В начало. Исчерпав возможности, которые могла представить ей форма еженедельного издания, и разочаровавшись в ней

«ЖИВОПИСЕЦ»

Исчерпав возможности, которые могла представить ей форма еженедельного издания, и разочаровавшись в ней, Екатерина II, однако, не думала прекратить попытки командовать общественным мнением в России. Если не вышла затея с Комиссией, не удалось подчинить своему влиянию непокорных журналистов, – что можно было предпринять еще? Остался театр – верное средство воздействия на умы, изрядная школа морали и воспитания. К 70-м годам XVIII в. театр занимал уже видное место в жизненном обиходе русского общества, обладал сложившимся репертуаром и отличными актерами. Слово, звучащее со сцены, могло наставлять умы зрителей, воздействовать на их сердца.

Со свойственной ей энергией Екатерина II поспешно берется за перо драматурга, едва успев закончить издание «Всякой всячины». В 1771 г. писались и в 1772 вышли одна за другой на сцену придворного театра пять комедий императрицы: «О, время!», «Именины госпожи Ворчалкиной», «Передняя знатного боярина», «Госпожа Вестникова с семьею» и «Невеста невидимка». Художественный уровень этих пьес был весьма низок, но мысли и требования автора проступали в них вполне отчетливо. Екатерина II со сцены отвечала своим оппонентам в Комиссии по составлению Нового уложения, «Трутню» Новикова, всем, кто видел недостатки управления Россией и имел самостоятельный взгляд на политику самодержавия. Продолжая, как это делала «Всякая всячина», высмеивать сплетни, глупость людскую, фанфаронство, невежество, Екатерина II вместе с тем включила в текст комедий много современных намеков, особенно ожесточенно нападая на дворянских либералов. Пьесы должны были убеждать зрителей, что разумное правительство печется о благе России, а несмысленные прожектеры и критиканы ему в этом препятствуют.

Комедии императрицы успеха на сцене не имели, это новое притязание на руководство умами окончилось также неудачно, но придумывать других способов не пришлось: вскоре события крестьянской войны 1773–1775 гг. заставили правительство, откинув литературные формы, железной рукой насаждать порядок в российских губерниях. К этому времени и дворянство, напуганное выступлением народа, забыло о либеральных разговорах и поторопилось поддержать императрицу.

Новой попытке Екатерины II произвести влияние на умы с помощью наскоро изготовляемого театрального репертуара было оказано энергичное противодействие со стороны все того же Новикова. В половине апреля 1772 г. он приступил к выпуску еженедельного сатирического журнала «Живописец». Обличения помещиков, насмешки над дворянскими нравами, показ крестьянской нужды и горя, критика представителей правительственной администрации, суда раздались со страниц нового издания, сразу напомнив лучшие номера «Трутня». Журнал хорошо был принят читателем. Первая часть имела тираж 636 экземпляров, вторая – 758, но ее номера еще продолжали выходить, а уже первая часть была напечатана повторно. Это было большим успехом журнала, созданным остротой его содержания.

Свой журнал «Живописец» Новиков постарался связать с литературными выступлениями императрицы. Он посвятил или, как говорили в XVIII в., «приписал» его «неизвестному» сочинителю комедии «О, время!», т.е. Екатерине II. Новиков произносит ряд комплиментов державной сочинительнице, искусно подсказывая ей цели настоящей сатиры и делая вид, что именно этим задачам и будет следовать «Живописец», как бы нимало не отступая от программы, намеченной в комедиях царицы. Он призывал: «Взгляните беспристрастным оком на пороки наши, закоренелые худые обычаи, злоупотребления и на все развратные наши поступки: вы найдете толпы людей, достойных вашего осмеяния и вы увидите, какое еще пространное поле ко прославлению вашему осталось. Истребите из сердца своего всякое пристрастие, не взирайте на лица: порочный человек во всяком звании равного достоин презрения» («Живописец», 1772, л. 1).

