Некоторые проблемы современного русского языка 2 страница

И, наконец, есть еще маргинальная паралексика или заимствованная лексика третьего рода. Эта лексика в ходу, в основном, у маргинальных слоев населения. Ее употребление другой частью пользователей носит бессознательный характер и объясняется или нашей склонностью к слепому подражанию, или нашей лексической неразвитостью.

Дивелопер, маркетинг, саундтрек, рейнджер, бойфренд, дисконт, сиквел, ситком, роллер, дефолт, батхед, диджей, ровер, рокер, ламер, драйв, флуд, фаст, спич, шоу, фуд, хип, хоп, топ, шоп, хот, дог, ток, поп...ку...

Маргинальная паралексика неуклонно сползает к односложным словам, подобным последним в этом списке. Вот уж где вершина "простого строя"! Тут даже с ударениями не надо голову ломать. Но если некоторые исследователи считают, что 125 000 слов русского словаря слишком мало для того, чтобы наш язык можно было считать развитым, то как же тогда мы будем обходиться 4830-ю? Ведь именно столько трехбуквенных и двухбуквенных слов, подобных последним в этом списке, можно составить из букв русского алфавита.

"...Чем гибче, чем богаче, чем многоразличнее мы усвоим себе тот язык, на котором предпочли мыслить, тем легче, тем многоразличнее и тем богаче выразим на нем нашу мысль..." (Ф.Достоевский). При изложении мысли на языке с ограниченным словарным запасом не до богатства выражения, дай Бог наскрести нужное количество слов, чтобы хоть что-то изложить.

Есть такое понятие: "разрешающая способность" или "разрешение". Например, когда по телевизору показывают человека и не хотят, чтобы его узнали, изображение лица "режут" на большие, сопоставимые с размерами лица, квадраты и в каждом квадрате передают усредненное значение единичных элементов информации. В результате невозможно идентифицировать полученное изображение с объектом. Изображение этого объекта передано с недостаточным количеством ячеек информации, то есть с плохим разрешением.

Так и с языком: лексическая бедность делает его ущербным не только в части выразительности, она делает его ущербным даже в такой обязательной его функции, как передача информации, что является крайней степенью языкового вырождения..

Маргинальную паралексику иначе, как словесным гнусом, на назовешь. Ее использование не имеет оправдания ни с какой точки зрения. В русском языке есть ей достойная замена. Эта лексика ущербна и в качестве передачи смысла, и в фонетичности, а часто - и в лаконичности. Опасность этого гнуса усугубляется его чрезвычайной плодовитостью и агрессивной назойливостью.

Говоря о лексическом схождении языка, нужно упомянуть еще об одном пагубном его последствии. Язык не только обслуживает все стороны нашей жизни, он еще и обслуживает сам себя. Толкование слов осуществляется словами же, и слов должно быть достаточно, чтобы это толкование было доходчивым и точным по смыслу. Загляните в любой толковый словарь - и вы увидите: в определении значения слова участвуют несколько обслуживающих слов. При недостатке таких слов невозможно вразумительно и сжато дать определение чему-либо. Скукоживая лексикон, мы тем самым не только лишаем себя способности выразить правильно нашу мысль. Мы еще лишаем себя возможности толкования самих слов. Тупик...

...Человечеству понадобилось 100 тысяч лет, чтобы научиться говорить, а письменность оно начало осваивать лишь 5 тысяч лет назад. Если историю появления первобытного человека и его превращения в гомо сапиенс сравнить с бегом на стометровую дистанцию, то человек начал учиться говорить за 3,3 см, а писать - за 1,7 микрометров до финиша (микрометр - тысячная доля миллиметра). Как бы нам не пришлось повторить забег на 100 м ради последних сантиметров и микрометров.

"Русский язык - синтетический, - говорит профессор МГУ А. Поликарпов, - и он имеет свойство обогащаться за счет заимствований, так что вырождение ему не грозит....Любые заимствования как бы растворятся в русском."

По Ожегову и Шведовой (Толковый словарь издания 1999 г.), "синтетический язык" - "такой, при котором грамматические отношения в предложении выражаются формами самих слов".

