Пресса и социальный контроль

Изучение предыдущих тем дает нам возможность разобраться в одном из самых трудных вопросов — участии журналистики в со­циальном контроле. Для исследователей и критиков прессы это предмет постоянного интереса и споров, причем исходные пози­ции и выводы полемистов различаются коренным образом.

Трудность представляет уже само значение термина. Семантика опорного слова вроде бы подталкивает к поиску функций, свойст-

венных административным органам. Но это обманчивая легкость решения вопроса. Надо разделять близкие по звучанию, но раз­личные по содержанию понятия «контроль» и «социальный конт­роль». Первое включает в себя широкий спектр значений, сущест­вующих как в бытовом общении, так и в специальных научных контекстах. В английском языке (у которого отечественное общест­воведение активно заимствует свой понятийно-терминологичес­кий аппарат) control обозначает и управление, и власть, и провер­ку, и регулирование, и надзор, и самообладание. Социальный кон­троль получил более узкое определение: в справочной литературе он описывается как механизм саморегуляции в социальных систе­мах, осуществляющий ее посредством нормативного (морально­го, правового, административного и т.п.) регулирования поведе­ния людей. Предложенная дефиниция открывает возможность ис­пользовать авторитет общественного мнения, а стало быть — побуждает редакции к исследованию этого мнения, его концент­рированному выражению и опоре на него.

В словарно-лексическом измерении социальный контроль пред­ставляет собой как бы частный, конкретизированный случай бо­лее общего понятия контроля. Но как механизм саморегуляции в обществе он насыщен гораздо более многоаспектным содержани­ем, чем надзор и проверка (силовые, властные акции), с которы­ми в первую очередь ассоциируется это словосочетание в русско­язычной речевой практике. Чтобы устранить эту двусмысленность, необходим углубленный анализ темы, к тому же выполненный не в отвлеченно-абстрактной манере, а в контексте реального исто­рического времени. Главным образом нас будут интересовать об­щественная среда, в которой развертывается социально-конт­рольная активность прессы, объект и предмет этой деятельности, методы ее ведения и готовность журналистов справиться с нею.

В первую очередь мы дадим характеристику среды, в которой развертывается социально-контрольная деятельность СМИ. Име­ются в виду состояние российского социума к исходу десятилетия реформ (естественно, в самых общих чертах), распределение дове­рия населения между социальными институтами, тенденции из­менений в области массовой информации, нормативные основа­ния для контролирующей и преобразующей активности прессы.

Как стало ясно из предыдущих разделов, российская пресса, продвигаясь вместе со страной по запутанной траектории, не только не решила назревших ранее вопросов, но и «обогатилась» новыми острыми проблемами. В частности, тема ее участия в социальном контроле (регулировании и саморегулировании) приобрела явно выраженный аспект информационной безопасности.

С одной стороны, совокупные показатели силы и влиятельнос­ти СМИ как социального института растут. Степень влиятельнос­ти российской прессы нельзя рассматривать изолированно от со­циального и политического кризиса в стране, одним из следствий которого является утрата доверия граждан к органам власти и дру­гим публичным инстанциям. К исходу 1990-х годов, по данным Института социологии парламентаризма, крайне низко упали на­дежды населения на силу президентской власти, показатель дове­рия правительству и палатам Федерального собрания не превы­шал 12%. В то же время 39% граждан выражали доверие телевиде­нию, радио и печати. Оговоримся, правда, что, как и всякие социологические данные, эти данные, во-первых, подвержены быстрому старению и, во-вторых, у других исследовательских цен­тров показатели доверия не совпадают с приведенными.

