что богач на самом деле может потребить изготовленные десятью тысячами рабочих продукты, в том числе ленты, кружева и шелковые товары, на происхождение которых указал нам наш автор. Но отдельный человек не оказался бы в силах потребить в такой же пропорции продукты сельского хозяйства. Вина, сахара и пряностей, которые у Рикардо появляются в процессе обмена (Сисмонди, узнавши лишь впоследствии, кто такой был аноним из «Edinburg Reveiw», вначале очевидно подозревал, что статья написана Рикардо), было бы слишком много для стола отдельного человека. Они окажутся непроданными или, иначе говоря, нельзя будет больше сохранить пропорцию между продуктами сельского хозяйства и фабрик, ту пропорцию, которая выступает в виде основы всей его системы».

Мы видим таким образом, что Сисмонди попадается на удочку Мак Куллоху: вместо того, чтобы отвергнуть ответ на вопрос о накоплении, ответ, который заключается в ссылке на производство предметов роскоши, он, не замечая того, что его противник перешел в другую область, сам следует за ним и находит здесь лишь два соображения против Мак Куллоха. Раз Сисмонди делает Мак Куллоху нравственный упрек в том, что он отдает прибавочную стоимость не трудящимся, а капиталистам, и сбивается таким образом на полемику против распределения при капиталистическом способе хозяйства. В другой раз он неожиданно возвращается с этой боковой тропы на путь, ведущий к первоначальной проблеме, которую он теперь ставит уже так: капиталисты, стало быть, потребляют всю прибавочную стоимость в предметах роскоши. Прекрасно! Но разве человек в состоянии столь быстро и столь безгранично расширять свое потребление, как прогресс производительности труда увеличивает прибавочный продукт? Сисмонди следовательно бросает здесь на произвол судьбы свою собственную проблему и вместо того, чтобы видеть трудность капиталистического накопления в отсутствии потребителя вне рядов рабочих и капиталистов, он находит теперь затруднение простого воспроизводства в физической ограниченности потребительной способности самих капиталистов. Так как потребительная способность капиталистов по отношению к предметам роскоши не может поспевать за производительностью труда, т. е. за ростом прибавочной стоимости, то результатом этого должны быть перепроизводство и кризисы.

Мы уже раз находили у Сисмонди в его «Nouveaux Principes» этот ход мыслей, и мы имеем здесь доказательство, что ему самому его проблема была не всегда достаточно ясна. И это неудивительно. Понять проблему накопления с полной ясностью можно, только справившись с проблемой простого воспроизводства. А насколько Сисмонди еще путался в проблеме простого воспроизводства, мы уже видели.

Несмотря на все это Сисмонди отнюдь не оказался слабейшим в этом первом бою, где он скрестил оружие с эпигонами классической школы. Напротив того, он в конце концов победил своего противника. Если Сисмонди неправильно судил об элементарнейших основах общественного производства и если он совсем в духе смитовского догмата пренебрегал постоянным капиталом, то он в этом стоял во всяком случае не ниже своего противника: для Мак Куллоха постоянного капитала тоже не существует, его фермеры и фабриканты «авансируют» лишь продовольствие и одежду для своих рабочих, и весь общественный продукт состоит лишь из продовольствия и одежды. Если и Сисмонди и Мак Куллох находятся в одинаковом положении по отношению к этой элементарной ошибке, то Сисмонди стоит бесконечно выше Мак Куллоха в понимании противоречий капиталистического способа производства. На скептицизм Сисмонди по отношению к возможности реализации прибавочной стоимости рикардианец в конце концов так и не дал ответа. Сисмонди превосходит своего противника и тогда, когда он сытому и довольному стороннику гармонии и апологету, для которого «нет никакого избытка производства над спросом, никакого сужения рынка и никаких страданий», бросает в лицо крики отчаяния ноттингемских пролетариев, когда он доказывает, что введение машин неизбежно создает «избыточное население», и в особенности, когда он выдвигает всеобщие тенденции капиталистического Мирового рынка с его противоречиями. Мак Куллох решительно оспаривает возможность всеобщего перепроизводства, а против всякого частичного перепроизводства у него есть в кармане испытанное средство.

