--------------------------------------------------------------- Перевод В.Рогова Источник: "Эдгар По. Стихотворения. Проза", Изд-во "Худ.лит.", Москва, 1976, Библиотека Всемирной литературы, Серия вторая - литература XIX в. OCR: Alexander D.Jurinsson--------------------------------------------------------------- "Который час?" Известное выражение Решительно всем известно, что прекраснейшим местом в мире является -или, увы, являлся - голландский городок Школькофремен. Но ввиду того, чтоон расположен на значительном расстоянии от больших дорог, в захолустнойместности, быть может, лишь весьма немногим из моих читателей довелось внем побывать. Поэтому ради тех, кто в нем не побывал, будет вполне уместносообщить о нем некоторые сведения. Это тем более необходимо, что, надеясьпробудить сочувствие публики к его жителям, я намереваюсь поведать здесьисторию бедственных событий, недавно происшедших в его пределах. Никто иззнающих меня не усомнится в том, что долг, мною на себя добровольновозложенный, будет выполнен в полную меру моих способностей, с тем строгимбеспристрастием, скрупулезным изучением фактов и тщательным сличениемисточников, коими ни в коей мере не должен пренебрегать тот, ктопретендует на звание историка. Пользуясь помощью летописей купно с надписями и древними монетами, ямогу утверждать о Школькофремене, что он со своего основания находилсясовершенно в таком же состоянии, в каком пребывает и ныне. Однако ссожалением замечу, что о дате его основания я могу говорить лишь с тойнеопределенной определенностью, с какой математики иногда принужденымириться в некоторых алгебраических формулах. Поэтому могу сказать одно:городок стар, как все на земле, и существует с сотворения мира. С прискорбием сознаюсь, что происхождение названия "Школькофремен"мне также неведомо. Среди множества мнений по этому щекотливому вопросу -из коих некоторые остроумны, некоторые учены, а некоторые в достаточноймере им противоположны - не могу выбрать ни одного, которое следовало бысчесть удовлетворительным. Быть может, гипотеза Шнапстринкена, почтисовпадающая с гипотезой Тугодумма, при известных оговорках заслуживаетпредпочтения. Она гласит: "Школько" - читай - "горький" - горячий',"фремен" - непр.- вм. "кремень"; видимо, идиом. для "молния". Такоепроисхождение этого названия, по правде говоря, поддерживается такженекоторыми следами электрического флюида, еще замечаемыми на острие шпиляратуши. Однако я не желаю компрометировать себя, высказывая мнения о стольважной теме, и должен отослать интересующегося читателя к труду"Oratiunculoe de Rebus Proeter-Veteris" ["Небольшие речи о давнем прошлом"(лат.)] сочинения Брюкенгромма. Также смотри Вандерстервен, "DeDerivationibus" ["Об образованиях" (лат.)] (стр. 27-5010, фолио, готич.изд., красный и черный шрифт, колонтитул и без арабской пагинации), гдеможно также ознакомиться с заметками на полях Сорундвздора и комментариямиТшафкенхрюккена. Несмотря на тьму, которой покрыты дата основания Школькофремена ипроисхождение его названия, не может быть сомнения, как я уже указывалвыше, что он всегда выглядел совершенно так же, как и в нашу эпоху.Старейший из жителей не может вспомнить даже малейшего изменения в обликекакой-либо его части; да и самое допущение подобной возможности сочли быоскорбительным. Городок расположен в долине, имеющей форму правильногокруга,- около четверти мили в окружности,- и со всех сторон его обступаютпологие холмы, перейти которые еще никто не отважился. При этом ониссылаются на вполне здравую причину: они не верят, что по ту сторонухолмов хоть что-нибудь есть. По краю долины (совершенно ровной и полностью вымощенной кафелем)расположены, примыкая друг к другу, шестьдесят маленьких домиков. Домикиэти, поскольку задом они обращены к холмам, фасадами выходят к центрудолины, находящемуся ровно в шестидесяти ярдах от входа в каждый дом.