В. Гюго 3 страница

Вкус – это разум гения. Вот что скоро будет установлено другой критикой, мощной, откровенной, научной, критикой нового века. которая начинает пускать мощные ростки под старыми, иссохшими ветвями старой школы. Эта молодая критика, столь же серьезная, насколько первая была легкомысленна, столь же ученая, насколько первая была невежественна, уже создала свои авторитетные органы, и иной раз мы изумляемся, встречая в самых легковесных газетках превосходные статьи, проникнутые ее духом. Соединившись со всем, что есть лучшего и смелого в литературе, она освободит нас от двух бичей – от дряхлого классицизма и от ложного романтизма, который дерзко поднимает голову рядом с истинным романтизмом. Ибо современный дух уже имеет свою тень, свою скверную копию, своего паразита, свой классицизм, который гримируется под него, принимает его цвета, надевает его ливрею, подбирает крохи его, и, подобно «ученику чародея», подслушанными словами пускает в ход пружины действия, тайна которых ему неизвестна. Поэтому он делает глупости, которые учителю его часто бывает трудно исправить. Но прежде всего следует уничтожать старый ложный вкус. Необходимо очистить от него современную литературу. Тщетно он разъедает и омрачает ее. Он обращается к новому, суровому, могучему поколению, которое не понимает его. Шлейф XVIII века волочится еще в XIX-м, но не нам, молодому поколению, видевшему Бонапарта, нести его.

Приближается момент, когда новая критика, опирающаяся на широкую, прочную и глубокую основу, восторжествует. Скоро все поймут, что писателей нужно судить не с точки зрения правил и жанров, которые находятся вне природы и вне искусства, но согласно неизменным законам этого искусства и особым законам, связанным с личностью каждого из них. Уразумев это, все устыдятся той критики, которая заживо колесовала Пьера Корнеля, зажимала рот Жану Расину и нелепо оправдывала Джона Мильтона лишь на основании эпического кодекса отца Лебосю. Придут к выводу, что для того, чтобы понять произведение, нужно стать на точку зрения его автора, взглянуть на вещи его глазами. Отбросят, – я здесь говорю словами Шатобриана, – «жалкую критику недостатков ради широкой и плодотворной критики красот». Пора уже зорким умам уловить нить, часто связующую то, что по нашему личному капризу мы называем недостатком, с тем, что мы называем красотой. Недостатки, - по крайней мере, то, что мы называем этим именем, часто бывают естественным, необходимым, неизбежным условием достоинств.

Scit genius, natale comes qui temperat astrum.(«Знает это гений, который в качестве спутника управляет звездой, под которой я родился» – из «Посланий» Горация).

Бывает ли медаль, у которой нет оборотной стороны? Бывает ли талант, который не давал бы вместе со своим светом и своей тени, вместе со своим пламенем – и своего дыма? Тот или иной недостаток, быть может, – лишь неотъемлемое следствие той или иной красоты. Какой-нибудь резкий мазок, неприятный на близком расстоянии, дополняет впечатление и придает живость целому. Уничтожив одно, вы уничтожите и другое. Все это вместе составляет оригинальность. Гений должен быть неровным. Нет высоких гор без глубоких пропастей. Засыпьте долину горой, и вы получите лишь степь, пустошь, Саблонскую равнину вместо Альп, жаворонков, но не орлов.
Нужно также принять во внимание эпоху, страну, местные влияния. Библия и Гомер иногда оскорбляют нас даже своими возвышенными местами. Но кто предложил бы выбросить из них хотя бы одно слово? Наша немощность часто пугается вдохновенной дерзости гения, не будучи в силах ринуться на явления с той же глубиной постижения. А кроме того, повторяем еще раз, бывают ошибки, которые укореняются только в шедеврах. Лишь некоторым гениям даны бывают некоторые недостатки. Шекспира упрекают в злоупотреблении метафизикой, в злоупотреблении остротами, в излишних сценах, в непристойностях, в применении мифологических побрякушек, модных в его время, в экстравагантности, в неясности, в дурном вкусе, в напыщенности, в шероховатости слога. Дуб, это гигантское дерево, которое мы только что сравнивали с Шекспиром, имеет с ним немало сходства: у него также причудливый вид, узловатые сучья, темные листья, жесткая и грубая кора; но он – дуб.

И именно по этим причинам он – дуб. Если же вам больше нравится гладкий ствол, прямые ветви, атласные листья, – ступайте к бледной березе, к дуплистой бузине, к плакучей иве; но не троньте великого дуба. Не забрасывайте камнями того, кто дает вам тень...

Октябрь 1827 г.

Дата добавления: 2015-06-26