Шлем Дон Кихота

Это был необычный кукольный театр. Куклы были наделены искусственным интеллектом. Их синтетические тела копировали человеческие, и когда в представлении наряду с куклами участвовали люди, их невозможно было различить. Спектакли театра пользовались бешеной популярностью. Правда, иногда у зрителей появлялся необъяснимый страх, но это обстоятельство только добавляло остроты восприятию. Куклы как люди могли печалиться и радоваться, были способны любить и ненавидеть. Даже продолжительность их жизни или скорее существования соответствовала человеческим меркам. Элементы питания, встроенные в их тела, могли работать сто лет и замене не подлежали.

Кладовщик работал в кукольном театре давно. Может быть, и не очень давно. Он просто не помнил. Память пострадала в результате тяжелой травмы, после которой в его черепе появилась пластинка из синтетического материала. Из такого же полимера были сделаны и актеры театра. Куклы тоже не знали, когда они здесь появились. И Кладовщик иногда думал, что он не отличается от них. Да и относились к нему куклы лучше, чем люди, добрее и человечнее. Большинство сотрудников театра считали кладовщика умственно отсталым. Тем не менее, у него была очень серьезная работа. Именно так и сказал ему однажды Директор. После окончания спектакля Кладовщик выключал кукол и уносил их в специальное хранилище. Искусственные актеры ни в коем случае не должны были догадаться о том, что с ними происходит в конце дня. Когда после спектакля они счастливые по одному проходили мимо его стола за кулисами, кладовщик нажимал кнопку специального инфракрасного пульта на столе. После этого нужно было быстро и незаметно унести замершего актера на склад и подождать следующего. Иногда удавалось побеседовать с куклами, чему кладовщик был очень рад. Люди всегда спешили и не обращали на него внимания. Чаще других с ним беседовала Фея. У кладовщика останавливалось дыхание, когда она проходило мимо него. Грациозное воздушное создание с выразительными серыми глазами сразу же стирало грань между реальностью и сказкой. Но можно ли поговорить с героями сказок в обычной жизни? Конечно, нет. Но здесь за кулисами странного кукольного театра все было возможно. Возможно, если об этом не знал Директор. Разговаривать обслуживающему персоналу с актерами было категорически запрещено.

- У нас есть пятнадцать минут, - улыбаясь, произнесла Фея, - в прошлый раз вы спросили, трудно ли быть волшебницей и я не успела вам рассказать об этом.

Она опустилась на стул и поправила короткую юбку на стройных ножках. Когда она наклонилась, чтобы снять туфельки на высоких каблуках «в конце дня так устают ноги», соски ее грудей рельефно проступили сквозь тонкий материал кофточки. Это был эталон женщины. Кладовщик мучительно покраснел. Фея была его кумиром. Кладовщика все поражало в этой женщине. Она была умна, порядочна, пунктуальна. Искусственный интеллект и сложная программа поведения (у людей это называется воспитанием), заложенная в неё при создании превосходили обычные качества человека. И особенно людей, которые окружали Кладовщика теперь, а память о прошлом была стерта полученной травмой.

- Видите ли, - продолжила Фея, - волшебницы делятся на добрых и злых. Я много читала специальной литературы по магии и чародейству и поняла, что добрых волшебниц изначально не существует. Просто иногда, по непонятной причине злая колдунья становится доброй. Она начинает делать добро из зла, потому что иначе - она не умеет. Я себе раньше тоже часто говорила: «Ты должна сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать».[1] Но на самом деле это не так. Нужно всегда вовремя ощущать дыхание зла, тогда катастрофы не случится. Есть единственное средство – любовь, но она непостоянна. Может даже надолго исчезать, оставляя вас без помощи, - Фея улыбнулась,

Кладовщик встал. Затем сел. Для чего-то нажал несколько кнопок на мониторах. Затем решился:

- Послушайте, вы прекрасны. Вы нравитесь мне.

- Я боюсь этого, - по лицу Феи пробежала тень.

- Почему? - ошарашено спросил Кладовщик.

- Видите ли, скорее всего я люблю вас, а вы меня нет. Не перебивайте, - сказала Фея, увидев протестующий жест собеседника, – вы видите во мне идола, божество, а не женщину. Когда вы выключаете меня в конце дня…

- Откуда вы об этом…

- Знаю. Ведь я же волшебница, - горько усмехнулась Фея, - вы уносите меня в кладовую, продолжая поклоняться мне уже, как драгоценной статуэтке и были бы согласны, чтобы я была выполнена из золота. Ну, что вы молчите. Так? Именно так.

Кладовщик молчал.

- Не выключайте меня.

Фея улыбнулась и пристально посмотрела в глаза Кладовщику. Тот, поколебавшись, согласно кивнул.

- Пойдемте со мной, - продолжила она тихим голосом. Кладовщик уловил волнение в голосе девушки и смешался.