Тем не менее нарисованная статистическая картина заслужи­вает внимательного изучения. Такое перераспределение приорите­тов вызвано не только уникальностью новейшей отечественной истории. Даже с учетом поправок на «кривизну» российского зер­кала оно все же отражает общемировую, цивилизационную тен­денцию усиления роли СМИ в регулировании социальных про­цессов. Специалисты, обозревая рост могущества средств доставки информации, приходят к выводу об изменении их социального смысла, об их автономизации, обособлении от традиционных ин­ститутов управления. Теперь уже «не столько содержание инфор­мации, сколько сами глобальные "Интернет"-иональные техни­ческие сети структурируют все сферы современной общественно-политической, экономической и культурной жизни мира»¹⁵. Заметим опять-таки, что сейчас в нашу задачу не входит оценка данной тенденции как положительной или отрицательной: явление сущест­вует de facto, и только это имеет значение. Оно несет на себе след еще более масштабного преобразования — вступления человече­ства в эру тотальной информатизации не только производствен­но-технологической сферы, но и мировосприятия, строя мышле­ния людей, системы научного знания.

С другой стороны, система российских СМИ болезненно пере­живает структурный кризис, под угрозой оказалось существование даже тех печатных изданий, которые завоевали авторитет благода­ря высокому профессионализму редакционных штатов. Мы рас­сматривали это явление в предыдущих разделах.

_________________________________

¹⁵ Землянова Л. М. Концептуально-терминологические новации в коммуника-тивистике 1990-х годов//Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10. Журналистика. 1997. № 5. С. ПО.

Состояние, самоопределение средств информации и отводи­мая им обществом роль являются отнюдь не периферийным при­датком к стратегии развития пореформенной России, а одним из главных ее компонентов, если, в ближайшей перспективе, не са­мым главным. Поэтому решение возникающих в данной связи проб­лем ни в коем случае не может быть отдано во власть стихии, невежественных административных импровизаций или преслову­того здравого смысла самих сотрудников прессы. Красной нитью через рассуждения о социальной эффективности СМИ должна проходить идея чрезвычайной опасности их спонтанной, непод­контрольной обществу деятельности и динамики. Не будем путать этот тезис с призывом к силовой регламентации публицистики как рода творчества или с посягательством на свободу выражения мнений. Как раз наоборот: предельно широкое общение через СМИ духовно независимых личностей, без монополизации каналов ка­кой бы то ни было кастой, служит залогом продуктивной соци­альной работы прессы.

Нормативно-правовая база функционирования СМИ, сложив­шаяся за последнее десятилетие в России, создает благоприятные, как никогда ранее, условия для их активного и социально полез­ного взаимодействия с внешней средой. Прежде всего, не было в отечественной истории периода, когда бы существовала если не идеально стройная система информационного права, то, во вся­ком случае, гигантская совокупность взаимосвязанных юридичес­ких актов. Центрообразующим элементом комплекса служат следу­ющие положения Конституции РФ: «Каждому гарантируется сво­бода мысли и слова... Гарантируется свобода массовой информации» (ст. 29). Обратим внимание: каждому — значит, любому человеку, даже не обязательно гражданину нашего государства. Свобода мас­совой информации, а не средств массовой информации. Речь, ста­ло быть, идет о правах и свободах человека, об удовлетворении информационных запросов общества в целом, а не о привилегиях редакционных коллективов или владельцев СМИ. В то же время и журналистам законодательно предоставлены многочисленные права и гарантии, необходимые для организации производственной жизни редакций, прежде всего в части доступа к информации, выраже­ния авторского мнения и обеспечения практической, деловой эф­фективности прессы.

Необходимо оценить использование нашим обществом завое­ваний на пути к демократизации, промежуточные итоги движе­ния. Применительно к социально-политической системе в целом эту задачу выполнила автор фундаментального исследования Л. Шевцова, рассмотревшая ситуацию в России на фоне опыта

реформ в других странах мира и новейших политологических кон­цепций. В нашем обществе «демократия нередко воспринимается прежде всего как свобода слова, прессы, многопартийность и, конечно, свободные выборы, но не всегда как конституционный либерализм, который означает в первую очередь верховенство за­кона и систему сдержек и противовесов...». Такое состояние автор, вслед за авторитетными зарубежными специалистами, характери­зует как «нелиберальную демократию» (illiberal democracy)¹⁶. Рос­сийские и иностранные политологи вынужденно конструируют и другие понятия: делегированная демократия, олигархическое го­сударство, неопределенная форма правления, избыточная демо­кратия и пр. Различаясь между собой по набору слов, эти опреде­ления сходятся в том, что все они относятся к явно неклассичес­кой социально-политической модели. Формы общественной жизни, лексикон и атрибутика соответствуют «мировым стандартам», тог­да как ее содержание остается в значительной степени архаичным.