Перед каждым домиком маленький садик, а в нем - круговая дорожка,солнечные часы и двадцать четыре кочана капусты. Все здания так схожимежду собой, что никак невозможно отличить одно от другого. Ввиду большойдревности архитектура у них довольно странная, но тем не менее она весьмаживописна. Выстроены они из огнеупорных кирпичиков - красных, с чернымиконцами, так что стены похожи на большие шахматные доски. Коньки крышобращены к центру площади; вторые этажи далеко выступают над первыми. Окнаузкие и глубокие, с маленькими стеклами и частым переплетом. Крыши покрытычерепицей с высокими гребнями. Деревянные части - темного цвета; и хоть наних много резьбы, но разнообразия в ее рисунке мало, ибо с незапамятныхвремен резчики Школькофремена умели изображать только два предмета - часыи капустный кочан. Но вырезывают они их отлично, и притом о поразительнойизобретательностью - везде, где только хватит места для резца. Жилища так же сходны между собой внутри, как и снаружи, и мебельрасставлена по одному плану. Полы покрыты квадратиками кафеля; стулья истолы с тонкими изогнутыми ножками сделаны из дерева, похожего на черное.Полки над каминами высокие и черные, и на них имеются не толькоизображения часов и кочанов, но и настоящие часы, которые помещаются насамой середине полок; часы необычайно громко тикают; по концам полок, вкачестве пристяжных, стоят цветочные горшки; в каждом горшке по капустномукочану. Между горшками и часами стоят толстопузые фарфоровые человечки; вживоте у каждого из них большое круглое отверстие, в котором виден часовойциферблат. Камины большие и глубокие, со стоячками самого фантастического вида.Над вечно горящим огнем - громадный котел, полный кислой капусты исвинины, за которым всегда наблюдает хозяйка дома. Это маленькая толстаястарушка, голубоглазая и краснолицая, в огромном, похожем на сахарнуюголову, чепце, украшенном лиловыми и желтыми лентами. На ней оранжевоеплатье из полушерсти, очень широкое сзади и очень короткое в талии, да ивообще не длинное, ибо доходит только до икр. Икры у нее толстоватые,щиколотки - тоже, но обтягивают их нарядные зеленые чулки. Ее туфли - изрозовой кожи, с пышными пучками желтых лент, которым придана формакапустных кочанов. В левой руке у нее тяжелые голландские часы, в правой -половник для помешивания свинины с капустой. Рядом с ней стоит жирнаяполосатая кошка, к хвосту которой мальчики потехи ради привязалипозолоченные игрушечные часы с репетиром. Сами мальчики - их трое - в саду присматривают за свиньей. Все ониростом в два фута. На них треуголки, доходящие до бедер лиловые жилеты,короткие панталоны из оленьей кожи, красные шерстяные чулки, тяжелыебашмаки с большими серебряными пряжками и длинные сюртучки с крупнымиперламутровыми пуговицами. У каждого в зубах трубка, а в правой руке -маленькие пузатые часы. Затянутся они - и посмотрят на часы, посмотрят - изатянутся. Дородная ленивая свинья то подбирает опавшие капустные листья,то пытается лягнуть позолоченные часы с репетиром, которые мальчишкипривязали к ее хвосту, дабы она была такой же красивой, как и кошка. У самой парадной двери, в обитых кожей креслах с высокой спинкой итакими же изогнутыми ножками, как у столов, сидит сам хозяин дома. Этовесьма пухлый старичок с большими круглыми глазами и огромным двойнымподбородком. Одет он так же, как и дети,- и я могу об этом более неговорить. Вся разница в том, что трубка у него несколько больше и дым онпускает обильнее. Как и у мальчиков, у него есть часы, но он их носит вкармане. Говоря по правде, ему надо следить кое за чем поважнее часов,- аза чем, я скоро объясню. Он сидит, положив правую ногу на левое колено,облик его строг, и, по крайней мере, один его глаз всегда прикован кнекоей примечательной точке в центре долины. Точка эта находится на башне городской ратуши. Советники ратуши - всеочень маленькие, кругленькие, масленые и смышленые человечки с большими,как блюдца, глазами и толстыми двойными подбородками, а сюртуки у нихгораздо длиннее и пряжки на башмаках гораздо больше, нежели у обитателейШколькофремена. За время моего пребывания в городе у них состоялосьнесколько особых совещаний, и они приняли следующие три важных решения: "Что изменять добрый старый порядок жизни нехорошо"; "Что вне Школькофремена нет ничего даже сносного" и "Что мы будем держаться