- Вот так взять и уйти, - запинаясь, произнес он, - но я…

Кладовщик замер, как выключенная кукла. Он испугался. Чего же? Наверное, свободы, как узник после длительного заключения. Подождав, Фея вздохнула и, надев туфельки поднялась со стула. Тонкие каблучки нежно процокали по коридору к двери черного хода и наступила тишина. Когда Кладовщик поднял глаза, девушки в коридоре уже не было.

***

Кладовщик шел по длинному, пустынному в этот вечерний час коридору в свою квартиру, которая, по сути, представляла собой гостиничный номер с крошечной прихожей и санузлом. На оплату этого ночного прибежища уходила половина его зарплаты. Почему только ночного? Да потому, что даже в выходные дни он с утра покидал её и бродил по городу, начиная обычно с центра, до которого на метро дорога занимала более часа. Кладовщик бежал от чувства одиночества, которое в толпе, наводнявшей мегаполис, притуплялось. Свой обычный маршрут он завершал в одном из отдаленных районов, где на проспекте среди новостроек он всегда останавливался возле дома с зелеными балконами и смотрел на окна четвертого этажа. Иногда они были освещены, и Кладовщик представлял себе, что в этой квартире на четвертом этаже его ждет любимая женщина. И это была, конечно, Фея. Сегодня она ушла, и смысл его никчемного существования съежился до невероятно малых размеров. Войдя в номер, он поставил пакет с ужином, купленным в супермаркете, на журнальный столик. Переоделся, принял душ и постирал рубашку, повесив её сушиться на плечики в душевой кабине. Он всё делал машинально по раз и навсегда заведенному порядку. Кладовщик сел в кресло и взял пульт телевизора. Он смотрел передачи только на канале «Нешнл джеографик». Жизнь животных поражала его необъяснимой мудростью и отсутствием суеты. Смысл их жизни составляли добыча пропитания и забота о потомстве. Даже жестокость была оправданной и проявлялась, в отличие от человеческого существования, только при необходимости. Жизнь первобытных племен, затерянных в джунглях, привлекала осмысленностью. Эти люди одушевляли окружающую природу и жили в полном согласии с ней. Кладовщик нажал кнопку пульта телевизора. Комната наполнилась щебетом птиц и криками животных. По зеленым просторам Австралии гигантскими прыжками понеслись рыжие кенгуру. В дверь постучали. Кладовщик нехотя оторвался от экрана. На пороге стоял Директор.

Глаза Директора были разного цвета. Сходящееся косоглазие всегда сбивало с толку Кладовщика: во время разговора он никак не мог понять, в какой именно глаз нужно смотреть.

- Удивлен? – произнес вечерний гость. Бесцеремонно отодвинув хозяина, он прошел в комнату и остановил взгляд на экране телевизора.

Рыжий кенгуру прекратил прыжки и тоже внимательно уставился на Директора.

- Опять «Нэшнл джеографик». Учитывая твою умственную отсталость, для развития лучше смотреть другие каналы. Вот, пожалуйста, - произнес Директор и, нажав несколько кнопок, остановил свой выбор.

«Вы снова на программе «Как стать миллионером», - хорошо поставленным голосом взвыл ведущий.

- Вот, пожалуйста, - повторил бесцеремонный посетитель, - вопросы, развивающие интеллект и возможность получить миллион.

- Я не умственно отсталый. У меня проблемы с памятью, а миллион мне просто не нужен, - сказал Кладовщик.

Директор подошел ближе. В его блеклых, слегка на выкате глазах стекленела нарастающая ярость. Лысина побагровела.

- А я думаю иначе. Ты не только беседуешь с куклами, что запрещается, но и умудряешься ловить ворон. Сбежала лучшая артистка. Я ведь предупреждал, чтобы ты нажимал на кнопку выключения даже если мимо твоего стола проходит человек. И не только человек, но и я.

- Я так и делаю. Нажимаю на кнопку, если проходит кукла, человек или вы.

Директор подозрительно посмотрел на своего подчиненного. Тот не улыбался.

- Ладно. Прервемся. Что там за вопрос. Миллион ему не нужен. Миллион нужен всем. Так, цена вопроса двести тысяч. Хорошо. Именно столько стоит хорошая кукла. Вопрос звучит так: «Чем обусловлено безволосое пятно на груди обезьян гелад? Как всегда четыре варианта. Ты знаешь ответ?

- Знаю. Эти обезьяны, обитающие только на горных плато Эфиопии, раньше были людьми. Бог предупреждал их, что если они не перестанут грешить, то станут обезьянами. Люди не послушались, но однажды, проснувшись утром, поняли, что так и случилось. От горя все они бросились в огонь костра, но не погибли, а только получили ожоги. С тех пор у гелад на груди нет шерсти.