«Можно, – говорит он, – возразить, что сокращение рынка и заминки, которые создает беспорядочная торговля, необъяснимы, если принять основное положение, по которому спрос постоянно растет по отношению к производству. Мы совершенно спокойно отвечаем: сужение рынка является результатом увеличения количества особого класса товаров, которым не противостоит соответствующее увеличение других товаров, кои могли бы быть на них обменены. В то время как тысяча фермеров и тысяча фабрикантов обмениваются своими продуктами и создают друг для друга рынок, тысяча новых капиталистов, которые присоединяются к обществу и из которых каждый дает работу в сельском хозяйстве ста рабочим, несомненно могут вызвать непосредственное сужение рынка для сельскохозяйственных продуктов, потому что тут не имело места одновременное расширение производства мануфактурных товаров, на которые они должны быть куплены. Но если половина этих новых капиталистов сделается фабрикантами, то они будут производить мануфактурные товары в количестве, достаточном для покупки валового продукта другой половины капиталистов. Равновесие опять восстановлено, и 1 500 фермеров обмениваются своими продуктами с 1 500 фабрикантами с той же легкостью, с какой тысяча фермеров и тысяча фабрикантов обменивались раньше своими продуктами». На эти фокусы, которые «совершенно спокойно» попадают пальцем в небо, Сисмонди отвечает указанием на действительные изменения и перевороты на мировом рынке, которые произошли перед его глазами.

«...Дикие страны культивированы, и политические перевороты,

изменение системы финансов и мир сразу привлекли в гавани старых сельскохозяйственных стран суда, груз которых равнялся всей их жатве. Огромные провинции, которые Россия недавно цивилизовала на берегу Черного моря, Египет, который пережил смену правительства, Берберия, которой был воспрещен морской грабеж, вдруг опорожнили амбары Одессы, Александрии и Туниса, отправив их запасы в итальянские гавани; эти страны вызвали такой избыток хлеба, что деятельность фермеров вдоль всех морских берегов стала убыточной. Остальная Европа не гарантирована от подобного переворота, вызванного необыкновенным расширением площади новых земель, которые на берегах Миссисипи сразу были отведены под культурные растения и вывозят все свои продукты. Даже влияние Новой Гвинеи может в один прекрасный день оказаться гибельным для английской промышленности, если не по отношению к средствам потребления, перевозка которых слишком дорога, то по отношению к шерсти и другим сельскохозяйственным продуктам, перевозка которых менее затруднительна». Какой же совет дал Мак Куллох в связи с этим аграрным кризисом в Южной Европе? Половина новых сельских хозяев должна стать фабрикантами! На это Сисмонди отвечает: «всерьез такой совет можно дать только крымским татарам и египетским феллахам», и далее он прибавляет: «Еще не наступил момент, чтобы устраивать новые фабрики в заокеанских странах или в Новой Голландии». Мы видим, что Сисмонди совершенно ясно сознавал, что индустриализация заокеанских стран является лишь вопросом времени. Но Сисмонди прекрасно сознавал и то, что и расширение мирового рынка должно принести с собой не разрешение затруднения, а лишь воспроизводство этого затруднения в расширенном масштабе – еще более грандиозные кризисы. Он наперед указал на еще большее обострение конкуренции и анархию производства как на оборотную сторону конкуренции капитализма ищущего для себя выхода в экспансии. Он затрагивает даже основную причину кризисов, когда он в одном месте отчетливо формулирует тенденцию капиталистического производства выходить за всякие пределы рынка: «часто возвещали о том, – говорит он в конце своей реплики против Мак Куллоха, – что равновесие опять восстановится и работа опять начнется, но стоило лишь появиться спросу, как в результате этого всякий раз развивалось движение, которое выходило далеко за действительные потребности торговли, и за этим новым оживлением следовало еще более мучительное сужение рынка».

