Цены и ценности

То, что имеет рыночную цену (Marktpreis), как полагал Иммануил Кант, может быть заменено также и чем-то другим как эквивалентом. Цена, следовательно, имеет только относительную, условную и внешнюю ценность. Это слово, поэтому, может быть применимо к сфере таких отношений людей, в которых, во-первых, всё условно и относительно, во-вторых, всё имеет внешне-вещную, чувственно воспринимаемую форму бытия и, в-третьих, удовлетворение общих человеческих потребностей - в пище, одежде, жилище - является необходимой заботой каждого. Речь, таким образом, может идти только о строго ограниченной сфере человеческих отношений, а именно о социально-экономических и, прежде всего товарно-денежных отношениях, где деньги по праву выступают в качестве всеобщего эквивалента для всей массы товаров и услуг. Более того, товары и услуги только в цене или денежной форме обретают, как сказал бы К. Маркс, соответствующую их стоимости или затратам рабочего времени форму и степень социальной значимости. Поскольку же деньги являются выразителем ценности вещей и, так сказать, определяющим основанием последних, постольку не удивительно, что в глазах деятелей рынка они становятся буквально богом вещей, ради которого эти деятели и осуществляют свой бизнес.

Однако, по Канту, есть то, что выше всякой цены и не допускает никакого эквивалента, что имеет внутреннюю ценность (innern Wert). Речь идет, прежде всего, о «вещах» эстетического и морального порядка, или, иначе говоря, о предметах, в которых и через которые проявляет себя безусловное, абсолютно-духовное начало. «Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать» - так поэтически выразил мысль немецкого философа русский поэт А.С. Пушкин, а для него, как известно, тема «цены и ценности» была отнюдь не безболезненной темой, поскольку затрагивала одновременно и морально-этическую сторону творческого процесса. Ведь писателю в не меньшей степени, чем издателю понятно, что в мире условных величин, в мире рыночной конъюнктуры не может быть объективного критерия в вопросах денежной оценки ценности созданного им произведения. Более того, для него вопрос о цене рукописи не является принципиальным, поскольку его помыслы и живое воображение, воплощенные в ней выходят за рамки цены как таковой, правда, пока этот вопрос не затронет самое, что ни на есть значимое и принципиальное, не затронет чести и достоинства творческой личности. Здесь уже ни о какой уступке не может быть речи.

Однако дух романтизма и категорического императива, характерный для эпохи «бурных гениев», вместе с развитием капиталистических отношений стал заметно блекнуть, уступая место иному духу – духу меркантилизма и гипотетического императива, для которого ценности духовной культуры уже не имеют безусловного значения, поэтому они и оказались в одном ряду с ценами. Вот как, к примеру, в духе гипотетического императива рассуждал американский просветитель и государственный деятель Бенджамин Франклин: «Честность полезна, так как она обеспечивает хорошую репутацию; таковы и точность, трудолюбие, бережливость, и именно по этой причине, они являются добродетелями».

В новейших условиях, когда на исторической арене определяющую роль стал играть англо-американский прагматизм, с присущим ему культом количественно-рыночных критериев, всё стало ещё проще: теперь рынок стал мерой не только вещей, но и людей. Отныне всё можно покупать и продавать, причем на de jure законных основаниях, поскольку степень овеществления лиц достигла соответствующего этим основаниям определения: лица попросту «распылились», превратившись в носителей полезных производственных и социальных функций. Кто не согласен и пытается сохранить свою духовную автономию – тот, в лучшем случае, имеет право на высказывание своего личного, отличного от общего и правящего положения дел мнения.

Спустя порядка полутора сотни лет после вышеуказанной эпохи свободного творчества, Питирим Сорокин, русский философ-социолог, в работе “Кризис нашего времени” ярко высветил феноменологию общего спада духовной культуры западного мира, в котором и в настоящий момент времени продолжает происходить процесс своеобразного вытеснения эстетических, этических и философско-научных ценностей утилитарно-экономическими. Он сделал это, отчасти на основе своей концепции развития культуры, отчасти на основе тщательного эмпирического анализа самой действительности западных обществ, и прежде всего США. Поскольку проблема, затронутая русским социологом, особенно актуальна для сегодняшней России, нелишне, мне думается, напомнить о выделенных им аспектах духовного кризиса, тем более что он протекает на фоне внешнего процветания западной цивилизации, на фоне научно-технического прогресса, экономического роста и пр. «Искусство, - пишет П. Сорокин, - постепенно становится товаром, произведенным в первую очередь для продажи … для потребительства, развлечения и удовольствия, для стимуляции усталых нервов и сексуального возбуждения. Но ведь оно обслуживает рынок, а потому не может игнорировать его запросы. А поскольку большая часть этих запросов вульгарна, то и искусство само не может избежать вульгаризации. Вместо того чтобы поднимать массы до собственного уровня, оно, напротив, опускается до уровня толпы. В результате божественные ценности искусства умирают во мнении публики (курсив мой. – А. Л.). Граница между истинным искусством и чистым развлечением стирается: стандарты истинного искусства исчезают и постепенно заменяются фальшивыми критериями псевдоискусства. Таковы первые признаки разрушения искусства, художника и самого человека». «В той же самой системе истин и ценностей возникает доктрина релятивизма. Всё становится относительным – истина и ошибка, этические и эстетические каноны и многое другое. Наука и философия становятся пропитанными утилитарными целями. Философия становится неопределенной идеологией, всего лишь обобщением, основанным на заключениях утилитарных наук, или пустым семантическим исследованием «логического синтаксиса языка». Заметим, что негативные тенденции в сфере духовной культуры, выявленные П. Сорокиным и многими другими мыслителями (например, о «нетрансцендентности» современного искусства писал Х. Ортега-и-Гассет, подчеркивая отсутствие в нем глубокого философского и религиозного основания), в начале третьего тысячелетия оборачиваются уже полной культурной катастрофой. По словам В.Н. Поруса – «речь не о том, что некие ценности разрушены или отброшены. Речь о «вырождении» ценностей как таковых, об отказе от самого понятия культуры как того, что образуется духовными универсалиями» (О превращении современной культуры в одну из сфер капиталистического бизнеса с глубоким пониманием и болью в сердце писал и А. А. Зиновьев в книге «Запад»).

Впрочем, на Западе творческая мысль пока не полностью «заморожена», т.к. можно ещё обнаружить серьёзные размышления на данную тему, к примеру, у Ж. Маритена («Ответственность художника»), Х. Ортега-и-Гассета («Дегуманизация искусства»), В. Вейдле («Умирание искусства»), Г. Марселя («К трагической мудрости и за её пределы») и других представителей философии культуры и литературы. Это вселяет, пусть слабую, но всё же надежду на возрождение духа категорического императива и вместе с ним безусловных ценностей.

Дата добавления: 2015-06-26