Мозг и психика. Проблема локализации высших психических функций 3 страница

Эти первичные образования мозговой коры вхо­дят как обязательные компоненты в построение сложных функциональных систем, составляя их рецепторное или эффекторное звено. Поэтому со­вершенно очевидно, что при разрушении этих пер­вичных зон выпадает собственная функция того или иного органа, но все те сложные афферентные син­тезы, которые направляли работу этого органа, еще не исчезают. Соответствующие высшие кортикальные аппараты остаются неповрежденными, и больной может легко осуществить данное действие, перено­ся его с поврежденного органа на здоровый. Вот почему больной с парезом руки может относитель­но легко переключиться на выполнение действия другой рукой, больной с частичным выпадением поля зрения начинает пользоваться оставшимся по­лем зрения и т.п.

Проекционными зонами мозговой коры не за­канчивается, а только начинается организация афферентных и эффекторных процессов, которые участвуют в регуляции сложных функциональных систем человеческой деятельности. Существенная роль в этой регуляции принадлежит ряду более слож­ных вторичных и третичных корковых зон, выходя­щих за пределы проекционных зон.

Анализ тонких нейронных структур мозговой коры показал, что около каждой проекционной зоны расположены участки, которые по своему строению напоминают проекционные, отличаясь от них только значительно более развитым комплексом не проек­ционных, а связующих, интеграционных элементов (их обычно принято называть «ассоциационными»). Преобладание последних возрастает по мере удале­ния от проекционных полей и сходство с этими по­лями постепенно ослабевает.

Клинико-психологические исследования пока­зали, что роль более сложных полей мозговой коры заключается прежде всего в интеграции процессов, происходящих в первичных зонах. Примером могут служить вторичные зоны мозговой коры, располо­женные около первичных проекционных зрительных областей. Их раздражение, как показали многочис­ленные исследования, не вызывает бесформенных зрительных ощущений, но ведет к возникновению сложных и оформленных зрительных установок; их разрушение сказывается не в выпадении того или иного участка зрительного поля и не в общем ухуд­шении зрения, а в дезинтеграции зрительного вос­приятия; больной перестает дифференцированно воспринимать и, следовательно, узнавать осмыслен­ные зрительные образы. Таким же точно примером может служить работа премоторной зоны коры го­ловного мозга. Ее раздражение также не вызывает одиночных двигательных сокращений, но ведет к появлению комплекса движений; ее разрушение не вызывает паралича какой-либо группы мышц, но приводит к дезинтеграции сложных и плавных дви­гательных навыков.

Таким образом, прямая роль вторичных зон моз­говой коры состоит в том, чтобы придавать возбужде­ниям, возникающим в первичных зонах, известную функциональную организацию, которая обобщала бы эти возбуждения и делала бы их готовыми к учас­тию в соответствующих функциональных системах. Этот переход, лишающий процессы их первичной специфичности, не превращает, однако, процессы, происходящие во вторичных полях, в «неспецифич­ные» и одинаково протекающие во всех участках мозга.

Наши наблюдения над патологией этих областей показывают, что типичным для них всегда остается обобщенный характер работы; так, теменно-затылоч-ные участки коры, переставая быть зрительными, остаются участками, обеспечивающими простран­ственную и симультанную организацию опыта, в то время как височные становятся преимущественно аппаратами организации сукцессивных сенсорных сле­дов, а премоторные — аппаратами регуляции сук-цессивно текущих двигательных импульсов.

При посредстве именно этих специфических компонентов определенные участки мозговой коры включаются в целые функциональные системы, обеспечивая нужное для этих систем синтетическое афферентное поле.

Все сказанное дает возможность сделать ряд вы­водов относительно той роли, которую играет тот или иной выпавший участок в судьбе определенной функциональной системы, с одной стороны, и в возможности компенсации возникшего дефекта — с другой.