Посмотрим, насколько изменения форм иноязычных слов является действенной защитой языка от вырождения.

Любое приспособление заимствованных слов есть насилие не только над этими словами, но и над русским синтаксисом. Растворяются ли такие слова в русском языке? На примере английских слов "шоу", "портфолио", "эмбарго" и многих других можно наблюдать, как после переноса в русскую языковую среду они стали бесполыми и утратили возможность без дополнительного слова склоняться по падежам, то есть не растворились, не приспособились, а приспособили, склонили в свою пользу русскую грамматику. А такое, например, слово, как "юз" при образовании производного "юзер" притащило с собой и английскую то ли морфему (морфема - минимальная значащая часть слова), то ли флексию (окончание), причем, если флексию, то - неизменяемую, что противоречит правилам русской грамматики. Пришлось к этой английской флексии добавить еще русскую, чтобы хоть как-то приспособить это слово для употребления. А как быть, например, если нужно этим словом-гнусом заменить русское слово "пользование", "использование", - "юзание"?

Значительная часть иноязычных слов, втиснутых в русский синтаксис, превращаются в нелепицу или в нечто неблагозвучное, например, шоп, поп, дивелопер и их производные.

При анализе нынешнего состояния нашего языка с большим сожалением приходится констатировать, что, словарь россиянина представляет собой смесь суррогатных слов со словесным гнусом, разбавленную исконно русскими словообразованиями. Такой лексикон - не что иное, как эклектика. И как всякая эклектика представляет собой иррациональную субстанцию с чертами неустойчивости, размытости, безликости, неорганичности.

Есть несколько причин эклектичности нашего языка. Основными из них являются две: его сравнительно короткая история и его слабый иммунитет к лексической интервенции.

Большое количество в русском языке иноязычных слов в значительной степени объясняется его отроческим возрастом. Не имея, в сравнении с европейскими языками, достаточного банка слов, русский язык вынужден был пополнять свой словарный запас путем заимствований. При Петре I был бум заимствования, когда из Европы вместе с неизвестными до той поры на Руси или бывшими в диковинку товарами, европейскими культурными ценностями, новыми технологиями хлынул поток новых слов. Сейчас идет очередной прорыв иноязычной лексики.

По мнению некоторых специалистов, в русском лексиконе мало слов для того, чтобы наш язык считался развитым. В английском - 600 тысяч. В Словаре В.Даля было 200 тыс., но многие из них вышли из употребления. В современном русском едва можно наскрести 125 тыс. Не видя внутренних резервов для пополнения словарного запаса, одна группа сторонников наращивания словесной массы делает ставку на заимствование как единственный путь совершенствования языка и с надеждой смотрит на Запад. Ведь в английском только для обозначения половых органов и процесса спаривания существует 1,5 тыс. слов. У французов - несколько сотен. У нас же и нескольких десятков не наскребешь.

Ректор Московского Института русского языка Ю.Прохоров считает, что язык, который ничего не принимает,- мертвый.

Спорить с этим утверждением - значит отрицать языковую диалектику. Ведь язык представляет собой изменчивую материю, находится в постоянном развитии. Суть вопроса состоит не в том, нужно или не нужно принимать русскому лексикону иноязычных мигрантов, а в том, каков их разумный и безопасный с точки зрения сохранения национального языка объем. В современном русском лексиконе иноязычных словообразований больше 10%. И если язык, ничего не принимающий, - мертвый, то как тогда назвать язык, скорость мутации которого превышает все разумные пределы, - убитым? Ведь по утверждениям лингвистов, предельное значение иноязычных слов в лексиконе, после которого наступает вырождение языка, составляет всего 2-3%.