наших часов и нашей капусты". Над залом ратуши высится башня, а на башне есть колокольня, накоторой находятся и находились с времен незапамятных гордость и диво этогогорода - главные часы Школькофремена. Это и есть точка, к которой обращенывзоры старичков, сидящих в кожаных креслах. У часов семь циферблатов - по одному на каждую из сторон колокольни,-так что их легко увидеть отовсюду. Циферблаты большие, белые, а стрелкитяжелые, черные. Есть специальный смотритель, единственной обязанностьюкоторого является надзор за часами; но эта обязанность - совершеннейшийвид синекуры, ибо со школькофременскими часами никогда еще ничего неслучалось. До недавнего времени даже предположение об этом считалосьересью. В самые древние времена, о каких только есть упоминания в архивах,большой колокол регулярно отбивал время. Да, впрочем, и все другие часы вгороде тоже. Нигде так не следили за точным временем, как в этом городе.Когда большой колокол находил нужным сказать: "Двенадцать часов!" - всеего верные последователи одновременно разверзали глотки и откликались, каксамо эхо. Короче говоря, добрые бюргеры любили кислую капусту, но своимичасами они гордились. Всех, чья должность является синекурой, в той или иной степениуважают, а так как у школькофременского смотрителя колокольнисовершеннейший вид синекуры, то и уважают его больше, нежели кого-нибудьна свете. Он главный городской сановник, и даже свиньи взирают на негоснизу вверх с глубоким почтением. Фалды его сюртука гораздо длиннее,трубка, пряжки на башмаках, глаза и живот гораздо больше, нежели у другихгородских старцев. Что до его подбородка, то он не только двойной, а дажетройной. Вот я и описал счастливый уголок Школькофремен. Какая жалость, чтостоль прекрасная картина должна была перемениться на обратную! Давно уж мудрейшие обитатели его повторяли: "Из-за холмов добра нежди",- и в этих словах оказалось нечто пророческое. Два дня назад, когдадо полудня оставалось пять минут, на вершине холмов с восточной стороныпоявился предмет весьма необычного вида. Такое происшествие, конечно,привлекло всеобщее внимание, и каждый старичок, сидевший в кожаныхкреслах, смятенно устремил один глаз на это явление, не отрывая второгоглаза от башенных часов. Когда до полудня оставалось всего три минуты, любопытный предмет нагоризонте оказался миниатюрным молодым человеком чужеземного вида. Он снеобычайной быстротой спускался с холмов, так что скоро все могли подробнорассмотреть его. Воистину это был самый жеманный франт из всех, какихкогда-либо видели в Школькофремене. Цвет его лица напоминал темныйнюхательный табак, у него был длинный крючковатый нос, глаза - какгорошины, широкий рот и прекрасные зубы, которыми он, казалось, стремилсяперед всеми похвастаться, улыбаясь до ушей; бакенбарды и усы скрывалиостальную часть его лица. Он был без шляпы, с аккуратными папильотками вволосах. На нем был плотно облегающий фрак (из заднего кармана котороговысовывался длиннейший угол белого платка), черные кашемировые панталоныдо колен, черные чулки и тупоносые черные лакированные туфли с громаднымипучками черных атласных лент вместо бантов. К одному боку он прижималлоктем громадную шляпу, а к другому - скрипку, почти в пять раз большенего самого. В левой руке он держал золотую табакерку, из которой, сбегаяс прискоком с холма и выделывая самые фантастические па, в то же времянепрерывно брал табак и нюхал его с видом величайшего самодовольства. Вотэто, доложу я вам, было зрелище для честных бюргеров Школькофремена! Проще говоря, у этого малого, несмотря на его ухмылку, лицо былодерзкое и зловещее; и когда он, выделывая курбеты, влетел в городок,странные, словно обрубленные носки его туфель вызвали немалое подозрение;и многие бюргеры, видевшие его в тот день, согласились бы дажепожертвовать малой толикой, лишь бы заглянуть под белый батистовый платок,столь досадно свисавший из кармана его фрака. Но главным образом этотнаглого вида франтик возбудил праведное негодование тем, что, откалываятут фанданго, там джигу, казалось, не имел ни малейшего понятия онеобходимости соблюдать в танце