На такого рода глубокое проникновение анализа Сисмонди в действительные противоречия движения капитала вульгаризатор с лондонской кафедры с его болтовней о гармонии и с его кадрилью между тысячей фермеров, украшенных лентами, и тысячей фабрикантов, утопающих в вине, ничего не мог возразить.

Глава двенадцатая
РИКАРДО ПРОТИВ СИСМОНДИ

Для Рикардо вопрос очевидно не был исчерпан ответом Мак Куллоха на теоретические возражения Сисмонди. В отличие от дельца

и шотландского шарлатана, как называет его Маркс, Рикардо искал истины и держал себя с подлинной скромностью великого мыслителя¹. Что полемика Сисмонди против Рикардо и его «ученика» произвела глубокое впечатление на Рикардо, доказывает тот факт, что он изменил свою позицию в вопросе о влиянии машин. Именно здесь следует воздать должное Сисмонди: он первый показал классическому учению о гармонии обратную сторону медали. В книге IV своих «Nouveaux Principes», в главе седьмой «О разделении труда и о машинах», и в книге VII, в главе седьмой, носящей характерное заглавие: «Машины создают избыточное население», Сисмонди нападает на учение Рикардо, распространенное апологетами, которое заключается в том, что машины всегда создают такой же или даже больший спрос на рабочую силу, чем то количество живого труда, которое они вытеснили. Против этой так называемой теории компенсации Сисмонди выступил чрезвычайно резко. Его «Nouveaux Principes» появились в 1819 г., через два года после появления главного труда Рикардо. В третье издание своих «Principes», появившееся в 1821 г., т. е. уже после полемики между Мак Куллохом и Сисмонди, Рикардо вводит новую главу (XXXI), где он откровенно сознает свою ошибку и заявляет совсем в духе Сисмонди, что «мнение, разделяемое рабочим классом, что употребление машин часто наносит большой ущерб их интересам, не основано на предрассудке и заблуждении, а соответствует правильным принципам политической экономии»². Так же как и Сисмонди, он при этом считает себя вынужденным избавить себя от подозрения, что он осуждает технический прогресс, и он спасает себя от этого, – правда, менее решительно, чем Сисмонди, – оговоркой, что зло, приносимое машинами, сказывается лишь постепенно: «Чтобы выяснить основное положение, я предположил, что усовершенствованные машины были внезапно изобретены и применены в широких размерах. В действительности же такие изобретения делаются постепенно и скорее действуют таким образом, что они изменяют употребление капитала, который сберегается и накопляется, а не отвлекают капитал от его постоянного употребления»³.

Но и проблема кризисов и накопления не давала покоя Рикардо. В последний год своей жизни, в 1823 г., он остался на несколько дней в Женеве, чтобы лично вместе с Сисмонди обсудить этот вопрос. В результате этой беседы, в мае 1824 г., в «Revue Encyciopedique» появилась статья Сисмонди под заглавием: «Sur la ba­lan­ce des con­som­ma­tions avec la production»⁴.

¹ Характерно, что Рикардо, избранный в 1819 г. в парламент и пользовавшийся уже тогда величайшим уважением благодаря своим экономическим сочинениям, писал своему другу: «Вы, вероятно, знаете, что я заседаю в палате общин. Боюсь, что пользы от меня там будет немного. Я два раза пытался выступать, но говорил с величайшим волнением, и я сомневаюсь, удастся ли мне когда-нибудь преодолеть страх, который схватывает меня, когда я слышу тембр своего голоса». Подобного рода «волнения» были совершенно чужды болтуну Куллоху.