Из изложенных положений вытекает, что пора­жение того или другого сложного, не проекционного участка мозговой коры (эти участки часто называли «ассоциативными полями мозговой коры») никог­да не приведет к однородным результатам, но вызо­вет совершенно неодинаковую структуру распада функциональной системы в зависимости от того, какое место занимал нарушенный участок в ее интег­рации. Если пораженный участок размещался в од­ной из афферентных зон мозговой коры (эти зоны расположены в пределах задних отделов больших полушарий), то с его поражением неизбежно выпа­дает та или другая предпосылка для создания аф­ферентных синтезов и функциональная система распадается. Но функциональный эффект будет нео­динаков, если поражение заденет непосредственно участки, основная функция которых сводится к пространственной или симультанной интеграции восприятий (поля затылочной и теменно-височно-затылочной области), или же если оно будет рас­положено в пределах вторичных височных областей коры, которые участвуют в интеграции сложных слуховых восприятий, В первом случае поражение, устранив предпосылку симультанной организации гностических (и мнестических) процессов, поведет к распаду тех функциональных систем, которые не могут существовать без такой симультанной органи­зации опыта (а такими системами являются систе­мы пространственного гнозиеа и праксиса, счета, грамматических категорий и т.п.); наоборот, оно пощадит те системы, в которых решающей является сукцессивная организация процессов (такой явля­ется, например, звучащая речь, музыкальный слух, отчасти фонетическое письмо и т.п.). При страда­нии второй из упомянутых групп коры отношения будут, естественно, обратными. Однако в обоих слу­чаях распад коснется лишь исполнительной, техни­ческой (или, как принято выражаться в психологии, «операционной») стороны деятельности; ее целена­правленность (ее мотивационная сторона) будет в обоих случаях сохранена.

Совершенно иная картина развернется при стра­дании передних (лобных) разделов коры, которые играют совершенно иную роль в организации функ­циональных систем головного мозга. В таких случаях рассмотренная только что операционная сторона психологических процессов может первично не по­страдать, но стойкая целенаправленность действия

(его мотивационная организация) будет нарушена и функциональные системы головного мозга распа­дутся в другом плане.

Функциональный эффект того или иного локаль­ного поражения зависит, следовательно, не от мас­сы пораженной «ассоциативной» коры, обладающей «неспецифической» функцией, а от того места, ко­торое занимает данный участок в функциональной системе.

Сказанное приводит нас к иным, более отчет­ливым представлениям и относительно возможной компенсации тех функциональных дефектов, кото­рые возникли при только что описанных пораже­ниях.

Если при поражении первичных зон всегда стра­дает лишь двигательная или рецепторная компонента той или иной функциональной системы, то при поражении вторичных, интегративных полей на­рушается одна из предпосылок, необходимых для создания синтетического афферентного поля, и по­этому неизбежно страдает вся функциональная сис­тема (хотя двигательный и сенсорный состав актов может оставаться без изменений). Этот распад сис­темы может быть компенсирован или путем ее внут­ренней перестройки с реорганизацией ее сохранных элементов, или же путем замещения выпавшего мозгового звена каким-нибудь другим, сохранным. Эта задача реинтеграции функциональной системы может быть осуществлена не вследствие «облегчаю­щих» импульсов, исходящих от «неспецифических» кортикальных элементов, но путем привлечения к участию в функциональной системе таких зон, ко­торые в той или иной форме могли бы компенсиро­вать выпавшую предпосылку или сделать возможным решение той или иной задачи новыми средствами. Это вполне возможно, потому что в процессе развития на основе осмысленной предметной деятельности и речи создаются такие сложные системные отноше­ния, которые допускают возникновение совершенно новой динамики, высших, межцентральных отно­шений. На основе измененной задачи могут быть, следовательно, созданы новые функциональные сис­темы, и почти любой участок мозговой коры мо­жет быть введен в ту или иную функциональную систему и использован для реинтеграции нарушен­ной работы мозгового аппарата.

Принципами такой реинтеграции нарушенных функциональных образований и перестройки функ­циональных систем мы и займемся.

ОСНОВНЫЕ ВИДЫ ПЕРЕСТРОЕК ПРИ ДЕФЕКТАХ КОРТИКАЛЬНЫХ СИСТЕМ

(...) Описанный нами путь смысловой перестрой­ки нарушенных систем является не единственным путем восстановления нарушенных кортикальных фун­кций. Он пригоден в тех случаях, когда пораженная частная кортикальная система не выпадает полностью, а лишь начинает работать в условиях патологически измененной нейродинамики.