Взаимовлияние лексик, их пополнение за счет заимствований - непременный элемент движения, развития национальных языков. Однако по мере продвижения человечества по пути цивилизации происходит стабилизация этого процесса. Историческими предпосылками ограничения скорости и объема заимствований служат такие факторы, как расширение международной интеграции и совершенствование информационных технологий. В результате происходит выравнивание стран в развитии и, как следствие, утрата монополии одного государства на новые научно-технические разработки, на развитие новых направлений в искусствах и в других сферах человеческой деятельности. Вместе с этим утрачивается и монополия на новые словообразования. Со временем становится все трудней изобрести что-то такое, что не было бы предметом изучения и в других странах, подготовивших в своем национальном лексиконе соответствующее объектное словообразование. Таким образом, темпы подпитки национальных языков иноязычной лексикой доминирующей нации со временем должны падать.

Но почему же этот механизм не срабатывает в России? Чем обусловлен всплеск заимствований русским языком иноязычных слов, вытеснение исконно русских словообразований в последние годы? Почему вместо "продление" мы говорим "пролонгация", вместо "законный" - "легитимный"?

И тут мы подходим ко второй причине эклектичности нашего языка - слабости его иммунной защиты. Незащищенность нашего языка является следствием русской ментальности, слабого иммунитета нашей нации вообще ко всякого рода влияниям извне, ее предрасположенности к слепому копированию, доходящему до обезьянничания. Словесный гнус заполняет наш лексикон не только из-за нашей лексической неразвитости, когда мы не подозреваем о существовании качественного равнозначного русского слова, потому что плохо учились в школе, нам не повезло с учителями, мы мало читали хорошей литературы, а в нашем окружении это слово не имело хождения. Этот гнус плодится еще и из-за подобострастного отношения ко всему иностранному. "Нет пророка в своем отечестве" - ни к одной нации это не относится в такой степени, как к нашей. Ломать шапку перед всем иностранным - это у нас в крови. Мы носим майки и бейсболки с иностранными надписями, часто не подозревая, что эти надписи имеют шокирующий характер. (Когда на майках с виду приличных девушек видишь надписи на английском типа "Я доступная девушка", "Мне одного бойфренда мало", кажется: потрудись эти девушки перевести свои надписи на русский, они такие майки не надели бы.) Мы благоговеем перед котлетой, зажатой между двумя полубулками, только потому, что это называется не нашим словом; умиляемся, читая про традиционный пудинг у них, и с сарказмом поминаем свой холодец или московский салат как символ рутины. Мы все время страстно хотим быть на кого-то похожими, стесняемся, что мы не такие, как они. Все время хотим кому-то отдаться, что отметил еще русский философ Н.Бердяев: "Великая беда русской души...в женственной пассивности, переходящей в "бабье",...в склонности к браку с чужим и чуждым мужем."

...Словесный гнус будет плодиться столько, сколько будет существовать невежество и сколько мы будем страдать "женственной пассивностью." Наш нынешний язык - это слепок с нашего менталитета: мерчендайзер, пикчимейкер, пролонгация, супервайзер, бестселлер, блокбастер, памперс, фитнес, шейпинг, топлес, секонд хенд, ремейк, стриб, бартер, чартер, рэкет - всем этим словам есть равнозначные, качественные русские заменители. Но - иностранное завораживает.

В цивилизованном мире понимают, что язык - огромный пласт национальной культуры, и, как могут, защищаются от языковой мутации, защищают свои языки от вторжения непрошенных пришельцев. Видно, боятся перейти этот рубеж в 3 %. Из русских слов допустили в свой лексикон не так уж много: спутник, бистро, водка... Недавно французский парламент одобрил законопроект, по которому употребление в общественной жизни английского слова вместо существующего французского будет караться солидным штрафом. А в Германии, Англии и Японии составляются списки американизмов, которые законодательно будут изгоняться из СМИ. В Японии, кроме того, от продавца требуют воспроизведение названия иностранного товара в соответствии с правилами японского языка. И это - не просто квасной патриотизм. Похоже, цивилизованные страны подошли к пониманию того, что всякое чрезмерное заимствование кончается утратой своего языка и переходом на другой. Следующий шаг - утрата национальности и государственности.

