Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Проблема сознания в философии 6 страница




И еще одна случайная встреча — и тоже с бывшим «коллегой» по заключению. Это блестящий молодой уче­ный-филолог, исследователь восточного сказочного эпоса Мел<етинск>ий. Он уже успел после лагеря выпустить солидную книгу, а там, за колючей проволокой, был неза­метным статистиком санчасти.

Впрочем, так ли случайны эти встречи здесь сегодня? Ведь мы помним эти строки: «Душа моя — печальница о всех в кругу моем...»

Я уже рассказывал, как горячо расцеловал меня Б. Л., встретив впервые после освобождения. Иногда мне хоте­лось написать ему оттуда, но я опасался его скомпромети­ровать. Другие писали, и он отвечал, и даже незнакомым. Его письма есть у находившихся в заключении поэтов В. Ш<аламова> и К. Б<1огатырева>. Об этом можно не говорить много — достаточно перечесть стихотворение «Душа».

А народ прибывает. Невозможно перебрать всех близко и отдаленно знакомых, известных в лицо и пона­слышке, толпящихся в саду вокруг дома. Называю только первых попавшихся по случайной прихоти памяти, про­пуская многих других не по умыслу, а по невозможности перечислить. Вот Борис Ливанов, репетировавший в Ху­дожественном театре роль Гамлета в переводе Б. Л. Вот многолетний друг поэта, профессор В. Ф. Асмус, философ и историк. Вот переводчик и художник Вильгельм Левик. Вот старая поэтесса Варвара Звягинцева. Вот поэтесса Мария Петровых, приятельница Б. Л. по Чистополю. Вот историк литературы Возрождения, профессор Пинский, тоже «крестник» Эльсберга. Вот бывший эсер и эмигрант, а ныне корреспондент «Либерасьон», Сухомлин. Вот еще одна бывшая «парижанка» и тоже бывшая лагерница Н. И. Столярова. Вот П. А. Марков. В. Любимова, Л. К. Чу­ковская, Ф. Вигдорова, А. Яшин, А. Гранберг, А. В. Фев­ральский, Е. М. Голышева, Н. Д. Оттен, Н. К. Чуковский, Л. М. Эренбург, В. В. Иванов (сын). Мелькает бледное лицо Эли Нусинова. Критики: Л. Копелев, А. Синявский, А. Белинков. Молодые поэты: В. Корнилов, Н. Коржавин, Б. Окуджава. Молодая проза: Ю. Казаков, Б. Балтер. И многие, многие другие.

Очкастые молодые люди — не то гиковцы, не то буду­щие архитекторы,— юные музыканты, знакомые по кон­серваторским конкурсам, седые женщины с опухшим от слез глазами (слышу-одна из них, рассказывая о Б. Л., на­зывает его «Борей»: кто она ему?), худой подросток с от­топыренными ушами, будущий физик или поэт, а может быть, астроном. Он на всю жизнь запомнит этот день.

Все поколения, все профессиональные ответвления московской интеллигенции.

Резко бросается в глаза отсутствие Федина, Леонова и друга юности Б. Л. Асеева. Про одного известного поэта говорят, что он уже третий день пьет и доказывает своим собутыльникам, что все люди — подлецы. О Федине слыш­но, что он сказался больным и, сидя на своей даче побли­зости, велел занавесить окна, чтобы до него не доносился с похорон гул толпы.

Я уже давно ищу глазами своего приятеля И., живуще­го неподалеку. Он гордился шапочным знакомством с Б. Л. и не раз искренне возмущался всем, что с ним произошло. Наконец, замечаю его жену. Встретив мой вопросительный взгляд, она сама подходит ко мне и торопливо, как бы извиняясь, начинает объяснять, что И. с утра «вызвали» в город, а то бы он обязательно пришел. Она слишком старается меня убедить в этом, чтобы не почувствовать фальши. Другого знакомого литератора К. я уже давно вижу стоящим за забором с женой и тоже не входящим. Они о чем-то говорят — она громко, он смущенно. Она махнула рукой и вошла в ворота, а он остался за забором. В его растерянности, как в открытой книге, читается инерция многих лет страха. Не у всех совесть так уживчива, как у И., предусмотрительно приготовившего себе алиби. Не­вольно думается, как много существует вариантов и от­тенков трусости: от респектабельной и почти благовидной до истерически-надрывной, от бесстыдной до лицемерной и прячущейся.