Остается, однако, очень много случаев, когда сложные системы кортикальной деятельности рас­падаются вследствие того, что одна из входивших в их состав предпосылок полностью выпадает в ре­зультате локального поражения мозга. Такие случаи могут иметь место после поражения коры затылоч­ной области, когда больной не может воспринимать формы, когда поражение постцентральной области разрушает внутренние проприоцептивные схемы тела и иннерваторные импульсы не находят нужного ад­ресата. Такие же случаи возможны при поражениях премоторных систем, когда правильная организация текущих во времени возбуждений нарушается и плав­но текущие двигательные навыки становятся недо­ступными. В этих случаях перестройка нарушенных функций идет другим путем и может принимать форму сложных межсистемных компенсаций.

Мы уже говорили выше, что для сложной функ­циональной системы, опирающейся на высшие уров­ни кортикальной организации, всегда необходимо наличие известного синтетического афферентного поля. Как правило, это поле никогда не состоит из афферентаций, относящихся только к одной систе­ме. Как показали онтогенетические исследования (Н.М.Щелованов, Н.Л.Фигурин, М.П.Денисова), эти афферентные синтезы почти всегда складыва­ются как полирецепторные; в любой акт координи­рованного движения руки и тем более в акты речи, письма и т.п. входит целая система разнородных аф­ферентаций, из которых обычно одна группа вы­деляется как «ведущая» (П.К.Анохин). Примером полирецепторности сложных функциональных сис­тем может служить артикулированная речь; приме­ром ведущей роли одной из афферентаций может быть роль звукового анализа в процессах письма. В процессе развития навыка относительная роль той или другой афферентаций может меняться, и на разных его этапах то та, то другая афферентация может стать ведущей.

Как было сказано выше, такой множественный состав афферентного поля, обусловливающий нор­мальную работу функциональных систем, и является основой сложных межфункциональных перестроек: в тех случаях, когда один из компонентов аффе­рентного поля выпадает, всегда остается возможность заместить выпавшее звено функциональной системы новым и на основании включения этого нового зве­на достигнуть реинтеграции функциональной сис­темы.

Такая межсистемная перестройка, относительно ограниченная у животного, имеет широкие возмож­ности у человека, функциональные системы которого обладают такой степенью сложности, что определен­ные задачи практически могут решаться совершенно различными путями; почти любой нарушенный ком­понент может быть замещен каким-либо другим, ко­торый начинает играть соответствующую новую роль в реинтегрированной системе.

Тот факт, что совершенно различные компонен­ты, имевшие ранее самые разнообразные функции, могут легко входить в новые функциональные сис­темы, был показан путем анализа исторического развития и онтогенеза психической деятельности человека. Так, например, когда человек впервые применил зарубку или узелок для того, чтобы за­помнить известное содержание, он тем самым при­дал зрительно воспринимаемому элементу новую функцию «условного сигнала» и, введя оптический образ в мнестическую систему, одновременно завя­зал новый узел межфункциональных отношений. Всю дальнейшую историю психического развития, и в частности историю психического развития ребенка, можно понимать как перестройку основных функ­циональных систем и смену тех операций, с по­мощью которых человек начинает осуществлять те или иные задачи.

Примеры компенсации дефекта путем межсис­темных перестроек широко известны в клинике поражения элементарных уровней центрального нерв­ного аппарата. Классическим примером таких пере­строек могут служить случаи спинной сухотки, когда ходьба, ставшая невозможной вследствие выпадения глубокой чувствительности, восстанавливается бла­годаря радикальной перестройке, в результате кото­рой место выпавшего кинестетического контроля занимает зрение или контроль со стороны кинесте-тики верхних конечностей; больной начинает пере­двигаться с помощью палки, которой он ощупывает путь и которая позволяет ему вносить нужные кор­рекции в движения.