Разумеется, Екатерина II в своих комедиях вовсе не предполагала прибегать к критике общественных недостатков и уж во всяком случае взирала бы на лица. Однако «приписание» было составлено настолько искусно, что императрице ничего не оставалось, как принять его за чистую монету. Нельзя же было, в самом деле, разъяснять, что она вовсе не думала о сатире и что издатель «Живописца» неправильно ее понял.

Новиков воспользовался удачным началом и продолжал действовать в этом направлении. Он не забывал расточать похвалы императрице, в промежутках между ними печатая крайне резкие статьи разоблачительного характера. Внимательному читателю не представит никакого труда отделить в журнале то, что составляло истинную сущность взглядов Новикова, от похвальных обязательных статей и поздравительных стихов, которые поставлял «Живописцу» казенный какой-нибудь Рубан.

«Приписание» заняло первый лист «Живописца», а уже во втором листе Новиков печатает большую статью «Автор к самому себе», в которой разговаривает с читателем о задачах сатиры и критически рассматривает состояние современной литературы и журналистики, публикуя сатирические оценки писателей Невпопада, Кривотолка, Нравоучителя, а также сочинителей трагедий, комедий и пастушеских идиллий. Под масками этих персонажей угадываются имена В. Петрова, Лукина, Чулкова, Хераскова, хотя замечания Новикова далеко выходят за рамки отдельных личностей и, безусловно, имеют обобщающее значение.

Собеседник Автора, представляя ему характеристики различных типов писателей, в заключении пугает его беспощадными критиками и призывает оставить мысль о журнале. Но Автор-Новиков отвечает ему одним словом: – «Нельзя». Он знает, что на избранном им пути встретятся многие беды и препятствия, однако решение его непреклонно: он принимает на себя звание Живописца и будет изображать «наисокровеннейшие в сердцах человеческих пороки». И тогда Собеседник дает ему последний совет – слушать критические замечания какого-либо разумного и доброжелательного друга и никогда не разлучаться «с тою прекрасною женщиною, с которою иногда тебя видел: ты отгадать можешь, что она называется Осторожность».

Совет этот был благоразумен, но, преподав его себе, Новиков не думал удерживаться и сразу же выступил с гневными критическими статьями. В 3 и 4-м листах «Живописца» он поместил сатирические зарисовки врагов просвещения и культуры – щеголя Наркиса Худовоспитанника, Кривосуда, Щеголихи, Молокососа, Волокиты. По общему замыслу эта статья заставляет вспомнить первую сатиру Кантемира «На хулящих учения. К уму своему», однако выведенные в ней персонажи – это уже несколько иные, современные Новикову фигуры, на сорок лет моложе своих собратьев, описанных Кантемиром, но не уступающие им в своей вражде к просвещению.

В одном из первых листов «Живописца», а именно в пятом, Новиков поместил наиболее сильное и значительное выступление по крестьянскому вопросу – «Отрывок путешествия в***И***Т***». Статья была сопровождена примечанием издателя: «Сие сатирическое сочинение под названием путешествия в*** получил я от г. И.Т. с прошением, чтобы оно помещено было в моих листах. Если бы это было в то время, когда умы наши и сердца заражены были французскою нациею, то не осмелился бы читателя моего попотчевать с этого блюда, потому, что оно приготовлено очень солено и для нежных вкусов благородных невежд горьковато».

Горько и солено... Трудно найти более верное и краткое определение жизни крепостных помещичьих крестьян, которую описал неизвестный путешественник. За три дня своей поездки он не нашел ничего, «похвалы достойного. Бедность и рабство повсюду встречались со мною во образе крестьян. Непаханные поля, худой урожай хлеба возвещали мне, какое помещики тех мест о земледелии прилагали рачение». Путешественник всюду расспрашивал о причинах крестьянской бедности и «всегда находил, что помещики их сами тому были виною». Перед глазами читателя встает деревня Разоренная. Развалившиеся хижины, крытые соломой, теснятся друг к другу. Всюду бедность и грязь. Людей не видно: они на барщине, работают в поле. В избе, куда заходит путешественник, он видит трех младенцев, оставленных без всякого присмотра, и спешит оказать им помощь. Дурной воздух причиняет приезжему обморок. Приходя в себя, он просит воды, но пить ее не может «по причине худого запаха». Лучшей воды нет во всей деревне.