...В конце 16 века один очень ретивый миссионер распорядился сжечь всю богатую коллекцию рукописей цивилизации майя. Его расчет был прост: чтобы уничтожить народ, надо уничтожить его письменность. Нет письменности - нет у народа прошлого, нет истории, нет и самого народа.

Сегодня ученые восстанавливают письменность майя и пытаются научить этот народ его древнему языку. Мы же по своей природной "склонности к браку с чужим и чуждым мужем" готовы добровольно отречься от родного языка и перейти на чужой. На какой? На английский, естественно.

Французский, немецкий и ряд других европейских языков имеют общий с английским алфавит - латыницу, имеют одинаковое или схожее написание слов, обозначающих многие понятия, предметы, имеют множество общих морфем. Казалось бы, есть все предпосылки для перехода на единый язык: общение будет проще, проще интегрироваться в мировое сообщество. А сколько можно сэкономить средств на этом! На Западе ведь все просчитывают, и если есть возможность уменьшить расходы, этой возможностью обязательно воспользуются.

Однако не спешат с переходом на английский. А вот в России некоторые не видят в этом ничего особенного. О.Костенко-Попова в статье "Язык с хреном" (АиФ 5\04) пишет: "Ведь увлекалась Россия когда-то французским, говорить по-русски считалось дурным тоном, и ничего!"

По этому поводу необходимо сделать одно маленькое уточнение: в среде образованных людей считалось дурным тоном не знать французского, а не говорить по-русски. "В сущности, ведь для чего мы учимся языкам европейским, французскому например? Во-первых, попросту, чтоб читать по-французски, а во-вторых, чтоб говорить с французами, когда столкнемся с ними; но уж отнюдь не между собой." (Ф.М Достоевский). В 1812 г. русские солдаты стреляли в своих офицеров, говорящих на французском языке. Стреляли не всегда по ошибке. Таким образом простой народ выражал опасения за устойчивость нашего языка.

Ну а с переходом на английский нас ждет: "I want to eat" - и никак иначе. "I to eat want", то есть хочу не чего-нибудь, а именно "есть" (с акцентом на "есть"), уже не скажешь. Для изменения форм глаголов будем добавлять к ним различные предлоги, вспомогательные глаголы. Плохо это или хорошо? Ни то, ни другое. Это целесообразно и удобно для английской языковой ментальности, как для русской - целесообразными и удобными являются такие приемы, как изменение формы самого слова или перестановка в предложении слов для усиления наиболее значащего в данной ситуации.

Так как приобщаться к мировым ценностям предстоит с помощью английского языка, а английский использует латинский алфавит, в качестве первого шага на пути такого приобщения нам предлагают перейти на латыницу. Профессор университета в Атланте, но русский филолог (но профессор в Атланте) М.Эпштейн считает, что русский язык в значительной степени латинизированный, поэтому в такой ситуации переход на латыницу - логичный шаг. Турция, Азербайджан, Индонезия, Малайзия уже перешли.

Хорошая компания! Только почему-то Кирилл и Мефодий при составлении своего алфавита пошли другим путем. Возможно, они почувствовали славянский фонолитет, который не чувствует г-н Эпштейн.

V1

Как было отмечено ранее, пополнение словарного состава новыми словообразованиями, обозначающими новые предметы или понятия, - важная сторона лексического развития языка. Но если западники считают, что столбовой дорогой развития русского лексикона является заимствование слов у европейских языков и, прежде всего, у английского, то другая группа специалистов считает, что нам не хватает исконно русских словообразований, и нам надо восполнять этот пробел за счет новых слов своего, так сказать, розлива.

Откуда их брать? Да очень просто, считает М.Эпштейн: слова нужно создавать. (Опять этот Эпштейн! И чего он так печется о русском языке там, у себя в Атланте?). Кто должен создавать слова? "Каждое слово создается автором проекта...", - говорит он. И - чего там скромничать - решил тоже поучаствовать, выступить в роли автора такого проекта. У себя, в Америке, специалист по внедрению в русский язык "недостающих" слов аудитории не нашел, но наша русская газета любезно предоставила ему свои страницы для раскрутки его проектов. И слова-то какие предлагает! "Лжизнь", "лжертва" "любля". Последнее так вообще тянет на шедевр, особенно как глагол в неопределенной форме.