Аналогичный, хорошо известный пример относит­ся к клинике паркинсонизма. В этих случаях глубокое поражение подкоркового уровня синергии делает не­возможным длительное движение в однородном про­странстве; поэтому спонтанная ходьба (особенно с закрытыми глазами) оказывается очень затрудненной, через несколько шагов она заменяется общим тремо­ром и повышенный тонус сковывает движение боль­ного. Однако и здесь достаточно бывает перестроить функциональную систему ходьбы, поднять ее на выс­ший уровень, включить в нее компоненты зрения, ко­торые раньше не принимали в ней никакого участия, и ходьба становится возможной. Так, больной, кото­рый совсем не может ходить по ровному полу, легко делает это, шагая через начерченные на полу линии. Замена однородного пространства апериодическим, а кинестетической афферентации — зрительной дает возможность радикально изменить систему и постро­ить ее на новых основаниях.

Межсистемные функциональные перестройки являются путем восстановления функций не только при поражении низших уровней центрального нерв­ного аппарата. Нередко они имеют место и при ло­кальных поражениях коры головного мозга. Сходным путем может происходить перестройка в случаях кор­тикальных нарушений проприоцепции (когда при­влечение зрительного контроля помогает построить схемы праксиса на новых основаниях); тем же пу­тем функциональных перестроек может быть ком­пенсирован дефект плавности двигательных навыков при поражениях премоторных систем, когда вместо утерянных динамических схем привлекаются доба­вочные афферентации, исходящие из сохранившихся задних разделов полушария. Наконец, как нельзя более широко развертываются такие перестройки в сложных формах речевой деятельности, письма, счета и т.п. Известные в клинике примеры, когда больной, утерявший речедвигательные навыки сче­та, восстановил, однако, таблицу умножения, при­влекая для этого зрительно представляемую сетку перемножаемых элементов, или когда больной ком­пенсировал дефект непосредственного восприятия формы с помощью привлечения движений глаз, которыми он обводит предмет, могут служить ил­люстрацией того, как многообразны межсистемные замены, посредством которых может быть восста­новлена функция, утерянная после локального моз­гового поражения.

А.Р.Лурия три основных функциональных блока мозга.

Поскольку психические процессы человека яв­ляются сложными функциональными системами, не локализованы в узких, ограниченных участках моз­га, а осуществляются при участии сложных комп­лексов совместно работающих мозговых аппаратов, становится необходимым выяснить, из каких основ­ных функциональных единиц состоит мозг человека и какую роль играет каждая из них в осуществлении сложных форм психической деятельности.

Можно с полным основанием выделить три основных функциональных блока (или три основ­ных аппарата) мозга, участие которых необходимо для осуществления любой психической деятельнос­ти. С некоторым приближением к истине их можно обозначить как: 1) блок, обеспечивающий регуля­цию тонуса или бодрствования; 2) блок получения, переработки и хранения информации, поступающей из внешнего мира; 3) блок программирования, ре­гуляции и контроля психической деятельности.

Психические процессы человека, в частности различные виды его сознательной деятельности, все­гда протекают при участии всех трех блоков, каж­дый из которых играет свою роль в обеспечении психических процессов, вносит свой вклад в их осу­ществление.

Блок регуляции тонуса и бодрствования

Для того чтобы обеспечить полноценные психи­ческие процессы, необходимо бодрственное состояние человека. Только в условиях оптимального бодрство­вания человек может наилучшим образом принимать и перерабатывать информацию, вызывать в памяти нужные избирательные системы связей, программи­ровать деятельность, осуществлять контроль за ней, корригируя ошибки и сохраняя ее направленность. Хорошо известно, что в состоянии сна такая четкая регуляция психических процессов невозможна, ход всплывающих воспоминаний и ассоциаций приоб­ретает неорганизованный характер и направленное выполнение психической деятельности становится не­доступным.

О том, что для осуществления организованной, целенаправленной деятельности необходим оп­тимальный тонус коры, говорил еще И.П.Павлов, писавший, что, если бы мы могли видеть систему возбуждений, распространяющуюся по коре бодрст­вующего животного (или человека), мы могли бы наблюдать движущееся концентрированное «све­товое пятно», перемещающееся по коре по мере перехода от одной деятельности к другой и олицет­воряющее пункт оптимального возбуждения, без ко­торого невозможно нормальное осуществление деятельности.

¹ Естественнонаучные основы психологии / Под ред. А.А.Смирнова, А.Р.Лурия, В.Д.Небылицына. М.: Педагогика, 1978. С.120-139.