«Отрывок путешествия» написан кратко и сильно. Очевидец крестьянских бедствий не скрывал своего негодования против помещиков, которые не имеют никакой заботы «о сохранении здоровья своих кормильцев». Пятый лист «Живописца» возбудил толки среди читателей и вызвал недовольство тех из них, кто увидел себя в лице владельцев деревни Разоренной.

В своей статье «Русская сатира в век Екатерины» Н.А. Добролюбов особо выделил этот «Отрывок», поразивший его антикрепостническим духом. Невысоко оценивая в целом сатирические выпады журналов XVIII в., которые не выступали против коренной причины всех бед русской жизни – самодержавия, а критиковали по мелочам, он писал: «Гораздо далее всех обличителей того времени ушел г. И.Т., которого «Отрывок из Путешествия» напечатан в «Живописце». В его описаниях слышится уже ясная мысль о том, что вообще крепостное право служит источником зол в народе». Приводя далее обширные цитаты из «Отрывка», Добролюбов замечает: «Тирада эта очень резка, и, кажется тогдашнее благочиние вообще строго посмотрело на эту статью. Некоторых мест из нее даже нельзя было напечатать»[14][7]. Добролюбов находит, что «Отрывок» гораздо глубже, чем остальные материалы «Живописца», ставит проблему крепостного права, видя в нем «источник зол в народе». Критик считает, что в этой статье «бросается сильное сомнение на законность самого принципа крепостных отношений»[15][8]. Никакие другие материалы сатирических изданий 1769–1774 гг. этого вопроса не пытались затрагивать.

Именно так поняли «Отрывок» и современные читатели. И прежде чем продолжать печатание «Отрывка», Новиков счел необходимым предварить его некоторыми пояснениями. В 13-м листе «Живописца» появилась статья «Английская прогулка», в которой излагалась беседа издателя с одним доброжелательным читателем. Новиков стремится разъяснить, что в «Отрывке» автор вовсе не желал огорчить «целый дворянский корпус». Он имел в виду только тех помещиков, которые дворянскую власть употребляют во зло и тем самым вредят не только своим крестьянам, но и всему государству.

Передавая затем слова собеседника, Новиков напоминает об английской грубости, которую в России именуют «благородною великостью духа», и предлагает считать «Отрывок» «в английском вкусе написанным: там дворяне критикуются так же, как и простолюдины». Отсюда и идет название этой статьи.

Вслед за «Английской прогулкой» в 14-м листе «Живописца» Новиков напечатал продолжение «Отрывка путешествия». Начало его написано в характерной для изданий XVIII в. манере перечисления обычных сатирических персонажей – богачей, судей, подьячих, щеголих, ревнивых супругов и любовников, игроков, купцов, врачей, с описанием, кто как заканчивает свой день, проведенный без всяких трудов, в забавах и обманах ближнего. Всем им противопоставлена иная категория людей, на защиту которых выступил «Живописец», – честных, но угнетенных земледельцев, крепостных мужиков. Лишь к ночи «крестьяне, мои хозяева, возвращались с поля в пыли, в поте, измучены и радовались, что для прихотей одного человека все они в прошедший день много сработали».

Это само по себе очень выразительное напоминание Новиков дополняет конкретными подробностями, раскрывающими тягости крестьянской жизни. Оказывается, барин требует, чтобы его хлеб убирался в первую очередь, а мужицкий урожай может пропасть под дождем, что крестьяне работают даже по воскресеньям, вовсе не имеют отдыха и даже не удивляются этому: «Ведь мы, родимой, не господа, чтобы и нам гулять, полно того, что и они гуляют...».