Директор повернулся к экрану телевизора и внимательно прочитал варианты ответов:

- Что ты мне голову морочишь. Здесь нет такого ответа, - раздраженно произнес он.

- Так гласит легенда, - спокойно ответил Кладовщик.

- Какие-то африканские дикари, поклоняющиеся духу джунглей…

- Не духу джунглей, а Богу, - перебил Директора Кладовщик, - в Эфиопии больше половины населения – христиане.

- Так, значит, и ты веришь в Бога, - констатировал Директор, - что молчишь? Значит впереди у тебя вечность.

- У вас тоже.

- Ну и что ты намерен делать целую вечность? Наблюдать животных Африки?

- Есть еще океан.

- Причем здесь океан?

- Есть обитатели океана.

- Ты лучше за обитателями кладовой кукольного театра присматривай. Как могла сбежать Фея?

- Я её отпустил. Она попросила не отключать её.

Директор потерял дар речи. Он беззвучно несколько раз открыл и закрыл рот, наконец прошипел:

- Ну, всё. Моё терпение кончилось. Завтра ты работаешь в театре последний день. И я ещё подумаю, что с тобой делать.

Директор вышел из квартиры, хлопнув за собой дверью.

Кладовщик вздохнул и выключил телевизор. Приближалась ночь, которая вполне могла в очередной раз оказаться бессонной. Иногда кладовщику хотелось, чтобы и его в конце дня отключали, как куклу.

***

Свой утренний кофе Кладовщик допить не успел. Перед его рабочим столом остановился старичок в малиновом сюртуке. Было видно, что он очень взволнован. Эспаньолка сбилась на бок, едва прикрывая растрепанный белокурый парик.

- Что с вами господин Мюнхгаузен, - удивленно спросил Кладовщик.

- Ну, сколько я могу просить вас называть меня просто Карлом! Я не только литературный персонаж, но и копия реального человека. Кстати в самом расцвете сил. Старичок с бородкой – фантазия художника Гюстава Доре.

Мюнхгаузен снял парик и отклеил остроконечную бородку. Теперь перед столом сидел красивый мужчина средних лет пропорционального телосложения.

- Мне показалось, что я видел сегодня в одной из студий Дон Кихота, - произнес он, - Вы не смогли бы в своем компьютере по базе данных посмотреть есть ли у нас такая кукла.

- Не вопрос, - и кладовщик запустил программу поиска, посмотрю также Ламанчский, рыцарь и Алонсо Кихано. Нет, - ответил он через минуту.

- Странно, ошибиться я не мог. Мне, к сожалению, далеко до него. Его возлюбленной Дульсинеи, похоже, вовсе не существовало.

- И все-таки, госпо… простите Карл, что вас так сегодня взволновало, - осторожно поинтересовался Кладовщик. Бедняга ждал этого вопроса и тут же с жаром стал пояснять, что в соседнем зале собралась представительная Комиссия во главе с Директором.

- Куклы настаивают, чтобы их признали людьми, так как по некоторым параметрам они их даже превосходят. Но ответ предрешен заранее. Всем дано указание, во что бы то ни стало поставить зарвавшихся актеров на место. Да и членам комиссии безумно хочется бежать домой, где их ждут обед, выпивка, карты, любовницы и так далее. Меня вот, например, точно не признают человеком, так как у меня репутация вздорного болтуна, по их мнению, конечно. Возьмите историю, как я вытащил из болота себя и своего коня, покрепче ухватив себя за волосы. Но это, же аллегория. Вы знаете, что это такое, - после короткой паузы осторожно спросил Мюнхгаузен, - вас ведь считают…

- Умственно отсталым. Не бойтесь этих слов, - произнес Кладовщик и продолжил, - я согласен, человек способен вытащить себя из болота пьянства, зависти, другого порока, но как говорит моя любимая женщина «Нужно всегда вовремя ощущать дыхание зла, тогда катастрофы не случится. Есть единственное средство – любовь, но она непостоянна. Может даже надолго исчезать, оставляя вас без помощи».

Барон подозрительно прищурился:

- Что она еще говорит?

- Ещё ««Дочь Вавилона, опустошительница! Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам! Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!»

- Это - Псалом 136. Младенцы – наши грехи пока мы еще можем с ними справиться, - Карл помолчал, затем патетически воскликнул, - О, горе мне! Её зовут Фея. И я, понимаете, я влюблен в неё.

Барон вскочил, вцепился в свои волосы и стал дергать их во все стороны.

- Не получается вытащить себя из болота за волосы, господин Мюнхгаузен? – с иронией спросил Кладовщик.

- Да, да, - вы победили. Но самое главное – человек свободен, а куклы нет.

- А Фея ушла, - задумчиво произнес Кладовщик, - а вот я – человек остался, хотя она звала с собой.