² Ср. Д. Рикардо, Начало политической экономии и пр. Перевод под ред. Н. Рязанова. Москва, 1910, стр. 269. – Прим. пер.

³ L. с., стр. 271. – Прим. пер.

⁴ По поводу этой дискуссии Сисмонди рассказывает нам следующее: «Рикардо, недавняя смерть которого глубоко огорчила не только его семью и друзей, но также всех тех, кого он просветил, кого он согрел своими благородными чувствами, остановился в последний год своей жизни на несколько дней в Женеве. Два-три

В этом решающем вопросе Рикардо в своих «Principes» целиком перенял у пошлого Сэя учение о гармонии в отношении между производством и потреблением. В главе XXI он говорит: «Сэй уже очень удовлетворительно показал, что нет такой суммы капитала, которая не могла бы найти себе употребления в стране, потому что спрос ограничивается только производством. Каждый человек производит для продажи или для потребления, и он продает только с целью купить какой-нибудь другой товар, который мог бы быть ему непосредственно полезен, или мог бы способствовать дальнейшему производству. Таким образом всякий производитель необходимо становится или потребителем собственных произведений, или покупателем и потребителем товаров какого-нибудь другого производителя»¹.

Против этого понимания Рикардо Сисмонди горячо полемизировал уже в своих «Nouveaux Principes»; его устные дебаты с Рикардо тоже вращались исключительно вокруг указанного вопроса. Оспаривать факт кризиса, который только что пронесся над Англией и другими странами, Рикардо не мог. Дело шло лишь об объяснении кризиса. Замечательна при этом та ясная и точная постановка проблемы, на которой сошлись Сисмонди и Рикардо в начале своего спора: они оба исключили вопрос о внешней торговле. Правда, Сисмонди понимал значение и необходимость внешней торговли для капиталистического производства и его потребность в расширении. В этом отношении он ни в чем не уступал рикардовской школе свободной торговли. Он даже значительно превосходил их благодаря диалектическому пониманию тенденции капитала к экспансии; он ясно заявил, что промышленность «вынуждается искать для сбыта своих товаров чужих рынков, где ей угрожают еще более грандиозные перевороты»²; он, как мы видели, предсказывал возникновение опасной для европейской промышленности конкуренции в заокеанских странах, а подобное предсказание, сделанное около 1820 г., было делом вполне достойным уважения; оно свидетельствовало о глубоком взгляде Сисмонди на мировые хозяйственные отношения капитала. И несмотря на все это Сисмонди был далек от мысли поставить проблему реализации прибавочной стоимости – проблему накопления – в зависимость от внешней торговли как единственного средства спасения, в чем старались его убедить позднейшие критики. Напротив того, уже в главе шестой книги II он совершенно отчетливо говорит: «Чтобы легче было следить за этими расчетами и чтобы упростить эти вопросы, мы до сих пор совершенно оставляли в стороне внешнюю торговлю и допускали, что нация ведет совершенно обособленное существование; само человечество является такой изолированной существующей нацией, и все, что верно по отношению к отдельной нации, не знающей внешней торговли, столь же

раза мы вместе обсуждали этот основной вопрос, относительно которого наши взгляды расходились. При этом обсуждении он выказал свойственные ему деликатность, чистосердечие, любовь к истине и такую ясность, которой не ждали бы от него даже его ученики, привыкшие в его кабинете к отвлеченным рассуждениям». Статья «Sur la balance» напечатана во втором издании «Nouveaux Principes», т. II, стр. 408.

¹ Рикардо, I. с., стр. 192 – Прим. пер.

² Кн. IV, гл. 4: «Купеческое богатство следует за ростом дохода».