А вот еще одно темное пятнышко. В толпе стали очень заметны некие вовсе не праздно наблюдающие люди. Они тоже прислушиваются к разговорам и щелкают фотоаппа­ратами. Одного я заприметил и долго наблюдал за ним. Он, делая вид, что идет с толпой в дом, все время топчется на месте, зыркая вокруг; растегнутая ковбойка, низкий лоб и выражение лица, которое не спрячешь. Эти и ино­странные журналисты, тоже работающие и только за этим приехавшие,— единственный чужеродный элемент в этой пестрой, но охваченной общим настроением толпе.

А народу все больше и больше. Знаменателен удиви­тельный, никем не организуемый и не контролируемый порядок. Никто не распоряжается и не указывает, и сотни людей, не спеша и не толкаясь, проходят сквозь дом, мимо гроба Б. Л. Правда, иногда в толпе мелькают не­заменимый и умеющий быть незаметным, душевный и тактичный Арий Давыдович Ратницкий и еще один офи­циальный представитель Литфонда с испуганным и кис­лым лицом.

Толпа уже запрудила весь сад между домом и забором.
Многие стоят за воротами.,,,

Сколько здесь? Тысяча человек? Две? Три? Четыре?

Трудно сказать. Но, пожалуй, несколько тысяч (и вряд ли меньше трех). Когда мы ехали, я боялся, что все это бу­дет малолюднее, жалче. И кто мог ожидать, что это будет так. Ведь сегодня сюда никто не пришел из внешнего при­личия, из формального долга присутствовать, как это часто бывает. Для каждого здесь находящегося этот день — ог­ромное личное событие и то, что это так,— еще одна победа поэта.

Мне показывают Ольгу Ивинскую. Она сидит на ска­мейке у дома и, опустив голову, слушает что-то говоря­щего ей К. Г. Паустовского.

Это последняя героиня любовной лирики Пастернака, и, вглядываясь в ее черты, я ищу сходства с женским поэ­тическим портретом в памятных строфах...

Проходят часы, а мы все стоим в этом празднично-цве­тущем саду, и в ворота все идут и идут новые группы людей с цветами в руках.

Так прошло несколько часов, не помню точно сколько. Все это время мы говорили только об одном — о Б. Л. Пас­тернаке.

Но вот доступ к гробу закрыт на двадцать минут для всех, кроме самых близких. Ивинская осталась в саду. По­том она взбирается на скамейку и смотрит в окно. Газетчи­ки в восторге. Сразу защелкал десяток камер.

Окна раскрываются, и из них в толпу стали передавать охапки цветов с гроба. Цветов множество, и это продол­жается довольно долго. Цветы плывут над головами и воз­вращаются в руки тех, кто их принес.

Когда процессия тронулась, почти все снова шли с цветами.

Из дверей передают венки, крышку гроба, и вот уже выносят сам гроб. Что-то подступило к горлу...

Чтобы не оказаться в конце шествия, мы прошли вперед.

Предусмотрительные американцы воздвигли за ворота­ми какое-то сооружение из досок и ящиков для кино­оператора и фотографов и заранее заняли позицию.

Кладбище от дачи Пастернака метрах в 600—700, если идти по дороге, и гораздо ближе — напрямик через кар­тофельное поле. Мы идем через поле и приходим минут за двадцать до траурного шествия.

Для гроба была заранее приготовлена машина, но молодежь не дала ставить гроб на машину и понесла его на руках.

Место для могилы Б. Л. выбрано красивейшее, лучше невозможно — открытое со всех сторон, на пригорке под тремя соснами, в видимости от дома, где поэт прожил последнюю половину своей жизни.

Здесь толпа кажется еще большей, чем в саду.

Вот и процессия с гробом. Перед тем как опустить его на землю рядом с могилой, его почему-то поднимают над толпой, и я в последний раз вижу исхудалое, прекрасное лицо Бориса Леонидовича.

Я стою шагах в восьми-десяти от могилы. Проталки­ваться вперед, как это делают журналисты, не хочется. А они уже и здесь нашли (или принесли с собой) какие-то ящики и соорудили помост. Мимо меня, энергично работая локтями, пробирается Г. Шапиро.