Путешественник долго размышляет о бедственном состоянии крестьян, а на следующее утро решает ехать в деревню Благополучную: «хозяин мой столько насказал мне доброго о помещике той деревни, что я наперед уже возымел к нему почтение и чувствовал удовольствие, что увижу крестьян благополучных». Но он так и не побывал в этой счастливой деревне. В третьем издании «Живописца» 1775 г. под текстом «Отрывка» было приписано: «Продолжение сего путешествия напечатано будет при новом издании сея книги». Четвертое издание, вышедшее в 1781 г., разумеется, не имело обещанного продолжения. Его вообще не существовало, как не было в России деревень Благополучных.

Вопрос об авторе «Отрывка путешествия» доныне продолжает оставаться нерешенным, несмотря на то, что изучается на протяжении столетия. Он составляет любопытную и важную историческую загадку, для раскрытия которой нет необходимых документальных данных, почему на этот счет можно высказывать только более или менее убедительные догадки.

В науке существуют два мнения: автором «Отрывка» может быть либо Новиков, либо Радищев. Третья точка зрения, согласно которой «Отрывок» приписывался И.П. Тургеневу[16][9], не получила поддержки исследователей и вскоре после ее возникновения была оставлена.

На возможность расшифровать прописные буквы в заглавии «Отрывок путешествия в***И***Т***» как обозначение слов «Издатель Трутня» осторожно указал акад. Л.Н. Майков. Гипотезу об авторстве Новикова энергично утверждал Г.П. Макогоненко[17][10]. С аналогичным мнением выступила Л.В. Крестова[18][11]. Взгляды этих исследователей разделяет Д.Д. Благой[19][12].

Другая точка зрения имеет своим родоначальником сына писателя Павла Александровича Радищева. Когда умер отец, ему было 19 лет. В течение всей свой жизни он собирал сведения о Радищеве, и опубликованные им материалы вообще отличаются достоверностью. Свое мнение о том, что «Отрывок» написан его отцом, Павел Радищев высказал в 1858 г.[20][13] Наиболее подробно затем аргументировал авторство Радищева В.П. Семенников[21][14]. Его доказательства приняли Я.Л. Барсков[22][15], Г.А. Гуковский[23][16], П.Н. Берков[24][17], в свою очередь дополнившие их рядом новых указаний. Полемизируя с Л.В. Крестовой, в пользу Радищева выступала также Н.В. Баранская[25][18].

Не входя в подробное рассмотрение этого вопроса и отсылая интересующихся к специальной литературе, перечисленной в подстрочных примечаниях, укажем только на следующее. Утверждения Г.П. Макогоненко о том, что в третьем издании «Живописца» собраны только произведения Новикова, а следовательно, «Отрывок» также принадлежит ему, и о том, что Новиков делает «публичное заявление», что все материалы третьего издания «мое сочинение», – целиком опровергнуты П.Н. Берковым[26][19]. В третьем издании «Живописца» напечатаны статьи ряда других авторов, оно вовсе не представляет собой собрания сочинений Новикова, а само слово «сочинение» в XVIII в. имело не только тот смысл, который в него вкладывается в наше время, но и обозначало «журнал». «Остается признать, – заключает П. Н. Берков, – что третье издание «Живописца» не является «собранием сочинений» Новикова, а представляет отбор лучших сатирических произведений разных авторов, преимущественно Новикова, Фонвизина, а также Радищева, Сушковой и других, ранее печатавшихся в «Трутне» и первом издании «Живописца»[27][20].