Есть категория людей, которые по своему положению имеют на лексические новации гораздо больше прав, чем самозванные авторы проектов. Это - мастера слова: писатели и поэты. Последние - в особенности, ибо если в прозе предложение можно растянуть на страницу, то у поэта такой возможности нет. Ему нужно эту страницу вместить в строку. Вот и создают:

"воскрылья" ("О, голубиная охота,

Уже воркующей толпой

Воскрылий, пуха и помета

Развеян вихрь над головой!") (Э.Багрицкий, "Голуби");

"ржавь", "подъязычье", "стыдь" (он же);

"оснеженный" (В.Брюсов "К медному всаднику");

"овихрены" (В.Маяковский "Последняя Петербургская сказка");

"Петро-диво, Петро-дело" (М.Цветаева, "Стихи к Пушкину");

"В древесную цветень и сочь" (С. Есенин, "Анна Снегина");

"Набестолковили, намаяковили" (Е.Евтушенко, телепередача по поводу своего юбилея в июле 2003 г.);

"Дружил орлино с высотой", "А мои сноровистые\ Аж до искр подковистые..." (он же, переклад "Слова").

Но кто-нибудь применяет эти новации в обиходе? Нет, ибо новые слова и выражения создаются не филологами, пусть даже очень талантливыми, и не мастерами слова, пусть и гениальными. Лексика формируется не в лабораториях ученых-лингвистов и писателей, она создается в недрах народных масс. "Авоська", "амбал", "архаровец" - этих слов еще не было у Даля, а такие слова, как "дурында", "напартачить" отсутствуют даже в ожеговском словаре. И придуманы эти слова автором под названием "народ". Ну а то, что эти слова не очень благозвучны и эстетичны, народ не виноват. Какая жизнь, такие и слова.

Что же касается мастеров слова, то в развитии языка они участвуют наравне с народом. Правда, у них, кроме того, есть своя самостоятельная, очень важная миссия - миссия повитухи. Их задача - принимать появившихся на свет новорожденных, фиксировать факт их рождения и после этого возвращать в народ для многолетней и многовековой обкатки. В результате такой обкатки одни новообразования оказываются нежизнеспособными и быстро предаются забвению, другие выживают, закрепляются и становятся общеупотребительными.

Но даже выжившим не гарантировано вечное существование.

Одни их них, послужив некоторое время, переходят в разряд малоупотребительных или вообще выходят из употребления, уступая место более жизнеспособным. Мы говорим: "глаза", "лоб", и нам кажется, что так говорили всегда. Однако еще совсем недавно в широком употреблении были совсем другие слова: "очи", "чело", "ланиты", "персты", "уста". Сегодня они применяются только в фигуральных выражениях и, возможно, в скором времени уйдут в небытие. Некоторые слова, такие как "семафор", "оглобля", уйдут, потому что ушли в небытие соответствующие объекты.

Другие хоть и останутся в употреблении, но их толкование со временем будет претерпевать значительные измененя, иногда - вплоть до изменения смысла на противоположный. Слова "алчность" и "жадность" еще недавно обозначали "голод" и "жажду" (см. у С.М.Соловьева в письме царя Алексея Михайловича думному дворянину А. Ордину-Нащокину: "...Алчных кормишь, жадных поишь..."). У Даля "алчный" наряду с "голодным" - "ненасытный", "жадный", а "жадный" - от "жадность " как "потребность пить" и "ненасытный", У Ожегова - уже современное толкование: "корыстолюбивый" и "скупой" соответственно. "Зануда", "завязать" "продвинутый" - эти слова еще каких-то несколько десятилетий назад имели совершенно другой смысл. Зануда, например, - не брюзга, как сегодня, а человек, заставляюший, зануждающий что-то сделать. У Даля "продвинутый" - от коренного "продвинуть предмет, объект", у Ожегова-Шведовой продвинутым может быть уже человек, субъект. А слово "завязать" (в переносном смысле) вообще раньше означало не закончить, как сегодня, а, наоборот, начать, например, завязать знакомство, т е начать процесс сближения.