Такая социально-политическая обстановка формирует прессу по своему образу и подобию. Политическая услужливость россий-. ской журналистики (специалисты употребляют слово «сервиль-ность»), обусловленная ее подконтрольностью кланам и партиям, ясно обнаруживается в ходе избирательных кампаний. Это уста­новлено многочисленными исследованиями, включая мониторинга освещения парламентских и президентских выборов, которые на протяжении 1990-х годов вел Европейский институт средств мас­совой информации (ЕИСМИ). Аксиоматической истиной стала и зависимость содержания СМИ от интересов их собственников. «Я знаю, что любой наемный менеджер должен быть готов к тому, что "акционер всегда прав"», — этими словами определяет уни­версальную норму К. Пономарева, подавшая в отставку с поста генерального директора телекомпании ОРТ после того, как ее фак­тически отстранили от решения производственно-административ­ных вопросов.

Во второй половине 1990-х годов экспертная комиссия подго­товила для Совета Европы сопоставительный анализ российского законодательства и правоприменительной практики с Европей­ской конвенцией о защите прав человека и основных свобод (ЕКПЧ). В частности, сравнение с ЕКПЧ позволило выявить обстоятель­ства, препятствующие нашей журналистике в ее служении обще­ственному благу. Их перечень можно найти в рекомендациях, ка­сающихся свободы выражения мнений и информации. Назывались, вкратце, следующие проблемы: монополизация СМИ исполни-

____________________________

¹⁶ Шевцова Л. Режим Бориса Ельцина. М., 1999. С. 487.

тельной властью и финансово-политическими группами; неурегу­лированность в законодательстве вопросов о журналистской тайне и государственной тайне; рост преступлений, связанных с посяга­тельством на жизнь журналистов; активное вмешательство со сто­роны государственных органов в деятельность редакций; ограни­чение доступа журналистов к информации; со стороны СМИ — рост правонарушений, связанных с посягательствами на честь, достоинство и деловую репутацию граждан, злоупотребление сво­бодой массовой информации, правонарушения, связанные с пред­выборной агитацией, и т.д.

Таким образом, положение российских СМИ в социальной среде характеризуется сложной совокупностью черт, и нет воз­можности определить его однозначно. Его можно представить в виде сочетания нескольких утверждений. Пресса свободна — по са­мым высоким демократическим стандартам (прежде всего в пра­вовом измерении). Она анархически независима от общественного контроля и в тактике своих действий демонстрирует самодоста­точность и самовластие. Она подпала под строгий и взыскатель­ный контроль собственников в стратегии действий, причем имеет­ся в виду не только экономическая, но и социально-политическая стратегия. Справедлива каждая из этих характеристик, и одновре­менно каждая в отдельности не будет исчерпывающей. Только вместе они образуют достоверное знание и дают ключ к оценке конкрет­ных фактов социального поведения редакций.

Обратим внимание на то, что из всех участников взаимоот­ношений по поводу СМИ в наименее выигрышном положении оказывается общество. Именно оно, через свои законодательные органы, даровало прессе свободы и благоприятные условия функ­ционирования, преследуя главным образом цели социального про­гресса, достигаемые с помощью саморегуляции на базе широкой гласности. И оно же, судя по нынешней ситуации, фактически лишилось механизмов контроля над прессой, которые перешли к товарному рынку и собственникам как его агентам, политико-власт­ным группировкам и сотрудникам средств информации.