верно и по отношению ко всему человеческому роду». Иными словами, Сисмонди ставит проблему при тех же предположениях, при которых впоследствии ставил ее Маркс: он рассматривает весь мировой рынок, как исключительно капиталистически производящее общество. На этих предположениях он сошелся и с Рикардо. «Мы оба, – говорит он, – исключили тот случай, когда нация продает иностранцам больше, чем она у них покупает, и когда она таким образом находит расширяющий внешний рынок для возрастающего производства внутри страны. Но интересующий нас вопрос заключается не в том, могут ли военные и политические успехи доставить какой-нибудь стране новых потребителей, а в том, с о з ­д а ­е т л и с т р а­ н а и х с а ­м а, у в е ­л и ­ч и ­в а я с в о е п р о ­и з ­в о д с т ­в о»¹. Сисмонди совершенно ясно формулировал здесь проблему реализации прибавочной стоимости так, как она выступает перед нами в политической экономии во все позднейшие периоды. Рикардо утверждает, что производство само создает себе рынок; в этом он, как мы видели и как мы еще увидим, идет по стопам Сэя.

Тезис Рикардо, формулированный в полемике с Сисмонди, гласит так:

«Предположим, что сто землевладельцев производят 1 000 мешков хлеба, а сто фабрикантов производят 1 000 аршин шерстяной материи. Не будем принимать в расчет других полезных для человека продуктов, точно так же, как и всех посредников, и будем иметь в виду только этих производителей. Они обменивают свои 1 000 аршин материи на 1 000 мешков хлеба. Предположим, что благодаря постепенному прогрессу промышленности производительная сила труда возросла на одну десятую; тогда эти же самые люди обменивают 1 100 аршин на 1 100 мешков хлеба, и каждый из них лучше одевается и лучше питается. Новый прогресс приведет к тому, что 1 200 аршин материи будут обмениваться на 1 200 мешков хлеба и т. д. Увеличение продуктов лишь увеличивает наслаждения производителей»².

Приходится со стыдом констатировать, что дедукции великого Рикардо стоят здесь – если это вообще возможно – ниже дедукции «шотландского шарлатана» Мак Куллоха. Нас опять пригласили полюбоваться гармонической и грациозной кадрилью, которую танцуют «аршины» и «мешки». При этом как раз то, что нужно было доказать, т. е. их пропорциональность попросту предполагается заранее. Но мало того: все условия проблемы, о которых шла речь, просто оставлены в стороне. Проблема, предмет спора – запомним это раз, навсегда – состояла в следующем: кто является потребителем и покупателем избытка продуктов, который возникает, когда капиталисты производят товары в количестве, превышающем потребление их рабочих и их собственное потребление, т. е. когда они часть прибавочной стоимости капитализируют и применяют для расширения производства и увеличения капитала? Отвечая на это, Рикардо вообще ни одного слова не говорит об увеличении капитала. Единственное,

1 Ср. цит. перевод Эфруси, стр. 248-251.

² «Nouveaux Principes», 2-е изд., стр. 416. Русский перевод Эфруси, стр. 252. – Прим. пер.

что он рисует нам на различных этапах производства, это постепенное повышение производительности труда. Согласно его допущению одно и то же количество рабочей силы производит сперва 1 000 мешков хлеба и 1 000 аршин материи, потом 1 100 мешков и 1 100 аршин, далее 1 200 мешков и 1 200 аршин и т. д. Не говоря уже о скучной картине, представляющей нам совершенно равномерное движение количества хлеба и материи, – картине, подобной солдатской маршировке, не говоря уже о совпадении даже количеств предметов, которые должны быть обменены, надо указать, что во всем этом примере нет ни одного слова о расширении капитала. Мы здесь все время имеем перед собой не расширенное воспроизводство, а простое воспроизводство, при котором увеличивается масса потребительных стоимостей, а не стоимость всего общественного продукта. Так как для обмена играет роль не количество потребительных стоимостей, а лишь размер их стоимости, и так как этот последний остается в примере Рикардо неизменным, то он, собственно, ни на шаг не подвигается вперед, хотя и создает себе иллюзию, что он анализирует прогрессивное расширение производства. Наконец для Рикардо вообще не существует категорий воспроизводства, в которых здесь заключается вся суть. Мак Куллох заставляет вначале своих капиталистов производить без прибавочной стоимости и жить за счет духа святого, но он признает по крайней мере существование рабочих и указывает размер их потребления. Рикардо даже не говорит о рабочих, и различия между переданным капиталом и прибавочной стоимостью для него вообще не существует. Наряду с этим уже менее важно, что Рикардо, подобно своему ученику, совершенно упускает из виду постоянный капитал: он хочет решить проблему реализации прибавочной стоимости и расширения капитала, не предполагая заранее ничего, кроме наличности известного количества товаров, которые обмениваются друг на друга.