Но если одни новации идут от потребностей жизни, связаны с диалектикой языка, то другие бывают часто нелогичным, неоправданным, неорганичным, лингвистически необоснованными. Особенно это касается произношения и написания слов, которые изменяются явочным порядком под нажимом не очень успешных в грамоте людей при поддержке сочувствующих им борзописцев.

В ряде случаев с этим можно согласиться. Ну хочет народ - пусть получит "матрас". Или в последнее время все реже можно по телефону услышать "алло", в основном все "алëкают", хотя "алë" всегда было фамильярным окликом. Но народ говорить "алло" не хочет, ему хочется "алëкать". И вот уже услужливые составители ожеговского словаря редакции 1999 года идут ему навстречу: в разряд фамильярных они относят "алло", а "алë" теперь, получается, - литературная норма.

Однако чаще всего эти новации просто вопиюще неправомерны. Так, словарь Даля не разрешал слова "обуславливать", ожеговский - разрешает. Что это - ляпы составителей словаря или так захотел народ, и в следующей редакции Толкового словаря наряду с "обуславливать" можно ожидать появления слова "узаканивать"?

В последнее время наша лексика подвергается сильнейшему давлению со стороны тинейджерского и интернетовского сленгов и сленга наркоманов, уголовного и профессионального жаргонов. Стрелка, братаны, разборка, по-понятиям, наезд, прикол, висяк, глючить, базар, абзац, крыша, облом, круто, туфта, клево. При этом, если говорить на тинейджерском сленге - это привилегия молодых, то потребителями интернетовского сленга и уголовного жаргона являются уже люди средних лет и постарше, такой лексикон вовсю уже эксплуатируют журналисты, писатели и политики самого высокого ранга. В результате получается, что на добротном языке говорят сегодня только профессиональные лингвисты и малые дети. Последние - потому, что при ребенке мы еще пока стараемся говорить на правильном языке.

Что же касается профессионального жаргона, то его функция - быть языком общения людей одной профессии. И когда Д.Писаренко в своей статье "Язык все растворит" (АиФ 5\04) многозначительно рассуждает о правомерности использования выражений "анализ на влажность" и "итог за полугодие" в нашем общеупотребительном языке, то нужно воспринимать это как очень личное мнение не очень компетентного в языке человека. Журналисту, касающемуся такой тонкой материи, какой является русский язык, не следовало бы выставлять напоказ свои прорехи в образовании и не возводить свое личное мнение в ранг истины. Выражения "анализ на влажность" и "итог за полугодие" к профессиональному жаргону не имеют никакого отношения. Их использование даже в профессиональной среде - типичная безграмотность. Тем более нельзя их применять в общеупотребительном лексиконе. Иначе мы скоро вообще перестанем понимать друг друга, так как каждый будет говорить на своем исконно личном языке, а вместо "любовное соперничество" будем говорить "тендер", вместо "первое свидание" - "презентация".

V11

Мы рассмотрели некоторые проблемы современного русского языка, связанные с лексической интервенцией, возможные последствия такой интервенции, а также степень защищенности нашего языка от пагубного влияния чрезмерных заимствований. Справедливости ради необходимо отметить, что сказанное относительно серьезной угрозы вырождения нашего языка из-за запредельного количества в его лексике заимствованных иноязычных словообразований больше касается бытового разговорного языка. Что касается письменного литературного языка, то здесь успехи реформаторов не так впечатляют. Основной его словарный состав принадлежит пока еще исконным собственно русским образованиям и лексике общеславянского фонда. Однако и здесь существуют вопросы.

Специалисты считают, что в настоящее время наша лексика и наша культура речи и письма формируются, главным образом, средствами массовой информации и интернетом. Особенность нынешней ситуации состоит в том, что в связи с резким увеличением количества печатных изданий и значительным расширением сети электронных СМИ в писательский и журналистский корпус отрекрутирована большая армия не очень грамотных людей. В результате резко упало качество языка. Особенно это бросается в глаза в печатном деле.

