Старые черти 7 страница

Как и остальные, Чарли сразу понял, что иронией здесь не пахнет. Компания стояла молча, опустив глаза, пока Гвен не произнесла сдержанным голосом:

— Если это, по-вашему, выдающееся достижение, то как бы вы назвали фильмы ужасов, которые показывают поздно ночью? Чуть лучше посредственных?

Она бросила на чиновника хмурый взгляд и деланно улыбнулась.

Алун многозначительно кивнул.

— Очень точно подмечено! — сказал он.

— Вообще-то мы с коллегами рассчитывали на поддержку. Старались изо всех сил, чтобы донести простому народу лучшее, что есть в современном искусстве, ведь в конечном итоге оно принадлежит ему, а не какой-нибудь элите, а такие, как вы — образованные люди! — не хотят ничего слышать. Вам нравится затхлый мещанский стиль Викторианской эпохи, и вы шарахаетесь от всего смелого и актуального. Тем не менее позвольте усомниться, что многие разделяют подобную точку зрения. До свидания.

Важный тип кивком подал знак сопровождающим следовать за ним, словно босс из фильма несколько иного рода, но вернулся, не пройдя и нескольких шагов.

— Вы, конечно, имеете полное право придерживаться своего мнения, однако оно, судя по всему, основывается на неосведомленности, в то время как скульптора, о котором идет речь, выбрала и проинструктировала группа экспертов. Прошу принять это к сведению.

Дождавшись, когда он скроется из виду, Алун произнес дрогнувшим от возмущения голосом:

— Все хорошо, пока разные говнюки, а особенно говнюшки, распространяются о выдающихся достижениях в рекламных проспектах или искусствоведческих журналах, ну, может, не совсем в порядке, но мы к этому привыкли и даже выработали иммунитет. И все было хорошо, пока придурки вроде этого типа требовали запретить «Любовь под вязами» в Королевском национальном театре или убрать из общественных библиотек книги Джойса, Лоуренса и Т. С. Элиота. Вы все слишком молоды и не помните старого болвана и вдобавок отъявленного мерзавца по имени Биван Хопкин, который вызвал полицию на выставку Ренуара в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году. Заметьте, не в тысяча девятьсот третьем! Вот и этот тип должен был вести себя так же. А он, подумать только, защищает нечто актуальное! Да он и слов таких знать не должен! Когда чиновники-лейбористы Южного Уэльса начинают вещать о том, как они несут современное искусство в массы, быть беде. Вернись, Биван Хопкин, все прощено и забыто.

Гвен попыталась что-то сказать, но Алун ее перебил:

— К черту, я сдаюсь. Надоело. О Господи, вон еще кто-то из этих! — Он повернулся к Чарли: — Нам лучше уйти, да поскорее.

— Я уйду прямо сейчас, но еще вернусь.

Чарли обошел группку сотрудников мэрии и, взяв по дороге чистый стакан, нырнул в туалет. Там он подождал, когда уйдут двое, которые зашли раньше, налил в стакан воды из-под крана, заперся в кабинке и разразился давно сдерживаемым кашлем. В туалет вошел какой-то человек и воспользовался писсуаром, тяжело вздыхая, словно в знак сочувствия. Чарли выпил еще воды и сделал несколько глубоких вдохов. Теперь он чувствовал себя, как персонаж Джона Бакана[20] после приступа лихорадки — во всем теле слабость, но голова ясная. Выходя из туалета, Чарли заметил, что там воняет, словно в александрийском борделе, — по крайней мере именно так он позже объявил приятелям.

Он шагал по коридору, застеленному ковром (на вид роскошным, но идти по нему было неприятно), пока не дошел до ряда телефонов-автоматов, защищенных от непогоды лишь небольшими навесами, похожими на романские арки.

Виктор ответил на звонок и обрадовался, услышав Чарли.

— Как ты, Чарлз? Что там в сводке последних новостей?