Лист 14 «Живописца», где было напечатано продолжение «Отрывка», заканчивался похвальными стихами графине Прасковье Брюс, ближайшей подруге императрицы. Правды в этом письме «Любителя добродетельных людей» не было, графиня отнюдь не могла служить образцом нравственности, но стихи содержали комплименты самой Екатерине, а потому Новиков напечатал их, смягчая резкости идущего перед ними «Отрывка».

Приняв эту меру предосторожности, он в следующем, 15-м, листе поместил сатирическое «Письмо уездного дворянина его сыну», подкреплявшее основные мысли «Отрывка», и вновь позолотил пилюлю: в листе 16 напечатал благодарственное письмо архиепископа Амвросия Подобедова Г.Г. Орлову, на чей счет относились заслуги прекращения чумы в Москве 1771 г. Орлов был фаворитом императрицы, и хотя время его «случая» уже истекло, в обществе он продолжал считаться наиболее близким к Екатерине лицом.

В письме уездного дворянина Трифона Панкратьевича его сыну Фалалею перед читателем раскрываются картины быта провинциальных помещиков, и ему становится ясно, какие ничтожные и корыстные люди владеют в России деревнями и крестьянскими «душами». Жалок и страшен этот дворянин, занявшийся своим поместьем после того, как его отрешили от службы за взятки. Лишенный возможности обирать просителей, он грабит своих мужиков, жалуясь, что с них «хоть кожу сдери, так немного прибыли». Уездный дворянин с ненавистью пишет о том, что в соседней деревне, которой владеет Г.Г. Орлов, мужики живут богаче иного дворянина и платят барину по полтора рубля с души, а с них надобно брать бы по тридцать. Эти строки «Письма» рассчитаны на императрицу и должны были ей понравиться – она любила хвалить свое царствование. Но, печатая перечень мнимых обид Трифона, Новиков сумел показать и другое – он открыл в нем хищного крепостника, взяточника, невежду, врага культуры и просвещения. Типичный представитель «дворянского корпуса» был вытащен на страницы «Живописца» и почувствовал себя там очень неважно: он не привык, чтобы на него показывали пальцами и смеялись. А именно в этом и была цель Новикова.

«Письмо уездного дворянина» имело свое продолжение. В 23 и 24-м листах «Живописца» были напечатаны письма Фалалею от его отца, матери и дяди, якобы препровожденные адресатом издателю журнала. В этом превосходном, мастерски отделанном цикле – автором писем П.Н. Берков, опираясь на работы других исследователей, называет Д.И. Фонвизина[28][21] – созданы поистине незабываемые картины дворянского быта XVIII столетия и талантливо очерчены зловещие фигуры алчных крепостников-помещиков. Это круг Скотининых и Простаковых, борьбу с которыми повели просвещенные дворяне, хотя и проиграли ее: реакционный потемкинский режим, утвердившийся в стране после крестьянской войны 1773–1775 гг., сделал ставку именно на дикое и злое провинциальное дворянство, ставшее крепкой опорой престола.

По своему весу и художественному воплощению крестьянская тема получила в «Живописце» наиболее важное место. Следом за ней идет тема просвещения и борьбы с галломанией и бескультурьем дворянского общества, которая очень занимала Новикова. Он считал, что от того, какое воспитание получат будущие владельцы крепостных имений, молодые дворяне, зависит чрезвычайно многое. Хорошо воспитанные и просвещенные люди не станут безудержно мучить крестьян, облагать их бессовестными поборами, брать взятки в судах, уклоняться от выполнения воинского долга. Дворяне, не прошедшие разумного воспитания, будут дурными слугами государства.

Сатирические характеристики старых и молодых врагов просвещения открывают журнал «Живописец». Выступающие в листе 4 Щеголиха и Волокита считают, что для них науки исчерпываются умением нравиться и быть одетыми по моде. А в листе 9 напечатано письмо Щеголихи, в котором Новиков пародировал жаргон светских модников с его характерной чертой – включением в русскую речь французских слов и выражений. Щеголиха просит издателя «Живописца» собрать и напечатать «Модный женский словарь», обещая за это «до смерти захвалить». Новиков выполняет просьбу и в следующем, 10-м, листе публикует сатирический «Опыт модного словаря щегольского наречия», поместив в нем некоторые слова на две первые буквы алфавита.