правильный счет. Добрые горожане, впрочем, и глаз-то как следует открыть не успели,когда этот негодяй - до полудня оставалось всего полминуты-очутился всамой их гуще; тут "шассе", там "балансе", а потом, сделав пируэт ипа-де-зефир, вспорхнул прямо на башню, где пораженный смотритель сидел икурил, исполненный достоинства и отчаяния. А человечек тут же схватил егоза нос и дернул как следует, нахлобучил ему на голову шляпу, закрыв емуглаза и рот, а потом замахнулся большой скрипкой и стал бить его так долгои старательно, что при соприкосновении столь попой скрипки со стольтолстым смотрителем можно было подумать, будто целый полк барабанщиковвыбивает сатанинскую дробь на башне школькофременской ратуши. Кто знает, к какому отчаянному возмездию побудило бы жителей этобесчестное нападение, если бы не одно важное обстоятельство: до полудняоставалось только полсекунды. Колокол должен был вот-вот ударить, авнимательное наблюдение за своими часами было абсолютной и насущнойнеобходимостью. Однако было очевидно, что в тот самый миг пришелецпроделывал с часами что-то неподобающее. Но часы забили, и ни у кого небыло времени следить за его действиями, ибо всем надо было считать ударыколокола. - Раз! - сказали часы. - Расс! - отозвался каждый маленький старичок с каждого обитого кожейкресла в Школькофремене. "Расс!"- сказали его часы; "расс!"- сказали часыего супруги, и "расс!"- сказали часы мальчиков и позолоченные часики срепетиром на хвостах у кошки и у свиньи. - Два! - продолжал большой колокол; и - Тфа! - повторили все за ним. - Три! Четыре! Пять! Шесть! Семь! Восемь! Девять! Десять! - сказалколокол. - Три! Тшетире! Пиать! Шшесть! Зем! Фосем! Тефять! Тесять! - ответилиостальные. - Одиннадцать! - сказал большой. - Отиннатсать! - подтвердили маленькие. - Двенадцать! - сказал колокол. - Тфенатсать! - согласились все, удовлетворенно понизив голос. - Унд тфенатсать тшасофф и есть! - сказали все старички, поднимаячасы. Но большой колокол еще с ними не покончил. - Тринадцать! - сказал он. - Дер Тейфель! - ахнули старички, бледнея, роняя трубки в снимаяправые ноги с левых колен. - Дер Тейфель! - стонали они.- Дряннатсать! Дряннатсать! Майн Готт,сейтшас, сейтшас дряннатсать тшасофф! К чему пытаться описать последовавшую ужасную сцену? ВсемШколькофременом овладело прискорбное смятение. - Што с моим шифотом! - возопили все мальчики.- Я целый тшас колотаю! - Што с моей капустой? - визжали все хозяйки.- Она за тшас всярасфарилась! - Што с моей трупкой? - бранились все старички.- Кром в молния! Онацелый тшас, как покасла! - И в гневе они снова набили трубки и,откинувшись на спинки кресел, запыхтели так стремительно и свирепо, чтовся долина мгновенно окуталась непроницаемым дымом. Тем временем все капустные кочаны покраснели, и казалось, самнечистый вселился во все, имеющее вид часов. Часы, вырезанные на мебели,заплясали, точно бесноватые; часы на каминных полках едва сдерживалиярость и не переставали отбивать тринадцать часов, а маятники такдрыгались и дергались, что страшно было смотреть. Но еще хуже то, что никошки, ни свиньи не могли больше мириться с поведением часиков,привязанных к их хвостам, и выражали свое возмущение тем, что метались,царапались, повсюду совали рыла, визжали и верещали, мяукали и хрюкали,кидались людям в лицо и забирались под юбки - словом, устроили самыйомерзительный гомон и смятение, какие только может вообразитьздравомыслящий человек. А в довершение всех зол негодный маленький шалопайна колокольне, по-видимому, старался вовсю. Время от времени мерзавцаможно было увидеть сквозь клубы дыма. Он сидел в башне на упавшем навзничьсмотрителе. В зубах злодей держал веревку колокола, которую дергал, мотаяголовой, и при этом поднимал такой шум, что у меня до сих пор в ушахзвенит, как вспомню. На коленях у него лежала скрипка, которую он скребобеими руками, немилосердно фальшивя, делая вид, бездельник, будто играет"Джуди О'Фланнаган и Пэдди О'Рафферти". При столь горестном положении вещей я с отвращением покинул этотгород и теперь взываю о помощи ко всем любителям точного времени и кислойкапусты. Направимся туда в боевом порядке и восстановим в Школькофременебылой уклад жизни, изгнав этого малого с колокольни.
studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав!Последнее добавление
"Который час?" Известное выражение Решительно всем известно, что прекраснейшим местом в мире является -или, увы, являлся - голландский городок Школькофремен. Но ввиду того, чтоон расположен на значительном расстоянии от больших дорог, в захолустнойместности, быть может, лишь весьма немногим из моих читателей довелось внем побывать. Поэтому ради тех, кто в нем не побывал, будет вполне уместносообщить о нем некоторые сведения. Это тем более необходимо, что, надеясьпробудить сочувствие публики к его жителям, я намереваюсь поведать здесьисторию бедственных событий, недавно происшедших в его пределах. Никто иззнающих меня не усомнится в том, что долг, мною на себя добровольновозложенный, будет выполнен в полную меру моих способностей, с тем строгимбеспристрастием, скрупулезным изучением фактов и тщательным сличениемисточников, коими ни в коей мере не должен пренебрегать тот, ктопретендует на звание историка. Пользуясь помощью летописей купно с надписями и древними монетами, ямогу утверждать о Школькофремене, что он со своего основания находилсясовершенно в таком же состоянии, в каком пребывает и ныне. Однако ссожалением замечу, что о дате его основания я могу говорить лишь с тойнеопределенной определенностью, с какой математики иногда принужденымириться в некоторых алгебраических формулах. Поэтому могу сказать одно:городок стар, как все на земле, и существует с сотворения мира. С прискорбием сознаюсь, что происхождение названия "Школькофремен"мне также неведомо. Среди множества мнений по этому щекотливому вопросу -из коих некоторые остроумны, некоторые учены, а некоторые в достаточноймере им противоположны - не могу выбрать ни одного, которое следовало бысчесть удовлетворительным. Быть может, гипотеза Шнапстринкена, почтисовпадающая с гипотезой Тугодумма, при известных оговорках заслуживаетпредпочтения. Она гласит: "Школько" - читай - "горький" - горячий',"фремен" - непр.- вм. "кремень"; видимо, идиом. для "молния". Такоепроисхождение этого названия, по правде говоря, поддерживается такженекоторыми следами электрического флюида, еще замечаемыми на острие шпиляратуши. Однако я не желаю компрометировать себя, высказывая мнения о стольважной теме, и должен отослать интересующегося читателя к труду"Oratiunculoe de Rebus Proeter-Veteris" ["Небольшие речи о давнем прошлом"(лат.)] сочинения Брюкенгромма. Также смотри Вандерстервен, "DeDerivationibus" ["Об образованиях" (лат.)] (стр. 27-5010, фолио, готич.изд., красный и черный шрифт, колонтитул и без арабской пагинации), гдеможно также ознакомиться с заметками на полях Сорундвздора и комментариямиТшафкенхрюккена. Несмотря на тьму, которой покрыты дата основания Школькофремена ипроисхождение его названия, не может быть сомнения, как я уже указывалвыше, что он всегда выглядел совершенно так же, как и в нашу эпоху.Старейший из жителей не может вспомнить даже малейшего изменения в обликекакой-либо его части; да и самое допущение подобной возможности сочли быоскорбительным. Городок расположен в долине, имеющей форму правильногокруга,- около четверти мили в окружности,- и со всех сторон его обступаютпологие холмы, перейти которые еще никто не отважился. При этом ониссылаются на вполне здравую причину: они не верят, что по ту сторонухолмов хоть что-нибудь есть. По краю долины (совершенно ровной и полностью вымощенной кафелем)расположены, примыкая друг к другу, шестьдесят маленьких домиков. Домикиэти, поскольку задом они обращены к холмам, фасадами выходят к центрудолины, находящемуся ровно в шестидесяти ярдах от входа в каждый дом.