Начинается траурное собрание. Первым говорит про­фессор Асмус.

У него нелегкая задача, но он превосходно справляется с ней. Я плохо запомнил его речь, но в ней ничто не показа­лось бестактным, ненужным, лишним...

Чтец Голубенцев читает «О, если б знал, что так быва-вает...»

И другой — незнакомый мне, совсем юный и искрен­ний — голос читает до сих пор ненапечатанного, но широ­ко известного «Гамлета»*.

Трудно сделать лучше выбор.

В ответ на последние строки «Гамлета» в толпе пробе­гает шум.

Атмосфера мгновенно накаляется, но тот же голос, ко­торый объявил об открытии траурного митинга (я не вижу этого человека за головами впереди стоящих), поспешно его закрывает.

Еще больший шум и голоса протестов.

И сразу, еще на общем шуме и возгласах, какой-то слад­кий голосок что-то говорит о росе, в которую скоро пре­вратится поэт и тому подобную приторную, мистическую чушь.

Он еще не кончил, как хриплый и едва ли трезвый голос выкрикивает, что он должен от имени рабочих Пе­ределкина (какие же в Переделкине рабочие?) заявить, что «они» не понимают, почему Пастернака не печатали и что «он любил рабочих»... Начинает попахивать поли­тической провокацией, но вездесущий Арий Давыдо-

Впоследствии я узнал, что «Гамлета» читал молодой ученый-физик Михаил Поливанов вич тихо распоряжается, и вот раздаются слова Ко­манды:

— Раз-два, взяли...

Это опускают в землю гроб.

Слышатся возгласы: «Прощай, самый великий!.. Про­щайте, Борис Леонидович!.. Прощайте...»

И вдруг сразу наступает тишина, и вот уже стучат комья земли по крышке гроба Бориса Пастернака.

По-прежнему жарко, но небо закрылось тонкой облач­ной пеленой.

Стрекочет портативный киноаппарат. Кто-то зарыдал: нервы не выдержали.

А вообще слез в этот день было немного — только при выносе гроба из дома и сейчас. Общее настроение: тор­жественное, приподнятое.

Но вот гроб зарыт, и сразу в нескольких кучках моло­дежи начались громкие споры. В других кучках читают стихи. Кто-то ищет валидол — говорят, М. Петровых стало дурно.

Мы медленно возвращаемся к машине. У меня в руке ветка белой сирени с гроба.

Всю обратную дорогу молчим. Разговаривать не хо­чется. Каждый несет в себе то, что надо не расплескать, сберечь навсегда.

В город вернулись уже в восьмом часу. Жаркий день сменился душным вечером.

Это был мой последний день с Борисом Леонидовичем Пастернаком.

В старинной книге, которой увлекались наши предки, в знаменитом «Ручном Оракуле», написанном еще в конце XVII века испанцем Бальтазаром Грасианом, говорится, что высшим качеством человека, кроме ума и дарований, является «непосредственность и благородная, вольнолю­бивая независимость сердца».

 



Гладков А. К.

Г52 Мейерхольд: В 2-х т.— М.: Союз театр, деятелей РСФСР, ' 1990. Т. 2. Пять лет с Мейерхольдом. Встречи с Пастернаком. 1990. 473 с, ил.

Во второй том двухтомника А. К. Гладкова «Мейерхольд» вошла книга «Пять лет с Мейерхольдом» и воспоминания о Б. Пастернаке, которые впервые публикуются в полной авторской редакции.

г 4907000000-706 ^ ББК 85.334.3(3)7

174(3)-89

 

 


Александр Константинович Гдадков МЕЙЕРХОЛЬД

Том II

Редактор С. К. Никулин Сдано в набор 05.10.89. Подписано в

Художественный редактор яТЧпя/04»0^90' Л»2458^ Ф°РМ»

М Г Рг-.чяповя 84Х Ю8/за. Усл. печ. л. 25,2. Уч.-изд.

м. 1. Ьгмазарова д 27 255 Бумага офсвтная. Гарнитура

Технические редакторы обыкновен. новая. Печать офсетная.