В дальнейшем развитие электрофизиологической техники позволило увидеть такое «пятно опти­мального возбуждения» на специальном приборе — топоскопе, разработанном М.Н.Ливановым, на ко­тором возможно одновременно регистрировать до 150 пунктов возбуждения коры головного мозга и от­ражать динамику этих пунктов на телевизионном устройстве. Это позволило наблюдать, как в коре бодрствующего мозга действительно возникает «пят­но оптимального возбуждения», как оно продвига­ется по мозговой коре и как при переходе в сонное состояние это пятно теряет свою подвижность, ста­новится инертным и наконец угасает.

И.П.Павлову принадлежит заслуга не только в том, что он указал на необходимость возникновения тако­го оптимального состояния мозговой коры для осуще­ствления каждой организованной деятельности, но и в том, что им были установлены те основные нейро-динамические законы, которыми характеризуется та­кое оптимальное состояние коры. Как было показано его исследованиями, процессы возбуждения, проте­кающие в бодрствующей коре, подчиняются закону силы, согласно которому каждое сильное (или био­логически значимое) раздражение вызывает сильную, а каждое слабое раздражение — слабую реакцию. И.П.Павловым было показано также, что в этих слу­чаях нервные процессы характеризуются известной концентрированностью, уравновешенностью возбуж­дения и торможения, наконец, высокой подвижнос­тью, позволяющей с легкостью переходить от одной деятельности к другой.

Именно эти черты оптимальной нейродинамики исчезают в просо-ночном или сонном состоянии, при котором тонус коры снижается. В тормозных, или «фа­зовых», состояниях «закон силы» нарушается, вслед­ствие чего слабые раздражители либо уравниваются с сильными по интенсивности вызываемых ими отве­тов («уравнительная фаза»), либо даже превосходят их, вызывая более интенсивные реакции, чем те, кото­рые вызываются сильными раздражителями («парадок­сальная фаза»), либо вообще перестают вызывать какие бы то ни было ответы («ультрапарадоксальная фаза»). Известно, далее, что в состоянии сниженного тонуса коры нарушается нормальное соотношение возбуди­тельных и тормозных процессов и та подвижность нерв­ной системы, которая необходима для протекания каждой нормальной психической деятельности. Все это показывает, какую решающую роль играет сохране­ние оптимального тонуса коры для организованного протекания психической деятельности.

Возникает, однако, вопрос: какие аппараты моз­га обеспечивают сохранение этого тонуса коры?

Одним из наиболее важных открытий было ус­тановление того факта, что аппараты, обеспечива­ющие и регулирующие тонус коры, находятся не в самой коре, а в лежащих ниже стволовых и под­корковых отделах мозга и что эти аппараты находят­ся в двойных отношениях с корой, тонизируя ее и испытывая ее регулирующее влияние.

В 1949 г. Г.Мэгун и Г.Моруцци обнаружили, что в стволовых отделах головного мозга находится особое нервное образование, по своему морфо­логическому строению и по своим функциональным свойствам приспособленное к тому, чтобы градуаль­но (а не по принципу «все или ничего») регулиро­вать состояние мозговой коры, изменяя ее тонус и обеспечивая ее бодрствование. Поскольку оно пост­роено по типу нервной сети, в которую вкраплены тела нервных клеток, соединяющихся друг с другом короткими отростками, оно было названо ретику­лярной формацией (reticulum — сеть). Она-то и мо­дулирует состояние нервного аппарата.

Одни из волокон этой ретикулярной формации (РФ) направляются вверх, оканчиваясь в конечном итоге в новой коре. Это восходящая ретикулярная си­стема, играющая решающую роль в активации коры и в регуляции ее активности. Другие волокна идут в об­ратном направлении: начинаясь в новой и древней коре, направляются к расположенным ниже образо­ваниям мозга. Это нисходящая ретикулярная система. Она ставит нижележащие образования под контроль тех программ, которые возникают в коре головного мозга и выполнение которых нуждается в модифика­ции и модуляции состояний бодрствования.