Исторически сложилось так, что в России влияние печатных изданий на развитие культуры и грамотности было значительным во все времена. Авторитет печатного слова для русского читателя всегда был достаточно высоким. Мы привыкли безоговорочно доверять этим изданиям в части грамматической, стилистической, лексической правильности языка. В издательском деле существовала устойчивая система защиты языка с помощью института редактирования и корректурной правки, благодаря чему книга была эталоном качества языка. Многие поколения наших предков шлифовали свой язык чтением грамотной литературы. М.Горький в университете не учился, но русским языком владел в совершенстве, потому что много читал хороших книг.

Господа писатели и журналисты! Дайте шанс тем русским, которым сейчас не до систематического образования, хотя бы по вашим публикациям совершенствовать свои знания языка. Не уродуйте язык. А вы что делаете?

Откроем газ "Аргументы и факты", скажем,?7 за 2005 г. В статье К.Кудряшова "Паника" читаем: "Резон скрывать почти весь корпус документов, связанных с этими днями, обуславливался не столько паранойей партийной секретности..." Журналисту должно быть известно, что слово "корпус" к документам неприменимо, а у секретности не может быть паранойи. В данном случае следовало бы сказать "пакет документов" и "параноической партийной секретностью". И это - одна из самых читаемых газет нашего времени.

Вы скажете: случайность, единичный случай, проглядели и автор, и корректор. Хорошо. Тогда для обеспечения чистоты эксперимента возьмем несколько наиболее читаемых газет за один день, например, за среду 16 марта 2005 г..

"Комсомольская правда". На второй полосе - 10 ошибок, не считая стилистических. С первой полосой - благополучно, наверное, потому, что первую страницу корректор все-таки иногда читает, а может быть, оттого, что на ней напечатано всего несколько слов.

Идем дальше. "Аргументы и факты". На пятой станице - 18 ошибок, в том числе, такие перлы: "...диктатора обнаружили не в подвале, трясущимся от страха, а в обычном доме." А дом не трясся от страха? Раз трясся подвал, то и дом должен трястись. Если же "трясущимся" относится к диктатору, тогда следует писать: "трясущегося". И тогда же будет уместна запятая перед этим словом. Если автор настаивает на "трясущимся", тогда не нужна запятая, так как "трясущимся" не будет причастием. То есть по форме оно будет похоже на причастие, но никаких других признаков причастия не имеет. Неужели это так трудно усвоить?! Вспомним Достоевского: "...отчетнее для себя и для других, понятнее себе и другим". Здесь - ни отчетности, ни понятности.

Ну а бесспорным лидером по ляпам и ошибкам является "Московский комсомолец". Уже в первой колонке первой полосы (не на всей первой полосе, а только в первой колонке) обнаруживаем 12 грамматических ошибок. Причем, 7 из них - в коллективном творении журналистов, где, казалось бы, их можно было общими усилиями свести к минимуму.

Одна из распространенных ошибок - неумелое применение тире, просто какая-то тиремания. Тире заменяет и двоеточие, и запятую, и...просто стоит.

Уважаемые педагоги ВУЗов, выпускающих пишущую братию! Может быть, и не надо учить студентов литфаков и журфаков таким премудростям языка, как семантическое распределение нулевой и ненулевой флексий третьего лица презенса, но научите их хотя бы грамотно писать. Создается впечатление, что журналистов учат лишь, как добывать информацию, потому что именно здесь заметны их успехи. Но вот как изложить ее, чтобы грамотный человек ее понял, считается делом десятым.

Парадоксальная ситуация: на мехмат плохо знающий математику абитуриент не пройдет, а на журфак плохо знающий русский язык - пройдет. Его еще в школе настроили: чтобы меньше было ошибок, экзаменационное сочинение писать не больше, чем на двух страницах. Первая - план, вторая - сочинение. А потом его статьи читают люди и вместо того, чтобы учиться, как надо, учатся, как не надо писать.

Дата добавления: 2015-06-04