— Все замечательно. Слушай, боюсь, у меня не получится с обедом. Я совсем забыл, что мы договорились обойти пабы Гарристона. Извини.

— Чарли, я не понимаю, о чем ты говоришь. Какой обед?

— Ты же сам просил отыскать парочку важных шишек и привести…

— А, вот ты о чем. Ничего страшного, в другой раз. Как там Выпендрежный Выскочка?

— Знаешь, совсем неплохо. Ну, он вел себя ужасно на самом открытии памятника, а потом стал вполне ничего. Там был один чудаковатый тип — валлийско-американский гей, которого он красиво отшил.

— Отшил? А что, тот…

— Нет-нет. Он звал Алуна погостить в его холостяцком жилище в Пенсильвании, или Филадельфии, или еще где.

— Жалко, что он не поедет. Вот был бы номер, если бы он согласился! — От смеха голос Виктора перешел в фальцет. — ВВ в Пенсильвании с одним из этих! — В разговорах между братьями «эти» всегда упоминались в третьем лице. — Эх, мечты, мечты… Ладно, хорошо тебе погулять. Заглянешь позже?

— Возможно, только не знаю, когда точно.

— В любое время, Чарлз.

Вернувшись в зал, Чарли увидел, что толпа заметно поредела или просто разбрелась по углам. Так или иначе, люди мэра собирались уходить; того малого, которому понравился памятник, нигде не было видно. Какой-то старикан с бело-розовым лицом — розовым вокруг носа и глаз, белым во всех остальных местах — застыл у проема в стене и быстро открывал и закрывал рот. На столах стояли большие овальные подносы с малопривлекательными на вид порционными закусками ярко-зеленого или оранжевого цвета, которые почти никто не ел. И неудивительно, подумалось Чарли, особенно сейчас, когда половина страны страдает от избыточного веса, а вторая половина питается исключительно отрубями и сывороткой.

Зато выпивка пользовалась популярностью, причем до такой степени, что виски закончилось и никто не спешил его нести. Чарли пристроился в уголке бара, чтобы перехватить официантку, когда та будет возвращаться. Там уже стояли двое с пустыми стаканами: один лет шестидесяти с маленьким лицом, которое казалось еще меньше из-за очков в массивной оправе, и другой, помоложе, темноволосый, с грустной задумчивой физиономией, который чем-то напоминал Гарта. Они оба посмотрели на Чарли и сдержанно, но приветливо кивнули, словно знакомому. Впрочем, вполне возможно, они действительно встречались в клубе или баре. Здесь и впрямь все всех знают, что удобно и в то же время ни к чему не обязывает.

Парочка продолжила беседу, не стараясь исключить из нее Чарли.

— И такое случается повсюду, — говорил мужчина постарше, — не только в нашей сфере. Читали статью о том дипломате, который привез домой слишком много вина?

— Нет, должно быть, пропустил, — ответил темноволосый, бросив взгляд на Чарли, и тот кивнул, подтверждая, что тоже не видел статьи.

— Превосходная иллюстрация к нашему разговору. Дело в том, что когда дипломат уходил в отставку со своего последнего места службы, ему разрешалось беспошлинно ввезти в Англию какое-то количество вина в качестве поощрения. Точное число бутылок нигде не указывалось — рассчитывали на благоразумие, и все были счастливы и довольны. До тех пор пока сэр Такой-то не вернулся с запасом спиртного в десять или двадцать раз больше приемлемого. И все. Чуть ли не на следующий день лавочку прикрыли. Больше никаких льгот и поощрений.

— В общем, остальные тоже пострадали. Какой отвратительный эгоизм!

— Вот именно. Думаю, вы сами сделаете вывод. С годами во многих сферах сложилась традиция, когда люди на определенных должностях получают право на небольшие привилегии. Подчеркиваю — на небольшие. И все довольны, пока…

— Пока кто-то не превысит разумные пределы.