На втором году издания «Живописец» заметно снизил резкость своей сатиры. Видимо, Новикову дали понять, что ему действительно почаще нужно показываться «с тою прекрасною женщиной», которая называется Осторожность. В 1773 г. в журнале печатаются речи духовных особ, переводы писем прусского короля, семь номеров отведено для сатир Буало, и заканчивается издание сдвоенным 25 и 26-м листом, содержащим льстивую оду Екатерине II, сочиненную неизвестным автором. Но и в этих трудных цензурных условиях нет-нет да и мелькнут в журнале блестки новиковской сатиры в виде письма Ермолая, дяди памятного читателям Фалалея (1773, л. 5), или стихов «Похвала учебной палке», направленных против офицеров, избивающих своих солдат, – стихов, содержащих прямое осуждение палочной дисциплины, внедряемой в русской армии (1773, л. 7). Журнал прекратил свое существование в конце июня 1773 г.

После закрытия «Живописца» Новиков начинает крупное научно-историческое предприятие: он приступает к изданию письменных памятников русской старины – документов, грамот, княжеских договоров XIV–XVI вв., дипломатической переписки и др. Помесячно выходившие в 1773–1775 гг. книжки этой «Древней российской вивлиофики», т.е. библиотеки, пользовались вниманием читателей, и на свое издание Новиков получал денежные субсидии от императрицы.

Не ограничиваясь трудами по «Вивлиофике», Новиков в 1774 г. сумел выпустить 9 номеров (листов) нового еженедельного журнала «Кошелек». «Отечеству моему сие сочинение усердно посвящается», – писал Новиков на первой странице «Кошелька», намереваясь прославлять в новом издании «древние российские добродетели», порицать дворянскую галломанию, космополитизм и прославлять национальные достоинства. Название журнала, кроме обычного значения слова «кошелек», имело в XVIII в. и второй смысл – так назывался кожаный или тафтяной мешок, куда укладывалась коса парика. Новиков обещал читателям разъяснить происхождение имени журнала в статье «Превращение русского кошелька во французский» но в вышедших номерах ее не оказалось. По-видимому, речь должна была идти о том, что погоня за иностранными модами разоряет дворян, развращает их нравы и приносит ущерб отечеству.

Первые листы «Кошелька» содержат беседу заезжего француза, обманщика и корыстолюбца, с русским, а затем с горячо защищающим «российские добродетели» немцем. В последнем листе помещена ода Аполлоса Байбакова на истребление турецкого флота и взятие крепости Бендеры в 1770 г., а листы шестой-восьмой заняты комедией в одном действии «Народное игрище». Как сообщил во вступительной заметке Новиков, эта пьеса была прислана «от неизвестной особы», написавшей ее для народного театра. Автор ее остается пока неизвестным, в чем беды нет, так как сочинение это никому чести не приносит. Насквозь фальшивая и приторная комедия изображает добрейшего барина, пекущегося о довольстве, счастье и даже о грамотности своих крепостных, которые платят ему за это любовью и преданностью. Обстоятельства сложились так, что Новиков принужден был напечатать «Народное игрище», сочиненное, может быть, кем-либо из лиц придворного круга. В объяснение можно лишь напомнить, что «Кошелек» выпускался в страшный для российского дворянства 1774 г., в разгар крестьянской войны, когда два класса сошлись в жестоком и непримиримом бою, и не напечатать комедию для Новикова, вероятно, было невозможно.