Г. П. Давидок, А. Н. Хаиияа Тираж 25 000. Изд. № 706. Заказ 398.

Корректор Н. Ю. Матякина,Уена 5 р- 50 к-. г,™™

Союз театральных деятелей РСФСР

Москва, 103031, Страстной бульвар, 10

Книжная фабрика № 1 Министер­ства печати и массовой информа­ции РСФСР. 144003, г. Электро-.-■ сталь Московской области, ул. им. Тево-сяна, 25

Проблема сознания в философии – очень многоаспектная проблема. Человеческое сознание – явление сложное, и не плановое и является объектом изучения многих наук. Сознание является философской категорией и объектом философских исследований. Сознание и мышление – основной инструмент философии. Философия, используя и обобщая достижения различных форм познания, сосредотачивает свое внимание на анализе таких важных проблем сознания как сущность. Происхождение и структура сознания, возможности и пути его познания. Вокруг этих вопросов с древности и до наших дней ведутся споры, дискуссии, поиски.

Вопрос о природе сознания возникает не только перед философией, но и перед такими науками, как: социология, психология, физиология. Нейрофизиология, и др. Однако рассмотрение любого аспекта сознания с точки зрения данных наук всегда опирается на философию – мировоззренческую основу.

Рассмотрим проблему сознания с философских позиций.

Идеализм — отстаивает мысль о первичности сознания по отношению к материи, считает его самостоятельной, созидающей сущностью всех вещей.

Дуализм - рассматривает сознание и тело как независящие друг от друга начала и не видят взаимосвязи психических и физиологических процессов в организме.

Материализм — рассматривает сознание как свойство высокоорганизованной материи. Материя, эволюционируя, на определенном этапе своего развития порождает сознание. Материализм происходит из того, что материя существует вне и независимо от сознания, сознание же не существует вне материи. Сознание вторично, производно от материи. Вторичность сознания рассматривается в трех аспектах: историческом, психофизиологическом и гносеологическом.

Сознание — это совокупность психологических явлений; это характеристика психики, способность оперировать идеальными образами; способность видеть себя в окружающем мире.

Сознание, мозг и психику изучают: философия, социология, психология, медицина, биология. Самым трудным остается вопрос взаимосвязи материи и сознания, в частности психофизиологическая проблема. Для ее глубокого изучения различают мозг и сознание. Сознание изучает психология, мозг — нейрофизиология.

Психология понимает сознание как совокупность психологических процессов, активно участвующих в осмыслении человеком внешнего мира и своего собственного существования. К ним относятся: ощущения, мышление, воля, память, эмоции, интуиция.

Ощущение дает человеку непосредственное отражение явлений, внешней стороны предметов.

Мышление противопоставляется человеческому познанию как опосредованное отражение внутренней, сущностной стороны предметов.

Воля — это практическое обнаружение сознания. Это не только умение желать, но и способность действовать, осуществлять намеченное.

Память — способность запечатлевать, сохранять и воспроизводить информацию.

Эмоции — это сфера личностных, субъективно-психологических переживаний (гнев, страх, любовь, восторг и т.д.)

Интуиция — это способность непосредственного постижения истины путем непосредственного ее усмотрения без соответствующего доказательства.

Нейрофизиология рассматривает сознание как функцию мозга. Ведь в коре мозга хирург или физиолог не находит мыслей, образов, а находит лишь мозговое вещество.

Мозг человека представляет собой очень сложно организованную и саморегулирующуюся систему. Мыслительные процессы протекают в коре головного мозга, которая состоит из миллиарда нервных клеток — нейронов, каждый из которых с помощью длинных и коротких отростков 9аксонов и дендридов0 связан с тысячами других нервных клеток. Все вместе они образуют сложную сеть, с огромным множеством связей, уходящих по нервным волокнам к нервным окончаниям органов чувств. Последние, когда на них поступают определенные воздействия (сигналы), приходят в состояние возбуждения, которое по соответствующим нервным каналам передается в головной мозг. На сознание и состояние психики влияет условно — рефлекторная деятельность мозга и его биохимическая организация. Каждый человек в течение дня получает через свои органы чувств множество различных ощущений. Однако, сам акт превращения их в феномен сознания во многом не ясен и по сей день.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 340; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.014 сек.