- Фея ушла, - эхом повторил Мюнхгаузен и надолго замолчал. Кладовщик вздохнул, нажал кнопку выключения артиста на пульте и, убедившись, что тот уснул, отнес его в кладовую.

Как только он вернулся на свое рабочее место, дверь распахнулась, и в комнату влетел Емеля. Пройдя на руках и два раза перекувыркнувшись, он завопил:

- По щучьему велению, чтобы у меня всегда было хотение.

Кладовщик укоризненно покачал головой:

- Ну, что ты несешь. Ты же в детских спектаклях играешь.

- Оговорился, - честно, но с хитринкой в глазах, Емеля продолжил, - вы не представляете, в самый разгар заседания вошел Дон Кихот и, размахивая мечом, запретил чинить несправедливость, а меня отправил в Тобосо рассказать о его подвиге Несравненной Дульсинее.

До двери Емеля добежать не успел. Сзади раздались выстрелы, затем тяжелые шаги по коридору. Дверь отворилась, в комнату ввалился Рыцарь в доспехах, оставляя кровавые следы на стенах и полу. Внезапно он рухнул. Шлем слетел с головы, обнажая белокурые волосы, покатился по комнате и издал мелодичный звук, встретившись с металлической ножкой стола. Кладовщик вздрогнул. Звук вызвал лавину ощущений: шум дождя, запах мокрой травы. «Откуда это?» Неокрепшее воспоминание замерцало, как пламя свечи, готовой угаснуть, затем выровнялось «Ты ведь писал стихи. Почему ты. Я».

Я хочу тебя ждать

У осеннего сада.

Солнце скрылось опять,

Но его мне не надо.

Плачет дождь, не стыдясь,

По одежде струится,

Но когда ты придешь.

Он в траве притаится.

Я перевернул Рыцаря на спину и ахнул. Передо мной оказалось окровавленное лицо Феи.

- Как?- вырвалось у меня.

- Так, - Фея пыталась улыбнуться, - а кровь красного цвета. И мне больно, может быть я становлюсь человеком?

- Емеля, - закричал я, - помоги мне.

Вдвоем мы стащили тяжелые доспехи с женщины. Она буквально таяла на глазах и говорила все тише:

- Я взяла шлем и латы в музее. В руке у меня был меч, и охранники открыли огонь на поражение.

- Нет, - закричал я, - одевай это на меня и срочно вызови врача. Емеля кивнул и, путаясь в креплениях, надел на меня доспехи. Я рванул дверь в конференц-зал, успев оглянуться. Окровавленная девушка была неподвижна, что же, теперь настала моя очередь сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать. Дыхание зла не почувствовал. Любовь потерял».

В зале при моем появлении наступила тишина. Озадаченные охранники опустили оружие. Калибр пистолетов впечатлял. У одного было даже помповое ружье. «Освобождать беглых каторжников Дон Кихоту было безопаснее» - подумал я.

- Никто больше не посмеет обижать артистов, – повысил я голос, это говорю я, – Дон Кихот Ламанчский. Каждый гениальный творец вкладывает в свой персонаж свою душу, и поэтому на сцене куклы могут считаться людьми.

В зале послышались аплодисменты. Ко мне пробился Железный дровосек:

- В моей стальной груди бьется матерчатое атласное сердце. Теперь оно принадлежит Вам.

Железный человек с чувством сжал мою руку. Защитная перчатка не выдержала стального рукопожатия. Послушался хруст костей, незамеченный в общем шуме. Но когда ко мне бросился с криками восхищения весь кукольный театр, я остановил их поднятой рукой.

- Простите, сеньоры и сеньориты, но меня ещё ждут в двадцать втором веке.

Я повернулся к двери и в этот момент мне в спину кто-то выстрелил. Стреляли, видимо, из пистолета с глушителем. Массивные доспехи погасили кинетическую энергию пули, и в зале никто ничего не понял. По левой половине моей груди заструилась кровь, быстро промачивая рубашку.

Стараясь идти ровно, я двинулся к двери: «Только бы не упасть. Так. Пройти по тропинке, свернуть. Вес доспехов превышал сто килограмм. Как их могла нести женщина? Ещё немного. Здесь меня не увидят. Теперь я могу упасть, дать волю слезам и ощутить дыхание зла. Есть единственное средство против него – любовь, но она исчезла навсегда, оставив меня без помощи». К моему плечу кто-то прикоснулся. «Несносный Емеля, дай я еще немножечко по-ле-жу», - пробормотал я и начал проваливаться в душное забытьё.

- Я не Емеля, - произнес звонкий голос. Сняв шлем, я с трудом приподнялся. На меня, улыбаясь, смотрела Фея

- Как? - не мог понять я, - тебя ведь убили

- Но ведь я все-таки волшебница, и ты все ещё любишь меня. Разве не так?

Дата добавления: 2015-06-26