Перед каждым домиком маленький садик, а в нем - круговая дорожка,солнечные часы и двадцать четыре кочана капусты. Все здания так схожимежду собой, что никак невозможно отличить одно от другого. Ввиду большойдревности архитектура у них довольно странная, но тем не менее она весьмаживописна. Выстроены они из огнеупорных кирпичиков - красных, с чернымиконцами, так что стены похожи на большие шахматные доски. Коньки крышобращены к центру площади; вторые этажи далеко выступают над первыми. Окнаузкие и глубокие, с маленькими стеклами и частым переплетом. Крыши покрытычерепицей с высокими гребнями. Деревянные части - темного цвета; и хоть наних много резьбы, но разнообразия в ее рисунке мало, ибо с незапамятныхвремен резчики Школькофремена умели изображать только два предмета - часыи капустный кочан. Но вырезывают они их отлично, и притом о поразительнойизобретательностью - везде, где только хватит места для резца. Жилища так же сходны между собой внутри, как и снаружи, и мебельрасставлена по одному плану. Полы покрыты квадратиками кафеля; стулья истолы с тонкими изогнутыми ножками сделаны из дерева, похожего на черное.Полки над каминами высокие и черные, и на них имеются не толькоизображения часов и кочанов, но и настоящие часы, которые помещаются насамой середине полок; часы необычайно громко тикают; по концам полок, вкачестве пристяжных, стоят цветочные горшки; в каждом горшке по капустномукочану. Между горшками и часами стоят толстопузые фарфоровые человечки; вживоте у каждого из них большое круглое отверстие, в котором виден часовойциферблат. Камины большие и глубокие, со стоячками самого фантастического вида.Над вечно горящим огнем - громадный котел, полный кислой капусты исвинины, за которым всегда наблюдает хозяйка дома. Это маленькая толстаястарушка, голубоглазая и краснолицая, в огромном, похожем на сахарнуюголову, чепце, украшенном лиловыми и желтыми лентами. На ней оранжевоеплатье из полушерсти, очень широкое сзади и очень короткое в талии, да ивообще не длинное, ибо доходит только до икр. Икры у нее толстоватые,щиколотки - тоже, но обтягивают их нарядные зеленые чулки. Ее туфли - изрозовой кожи, с пышными пучками желтых лент, которым придана формакапустных кочанов. В левой руке у нее тяжелые голландские часы, в правой -половник для помешивания свинины с капустой. Рядом с ней стоит жирнаяполосатая кошка, к хвосту которой мальчики потехи ради привязалипозолоченные игрушечные часы с репетиром. Сами мальчики - их трое - в саду присматривают за свиньей. Все ониростом в два фута. На них треуголки, доходящие до бедер лиловые жилеты,короткие панталоны из оленьей кожи, красные шерстяные чулки, тяжелыебашмаки с большими серебряными пряжками и длинные сюртучки с крупнымиперламутровыми пуговицами. У каждого в зубах трубка, а в правой руке -маленькие пузатые часы. Затянутся они - и посмотрят на часы, посмотрят - изатянутся. Дородная ленивая свинья то подбирает опавшие капустные листья,то пытается лягнуть позолоченные часы с репетиром, которые мальчишкипривязали к ее хвосту, дабы она была такой же красивой, как и кошка. У самой парадной двери, в обитых кожей креслах с высокой спинкой итакими же изогнутыми ножками, как у столов, сидит сам хозяин дома. Этовесьма пухлый старичок с большими круглыми глазами и огромным двойнымподбородком. Одет он так же, как и дети,- и я могу об этом более неговорить. Вся разница в том, что трубка у него несколько больше и дым онпускает обильнее. Как и у мальчиков, у него есть часы, но он их носит вкармане. Говоря по правде, ему надо следить кое за чем поважнее часов,- аза чем, я скоро объясню. Он сидит, положив правую ногу на левое колено,облик его строг, и, по крайней мере, один его глаз всегда прикован кнекоей примечательной точке в центре долины. Точка эта находится на башне городской ратуши. Советники ратуши - всеочень маленькие, кругленькие, масленые и смышленые человечки с большими,как блюдца, глазами и толстыми двойными подбородками, а сюртуки у нихгораздо длиннее и пряжки на башмаках гораздо больше, нежели у обитателейШколькофремена. За время моего пребывания в городе у них состоялосьнесколько особых совещаний, и они приняли следующие три важных решения: "Что изменять добрый старый порядок жизни нехорошо"; "Что вне Школькофремена нет ничего даже сносного" и "Что мы будем держаться наших часов и нашей капусты". Над залом ратуши высится башня, а на башне есть колокольня, накоторой находятся и