Факториал числа ). 5 страница

Двойственное, амбивалентное* чувство испытывал каждый сын к своему отцу-вождю: любовь и желание быть похожим на него, но также ненависть, зависть и желание его уничтожить (см. “Эдипов комплекс”*). Наступал роковой день “Х”, и восставшие сводные братья убивали отца и сообща его съедали. Чтобы жить в мире, они через какое-то время были вынуждены отказаться от разраставшегося взаимного кровопролития и отвоеванных отцовских жён. Сломленное отцовское могущество открывало дорогу матриархату.

Итак, “ в начале было деяние...”[2] - “дело” отцеубийства. Виновность сыновей, согрешивших, пресытившихся и раскаявшихся, а также их запоздалое добровольное послушание привели к возникновению первых самозапретов. Начало человеческой истории знаменует не отцеубийство, а факт его не только бессознательного, но и уже частично осознанного группового осуждения и принятых в результате самоограничительных мер. Исходным проявлением зарождавшегося сознания стало пробуждающееся осознание того, что кое-что лучше не делать (даже если нет прямой угрозы наказания).

Получалось, что первым актом культуры было совместное полусознательное решение об определенном самовоздержании (накладывалось табу на убийство и кровосмешение[3] внутри данной орды, а затем - с формированием тотема - внутри данного тотема). Сдерживаемые, не насыщаемые сполна сексуальные и агрессивные влечения стали искать окольных путей для своего проявления и часто принимали общеполезную форму, внося вклад в развитие цивилизации и культуры.

Виновность перед отцом вылилась сначала в религиозно-обрядовое преклонение перед тотемическим животным, а со временем переросла в преклонение перед богом-отцом, порождая новую, более развитую религию. Сексуальное влечение сыновей к своим матерям породило культ богинь древнего мира и святой богоматери в период средневековья.

Религия, по Фрейду, предстает как особая форма коллективного невроза. В неврозе навязчивости он видит черты индивидуальной религиозности, а в религии - “всеобщий невроз навязчивых состояний”. Становясь религиозно верующим, т.е. как бы заполняя духовную нишу своего мироощущения и самочувствия, человек уже более защищен от обычного невроза навязчивости. В то же время фанатичная религиозная вера может привести к религиозному психозу.

Итак, у Фрейда получалось, что не трудовая, исследовательски-поисковая или какая-то иная деятельность, а сексуальные и агрессивные ограничения превратили биологического человека в социокультурную личность. Возникновение культуры связано с появлением непрямого принуждения, избирательного и частично осознанного самоограничения, добровольно отсроченного удовлетворения, трансформированных агрессивности и наслаждения. Непрямое принуждение опосредуется моральными, религиозными, правовыми и т.п. нормами.

Как уже говорилось, обобщая биогенетический закон, фрейдисты пришли к выводу, что современный человек не только телесно, но и духовно-психически сокращенно воспроизводит своё природно-биологическое прошлое. В системах ценностей и ценностных ориентациях они увидели своеобразные механизмы выживания, схожие с остальными механизмами приспособления человека к окружающей среде. Социокультурная реальность, социальные институты в известном смысле “порождены” отчуждающим их от себя внутренним миром человека.

Культура, с одной стороны, ограничивает влечения и способствует их частичному вытеснению, но, с другой стороны, впитывает последние через сублимацию. Сублимация инстинктов понимается, таким образом, как наиболее яркая черта культурного развития; якобы именно благодаря ней возможна высшая психическая деятельность - научная, художественная или идеологическая (Фрейд З. Избр. произв., с.288).

Говоря же о месте психоанализа в современной культуре, некоторые исследователи даже склонны связывать с ним появление нового типа человека - “человека психологического”, который пришел на смену “человеку политическому” классической эпохи, “человеку религиозному” христианства и “человеку экономическому” эпохи либерализма. Английский философ Риф утверждает, что прежние типы человека искали “исцеляющую доктрину”, но “человек психологический” осознал (благодаря психоанализу), что он болен хронически, а любое исцеление необходимо делает его уязвимым для новой болезни (Ph.Rieff, p.305).