— Совершенно верно. А все человеческая жадность, — сказал пожилой, глядя сквозь очки в пустоту, затем добавил с шутливым нетерпением: — Ну и где же обещанное виски?

— Какой смысл торчать в аптеке, если там нет даже лекарства от простуды?

— Я бы сказал, что это уже слишком, — вставил Чарли.

— О, погодите! Спасение близко. Давно пора! Хвала Богу за маленькие радости! Освобождение Мейфкинга![21] Я знал, милая, что ты меня любишь! — Это и много чего еще было сказано, пока официантка наливала всем троим виски и предлагала каждому воду, содовую и лед. Обстановка стала более непринужденной.

— К счастью, — продолжил пожилой, — все не так мрачно. Возьмите хотя бы один конкретный случай. Анейрин Пигнателли.

Темноволосый энергично закивал, прикрыв глаза.

— Вы же знаете, о ком я говорю?

— Само собой, — сказал Чарли, тоже кивая. Он был почти уверен, что где-то слышал это имя.

— Я полагаю, многие осведомлены о том, что с ним случилось.

Чарли снова кивнул.

— Он оказался исключительно порядочным человеком. Когда он вышел… — пожилой джентльмен сделал паузу, по мнению Чарли, совсем не нужную, — он не смог попасть к себе домой из-за цветов.

На какую-то долю секунды Чарли выдал свое замешательство, невольно и почти незаметно. Его собеседник тут же отвернул лицо в сторону.

— От всех тех, кого он не утащил за собой, — с легкой досадой пояснил младший.

Чарли торопливо произнес: «Да-да, конечно» — и махнул рукой, словно говоря: совсем из головы выпало, но было уже поздно. Очарование некоего подобия близости рассеялось. Подгоняемый холодными взглядами, чужак поспешно удалился, не забыв, однако, долить в свой стакан виски.

Мельком оглянувшись по сторонам, Чарли увидел в конце зала Алуна и Гвен. Он подошел поближе и услышал из-за спины Гвен, как Алун вещает своей обычной скороговоркой:

— В последнее время я редко соглашаюсь выступать с лекциями. Просто чтения не подойдут?

— О, думаю, да, — ответила Гвен, оборачиваясь назад. — Я тебе сообщу.

— Не беспокойся, я обязательно приду. Чарли, старина, уходим.

— А почему ты не идешь на обед к мэру? — спросил Чарли. — Наверняка он устраивает прием.

— Конечно, но я ведь договорился о встрече со старыми друзьями, так? Куда же делся Малькольм? Впрочем, даже если бы не встреча, вряд ли бы я выдержал еще одно такое мероприятие. На сегодня мне хватило официальщины.

— Алун — творческая личность, не забывай, — заметила Софи.

— Тем не менее многие скажут, что причина другая: церемонию будут освещать в прессе, а обед — нет. Увидимся в пабе «Пиктон»,[22] Чарли, мне еще нужно кое-куда заглянуть, совсем ненадолго.

Пока Чарли ждал у входа, ему казалось, что Малькольму, чтобы вывести машину с многоэтажной парковки напротив универсального магазина «Теско», нужно не меньше времени, чем стране — чтобы выйти из Общего рынка. Наконец подкатил Малькольм, и они поехали через пригороды под старым добрым дождем, обычным для Уэльса во второй половине дня. Миновали развалины замка, затем — руины медеплавильного завода. То тут, то там виднелись конусообразные бугры, покрытые травой, а кое-где — кустарником и молодыми деревцами: заросшие отвалы давно исчезнувших угольных шахт. Дорога ползла вверх, мимо Айверна, по склону долины, который становился все круче, с едва различимыми вдали очертаниями высоких холмов. По всем признакам должен был показаться сельский пейзаж, но по сторонам дороги вновь возникли дома, магазины, учреждения, пабы — все грязное, как в те времена, когда в воздухе висела угольная пыль.

— Вот мы и на месте, — сказал Малькольм, заворачивая за угол. — Или нет? Я не вижу…

— Что случилось? — спросил Чарли, наклоняя голову и выглядывая в окно.

