Конфликт 2-го уровня

(психологический, связанный с переоценкой жизненных ценностей и темой революции)

Признавая столкновение интересов вокруг наследства внешним, наименее значительным слоем проблематики драмы, горьковедение уже давно и традиционно выдвигает в качестве главного конфликт другого, более глубокого уровня. Это прежде всего внутренняя, психологическая драма главного героя.

Мелания, слыша спокойные слова Булычова о судьбе наследства, удивляется: «Вот как ты заговорил? По-новому будто. Злости не слышно».

Булычов отвечает: «Я злюсь в другую сторону». Можно сказать в этой связи, что он злится на самого себя за то, что впустую прожил жизнь, напрасно потратил силы и время. В конце жизни идет полная «переоценка ценностей». Всё, за что человек отчаянно и азартно боролся: богатство, крепкое «дело», разгульная жизнь, – всё это не принесло ему счастья. Булычов говорит Глафире: «Ты да Шурка, вот это я – нажил. Остальное – меня выжило».

Чувствуя приближающийся конец, человек переоценивает прожитые годы. Толстовский князь Андрей, когда перед ним завертелась готовая взорваться граната, успел подумать о том, что в этой жизни все-таки было что-то важное, чего он так и не сумел понять. То же самое чувствует и Булычов. Он смутно понимает, что жил не так, как следовало бы и как он мог бы прожить: «Не на той улице я жил!»

Иначе говоря, человек жил не так, как хотел бы, его жизнь не соответствовала его «натуре». Дело, хозяйство, накопление денег – всё это лишь сковывало его, привязывало к людям, которых он презирает, к таким, как Башкин, например. Как и Игнат Гордеев, Егор Булычов чувствует, что жил ненастоящей жизнью. Во всей этой пестрой кутерьме было только одно настоящее – любовь к дочери и к Глафире, все же остальное лишь «оковы» для души.

Возможно, впрочем, что в словах Булычова: «Не на той улице я жил», – есть и социальный смысл, который в них обычно видят и акцентируют исследователи (Булычов отталкивается от мира башкиных и стремится к миру Шуры и Лаптева, к жизни-борьбе, возможно, и к революции). Но в принципе смысл этих слов гораздо шире. Булычов не «деловой» человек, по натуре своей он, скорее, «озорник» – человек, не признающий норм, рамок, порядка и т.п. Он ценит жизнь непосредственную, наполненную страстями, настоящую, а не построенную на холодном расчете или подчиненную кем-то установленным правилам. Вариант Саввы Морозова, Лютова или «купца-революционера» для Булычова не исключен, но в то же время и не обязателен, «загонять» его возможную судьбу в это русло, на эту «улицу» было бы упрощением и неправомерным сужением проблематики произведения.

Тему революции Горький в этой пьесе отодвинул на второй план, оставил второстепенной, боковой и притом далеко не однозначной.

На страницах пьесы несколько раз констатируется, что «революция – будет». Но не акцентируется её оценка, положительная или отрицательная, и вообще не дается ответа на вопрос о том, принесет ли она пользу людям и стране – России.

БУЛЫЧОВ: Ерунда!.. Пропьют государство.

БАШКИН: Не иначе.

БУЛЫЧОВ: Да… А вдруг не пропьют?

БАШКИН: А что ж им делать без хозяев-то?

БУЛЫЧОВ: Верно. Без тебя да без Васьки Достигаева – не проживешь.

Последняя реплика явно иронична. Видно, что Булычов говорит так, потому что не хочет соглашаться с человеком, который ему крайне несимпатичен. Но дело не только в этом. Ведь вопрос о том, принесет ли революция что-либо позитивное, повисает в воздухе, он так и не разрешен, на него нет ответа в пьесе.

Шура, например, говорит: «Мне развращать хочется, мстить… За то, что я – рыжая, за то, что отец болен… за всё! Вот когда начнется революция, я развернусь! Увидишь». По сути, ведь эти слова страшны. Для Шуры революция – это возможность реализовать разрушительные, темные инстинкты. О подобных людях на страницах романа «Мать» говорится, что они «небо кровью забрызгают», если им дать волю.

Единственный в пьесе «идейный революционер» – Яков Лаптев. Но он эпизодическое лицо, появляется только в одной сцене. Да и эта сцена была введена в текст по настоятельной просьбе П.Антокольского, постановщика пьесы, а в первоначальном горьковском варианте Лаптев вообще был внесценическим персонажем.

В первом варианте пьеса называлась «Накануне», и в таком названии внимание акцентировалось на приближении революции, на мотиве предстоящей гибели «старого мира». Но Горький не случайно изменил его. Заглавие «Егор Булычов и другие» выдвигает на первый план фигуру Булычова и его конфликт с «другими», точнее, его отличие от них, которое как раз и образует этот конфликт.

Слова «и другие» обычно толкуются в значении «остальные», как при перечислении, но в данном случае слово «другие» применяется в его прямом значении: «другие» по своей сути, «ненастоящие» люди (исключая Глафиру и Шуру).

Название «Накануне» акцентировало внимание на событии, а «Егор Булычов и другие» – на характере и связанной с ним идее, что более соответствует драматической природе и концепции горьковского произведения.

Дата добавления: 2015-06-26