Своеобразное примирение принципа удовольствия и принципа реальности Фрейд видел в таком феномене, как искусство. “Художник - это первоначально человек, отвращающийся от действительности, потому что он не в состоянии примириться с требуемым ею отказом от удовлетворения влечений; он открывает простор своим эгоистическим и честолюбивым замыслам в области фантазии. Однако из этого мира фантазий он находит обратный путь в реальность, преображая, благодаря своим особым дарованиям, свои фантазии в новый вид действительности, который принимается человечеством как ценное отображение реальности. Таким образом, он становится действительно героем, королем, творцом, любимцем, каким он хотел стать, избавляясь от необходимости действительного изменения внешнего мира.

Это ему удается только потому, что другие люди, как и он сам, испытывают то же самое недовольство от требуемого в реальности отказа, и потому еще, что это недовольство само есть часть реальности” (Фрейд З., 1923, с.87-88).

Фрейдистская трактовка искусства как сублимации подавляемого бессознательного оказала огромное воздействие как на теоретические исследования, так и на творческую д-сть в этой сфере. Заметные следы этого воздействия можно обнаружить как в “элитарном”, модернистском, так и в “массовокультурном” искусстве, а также в “контркультуре”. Испытали на себе его немалое влияние и некоторые ведущие деятели мировой культуры. Стефан Цвейг не только воспринял фрейдистские идеи, но даже написал биографию Фрейда. Томас Манн читал лекции о психоанализе. Теодор Драйзер, Райнер-Мария Рильке, Джеймс Джойс, Сальвадор Дали - все они в той или иной мере восприняли психоанализ для своей творческой деятельности, причем список громких имен можно продолжать и дальше. В несчетном множестве произведений воплощена в художественной форме психоаналитическая картина глубинных человеческих страстей, мучительных противоборств между природными влечениями и социальными ограничениями и т.п. (Более подробно мы рассмотрим соответствующий круг вопросов в специальной главе, посвященной роли бессознательного в эстетической деятельности и художественном творчестве).

Что касается социальной структуры, то Фрейд ее в основном рассматривал в трехчленном аспекте “вождь - элита - масса”[4]. Ссылаясь на историческую реальность, Фрейд уделял преобладающее внимание авторитарному типу лидерства. “Как нельзя отказаться от принуждения, так нельзя отказаться и от власти меньшинства над большинством, ибо масса ленива и несознательна, она не любит отказа от инстинктов, а доказательствами ее нельзя убедить в неизбежности этого отказа, и ее индивиды поддерживают друг друга в поощрении собственной разнузданности. Только влиянием образцовых индивидов, признанных ее вождями, можно добиться от нее работы и самоотверженности, от которых зависит прочность культуры” (Фрейд З. Избр. произв., с.191).

Фрейд утверждал, что массы стремятся отказаться от самостоятельности и ответственности, они с готовностью поклоняются вождю. Идеализация вождя и идентификация с ним укрепляют внутригрупповую солидарность, существующие типы ценностей и господствующую систему социального подчинения. Специальному рассмотрению Фрейд подвергает поощряемое властями нарциссистское любование своей социальной системой, национальными и культурными традициями. Так происходит иллюзорная компенсация за переносимые людьми насилия над ними.

Особую озабоченность в наши дни вызывает фрейдистское истолкование войны. Согласно Фрейду, война - это чудовищное, но неизбежное зло. Она “облегчает” неосознаваемые страдания людей, врожденная агрессивность которых ищет своего выхода. В начале 30-х годов Фрейд пишет в ответном открытом письме А.Эйнштейну, обеспокоенному ростом насилия в мире, что нет никаких шансов ликвидировать агрессивные склонности людей. В то же время он называет косвенные методы борьбы с войной. Ей следует противопоставить всё то, что сближает людей, укрепляя их эмоциональные связи. А это, прежде всего, любовь (даже при отсутствии сексуальной цели) и идентификация через общезначимые интересы. Фрейд также предлагает более продуманно “воспитывать” высший слой “самостоятельно мыслящих, не поддающихся запугиванию, стремящихся к истине людей, которые давали бы направление несамостоятельным массам (...) Идеальным было бы, конечно, сообщество людей, подчинивших жизнь инстинктов диктатуре разума (...) Но эта надежда является в высшей степени утопической. Другие средства косвенного предотвращения войны, конечно, тоже должны идти в ход, но они не обещают быстрого успеха. На ум приходит не слишком радостный образ мельницы, которая так долго мелет, что можно умереть с голоду, не дождавшись муки...” (Фрейд З. Почему война? с.47). Сделав столь безутешный прогноз и подчеркивая свою личную приверженность идеям пацифизма, Фрейд особенно осуждает грядущую войну, которая в результате усовершенствования средств уничтожения приведет к истреблению одного, а возможно, и обоих противников.