Очевидно, что этот дисбаланс необходимо устранять. В литера­туре звучит мысль о том, что настало время эмансипации (осво­бождения) прессы от борьбы за власть. Однако ни со стороны жур­налистов, ни со стороны самой власти этот процесс не начнется. Более вероятно, что процесс пойдет по инициативе «снизу», от аудитории. Прогноз теоретиков уже сбывается. Никак иначе нельзя расценить свершившийся, как мы видели выше, отказ массы на­селения от регулярного чтения так называемой «белой» прессы (так с некоторых пор стали называть солидную печать, подчерки-

вая ее отличие от «желтой»). Тезис о том, что преобразование мо­дели журналистской деятельности целиком зависит от реформи­рования социальной системы, получил широкое распространение. «Каково общество, такова и пресса» — эта мысль в июне 2000 г. была включена в послание Президента стране. Не оспаривая ее в принципе, надо все же признать, что было бы неверно возводить ее в абсолют. Упование на «естественный ход событий» побуждает пессимистически расценивать перспективы качественного совер­шенствования СМИ, делает их неопределенными во времени, да и по сути дела снимает с журналистов ответственность за добросо­вестное исполнение их общественного долга.

Журналистское сообщество по своей природе не является все­го лишь пассивной жертвой социальных процессов. Напротив, ис­тория множество раз убеждала, что оно относится к числу лидеров и «моторов» крупномасштабных перемен, как эволюционных, так и радикально-революционных. Относительная личная отстранен­ность сотрудников СМИ от обладания собственностью и полити­ческой властью усиливает субъективный фактор их поведения, делает их умы подвижными и восприимчивыми к новым идеям и веяниям. Исследователи проанализировали динамику профессио­нальной психологии сотрудников российских СМИ в течение трид­цати лет. Оказалось, что основная часть журналистов как в про­шлом, так и в настоящем нацелена на самопрограммирование, самостоятельную и сознательную выработку своей социальной позиции. Сегодня доминантами самопрограммирования стали сво­бода творчества и самовыражения, независимость в профессио­нальной деятельности, высокая степень самоуважения и т.п. Когда в стране начался весьма осторожный поворот к реформам, имен­но журналисты в массовом порядке сменили свои приоритеты быстрее и кардинальнее, чем другие социально-профессиональ­ные группы и корпорации. Столь же решительно они «меняли курс» и в последующие годы. Мы сейчас рассуждаем не о беспринцип­ности, а об использовании в интересах социального контроля фер­мента изменчивости, который есть в журналистском сознании и который неотделим от подлинного профессионализма.

Одним из главных направлений «перенацеливания» журналист­ского сознания должно быть безошибочное определение объекта и предмета социально-контрольной практики СМИ. Исходя из сути социального контроля в целом, его объектом будем считать взаи­мосвязи и взаимоотношения между различными элементами социаль­ной структуры, предметом же— состояние этих связей и отношений. Такое истолкование основных категорий анализа можно назвать ди­намическим, поскольку в нем заложена идея подвижности, разви-

циальной системы. Именно оно открывает путь к регулированию, то есть к преодолению отклонений от оптимального положения вещей. Статическое понимание («элементы социальной структуры» или что-то в этом духе) влечет, в лучшем случае, к достоверному описанию жизненного материала. Целью регулирования служит гармонизация отношений между участниками социальных процессов в интересах самосохранения и развития системы.

Сегодня важно рассмотреть проблему в свете «основного во­проса журналистики», известного в мировой науке как противо­поставление views и news (мнений и фактов). Время актуализирова­ло для российской прессы эту дилемму, тогда как советская школа журналистики относила ее к заботам далекой от нас западной те­ории СМИ. 1990-е годы фактически стерли преграды для взаимо­проникновения идей и методов редакционного труда, более того — благодаря интенсивной работе зарубежных информационных цен­тров и издателей переводные учебники заняли доминирующее положение в библиотеках российских факультетов журналистики. В результате «чужие» проблемы стали своими, домашними.