Журналистика 1769–1774 гг. получила внимательную и верную оценку в трудах Н. А. Добролюбова. Статья его «Русская сатира в век Екатерины» появилась в десятой книжке журнала «Современник» за 1859 г. Она была написана в связи с выходом в 1859 г. книги А.Н. Афанасьева «Русские сатирические журналы 1769–1774 годов. Эпизод из истории русской литературы прошлого века». Автор, человек умеренно-либеральных воззрений, писал о том, что русская сатира в царствование Екатерины II добилась благотворных результатов, успешно искореняя общественные пороки.

Книга Афанасьева дала возможность Добролюбову поставить перед своими читателями вопрос о том, чего же на самом деле добилась сатира, и после внимательного анализа исторических источников в сопоставлении с материалами изданий XVIII в. прийти к выводу, что результаты деятельности тогдашних сатириков были ничтожны. Ничего в обществе они не исправили, ни на что серьезно не повлияли, и произошло это потому, что сатира не затрагивала коренных вопросов народной жизни, а порицала только то, что было уже отвергнуто правительственными установлениями. «...Никогда почти не добирались сатирики до главного, существенного зла, не разражались грозным обличением против того, отчего происходят и развиваются общие народные недостатки и бедствия. Характер обличений был частный, мелкий, поверхностный – писал Добролюбов. – И вышло то, что сатира наша, хотя, по-видимому, и говорила о деле, но в сущности постоянно оставалась пустым звуком...»[29][22].

Рассматривая в статье обширный материал, подтверждая свои тезисы документальными справками и цитатами, Добролюбов приходит к выводу, что все обличения оказывались безуспешными. И причина этого была одна – наивная уверенность авторов в том, что прогресс зависит от усердия чиновников, от благосклонного обращения помещиков с крестьянами, словом, от личных качеств людей, а вовсе не от исправления всего государственного механизма, который и служит на самом деле источником всех беззаконий. Даже наиболее смелая и глубокая в свое время «сатира новиковская, – заключает Добролюбов, – нападала, как мы видели, не на принцип, не на основу зла, а только на злоупотребления того, что в наших понятиях есть уже само по себе зло»[30][23]. Этим «основным злом» было самодержавие, крепостное право, и на борьбу с рабством звала статья Добролюбова, в подцензурной форме излагавшая революционно-демократические убеждения великого критика.

Журналы Новикова «Трутень» и «Живописец» представляют собой чрезвычайно значительное и художественно сильное явление русской литературы. Писатель отлично знает подлинную крепостную деревню и на страницах своих изданий показывает нищих крестьян и тиранов-помещиков. Он знакомит читателей с Филаткой, который «нынешним летом хлеба не сеял да и на будущей земли не пахал, нечем подняться», и печатает приказ барина, объявляющего своим крестьянам, что «сбавки с них оброку не будет и чтобы они, не делая никаких отговорок, оной платили бездоимочно; неплательщиков же при собрании всех крестьян сечь нещадно» («Трутень», 1769, л. XXX). Новиков подробно описывает деревню Разоренную, крестьяне которой с утра до ночи трудятся на барских полях и страдают от притеснений помещика («Живописец», 1772, л. 5, 14). Он изображает владельцев крестьян, демонстрируя читателю грубость их нравов, ничтожество интересов, звериную жестокость этих представителей «благородного сословия».

Напечатанная в «Живописце» переписка с Фалалеем – поистине убийственная характеристика уездного дворянства, знакомясь с которой начинаешь понимать силу народной ненависти к господам, столь ярко вспыхнувшей в годы крестьянской войны под руководством Пугачева. Стоит напомнить невольные саморазоблачения, которыми заполнены письма отца и дяди Фалалея. Природная тупость, свирепость, животная ограниченность этих людей обнажены тут с предельной ясностью. Автор писем достигает в этом произведении высокой степени художественного мастерства и уменья воспроизвести портреты персонажей, пользуясь их собственной речью.

Страницы новиковских журналов полны множеством верных жизненных наблюдений. Факты быта вводятся в литературу, накапливаются реалистические подробности, которые придают достоверность изображаемому и твердо прикрепляют его к социальной бытовой обстановке. Это было принципиально важным достижением Новикова-писателя.