— Здесь раньше была табличка «Пиктон», а теперь написано: «Улицы». Какие улицы?

— Ну-ка посмотрим.

Малькольм припарковался у выкрашенного в лиловый цвет бутика. Чарли почти не сомневался, что это бывший магазинчик марксистской литературы, хоть и не смел верить в такое счастье. Повсюду торговали электронной аппаратурой или модным фаст-фудом, так что крики газетчика: «"Ивнинг пост"!» — доносились словно из другой эпохи.

До заветной цели оставалось несколько ярдов под мелким дождем, когда Малькольм заговорил с Чарли, и тот второй раз за последние два часа пережил то же странное ощущение: речь собеседника, ясная и четкая секунду назад, превратилась в набор бессмысленных звуков.

— Прости, Малькольм, я, должно быть, схожу с ума — ни слова не понял. Ты не мог бы повторить?

— Виноват, — вспыхнув, произнес Малькольм. — Хотел показать, как бы твой друг Кассивеллаун спрашивал о генерале Пиктоне. То есть я его не слышал, но наверняка он говорит с американским акцентом. Боюсь, у меня плохо получилось.

— По-моему, Пиктон родом из Пембрукшира, да? — добродушно поинтересовался Чарли.

— Да, теперь это часть Диведа.[23]

— В задницу их всех! — решительно произнес Чарли.

— Кого в задницу?

— Лондонских ублюдков, которые перекроили все валлийские графства. Даже меня, никудышного валлийца, это страшно возмущает. Да еще их дурацкие старинные названия!

— Это сделали для более эффективного управления. — Малькольм хотел быть справедливым.

— Вот тут ты ошибаешься. Это сделали мне назло!

Спасаясь от дождя, они нырнули в гулкий темный туннель, который вел к боковому входу и когда-то служил туалетом для местных выпивох; теперь там было безукоризненно чисто, а старые булыжники сменил бетон. Темноту внутри паба рассеивали лампы в виде старомодных уличных фонарей; впрочем, вблизи стало понятно, что это и есть фонари. Со стеклянного потолка или сквозь него лился приглушенный свет, имитирующий дневной. Стены были расписаны под фасады магазинов, между которыми расположились ворота с кирпичными столбами, решетка парка, кусты и белая дощатая беседка. В дальнем конце помещения приятели разглядели внушительную фигуру Питера Томаса, который сидел на складном парусиновом стуле в бело-зеленую полоску возле фальшивого колодца, отделанного камнем и кованым железом. Новоприбывшие направились к нему, по дороге заметив, что кафель под ногами сменился гравием.

— Общество всеобщего благоденствия, — проворчал Питер. — В старые тяжелые времена только богатеи могли наслаждаться подобным окружением. Теперь оно доступно всем.

Чарли подошел к многоугольному бару посредине зала и позвал бармена.

— Минутку, — отозвался голос откуда-то вне поля зрения, и сразу стало понятно: кое-что осталось прежним.

После того как принесли выпивку, Малькольм огляделся вокруг и сказал:

— Да, здесь все переделали.

— И не разберешь, где что находилось, — добавил Чарли. — Помните бар в задней комнате? Где была дверь, которая туда вела?

— Полагаю, сейчас везде так, ну, может, кроме какой-нибудь дыры вроде «Библии», — заметил Малькольм. Его лицо стало серьезным и сосредоточенным. — Напоминает мне одно местечко, куда я заходил совсем недавно. Черт, как же оно называлось?

Питер тяжело задышал.

— Далеко не везде. На днях я ехал на автобусе, времени было много, ну я и вышел у «Пендл-инн», помните этот паб? Там теперь все из металла, представляете? Стены, пол, столы, стулья, бар — абсолютно все! Сплошной матовый металл, не хромированный. Даже стойка с едой. Все металлическое, кроме дюжины телевизоров, по которым показывают рок-музыкантов. Но ты, конечно, имеешь полное право считать различия между этим пабом и тем незначительными.