находились с времен незапамятных гордость и диво этогогорода - главные часы Школькофремена. Это и есть точка, к которой обращенывзоры старичков, сидящих в кожаных креслах. У часов семь циферблатов - по одному на каждую из сторон колокольни,-так что их легко увидеть отовсюду. Циферблаты большие, белые, а стрелкитяжелые, черные. Есть специальный смотритель, единственной обязанностьюкоторого является надзор за часами; но эта обязанность - совершеннейшийвид синекуры, ибо со школькофременскими часами никогда еще ничего неслучалось. До недавнего времени даже предположение об этом считалосьересью. В самые древние времена, о каких только есть упоминания в архивах,большой колокол регулярно отбивал время. Да, впрочем, и все другие часы вгороде тоже. Нигде так не следили за точным временем, как в этом городе.Когда большой колокол находил нужным сказать: "Двенадцать часов!" - всеего верные последователи одновременно разверзали глотки и откликались, каксамо эхо. Короче говоря, добрые бюргеры любили кислую капусту, но своимичасами они гордились. Всех, чья должность является синекурой, в той или иной степениуважают, а так как у школькофременского смотрителя колокольнисовершеннейший вид синекуры, то и уважают его больше, нежели кого-нибудьна свете. Он главный городской сановник, и даже свиньи взирают на негоснизу вверх с глубоким почтением. Фалды его сюртука гораздо длиннее,трубка, пряжки на башмаках, глаза и живот гораздо больше, нежели у другихгородских старцев. Что до его подбородка, то он не только двойной, а дажетройной. Вот я и описал счастливый уголок Школькофремен. Какая жалость, чтостоль прекрасная картина должна была перемениться на обратную! Давно уж мудрейшие обитатели его повторяли: "Из-за холмов добра нежди",- и в этих словах оказалось нечто пророческое. Два дня назад, когдадо полудня оставалось пять минут, на вершине холмов с восточной стороныпоявился предмет весьма необычного вида. Такое происшествие, конечно,привлекло всеобщее внимание, и каждый старичок, сидевший в кожаныхкреслах, смятенно устремил один глаз на это явление, не отрывая второгоглаза от башенных часов. Когда до полудня оставалось всего три минуты, любопытный предмет нагоризонте оказался миниатюрным молодым человеком чужеземного вида. Он снеобычайной быстротой спускался с холмов, так что скоро все могли подробнорассмотреть его. Воистину это был самый жеманный франт из всех, какихкогда-либо видели в Школькофремене. Цвет его лица напоминал темныйнюхательный табак, у него был длинный крючковатый нос, глаза - какгорошины, широкий рот и прекрасные зубы, которыми он, казалось, стремилсяперед всеми похвастаться, улыбаясь до ушей; бакенбарды и усы скрывалиостальную часть его лица. Он был без шляпы, с аккуратными папильотками вволосах. На нем был плотно облегающий фрак (из заднего кармана котороговысовывался длиннейший угол белого платка), черные кашемировые панталоныдо колен, черные чулки и тупоносые черные лакированные туфли с громаднымипучками черных атласных лент вместо бантов. К одному боку он прижималлоктем громадную шляпу, а к другому - скрипку, почти в пять раз большенего самого. В левой руке он держал золотую табакерку, из которой, сбегаяс прискоком с холма и выделывая самые фантастические па, в то же времянепрерывно брал табак и нюхал его с видом величайшего самодовольства. Вотэто, доложу я вам, было зрелище для честных бюргеров Школькофремена! Проще говоря, у этого малого, несмотря на его ухмылку, лицо былодерзкое и зловещее; и когда он, выделывая курбеты, влетел в городок,странные, словно обрубленные носки его туфель вызвали немалое подозрение;и многие бюргеры, видевшие его в тот день, согласились бы дажепожертвовать малой толикой, лишь бы заглянуть под белый батистовый платок,столь досадно свисавший из кармана его фрака. Но главным образом этотнаглого вида франтик возбудил праведное негодование тем, что, откалываятут фанданго, там джигу, казалось, не имел ни малейшего понятия онеобходимости соблюдать в танце правильный счет. Добрые горожане, впрочем, и глаз-то как следует открыть не успели,когда этот негодяй - до полудня