Некто пришел по делу в одну из московских канцелярий. «Сторож, – рассказывает он, – отставной солдат, бывший в походах при первом императоре, с почтенными усами и стриженою бородою, ввел меня в большую комнату, где все стены замараны чернилами и в которой навалено великое множество бумаг, столов и сундуков, подьячих, оборванных и напудренных, т.е. разного рода человек 80. Многие из них драли друг друга за волосы, а прочие кричали и смеялись» («Трутень», 1770, л. XI).

Эта картинка канцелярского быта в миниатюре предвосхищает описания канцелярий, памятные нам, например, по произведениям Гоголя. Просителя заставили долго дожидаться, велели приходить «завтра» и, наконец, он «с превеликим трудом получил милостивое решение, не могши без того обойтись, чтобы не заплатить за труды моим почтенным докладчикам».

В журнале Новикова мы встречаем чрезвычайное разнообразие жанров, многие из которых впервые им введены в русскую журналистику или заново перестроены – от миниатюрной повести до пародии на газетные объявления о подрядах и продаже: «В некоторое судебное место потребно правосудия до 10 пуд, желающие в поставке оного подрядиться могут явиться в оном месте». Или: «Недавно пожалованный воевода отъезжает в порученное ему место и для облегчения в пути продает свою совесть; желающие купить, могут его сыскать в здешнем городе» («Трутень», 1769, л. VI).

Новиков отлично понимает, что он издает журнал, орган периодический, злободневный и небольшой по объему. Он имитирует газетные жанры – «Ведомости», «Известия», печатает фельетоны – иначе не назовешь материал о пропаже у судьи золотых часов, в которой был обвинен честный подрядчик («Трутень», 1769, л. XIII). Испытанные жанры западноевропейской сатирической журналистики типа «портретов» – кратких характеристик носителей каких-либо пороков – превращаются у Новикова в критические заметки о конкретных людях, имена которых, наверное, легко угадывались современниками. Иногда такие портреты представляются в виде «исторических картин» – словесных описаний какого-либо персонажа, как, например, следующая: «Между множеством обоего пола людей видна женщина лет около пятьдесят, однако не так дурна, чтоб за хорошие подарки какому щеголю не могла еще понравиться. Она окружающих ее женщин толкает прочь, сердится и от них отворачивается, а к мужчинам всякого сорту показывает ласку, дает им знак, чтобы они подошли к ней, и досадует, что они противятся, Позади ее двое мужчин, не худо одетых, на нее указывают. Вопрос одного: кто она такова? Ответ другого: Безумнова» («Трутень», 1770, л. XIII). По указанию П.Н. Беркова в этой картине изображена Екатерина II[31][24], любовники которой дорого обходились русскому государству.

Новиков составляет сатирические словари («Трутень», 1769, л. 5; «Живописец», ч. 1, л. 10), сатирические рецепты («Трутень», 1769, л. 23, 24, 26, 27, 31), высмеивая с помощью этих литературных приемов недостатки русской действительности и метя своей сатирой не на отвлеченные пороки, а «на лица», на конкретных носителей зла. Но, пожалуй, основным жанром журналов Новикова являются письма и корреспонденции читателей – как присланные со стороны, так и составленные в редакции, вероятно, в преобладающем своем количестве. Эти письма показывают блестящий литературный талант Новикова, умевшего немногими чертами воссоздать облик своих корреспондентов, передать их манеру думать и излагать свои пожелания.

Слог самого Новикова отличает величайшая простота и естественность языка, наибольшее приближение его к разговорной речи, что хорошо видно из приведенных выше примеров.

Сатирические журналы Новикова представляют собой один из важнейших этапов развития русской журналистики XVIII в. и служат заметной вехой на пути движения великой русской литературы к реализму.

Дата добавления: 2015-06-26