Не замечая перенесения спора в другую плоскость, Сисмонди честно берет на себя труд рассмотреть в условиях действительности фантазии своего знаменитого гостя и противника, ибо при его предположениях «приходится», как жалуется Сисмонди, игнорировать, «подобно немецким метафизикам, время и пространство», перенести эти фантазии на грешную землю и разобраться в их невидимых противоречиях. Он применяет гипотезу Рикардо к «обществу с его действительной организацией, с рабочими без собственности, заработная плата которых определяется конкуренцией и которых хозяин может уволить, коль скоро он в них больше не нуждается», ибо, как замечает очень метко и скромно Сисмонди, «наши возражения касаются именно этой, хозяйственной организации». И он вскрывает разнообразные трудности и конфликты, с которыми связан прогресс производительности труда при капиталистических условиях. Он доказывает, что предположенные Рикардо изменения в технике труда с общественной точки зрения должны привести к следующей альтернативе: либо часть рабочих, соответствующая росту производительности, будет уволена – мы получаем в этом случае на одной стороне избыток продуктов, а на другой – безработицу и нищету, т. е. верную картину современного общества; или избыточный продукт затрачивается на содержание рабочих в новой отрасли промышленности, в

производстве предметов роскоши. И здесь Сисмонди проявляет несомненное превосходство над Рикардо. Он внезапно вспоминает о существовании постоянного капитала и тут решительно наступает на английского классика: «Чтобы создать новую мануфактуру, именно мануфактуру по производству предметов роскоши, нужен также новый капитал. Нужно построить машины, привезти сырой материал и оживить деятельность иностранной торговли, так как богатые люди редко довольствуются предметами роскоши, произведенными вблизи. Где найдем мы однако этот новый капитал, который быть может гораздо более значителен, нежели капитал, требуемый для сельского хозяйства?.. Наши рабочие по производству предметов роскоши еще далеко не в состоянии есть хлеб наших хлебопашцев и носить платье наших фабрикантов: их еще нет, они быть может еще не родились, их ремесла еще не существуют; материал, над которым они должны работать, не прибыл еще из Индии. Все те, которым они должны были доставить заработок, тщетно ждут его». Сисмонди тут учитывает постоянный капитал не только в производстве предметов роскоши, но и в сельском хозяйстве; возражая Рикардо, он говорит: «Необходимо игнорировать время, когда предполагаешь, что землевладелец, получивший благодаря изобретению в области механики или сельскохозяйственной промышленности возможность увеличить на одну треть производительные силы своих рабочих, найдет капитал, достаточный для расширения обработки, для увеличения на треть количества земледельческих орудий, скота, амбаров, а также оборотный капитал, необходимый ему, чтобы быть в состоянии выжидать реализации своего урожая».