Питер редко говорил столь пространно, однако Малькольм уже приготовил ответ:

— Видимо, подобный дизайн привлекает молодежь. Вот как здесь.

Верно подметил: судя по тому, что можно было различить в полумраке, большинству посетителей едва исполнилось тридцать. Некоторым не было и десяти, они носились вокруг, налетая на мебель.

На лице Питера промелькнула гримаса невыразимого отвращения, но он промолчал.

— Да не должен он никого привлекать, — сказал Чарли, — смысл вовсе не в этом. Просто хозяин понимает, что пора подновить пабы. Конечно, он не жаждет раскошеливаться на пару миллионов фунтов, но делать нечего, и потому он скрепя сердце достает деньги и нанимает известного дизайнера. А известный дизайнер становится знаменитым, после того как фотографии его работ опубликуют в шведских журналах, и остается знаменитым, пока получает призы от международных комитетов, заседающих где-нибудь в Бразилии. Вот и все. Бедный старый…

Чарли умолк — Питер, который все быстрее и быстрее переводил взгляд с него на Малькольма и обратно, явно хотел что-то сказать.

— Где Алун? — требовательно спросил он. — Я думал, он тоже приедет.

— Собирался, — ответил Чарли. — Вернее, собирается. Будет чуть позже.

Пока он говорил, раздался телефонный звонок. Из-за стойки вышел сутулый юнец и направился к старомодной телефонной будке, которая стояла на бетонном постаменте посреди зала.

Питер недовольно продолжил:

— Однако он присутствовал и даже проявлял активность на церемонии в честь Бридана, которая, по словам Малькольма, прошла, увы, без особых неприятностей.

— Ну, ему куда-то понадобилось.

— Да? Куда же именно?

— Не знаю.

Питер пристально поглядел на Чарли, затем покосился на Малькольма, однако те ничего не сказали. Так они и сидели молча под оранжево-белым пляжным зонтиком, беспомощно глядя на идущего к ним сутулого юнца.

— Кто из вас мистер Келлан-Дэвис? — спросил он, выговорив первую часть фамилии явно не по-валлийски.

Чарли испугался, что Малькольм начнет поправлять бармена, но все обошлось: Малькольм ответил, помедлив не дольше обычного — он вообще соображал не быстро.

— Ваш друг сказал, что уже едет. — Юноша кивнул на телефонную будку, словно желая снять любые сомнения относительно источника информации.

Почему-то это известие никого не обрадовало — наоборот, за столом воцарилось мрачное молчание. Оно грозило затянуться, но тут на выручку пришел старина Малькольм: он рассказал Питеру о церемонии перед церковью Святого Догмайла, не забыв о Пью. Чарли тем временем мирно клевал носом в своем пляжном кресле.

Алун действительно не заставил себя долго ждать. Энергичным шагом он прошел через кафель и гравий к приятелям, состроил извиняющуюся гримасу, окинул интерьер неодобрительным взглядом и сходил за выпивкой. Как обычно, Алун весело болтал о самых разных вещах, но и словом не обмолвился о том, где провел предыдущий час своей жизни. Чарли, который уже немного прочухался, почувствовал, что вот теперь-то, когда он размяк и стал пить неторопливо, его разобрало по-настоящему. Он подождал, пока Алун закончит распространяться о том, что сегодня они впервые за бог знает сколько лет пьют вчетвером, и обратился к нему:

— По-моему, ты хорошо выступил на сегодняшней церемонии.

— Ну, мне нужно было…

— Вот только зря ты сказал, что хотя Бридан не знал валлийского, он его понимал.

— Господи, я всего лишь…

— Я хочу кое-что тебе объяснить, пока еще помню и не перебрал с выпивкой. Когда кто-то говорит тебе по-валлийски, что на дворе трава, а на траве дрова, ты ничего не поймешь, если только не знаешь, как по-валлийски «двор», «трава» и «дрова». Еще он может нарисовать картинку. Иначе это просто тарабарщина.