И хотя война биологически обоснованна и практически неизбежна, можно уповать на то, что процесс культурного развития человечества сопровождается, как стал считать Фрейд, несомненными изменениями психики - прогрессирующим смещением инстинктивных целей и ограничением инстинктивных импульсов. “Ощущения, доставлявшие наслаждение нашим далеким предкам, стали для нас безразличными или даже невыносимыми; имеются органические причины для изменения наших этических и эстетических идеалов. Из психологических характеристик культуры важнейшими кажутся: усиление интеллекта, начинающего господствовать над жизнью влечений, интернализация агрессивной склонности со всеми ее выгодными и опасными последствиями” (там же, с.48). В дальнейшем мы еще вернемся к данной проблеме, обсуждая ее в контексте наших собственных представлений о природе насилия и его месте в духовно-психическом мире человека и культуре.

Творческое наследие Фрейда весьма обширно и продолжает оказывать заметное влияние на мировую культуру. Однако споры о степени научности ортодоксального психоанализа не утихают. В связи с этим выскажем некоторые итоговые соображения, дополняющие те оценочные суждения (как позитивные, так и критические), которые высказаны ранее.

Безусловно, Фрейду принадлежит немалый вклад в изучение психического мира человека. Он первым попытался дать всестороннюю и целостную характеристику проблемы бессознательного. Чрезвычайно важен тезис о том, что бессознательное соучаствует в любом психическом процессе, в любой психической деятельности, идет ли речь о творчестве, воспитании, познании или каких-то иных проявлениях духовной жизни. Многие человеческие поступки, которые казались совершенно бессмысленными, обнаружили целенаправленность, опирающуюся на бессознательные мотивы.

Психоанализ существенно повлиял на расширение исследований психической сферы и немало сделал для выработки концепции ее системной целостности, относительной автономности и самодетерминируемости (правда, он впал при этом в крайность, чрезмерно абсолютизируя эту самодетерминируемость).

Вызывают также интерес некоторые методы наблюдений за проявлениями глубинной психической деятельности. Плодотворна идея динамичности бессознательных процессов; заслуживает внимания концепция защитных механизмов психики; работы Фрейда подтолкнули вперед развитие сексологии и сексопатологии; любопытны отдельные соображения психоаналитиков, верных фрейдовской ориентации, об инфантильной сексуальности.

Можно согласиться с утверждением, что психоанализ предвосхитил некоторые положения современной научной психологии, а именно построение структурных моделей явления, учение о гомеостазисе, противопоставление энергии и структуры, общие принципы изучения сложной развивающейся системы, частично не совпадающие с традиционным эволюционизмом (ФЭ, т.4, с.417).

В современной научной литературе также положительно оценивается своеобразный подход Фрейда к языку, оригинальное понимание функции языка в культуре (как известно, именно эта сторона теоретического психоанализа получила дальнейшее развитие в работах Лакана и ряда других исследователей).

Однако ортодоксальный (“классический”) фрейдизм включает и откровенно слабые (а порою просто ошибочные) позиции. Выше уже упоминалось, что Фрейд слишком абсолютизировал самодетерминируемость психического. Как следствие, им, с одной стороны, обеднялись связи психики с “нижними уровнями” (прежде всего, биофизиологическим) в человеческой структуре, а, с другой стороны, искажались связи с “верхним уровнем” (социокультурными процессами). Фрейд недооценивал влияние социокультурного на глубинно-психическое, переоценивая обратное влияние глубинно-психического на социокультурное. В частности, он недооценивал роль важнейших социально-экономических факторов, считая их не столь уж существенными для развития общества и личности.