Итак, информирование, описание, пусть и аналитическое, как конечная стадия журналистского труда — или мнение, рекоменда­ции, решение? Сама природа регулирования, то есть воздействия, заставляет склониться ко второму варианту ответа. Вопросов о мето­дах влияния, его силе и последствиях мы коснемся чуть позже. Сей­час важно определиться в главном: либо пресса участвует в социаль­ном контроле (и тогда она неизбежно занимает конструктивную позицию и становится журналистикой решений), либо она присутст­вует при том, как его осуществляют другие институты, и выполняет роль наблюдателя, «зеркала», ретранслятора-коммуникатора и т.п.

Решения, которые общественность вырабатывает с помощью прессы, касаются и конкретных, даже частных проблемных ситу­аций, и коренных преобразований, вплоть до выбора дальнейшей исторической судьбы нации, страны, региона. Формирование об­щественного идеала как «формулы» будущего входит в предмет социального контроля, равно как и способы его осуществления.

Вернемся в данной связи к понятию демократии. Оно нас ин­тересует и потому, что является едва ли не самым популярным словом-символом в политологических выступлениях прессы, и по­тому, что только при условии его безошибочного смыслового про­чтения можно рассуждать о целях и методике социального контро­ля. Трудно найти понятие, по поводу которого существовало бы больше разногласий среди специалистов и публицистов.

Финский профессор К. Норденстренг предложил методологи­ческие решения, позволяющие развязать наиболее тугие узлы этой

проблематики. Во-первых, им сформулирована продуктивная для практической журналистики идея: благосостояние (welfare) — спо­соб материализации демократии. Тезис, разумеется, не сводится к материальной обеспеченности (хотя и она не исключается), а охва­тывает всю полноту реального бытия человека и человечества — благополучие физическое, духовное, житейски-семейное и пр. Качество жизни, самого по себе существования человека и соци­альных общностей — это ничем не замещаемая цель реорганиза­ций в политике и государственном устройстве, универсальное цен­ностное мерило при выборе вектора социального регулирования. Во-вторых, автор, вслед за другими авторитетными исследовате­лями, конкретизирует изначально аморфное понятие демократии, используя классификацию по моделям: прямая (direct), когда граж­дане непосредственно принимают государственные и иные власт­ные решения, представительная (representative), при которой власт­ные полномочия делегируются избранным органам управления, и совещательная (deliberative). Совещательная модель предполагает сочетание деятельности органов власти с непрерывным обсужде­нием всех значимых вопросов общественностью, использование всех пригодных для этого каналов и средств.

Опыт мировой политической истории убедил, что непосред­ственная демократия не подходит для управления сверхсложными современными обществами, в то же время и резервы представи­тельной модели практически исчерпаны. Совещательная модель, будучи принятой на вооружение в теории и практике прессы, дает возможность поставить социально-контрольную деятельность прес­сы в адекватной общественным потребностям форме.

Мы обратились к понятию демократии с тем, чтобы показать, с какими крупными мировоззренческими категориями имеют дело журналисты, выполняя свою социально-контрольную миссию. Они как бы приобщают граждан к диспутам, которые на идейном уровне ведут ученые и политики. Как утверждают сторонники данной точки зрения, журналисты, сами ничего не придумывая, способны оце­нить адекватность и своевременность того или иного социокуль­турного «изобретения»¹⁷. Эта способность не «вручается» коррес­понденту вместе с редакционным удостоверением, и правильнее было бы говорить, что она может возникнуть и развиться при ус­ловии ее целенаправленного формирования.

Но сейчас наш главный интерес вызывает слово «оценка». Оно подсказывает, где надо искать специфику социального контроля

_________________________________

¹⁷ Согомонов А. Рефлексивная журналистика//Роль прессы в формировании в России гражданского общества/Отв. за вып. И. Дзялошинский. М., 1999. С. 66.