оставалось всего полминуты-очутился всамой их гуще; тут "шассе", там "балансе", а потом, сделав пируэт ипа-де-зефир, вспорхнул прямо на башню, где пораженный смотритель сидел икурил, исполненный достоинства и отчаяния. А человечек тут же схватил егоза нос и дернул как следует, нахлобучил ему на голову шляпу, закрыв емуглаза и рот, а потом замахнулся большой скрипкой и стал бить его так долгои старательно, что при соприкосновении столь попой скрипки со стольтолстым смотрителем можно было подумать, будто целый полк барабанщиковвыбивает сатанинскую дробь на башне школькофременской ратуши. Кто знает, к какому отчаянному возмездию побудило бы жителей этобесчестное нападение, если бы не одно важное обстоятельство: до полудняоставалось только полсекунды. Колокол должен был вот-вот ударить, авнимательное наблюдение за своими часами было абсолютной и насущнойнеобходимостью. Однако было очевидно, что в тот самый миг пришелецпроделывал с часами что-то неподобающее. Но часы забили, и ни у кого небыло времени следить за его действиями, ибо всем надо было считать ударыколокола. - Раз! - сказали часы. - Расс! - отозвался каждый маленький старичок с каждого обитого кожейкресла в Школькофремене. "Расс!"- сказали его часы; "расс!"- сказали часыего супруги, и "расс!"- сказали часы мальчиков и позолоченные часики срепетиром на хвостах у кошки и у свиньи. - Два! - продолжал большой колокол; и - Тфа! - повторили все за ним. - Три! Четыре! Пять! Шесть! Семь! Восемь! Девять! Десять! - сказалколокол. - Три! Тшетире! Пиать! Шшесть! Зем! Фосем! Тефять! Тесять! - ответилиостальные. - Одиннадцать! - сказал большой. - Отиннатсать! - подтвердили маленькие. - Двенадцать! - сказал колокол. - Тфенатсать! - согласились все, удовлетворенно понизив голос. - Унд тфенатсать тшасофф и есть! - сказали все старички, поднимаячасы. Но большой колокол еще с ними не покончил. - Тринадцать! - сказал он. - Дер Тейфель! - ахнули старички, бледнея, роняя трубки в снимаяправые ноги с левых колен. - Дер Тейфель! - стонали они.- Дряннатсать! Дряннатсать! Майн Готт,сейтшас, сейтшас дряннатсать тшасофф! К чему пытаться описать последовавшую ужасную сцену? ВсемШколькофременом овладело прискорбное смятение. - Што с моим шифотом! - возопили все мальчики.- Я целый тшас колотаю! - Што с моей капустой? - визжали все хозяйки.- Она за тшас всярасфарилась! - Што с моей трупкой? - бранились все старички.- Кром в молния! Онацелый тшас, как покасла! - И в гневе они снова набили трубки и,откинувшись на спинки кресел, запыхтели так стремительно и свирепо, чтовся долина мгновенно окуталась непроницаемым дымом. Тем временем все капустные кочаны покраснели, и казалось, самнечистый вселился во все, имеющее вид часов. Часы, вырезанные на мебели,заплясали, точно бесноватые; часы на каминных полках едва сдерживалиярость и не переставали отбивать тринадцать часов, а маятники такдрыгались и дергались, что страшно было смотреть. Но еще хуже то, что никошки, ни свиньи не могли больше мириться с поведением часиков,привязанных к их хвостам, и выражали свое возмущение тем, что метались,царапались, повсюду совали рыла, визжали и верещали, мяукали и хрюкали,кидались людям в лицо и забирались под юбки - словом, устроили самыйомерзительный гомон и смятение, какие только может вообразитьздравомыслящий человек. А в довершение всех зол негодный маленький шалопайна колокольне, по-видимому, старался вовсю. Время от времени мерзавцаможно было увидеть сквозь клубы дыма. Он сидел в башне на упавшем навзничьсмотрителе. В зубах злодей держал веревку колокола, которую дергал, мотаяголовой, и при этом поднимал такой шум, что у меня до сих пор в ушахзвенит, как вспомню. На коленях у него лежала скрипка, которую он скребобеими руками, немилосердно фальшивя, делая вид, бездельник, будто играет"Джуди О'Фланнаган и Пэдди О'Рафферти". При столь горестном положении вещей я с отвращением покинул этотгород и теперь взываю о помощи ко всем любителям точного времени и кислойкапусты. Направимся туда в боевом порядке и восстановим в Школькофременебылой уклад жизни, изгнав этого малого с колокольни.