— Конечно, конечно…

— Суть в том, что в этом нет необходимости. Люди будут рады услышать, что Бридан творил на английском с жаром и страстью, присущими только истинному, или настоящему, или какому тебе угодно валлийцу, и что в своих стихах он передавал дух чего-то там. Даже если такое утверждение спорно, оно по крайней мере всего лишь треп, а не чушь. Трепись сколько хочешь, но не пори чушь.

— Интересно, сколько человек чувствуют разницу?

— Не знаю, но я чувствую, и ты, думаю, тоже.

Алун вздохнул:

— Ты прав, Чарли. Я не подумал. Очень неосмотрительно.

— Вот и умница. И не забывай в будущем.

— Эй, Алун! — Малькольм с улыбкой перегнулся через стол и заговорил с малоправдоподобным, но на сей раз понятным американским акцентом: — Скажите, мистер Уивер, можно ли этот паб назвать типично валлийским?

Тут раздался могучий треск, как будто кто-то громко испортил воздух. Оказалось, что под мощным задом Питера порвалось сиденье парусинового стула. По счастью, Питер не провалился насквозь, а застрял в металлической раме, сжимая стакан с нетронутым виски. Никто не успел шевельнуться, как грянула рок-музыка с обязательным ударом барабана на каждой доле третьего такта, удачно замаскировав оплошность Питера.

— Уходим! — рявкнул Алун. — Пейте быстрей, и уходим!

Он махом опорожнил свой стакан, взялся за прохудившийся стул и держал, пока Питер рывками выбирался на свободу и вставал на ноги. Затем приятели поспешили к выходу вслед за Малькольмом и Чарли. Никто не смотрел в их сторону.

— Уф, чуть не попались! — выдохнул Чарли, когда вся четверка остановилась у выхода из туннеля. Дождь, конечно, полил еще сильнее.

— Отлично, — сказал Алун, переводя взгляд с одного на другого. — Пора бы и перекусить. Кстати, здесь есть то, что нам нужно, — индийское бистро «Бенгальский тигр». Ну, почти то, что нужно. Подождите здесь, ребята, пойду узнаю.

Алун рванул через дорогу, как настоящий спортсмен; даже газета, которой он прикрывал голову от дождя, не портила впечатление. Три приятеля в туннеле мрачно переглянулись.

— Да уж, любит работать на публику.

— Интересно, что он еще задумал?

— Не совсем уверен, но разговор шел о поездке на Корси.

— Уже поздновато, не находишь? Больше времени потеряем на дорогу туда и обратно.

— Еще нет и половины второго.

— Я хорошо выгляжу? — вдруг спросил Малькольм.

— Замечательно, — в один голос ответили друзья. — А в чем дело? Ты плохо себя чувствуешь?

— Нет, все в порядке. Просто хотел узнать, как я выгляжу.

— Господи, вот и Алун.

Отчаянно жестикулируя, Алун ускорил шаг, нырнул в туннель и присоединился к приятелям.

— Отвратительно. Нет даже… Ладно, потом скажу, а сейчас надо ехать. Сдается, здесь нет ничего приличного; поедем сразу на Корси. Малькольм, где твоя машина?

— Ты что, без машины? Как ты сюда добрался?

— На такси. Будет веселее, если поедем все вместе.

Когда они забрались в теплый сырой полумрак машины, там сразу стало тесновато, зато вполне уютно. Чарли удобно устроился на заднем сиденье рядом с Питером, который втиснул туда свою тушу с некоторым трудом, хотя автомобиль Малькольма был не из самых маленьких. Алун на правах главного занял переднее пассажирское кресло и почти всю дорогу оборачивался назад, чтобы поддерживать разговор.