силами прессы, или «журналистского контроля», как предлагают говорить некоторые исследователи. Уточнение «журналистский» означает, что имеются некие отличия в методике выполнения стан­дартных задач. Оценка, соотнесение идей и практического поведе­ния людей с общественно признанным эталоном, выражает нор­мативную природу социального контроля в целом. В прессе, лишенной административных и официально-юридических полно­мочий, на первые позиции выступает нормативно-ценностная ди­агностика, с сильным дифферентом в сторону моральных катего­рий. Для примера: публицист волен осудить нарушение закона гражданином или организацией, но ему не дано констатировать факт правонарушения, подменяя собой судебную власть. Он мо­жет от лица общественности добиваться принятия формальных санкций к нерадивому служащему, но единственным механизмом наказания в его собственных руках служит предание огласке сведе­ний о качестве работы должностного лица.

Итак, оценка — и потом уже оглашение, отстаивание своей правоты, давление на инстанции, уполномоченные принимать решения, и т.п. Вопрос заключается в том, насколько верно най­дены параметры оценивания, с чем публицист соотносит наблю­даемую ситуацию, насколько он вообще способен выполнять столь ответственную операцию. Здесь анализ методики труда, по суще­ству, сливается с изучением методологии мышления.

Осуществление прессой социального контроля от имени об­щества и для его блага возможно только при ясном осознании, осмыслении гражданского назначения журналистики. Лежащие на поверхности суждения о надзоре за чиновниками (почему лишь за ними? с какой сверхзадачей?) такой интеллектуальной работы не предполагают. Они представляют собой расхожий стереотип, гото­вый переселиться в сознание репортера то ли из разговора в ре­дакционном коридоре, то ли из случайной лекции о том, как за­падная пресса выполняет функцию «сторожевого пса» (watchdog) демократии.

Подверженность влиянию стереотипов, заемных, не перева­ренных в собственной голове мыслей — самая губительная из всех возможных несвобод. Степень свободы журналиста измеряется, в первую очередь, его независимостью в выборе целевых установок, профессионального поведения из множества ему известных. Выбор идеалов гражданского, самоуправляемого общества — вероятно, са­мый трудный, поскольку он опирается на знание концепций соци­ального самоуправления и роли в нем прессы. Значит, гражданское сознание журналиста является продуктом его теоретической зрелос­ти, и это надо утверждать бескомпромиссно. Какие-либо «компенса-

торы» теоретической неподготовленности, вроде интуиции и врож­денного чувства справедливости, не спасают, когда приходит мо­мент решений на методологическом уровне.

К сожалению, мы не располагаем систематизированными дан­ными об уровне теоретико-методологической культуры сотрудни­ков СМИ — они еще не собраны исследователями. Однако сход­ство результатов отдельных частных проектов дает основания для заключений об общем положении дел. Так, новейшие опросы жур­налистов о критериях профессионального мастерства показывают, что характеристики, предполагающие зрелость концептуального мышления (высокая общая культура, образованность, эрудиро­ванность, знание жизни), занимают, в зависимости от специали­зации опрошенных, места в середине или в конце списка, а на первых позициях оказываются личностные качества, оперативность или такое неопределенное по содержанию достоинство, как про­фессионализм¹⁸. Нечто подобное наблюдается и в редакциях СМИ других постсоветских государств. На VI Мировом конгрессе Меж­дународного совета по изучению Центральной и Восточной Евро­пы (ICCEES) в 2000 г. были представлены результаты исследова­ния журналистского корпуса Латвии. В частности, оказалось, что от 30 до 40% и более латышских журналистов не знают ответов на вопросы, касающиеся социальной эффективности проходящих в стране процессов и политического курса в целом. Иными словами, их социально-политическое мышление не структурировано (усло­вимся считать, что те, кто определил свою позицию, сделали это достаточно взвешенно, а не под влиянием эмоционального поры­ва). Поэтому уделом значительной части потенциальных лидеров мнений остается либо информационное копирование действитель­ности, либо некритическое воспроизведение чужих воззрений.