Фрейд далеко не всегда учитывал те серьезные ошибочные отклонения, которыми чревато упрощенное использование принципов механицизма и редукционизма (чрезмерности фрейдовского редукционизма особенно заметны в психоаналитических объяснениях наиболее высоких уровней духовной жизни и социальных процессов). Согласно его воззрениям, извечная отягощенность животным началом предопределяет все человеческие деяния, любой высший порыв может быть сведен к низшим побуждениям. Фрейдистская модель духовной жизни исходит из методологического допущения, что “все более высокие и сложные формы бытия непременно должны быть без остатка редуцированы к некоему простейшему началу и тем самым “разоблачены” в качестве иллюзии. Характерную методологическую параллель фрейдизму представляет вульгарный социологизм (в избитой шиллеровской формуле о “любви и голоде”, господствующих над миром, фрейдизм взял первую половину, вульгарный социологизм - вторую)” (Аверинцев С., с.119).

Фрейд, хотя и исходил из принципа эволюционного развития природных систем и человеческого общества, лишь в своих последних работах стал иногда допускать некоторую смену форм преобладающей детерминации (вспомним его рассуждения об угрозе будущей войны). В своем же основном содержании концепция Фрейда фактически внеисторична. Ведь более глубокие и простые формы психической жизни представлены не как развивающиеся, а как трансформирующиеся. Да и весь человек в конечном итоге оказывается “сокращенным пересказом” прошлого.

На самом деле это не так. Хотя и медленно, но изменяются даже самые глубокие психические механизмы и структуры. В частности, на них не могут не воздействовать значительно быстрее меняющиеся процессы на верхних уровнях. Да и в целом человек “развернут” не только в свое биологическое прошлое, и даже не только в свою непосредственно личностно переживаемую эпоху, но и в ожидаемое и проектируемое будущее. Другими словами, он не только проекция из прошлого, но и проект на будущее[5] и активный соучастник настоящего.

В связи с этим напомним: в “Бытие и ничто” Сартр резко критиковал психоанализ за то, что ему неведома сущность свободы, а именно она есть главная характеристика человека; в то же время сам Сартр стремился создать экзистенциальный психоанализ.

Фрейда можно упрекнуть и в принижении роли сознания в психической жизни. Оно представало лишь одним из уголков бессознательного, его скромной “прихожей”. Излюбленный образ фрейдистов, когда они ищут аналогию для человеческой психики, - это айсберг, основная махина которого прячется в пучине вод (бессознательное), и лишь вершина которого возвышается над водной гладью (сознательное); айсберг движется не туда, куда толкают его вершину ветры, а туда, куда направляется, подчиняясь подводным течениям, погруженная часть. На самом же деле доминирующий центр “духовной Вселенной” лежит в бессознательном далеко не у всех людей; гораздо характернее вариант его расположения в сознании. И если уж подбирать морские аналогии, то не айсбергу, а в большей мере кораблю с сознанием-капитаном на мостике можно символически уподобить человеческую душу. А в том, что этот корабль нередко оказывается без руля и без ветрил, чаще повинны не “подводные” природные силы, а рифы и стихии социальной жизни.

Кроме того, сознание связано с бессознательным не только путами противоречий, но и узами благотворных взаимодействий. То, что объединяет бессознательное и сознание в единое целое, фундаментальнее, закономернее и перспективнее того, что приводит к конфликту между ними. Они в гораздо большей мере способствуют функционированию, развитию и обогащению друг друга, чем препятствуют этому (хотя не исключены и временные - порою весьма длительные и глубокие - антагонизмы между ними).

Трудно согласиться и с фрейдовской трактовкой самой сущности сознания. Ведь она в должной мере не учитывает активного характера сознания, неразрывную связь сознания с деятельностью. При изучении сознания плодотворен подход, вскрывающий не только его укорененность в бессознательном, но также его общественную природу и связь со всем окружающим миром, а также учитывающий фундаментальную роль для формирования личности практической деятельности, в которую она вовлечена.

