На Турьей Горе

Золотая парча заката, расшитая огнистыми узорами перистых облаков, понемногу ветшала, тускнела. В этот вечерний час великий князь Тверской Михайло Александрович медленно поднимался по скату Турьей горы к замку Гедемина. Князь угрюмо молчал, и спутники его, тесной кучкой ехавшие следом, также молчали, догадывались: здесь, в Литве, князю Михайле доведется испить сраму – с поклоном приехал. Оно, конечно, Ольгерд Литовский Михайле Александровичу зять, должен, казалось бы, встретить по–родственному, но, кто его знает, чужая душа – потемки, а Ольгердова и подавно.

Вдруг князь Михайло поднял голову. Хмурь с лица у него как ветром сдуло. Навстречу тверичам от граненой башни Гедемина бежала молодая женщина.

– Сестра! Ульяша!

Князь спрыгнул с седла, обнял сестру, пытливо заглянул ей в лицо: все такая же, какой и в Твери была, – румяная, красивая. Недаром в народе поговаривают, что Ольгерд души не чает в своей молодой жене. И ожила надежда – Ульяна поможет! Никого не слушает старый Ольгерд Гедеминович, а ее авось и послушает. Михайло Александрович еще раз окинул взглядом пышную фигуру сестры.

Знала княгиня Ульяна, что дела в Твери плохи, но лишь увидев усталое, запыленное лицо брата, поняла это вполне и тревожно спросила:

– Миша, что у вас там в Твери приключилось?

Князь Михайло сразу потемнел. Помолчав, ответил с неохотой:

– Всю усобицу дядюшка Василий заварил. Надоело ему сидеть у себя в Кашине. [185]Подавай ему великое княжение Тверское. С ним заодно князь Ерема был. Ну и навалились.

– Ужель тебя одолели?

– Где там Кашину Тверь одолеть, – Михайло Александрович вздохнул невесело, – они Москве поклонились.

– А Москве какая стать в это дело соваться? То распря семейная, тверская!

– Эх, Ульяша, да Москва только и глядит, как бы в чужие владения лапу запустить. Дмитрий Иванович из молодых, да ранний! Вишь, каменный кремль построил и давай всех князей русских под свою руку подводить.

– Ужель никто и не противился? – Ульяна даже остановилась и брата за руку схватила.

– На тех, кто противился, Митя начал посягать! И на меня посягнул, благо предлог был. Владыку Тверского Василия в Москву позвали, на суд митрополичий. Зачем–де в споре моем с дядюшкой Василием он мою сторону держал.

– Так ведь владыка Василий судил по правде.

– Сказала! – князь даже рукой махнул. – Москва со времен Ивана Калиты Русь собирает. Задумано давно и накрепко. Уделам не бывать! Князьям по градам не сидеть! Почто о правде думать, почто в отчинах княжих разбираться, коли они хотят, чтоб вся Русская земля под Москвой была! По началу таились. Покойный князь Семен, даром что его Гордым прозвали, а прямо сказать про замыслы московские не решался, помирая, в духовной грамоте притчей намекнул: завещал блюсти, чтоб свеча дела московского не потухла. Многим тогда невдомек было, что за свеча такая. Ныне знаем! Ныне об этом на Москве вслух говорить начали! – Князь бросал слова горячо, зло. Видимо, наболело.

– Кто же так говорит? Неужто князь Дмитрий? – с тревогой спросила Ульяна, пристально глядя на брата.

– Нет! Митя даром что молод, а лишнего не скажет. Вот братец его Володимир Андреевич, тот удал и на язык не воздержан.

– А ты–то что же, – вдруг рассердилась Ульяна, – московским бредням поверил аль дядюшки Василия да Еремы испугался?

– Да нешто лихостью тут возьмешь. Что ж мне на рожон было лезть,– князь безнадежно махнул рукой, – с московскими полками в драку? Бежать мне пришлось!

Ульяна все так же пристально, не мигая, смотрела на брата. Тот, не замечая ее взгляда, продолжал:

– Одна надежда теперь на Ольгерда Гедеминовича.

Ульяна печально покачала головой.

– Нет, Миша, не надейся. Не поможет тебе Ольгерд.

Михайло Александрович даже остановился.

– Как не поможет? – Голос князя сорвался, судьба решалась: быть ему князем на Твери иль изгоем по свету мыкаться, искать пристанища. – Я чаял, ты, сестра, за меня замолвишь словечко.

Низко опустив голову, Ульяна прошептала:

– Как узнал он, что ты едешь, так и ускакал в леса звериным ловом тешиться.

– А ты что ж не удержала?

– Молила я его. Плакалась, дескать, нехорошо, зазорно: гость в дом – хозяин за ворота. Куда там! Не знаешь ты Ольгерда. Замыслы его никому неведомы.

Михайло Александрович стоял обескураженный. В отдалении стояли его люди, тревожно перешептываясь; по понуренной голове князя они догадались: беда!

– Видно, одно мне осталось – в Орду бежать, – проговорил он в раздумье, – открыть глаза царю на замыслы московские, авось поможет…

– В Орду тебе, княже, бежать непочто.

Князь вздрогнул, оглянулся. Будто из–под земли выросший, стоял за его спиной благообразный старик с узкой бородой. В сумерках князь не рассмотрел плутовских глаз его, спрятавшихся в тени косматых бровей. Михайло Александрович нахмурился:

– Кто ты таков, что запросто вступаешь в разговор с великим князем Тверским?

– Я–то гость торговый, Некомат, – это твердо, а вот, что ты великий князь Тверской, – это пока еще бабушка надвое сказала.

Князь даже задохнулся от такой дерзости, но купец и бровью не повел под грозным княжьим взглядом, от которого, бывало, трепетал тверской люд. Он шагнул вперед, мягко похлопал сухой старческой рукой по крепкой руке князя. Того аж передернуло, а старик, хоть бы малость смутился, куда там, словно и не с князем говорит, словно на торгу деловую речь держит:

– Ты не гневайся. Я правду–матку режу те не по дурости, а с умыслом. Не глупей нас татары и давно на Москву зуб точат, да, вишь беда какая, в Орде свои дядья Василии есть, такую усобицу заварили, о какой в Твери и не слыхивали. Пока сию кашу не расхлебают, Орду на Москву не подмять. Посему на Тверской стол тебе одна дорога, отсюда, из Литвы; однако полки литовские в деснице князя Ольгерда, и разжать эту десницу надо умеючи, вот эдак, – и купец с нежданной силой разнял пальцы княжей руки.

– Как ты это сделаешь, старик?

– О том толковать рано. Я человек торговый, корыстный. Сделаю, коли мне выгода будет, коли ты, князь, калитой тряхнешь, а как сделаю, то не твоя заботушка. Я петушиное слово знаю.

– Ой, старик, великий князь Литовский Ольгерд Гедеминович со князьями совета не держит, а тебя он и не выслушает! – воскликнула княгиня Ульяна.

– Как знать, матушка княгиня, как знать! – Старик низко поклонился. – Я намедни из Орды приехал, и петушиное слово мое я у ордынских кочетов подслушал.

Ульяна хотела что–то ответить, но князь Михайло ее перебил:

– Что ж, гость, давай торговаться! Мои деньги – твое дело!

– Давай, Михайло Александрович, поторгуемся, – с готовностью откликнулся купец.

Дата добавления: 2015-06-26