— Жуткое заведение, скажу я вам. Похоже на приморский пансионат, только повсюду китайские фонарики и играет музыка-кантри. Конечно, пустое, и, судя по всему, туда вообще никто не ходит. Довольно милая девушка сообщила, что можно заказать разогретый готовый обед из говядины или баранины — на выбор, а на закуску — сыр или салат с цыпленком, а к нему по желанию индийский соус чатни и маринованный лук. После снова сыр.

— Прямо как в бангладешском Читтагонге, — вставил Чарли.

— Я спросил, можно ли заказать карри, а она мне: «Извините, но у нас до шести только английская кухня. Повар-индиец приходит после шести». Бедняжка, ей так не хотелось отвечать на мои расспросы! Я довольно резко заметил, что на вывеске написано: «Индийско-европейская кухня». Она со мной согласилась. А потом… потом я поинтересовался, кто владелец бистро, и она здорово смутилась. И что вы думаете? Хозяева — арабы!

Слушатели дружно выразили негодование возмущенными возгласами, а дополнительный накал страстям придал ощутимый толчок, когда машину тряхнуло на ухабе.

— Я что хочу сказать, — продолжил Алун, сердито сверкнув глазами. — Арабы владеют авиалиниями, арабы владеют половиной Лондона… ладно, к этому мы уже привыкли. Но когда арабы хозяйничают в бистро «Бенгальский тигр» в захудалом промышленном поселке на полуразрушенной окраине бывшего индустриального центра и угольного порта в Богом забытой провинции — от одной этой мысли мороз по коже. Или еще хуже.

— Не только провинция виновата, — заметил Малькольм. — Возможно, и не в первую очередь.

— Никто и не говорит, что виновата, дружище.

Воцарилось молчание. Малькольм вел машину чуть быстрее обычного, но вполне безопасно, а движение было не слишком оживленным. Чарли задремал на несколько минут и проснулся от того, что Алун на переднем сиденье тихонько запел:

— А не крошка ли Салли так ужасно воняла, что ее выносили с трудом?

Нет-нет, то не Салли…

Если бы кто-нибудь сравнил манеру, в которой Алун промурлыкал эти строки, с тем, как он напевал после свидания с Софи, то, вероятно, заметил бы некоторый спад; песенка звучала совсем не убедительно. Чарли ничего не почувствовал. Он думал, что сегодняшний день становится одним из удачных. Дождь перестал, или они из него выехали, когда добрались до моря, и солнце светило блекло и водянисто. На дорожном указателе промелькнуло название «Корси». Все вокруг было тихим и мирным.

Пока никто не забивал голову такими вопросами, считалось, что остров Корси назвали в честь норманнского семейства, которое владело близлежащим Лохарном. Различные крупные ученые предлагали другие варианты: от искаженного валлийского слова cors, означающего «болото», «топь», и староанглийского еу, означающего «остров», или от эпонима Коri с еу, или от английского causeway, то есть «дамба», или от валлийского cawsai, заимствованного из английского и означающего то же самое. Как водится у крупных ученых, они не пришли к единому мнению, но дамба, которую последний раз ремонтировали в восьмидесятых годах прошлого века, действительно существовала: она связывала островок с остальным Уэльсом, и по ней проходила прекрасная широкая дорога примерно в сто метров длиной. До того как в шестьдесят пятом году на Корси закрыли все три товаро-пассажирские станции и убрали железнодорожную колею, дорога была вдвое у́же.

Когда-то Чарли кое-что об этом слышал, и, вне всякого сомнения, гораздо больше информации хранилось в памяти Малькольма. С какой радостью он бы поделился ею с кем-нибудь вроде Пью, и какое счастье для остальных, что этого не случилось! Трудно представить, что было бы с Питером, который сейчас крепко спал, издавая иногда странные звуки, похожие на сдавленные крики ужаса.