Фрейд собирался расшифровать тайну общественного развития и социальной жизни через призму своей концепции человека. Но для самого правильного понимания человека нужно было также пройти обратным путем, ведущим к нему от общества и открывающим всё человеческое богатство общественных взаимодействий и отношений.

По мнению Фрейда, именно изучение бессознательного по-настоящему сблизило психологию с естественными науками. Он постоянно подчеркивал объективно-научный характер своего учения, свою приверженность принципам детерминизма, эволюционизма, экспериментального обоснования и гипотетико-дедуктивного вывода. Тем не менее многие просчеты фрейдистского учения связаны с методологическим несовершенством его системы: недопустимо широкими обобщениями, произвольными переходами от частного к общему, неправомерными аналогиями.

К методологическим просчетам также относится сам характер построения фрейдистской концепции. По мнению К. Поппера, некоторые психоаналитические теории являются непроверяемыми, а также невозможно вообразить себе человеческое поведение, которое могло бы их опровергнуть. Статус подлинной научности возможен для них лишь в будущем. А пока они сродни мифу; но миф может содержать важные предвосхищения научных теорий (Поппер К., с.246-248).

Несмотря на отмеченные недостатки, идеи Фрейда повлияли на развитие не только психологии и психиатрии, но и на антропологию, социологию, философию, этику, эстетику, религию и т.д.

[1] Кроме названных видов фрейдовского прикладного психоанализа, в дальнейшем появились и иные - его использование в рекламе, политических мероприятиях, учебном процессе и пр.

[2] Таковы заключительные слова “Тотема и табу”, воспроизводящие гётевское “в деянии начало бытия”.

[3] Как показали современные этнологические исследования(К.Леви-Стросс и др.), запрет инцеста связан прежде всего с институтом обмена в примитивных обществах. Повеление “Не женись на своей сестре” эквивалентно повелению “Отдай свою сестру твоему ближнему” и позволяет расширять межсемейные коммуникации.

Вполне вероятно, что древние люди не сами установили целесообразность таких обменов, а лишь продолжили подобные “традиции” (“ритуалы”), существовавшие в сообществах их животных предков. Подобная гипотеза имеет определенные основания, ибо опирается на наблюдения за поведением современных видов приматов в сообществах (Харрисон Дж., Уайнер Дж., Тэннер Дж., Барникот Н., Рейнолдс В., с.123).

[4] При этом он широко опирался на труды известного французского социолога и социального психолога Густава Лебона (1841-1931), прежде всего такие как “Психология народов” и “Толпа”. Сам Лебон в свою очередь испытал воздействие расовой концепции Ж.А.Гобино, учения о человеческой природе И.Тэна, взглядов Т.Рибо, концепции гипнотического внушения Ж.Шарко. Объясняя социально-историческое развитие, Лебон развивал идею расового детерминизма. В социальной эволюции, по его представлениям, гораздо важнее роль иррациональных побуждений и чувств, чем разума. Развитый и цивилизованный индивид превращается в толпе в варвара, обуреваемого инстинктами. Одной из форм массовой истерии становятся революции. Лишь элита с позиций цивилизации и разума способна противостоять ведомой инстинктами массе или толпе. Да и сами иррациональные массы нуждаются в вождях. Подобный (в немалой степени социально-патологический) феномен политического лидерства порожден бессознательными механизмами в человеческой природе, управляющими поведением масс. По сути историей руководит иррациональное начало.

[5] Это можно проследить даже на уровне глубинных простейших восприятий, где наряду с апперцепцией существует и “опережающее отражение” (по выражению известного отечественного физиолога П.К.Анохина). Гораздо отчетливее указанная нацеленность на будущее проступает на более высоких уровнях психики.

4. . 5.

Действия с натуральными логарифмами.

1. . 2. . 3. . 4. . 5.

Формулы тригонометрии.

Формулы сложения: 5. 6.

Формулы двойных углов: 7. 8.

Преобразование суммы функций в произведение:

9. 10. 11. 12. .

Понижение степени: 13. 14. 15.

Формулы приведения

Функция

Значения тригонометрических функций некоторых углов

Таблица производных и дифференциалов основных элементарных функций.

№ п/п

Таблица основных неопределенных интегралов.

Дата добавления: 2015-06-25