РАСПЛАТА. Вся та политическая конструкция, которая возведена была в России в результате петровских реформ, была нерусской конструкцией и никак не устраивала русский

Вся та политическая конструкция, которая возведена была в России в результате петровских реформ, была нерусской конструкцией и никак не устраивала русский народ. Советская революция есть логическое завершение или логический результат именно этой конструкции — результат полной оторванност и «верхов» от «низов», «интеллигенции» от «народа», «разума» от «инстинкта» — или, если хотите, — «теорий» от «интересов». Мы, эмиграция, являемся и виновником, и резуль татом, и жертвой этой конструкции. Оторванными от народа — или, если хотите, — от его элементарнейших интересов, в ег о, этого народа, понимании этих интересов, — оказались и красная и белая сторона нашей гражданской войны. Как бы мы ни оценивали и фронтовой гер о изм Белых армий и беспример н ую дезорганизацию их тылов, — но совершенно ясно одно: общего языка с народом ни одно из белых формирований не нашло. И никому не пришла в голову самая простая мысль: опереться на семейные, хозяйственные и национальные инстинкты этого народа, и в их политической проекции — на Царя‑ Батюшку, на Державн о го Хозяина Земли Русской, на незыблемость русской национальной традиции и не оставить от большевиков ни п уха, ни пера.

Меня, монархиста, можно бы попрекнуть голой выдумкой. Однако, выдумка эта принадлежит Льву Троцкому:

«Если бы белогвардейцы догадались выбросить лозунг „Кулацкого Царя“, — мы не удержались бы и двух недель».

«Белогвардейцы», то есть, в данном случае, прави вш ие слои всех Белых армий, этого лозунга выбросить действительно не догадались. И по той простой причине, что если февральский дворцовый переворот, как и цареубийство 11‑го марта 1801 года, был устроен именно для того, чтобы устранить опасность «крестьянского царя», то было бы нелепо ставить ставку на «кулацкого царя». «Единая и неделимая» никаким лозунгом вообще не была — и по той чрезвычайно простой причине, что «делить Россию» большевики не собирались — это означало бы «деление» и советской власти. Зачем ей было бы делить самое себя?

В общем «общего языка с народом» не нашли ни красная, ни белая, ни левая, ни правая стороны.

Кое— кто из белых идеологов и сейчас еще повторяет мысль о том, что Белые Движения не были поняты русским народом. Можно было бы поставить вопрос иначе: почему народ должен был понимать ген. Деникина, а не ген. Деникин понимать русский народ? Величины как‑никак мало все‑таки соизмеримые. Но у обеих боровшихся сторон были свои представления о народе, о его нуждах и о его интересах. Красная сторона оказалась более гибкой, более организованной ‑и ее расплата еще не закончена. Эта расплата уже и сейчас более, тяжка, чем расплата белых: из героев тогдашней красной борьбы к сегодняшнему дню уцелело очень немного. Кто из них уцелеет после «последнего и решительного»? Русская масса воевала и против красных и против белых.

Разгром всех Белых арми й произошел по соверш е нно одинаковым социальным причин и м и почти на совершенно одинаковых географических рубежах и в одинаковых в оенно‑стратегических у словиях: по н е ум е нию привл е чь на свою сторону народные массы, при перехо де армий из областей вольного хлебопаш е ства на территории крепостного права, после превращения горсточек боевых энт у зиастов в армии мобилизованной крестьянско й м олодежи. О бо всем этом Л е ни н говорил з аран е е. И Л енин, и Троцкий понимали смысл и стратегию гражданской в ойны безмерно яснее, чем понимали это Колчак и Деникин. Идейный фанатизм никак не препятств у ет холодному расчету — как религиозный фанатизм иезуитского ордена никак не препятствует самым холодным и трезвым расчетам его диплом а тической практики.

Нам нужны горячее сер д це и совершенно хол о дный у м. Сердце, которое действительно любило бы действительную Россию, а не наши вы д умки о ней, и ум, который совершенно холодно взвесил бы в с е н аш и ошибки. То, что в военной среде именуется «доблестью», нас не интересует никак, ибо эта доблесть является общим множителем для всех разновидностей той «дроби», в которую превратилось прежнее русское единство: и для кронштадтцев, которые начали «завоевывать Россию», от Зимнего Дворца, и для корниловцев, которые на ч али отвоевывать Россию из глуши кавказских предгорий. Обе стороны пережи л и приблизительно одинаковую судьбу. Кронштадтцы, вер о ятно, еще худшую: им и в эмиграцию попасть не у д алось.

Дата добавления: 2015-06-26