Оба эти раздела РФ составляют единую систе­му, единый саморегулирующийся аппарат, который обеспечивает изменение тонуса коры, но вместе с тем сам находится под ее влиянием, изменяясь и модифицируясь под регулирующим влиянием про­исходящих в ней изменений.

Описание РФ явилось открытием первого функ­ционального мозгового блока, обеспечивающего ре­гуляцию тонуса коры и состояний бодрствования, позволяющего регулировать эти состояния соответст­венно поставленным перед человеком задачам. Иссле­дование его действия показало, что этот блок вызывает реакцию пробуждения (arousal), повышает возбуди­мость, обостряет чувствительность и оказывает тем самым общее активирующее влияние на кору голов­ного мозга. Поражение входящих в него структур при­водит к резкому снижению тонуса коры, к появлению состояния сна, а иногда и к коматозному состоянию. Вместе с тем было обнаружено, что раздражение других ядер РФ (тормозящих) вело к возникновению харак­терных для сна изменений в электрической активнос­ти коры и к развитию сна.

Активизирующая РФ, являющаяся важнейшей частью первого функционального блока мозга, с са­мого начала была названа неспецифической. Это ко­ренным образом отличало ее от подавляющего числа специфических (сенсорных и двигательных) систем мозговой коры. Считалось, что ее активирующее и тор­мозное действие равномерно затрагивает все сенсор­ные и все двигательные функции организма и что ее функцией является лишь регуляция состояний сна и бодрствования, т.е. неспецифического фона, на кото­ром протекают самые различные виды деятельности.

Это утверждение нельзя, однако, признать пол­ностью правильным. Как показали дальнейшие наблюдения, РФ имеет определенные черты диф-ференцированности или «специфичности» как по своим анатомическим характеристикам, так и по сво­им источникам и по формам проявления. Только эта дифференцированность («специфичность») не имеет ничего общего с «модальностью» основных органов чувств (или анализаторов) и носит, как показал ряд авторов, своеобразный характер.

Остановимся на этой дифференцированное™ источников активации, составляющей основную функцию РФ, и на ее дифференцированной топог­рафической организации.

Известно, что нервная система всегда находится в состоянии некоторого тонуса активности и что сохра­нение его связано со всякой жизнедеятельностью. Од­нако существуют ситуации, в которых обычный тонус недостаточен и должен быть повышен. Эти ситуации и являются основными источниками активации нервной системы. Можно выделить по крайней мере три основных источника этой активации, причем действие каж­дого из них передается при посредстве активирующей РФ и, что существенно, при помощи ее различных частей. В этом и состоит дифференцированность или специфичность функциональной организации этой «неспецифической» активирующей системы.

Первый из этих источников — обменные процессы организма,, или, как иногда выражаются, его «внут­реннее хозяйство». Эти процессы, приводящие к сохранению внутреннего равновесия организма (го-меостазиса), в их наиболее простых формах связаны с дыхательными, пищеварительными процессами, с сахарным и белковым обменом, с внутренней секре­цией и т.д. Все они регулируются главным образом аппаратами гипоталамуса. Тесно связанная с гипота­ламусом РФ продолговатого и среднего мозга также играет значительную роль в этой наиболее простой («витальной») форме активации.

Более сложные формы этого вида активации свя­заны с обменными процессами, организованными в определенные врожденные системы поведения (си­стемы инстинктивного, или безусловнорефлектор-ного, пищевого и полового поведения).

Общим для обоих этих видов активации является то, что их источник — обменные (и гуморальные) процессы, протекающие в организме. Различия же их заключаются в неодинаковом по сложности уровне организации и в том факте, что если первые процессы, наиболее элементарные, вызывают лишь примитив­ные автоматические реакции, связанные с недостатком кислорода или выделением запасных веществ из их ор­ганических депо и при голодании, то вторые организо­ваны в сложные поведенческие системы, в результате действия которых удовлетворяются соответствующие потребности и восстанавливается равновесие «внутрен­него хозяйства организма».

Естественно, что для того чтобы вызвать сложные инстинктивные формы поведения, необходима весь­ма избирательная и специфическая активация. Биоло­гически специфичные формы пищевой или половой активации обеспечиваются более высокорасположен­ными ядрами мезэнцефальной, диэнцефальной и лим-бической РФ. В этих образованиях мозгового ствола и древней коры имеются высокоспецифические ядра РФ, раздражение которых приводит либо к активации, либо к блокированию различных сложных форм инстинк­тивного поведения.