Итог наблюдений не радует: теоретическое начало присутству­ет в журналистском сознании, в лучшем случае, как второстепен­ный компонент. В нем до крайности нечетко зафиксированы базо­вые положения, призванные служить опорными точками в качест­венном анализе действительности.

Между тем только на основании ясных представлений о роли прессы в гражданском самоуправляемом обществе можно точно определить задачи СМИ в отношениях с социальными института­ми, например с властью. В наши дни среди политиков и полити­ческих комментаторов принято уделять повышенное внимание информационной прозрачности, или транспарентности, системы

___________________________

¹⁸ Дзялошинский И. М. Российский журналист в посттоталитарную эпоху. М., 1996. С. 233; Свитт Л. Г. Феномен журнализма. М., 2000. С. 189.

управления. Однако следует различать «контроль за информацион­ной прозрачностью властей и контроль за их деятельностью. Либо они делают, что хотят, а наша забота знать об этом — и только, либо деятельность властей должна быть подконтрольна граждан­скому обществу, а информационная прозрачность мыслится как... условие такого контроля»¹⁹.

Данная линия рассуждений приводит к точным рекомендаци­ям относительно источников и методов репортерского труда. Так, анализ продукции одного из региональных отделений ИТАР-ТАСС показал, что более 60% новостей рассказывают о протокольных, организованных мероприятиях (заседаниях, конференциях, встре­чах с общественностью и т.п.) и только треть материалов почерп­нута из «внекабинетной» среды. Несколько спрямляя связи, мож­но утверждать, что в первом случае источники информации обес­печивают свою прозрачность в том объеме, который они считают достаточным. Во втором — репортеры получают подлинные, не препарированные для них сведения, вступая в отношения «сове­щательной демократии» с прямыми участниками событий.

Решение сугубо производственных вопросов, в конечном сче­те, восходит к гражданскому самоопределению редакционного кол­лектива и отдельного корреспондента. Как на прикладном рабочем уровне «расшифровывается» следующее бесспорное суждение: «рос­сийская пресса в большом долгу перед обществом, поскольку не проявляет себя как серьезный институт дискуссий... Наши СМИ не осознают себя институтом гражданского общества. Они осознают себя институтом установления власти журналистов...»?²⁰ Основания для таких выводов дает анализ выбора героев публикаций, круга обще­ния, источников сведений, тематики материалов. Рассмотрим, в част­ности, положение дел с источниками информации. В идеале их струк­тура должна отражать способность прессы к контролю состояния всей общественной среды, а не отдельных ее элементов, прежде всего официальных. Исследователи проводят замеры степени откры­тости для прессы социальных структур. По 5-балльной шкале орга­ны законодательной и исполнительной власти получают оценку 2,1—2,4; государственные предприятия и учреждения — 2,3; пра­воохранительные и судебные органы — 1,9; коммерческие и фи­нансовые структуры — 1,6—1,7; а частные лица — 3,1.

_________________________________

¹⁹ Рац М. Контроль гражданского общества за открытостью власти: контексты и рамки//Контроль гражданского общества за информационной открытостью влас­ти: теория и практика/Сост. И. Дзялошинский. М., 1998. С. 18.

²⁰ Засурский Я. Российская пресса как институт гражданского общества//Там же.

Обращает на себя внимание, что индексы открытости в сред­нем невысоки. Однако помимо законных претензий журналистов к держателям информации из сравнения данных следуют и другие выводы. Во-первых, государственные органы, на закрытость кото­рых по инерции чаще всего сетуют корреспонденты, уступают паль­му первенства по этой части финансовым и коммерческим фирмам. Значит, особенно ощутимым препятствием для социального конт­роля становится покров коммерческой тайны, кстати сказать, очень расплывчато отраженной в законодательстве. И далее: сюда, на мало доступную общественности зону следует разворачивать прожектор гласности. Во-вторых, охотнее всего в контакт с прессой вступают частные лица, которые, как мы убедились, редко становятся персо­нажами публикаций. Застарелая привычка питаться сведениями из официальных источников сужает горизонт СМИ как социального контролера, затрудняет их функционирование в этом качестве, а то и превращает их в информационный придаток системы власти.