Он отказывается здесь от басни классической школы, по которой весь аванс капитала при расширении последнего расходуется исключительно на заработную плату, т. е. на переменный капитал, и определенно отмежевывается от учения Рикардо, что однако не помешало ему три года спустя без просмотра пропустить во втором издании «Nouveaux Principes» все те ошибки, которые покоятся на этом учении. Против плоского учения о гармонии, исповедуемого Рикардо, Сисмонди выдвигает таким образом два важных пункта: во-первых, объективные трудности процесса расширенного воспроизводства, которые в капиталистической действительности протекают отнюдь не так гладко, как в нелепой гипотезе Рикардо, и, во-вторых, тот факт, что всякий технический прогресс в производительности общественного труда при капиталистических условиях всегда протекает за счет рабочего класса и покупается его страданиями. И еще в одном важном пункте Сисмонди показывает свое превосходство над Рикардо: в противоположность Рикардо с его ограниченностью, для которой кроме буржуазного хозяйства вообще не существует никаких других общественных форм, Сисмонди защищает широкие исторические горизонты диалектического понимания: «Наш взор, – говорит он, – настолько привык к современной общественной организации, к этой всеобщей конкуренции, устанавливающей враждебные отношения между классом богатых и трудящейся массой, что мы не можем себе представить другой формы существования, несмотря на то, что остатки таких форм окружают нас со всех сторон. Меня хотят довести ad absurdum, указывая мне на недостатки предшествующих

систем. Что касается организации низших классов общества, то действительно две или три системы сменили друг друга. Но разве из – того, что, принося сначала некоторую пользу, они потом причинили человечеству ужасные страдания, можно делать заключение, что мы имеем теперь правильную систему, что мы не найдем основного порока в системе наемного труда, подобно тому, как мы открыли недостатки в системе рабства, феодализма и цеховой организации? Когда господствовали эти три системы, нельзя было себе представить, какую систему можно было бы поставить вместо них: улучшение общественного строя казалось тогда невозможным и безрассудным. Наступит несомненно пора, когда наши внуки будут считать нас варварами за то, что мы оставили трудящиеся классы без защиты, подобно тому, как они будут считать и как мы сами считаем варварами все нации, которые довели трудящиеся классы до состояния рабства». Свое глубокое понимание исторических связей Сисмонди доказал изречением, в котором он с едкостью эпиграммы проводит разницу между ролью пролетариата в современном и в римском обществе. Не меньше глубины проявляет Сисмонди, когда он в своей полемике против Рикардо анализирует экономические особенности рабской системы и феодального хозяйства и их относительное историческое значение и наконец, когда он устанавливает господствующую всеобщую тенденцию буржуазного хозяйства «совершенно отделить всякого рода собственность от всякого рода труда». Таким образом, и второе столкновение Сисмонди с классической школой закончилось, как и первое, не к славе его противника¹.

Глава тринадцатая
СЭЙ ПРОТИВ СИСМОНДИ

Статья Сисмонди против Рикардо, помещенная в майской книжке «Revue Encyclopedique» за 1824 г., вызвала наконец на сцену тогдашнего «prince de la science economique», Ж. Б. Сэя, слывшего представителем, наследником и популяризатором школы Смита на континенте. В июле того же года Сэй – уже после того, как он полемизировал с концепцией Сисмонди в своих письмах к Мальтусу, – вновь, выступил против него в «Revue Encyclopedique» в статье под заглавием: «О равновесии между потреблением и производством», на которую Сисмонди в свою очередь опубликовал краткое возражение. Таким образом последовательность полемических турниров была, собственно, обратна последовательности теоретических зависимо-

¹ Поэтому, когда г. Туган-Ба­ра­новс­кий в интересах защищаемой им точки зрения Сэя-Рикардо сообщает о споре между Сисмонди и Рикардо, что Сисмонди был вынужден «признать правильность учения, которое он оспаривал, и сделать своему противнику все необходимые уступки», что Сисмонди «отказался от своей собственной теории, которая до настоящего времени имела так много приверженцев», и что «победа в этом споре оказалась на стороне Рикардо» (Studien zur Teorie und Geschichte der Handelskrisen in England», 1901, стр. 176), то это такое, скажем, легкомысленное суждение, которому мы знаем немного примеров в серьезных научных работах.

Дата добавления: 2015-06-04