XXXVIII 21 страница. генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели

генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели

неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил

рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он

думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в

которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения

и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными

глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле,

невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной

тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого

он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение

взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так

долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на

поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для

себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни

победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал

теперь, -- отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской

высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на

эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым

русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том,

какое действие произведут эти батареи.

Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий

направлены на русских, но что русские все так же стоят.

-- Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, -- сказал адъютант.

-- Ils en veulent encore!.. ^[101] -- сказал Наполеон охриплым

голосом.

-- Sire? ^[102] - повторил не расслушавший адъютант.

-- Ils en veulent encore, - нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым

голосом, - donnez leur-en. ^[103]

И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился

только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся

в свой прежний искусственный мир призраков какого-то величия, и опять (как

та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она

что-то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и

тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.

И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого

человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю

тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни

добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были

слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего

человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог

отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен

был отречься от правды и добра и всего человеческого.

Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми

и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей,

считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя,

находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских.

Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de

bataille a été superbe, ^[104] потому что на нем было пятьдесят

тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил,

что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он

сделал, он писал:

"La guerre de Russie eût dû être la plus populaire des temps modernes:

c'était celle du bon sens et des vrais intérêts, celle du repos et de la

sécurité de tous; elle était purement pacifique et conservatrice.

C'était pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de

la sécurité. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se dérouler,

tout plein du bien-être et de la prospérité de tous. Le système européen se

trouvait fondé; il n'était plus question que de l'organiser.

Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu

aussi mon congrès et ma sainte-alliance. Ce sont des idées qu'on m'a volées.

Dans cette réunion de grands souverains, nous eussions traités de nos

intérêts en famille et compté de clerc à maître avec les peuples.

L'Europe n'eût bientôt fait de la sorte véritablement qu'un même

peuple, et chacun, en voyageant partout, se fût trouvé toujours dans la

patrie commune. Il eût demandé toutes les rivières navigables pour tous, la

communauté des mers, et que les grandes armées permanentes fussent réduites

désormais à la seule garde des souverains.

De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique,

tranquille, glorieuse, j'eusse proclamé ses limites immuables; toute guerre

future, purement défensive; tout agrandissement nouveau antinational.

J'eusse associé mon fils à l'Empire; ma dictature eût fini, et son règne

constitutionnel eût commencé...

Paris eût été la capitale du monde, et les Français l'envie des

nations!..

Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent été consacrés, en

compagnie de l'impératrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, à

visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux,

tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts,

semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.

^[105]

Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача

народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог

руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!

"Des 400000 hommes qui passèrent la Vistule, -- писал он дальше о

русской войне, - la moitié était Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais,

Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens,

Napolitains. L'armée impériale, proprement dite, était pour un tiers

composée de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piémontais,

Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32-e division

militaire, Brème, Hambourg, etc.; elle comptait à peine 140000 hommes

parlant français. L'expédition do Russie coûta moins de 50000 hommes

à la France actuelle; l'armée russe dans la retraite de Wilna à Moscou, dans

les différentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armée

française; l'incendie de Moscou a coûté la vie à 100000 Russes, morts

de froid et de misère dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou à

l'Oder, l'armée russe fut aussi atteinte par, l'intempérie de la saison;

elle ne comptait à son arrivée à Wilna que 50000 hommes, et à Kalisch moins

de 18000". ^[106]

Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас

совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю

ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в

числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и

баварцев.

Дата добавления: 2015-06-04