Заехав на остров и миновав Холмвуд, знаменитую, сохранившуюся с древних времен дубовую рощу, которая, как некогда ошибочно полагали, имела отношение к друидам, Малькольм повернул налево. Восточная часть Корси всегда считалась валлийской половиной острова, что было заметно по названиям. Впрочем, среди них встречалась парочка англизированных, вроде Тревиля, куда друзья и направлялись. Западная сторона была в основном английской с тех пор, как в шестидесятых годах двенадцатого века Генрих II отправил сюда поселенцев. Там находился бывший порт Бирдартир, а также почти все пляжи острова, летом переполненные людьми. Вдоль восточного берега тянулись темные скалы, которые спускались к узким галечным отмелям или прямо в море. Кое-где они достигали двухсот футов, лишь немногим уступая самой высокой точке Корси. По общему согласию Малькольм остановил машину, и все выбрались наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха, а заодно и отлить.

С первым вдохом Чарли почувствовал легкий запах то ли соли, то ли вереска, а может, сосновой хвои, но не успел он разобрать, чем именно пахнет, как аромат исчез. Чарли сосредоточенно помочился в заросшую травой канаву у обочины. Вокруг было очень тихо — по крайней мере так он думал до тех пор, пока маленький красный с желтым самолет не вылетел с глухим гулом из-за его плеча, направляясь к суонсетской взлетно-посадочной полосе. Чарли с трудом поднялся по сырой кочковатой тропе на небольшой холм, отмеченный довольно старым фальшивым кельтским крестом в пятнах лишайника и вполне новой мемориальной доской из лиловатого материала.

Место было знакомое. Чарли сразу нашел дорогу на холм, но совершенно не помнил, когда стоял здесь раньше. Он начисто забыл, как отлого спускаются склоны, и с одной стороны за сосновой рощей виден Уэльс, а с противоположной, в направлении Девона и Корнуолла, зыбкая дымка окутывает бóльшую часть острова. Лишь посмотрев вниз, в небольшую извилистую долину, можно было разглядеть редкую поросль кустарников и невысокие деревца, полоску серого камня и залитый солнцем клочок дерна, плотный и зеленый, как сукно на бильярдном столе. Чарли нашел зрелище чрезвычайно приятным. В свое время он думал, что в пейзажах вроде этого есть нечто большее, чем открывается взору; может, оно даже не в самих пейзажах или вне их пределов, а как-то связано с ними, и многие стихотворения уверяли его в том же. Чарли долго надеялся, что сумеет уловить отблеск этого невидимого, но ничего хотя бы отдаленно отвечающего догадкам и намекам так и не усмотрел. Тем не менее он до сих пор испытывал некоторый душевный трепет, когда выбирался на природу или встречал подходящее стихотворение. Вот и сегодня тоже.

Чарли побрел вниз по склону.

— Ради Бога, быстрее! — крикнул Алун недовольным голосом. — Мы не можем торчать здесь всю ночь.

— Не можем, — согласился Чарли. Он вернулся к машине последним, хоть и ненамного позже остальных. Как он и предполагал, от чистого воздуха в голове прояснилось. — Послушайте, я, видно, был не в себе, когда позволил завезти нас сюда. В Тревиле искать нечего, все битком забито.

— Там есть пабы.

— Хорошо еще, если они будут как тот, откуда мы только что ушли.

— Да ладно, поедем посмотрим. Вряд ли здешние пабы особо гонятся за модой, не то место.

— О чем ты? — спросил Чарли, когда машина тронулась с места. — Сейчас все переделали на современный манер, ну, может, кроме самых захудалых забегаловок.

— Я знаю, о чем он, — сказал Питер. — Алун имеет в виду, что они более аутентичные. Более валлийские, прости Господи.

— Подходящие для его телепередач. Черт, думаю, ты прав.

— Так куда мне ехать? — поинтересовался Малькольм.

— Примерно через полмили будет поворот и последний шанс попасть в западную часть острова. Самый подходящий вариант.

— И что, там открыто в это время года? — страдальчески спросил Алун, словно обидевшись на неблагодарность.

Дата добавления: 2015-06-25