Второй источник активации имеет совсем иное происхождение. Он связан с поступлением в организм раздражителей из внешнего мира и приводит к воз­никновению совершенно иных форм активации, про­являющихся в виде ориентировочного рефлекса.

Человек живет в мире постоянно доходящей до него информации, и потребность в этой информации иногда оказывается у него не меньшей, чем потреб­ность в органическом обмене веществ. Лишенный по­стоянного притока информации, что имеет место в редких случаях выключения всех воспринимающих органов, он впадает в сон, из которого его может вывес­ти только постоянно поступающая информация. Нор­мальный человек переносит ограничение в контакте с внешним миром очень тяжело. Как это наблюдал Д.Хэбб, достаточно было поместить испытуемых в усло­вия резкого ограничения притока возбуждений, чтобы их состояние становилось трудно переносимым и чтобы у них возникали галлюцинации, которые в какой-то мере компенсировали ограниченный приток инфор­мации. Совершенно естественно поэтому, что в аппа­рате головного мозга, и в частности в аппаратах РФ, имеются специальные механизмы, обеспечивающие тоническую форму активации, источником которой является приток возбуждений из органов чувств, обладающий в известной мере не меньшей интен­сивностью, чем первый, указанный выше источник активации.

Однако эта тоническая форма активации, связан­ная с работой органов чувств, является лишь наиболее элементарным источником активации описываемого типа. Поскольку человек живет в условиях постоянно меняющейся среды, эти изменения — иногда неожи­данные для него — требуют известного обостренного состояния бодрствования. Такое обостренное бодрство­вание должно сопровождать всякое изменение в окру­жающих условиях, всякое появление неожиданного (а иногда и ожидаемого) изменения условий. Оно долж­но проявляться в мобилизации организма к возмож­ным неожиданностям, и именно это лежит в основе особого вида активности, который И.П.Павлов назы­вал ориентировочным рефлексом и который, не будучи обязательно связанным с основными биологически­ми формами инстинктивных процессов (пищевым, половым и т.д.), является важнейшей основой позна­вательной деятельности.

Одним из наиболее важных открытий после­дних десятилетий было обнаружение связи ориен­тировочного рефлекса, или реакции пробуждения (активации), с работой РФ мозга.

Как показали исследования, ориентировочный рефлекс и реакция активации представляют собой сложное, комплексное явление. Описаны тоническая и генерализованная формы этой реакции, с одной сто­роны, и фазическая и локальная ее формы — с другой.

Те и другие связаны с различными структура­ми в пределах РФ: тоническая и генерализованная формы — с нижними, фазическая и локальная — с верхними отделами ствола, и прежде всего с не­специфической таламической системой.

Как показали микроэлектродные исследования, неспецифические ядра таламуса, а также хвостатого тела и гиппокампа функционально тесно связаны с системой ориентировочного рефлекса.

Каждая реакция на новизну требует прежде всего сличения нового раздражителя с системой старых, уже ранее появлявшихся раздражителей. Только такая «ком-парация» позволит установить, является ли данный раздражитель действительно новым и должен ли он вызывать ориентировочный рефлекс, или же он явля­ется старым и появление его не требует специальной мобилизации организма. Только такой механизм мо­жет обеспечивать процесс «привыкания», когда мно­гократно повторяющийся раздражитель теряет свою новизну и необходимость специальной мобилизации организма при его появлении исчезает. В этом звене механизм ориентировочного рефлекса тесно связан, следовательно, с механизмами памяти, и именно связь данных процессов и обеспечивает ту «компарацию» сигналов, которая является одним из важнейших ус­ловий этого вида активации. Важнейшим открытием последних лет и было указание на то, что значительная часть нейронов гиппокампа и хвостатого тела, не имею­щих модально-специфических функций, осуществляет функцию «компарации» сигналов, реагируя на появ­ление новых раздражителей и выключая активность в условиях привыкания к ним.

Дата добавления: 2015-06-04