При всей кажущейся умозрительности выводов такого рода они. находят подтверждение в стилистике, тональности выступлений и репутации изданий. Прислушаемся к ответу журналиста В. Костю-ковского, недавно ушедшего из «Известий», на вопрос коллеги о том, лучше или хуже стала эта газета по сравнению с прежними годами:

— Хуже. Это качественная, именно респектабельная, умеренно бур­жуазная, основательная газета. Но из нее почти ушло все чисто «известинское», то, что развивалось и бережно культивировалось много лет... Даже в суровые партийно-советские времена... приори­тет в газете был за тем, что сейчас называется общечеловеческими ценностями. Человек, его поступки, его душа, его права, колли­зии, в которые он попадает.

Критическая саморефлексия опытных профессионалов укреп­ляет в мысли о том, что журналистская корпорация в состоянии не только установить симптомы эпидемического заболевания асо-циальностью, но и приступить к самоизлечению. В союзе с агента­ми гражданского общества оно могло бы выступить с инициати­вой создания органов неадминистративного контроля за взаимо­отношениями СМИ с гражданами и социальной средой — подобно тем советам по печати, наблюдательным советам на телевидении, институту третейского суда, которые с успехом действуют в Кана­де, ФРГ, Швеции и других странах. Опыт соседней Эстонии, о котором стало известно участникам VI Мирового конгресса ICCEES, показывает, что органы общественного регулирования эффективны даже в отсутствие у прессы правового статуса. В тече­ние 1990-х годов Эстонский совет по печати (EPS), созданный на

корпоративной основе ассоциациями журналистов, издателей, вещателей и потребителей, рассмотрел более 200 конфликтных дел, руководствуясь одним лишь этическим кодексом. Россия на­ходится в выигрышном положении, поскольку на ее территории действует общенациональное законодательство о СМИ.

Глубина и масштабы кризиса печати в России заставляют пред­положить, что коренной трансформации способа видения мира при­дется ждать уже от следующей генерации профессионалов, а не от нынешней, деформированной годами противоестественного «пере­ходного» существования. «В принципе, надо потихоньку... создавать новое поколение журналистики», — говорит в своих размышлениях на эту тему председатель Фонда защиты гласности А. Симонов.

Нельзя в очередной раз не увидеть, что колоссальная нагрузка и ответственность ложатся на систему образования сотрудников СМИ. Спрямленность и прагматическая упрощенность задач в об­разовании порождают столь же однолинейное, технократическое понимание специалистами их обязанностей. И наоборот: осознать смысл контроля как сбережения здорового самочувствия общест­ва способны люди, приученные к непрерывной критико-аналити-ческой работе, в частности к объективной самооценке в свете за­просов социальной ситуации.

На одной из дискуссий о свободе печати и построении граж­данского общества исследователи духовного мира современной России поставили на повестку дня именно содержание професси­онального образования журналистов. Перспективы его совершен­ствования они связывают с саморефлексией, направленной на средства деятельности, что в наших условиях предполагает смену господствующей ментальное™ критическим мышлением. Присут­ствующие газетчики выдвинули альтернативу: рассматривать пред­ложения по изменению законодательства, апелляции к различ­ным социальным группам и правительству — то есть искать реше­ние своих проблем вовне, а не внутри профессиональной корпорации. Так в действительности сталкиваются два подхода к усилению социально-контрольной эффективности журналистики. Один из них обозначается формулой «больше готовности к мис­сии», другой — «больше полномочий».

Борьба за дополнительные полномочия представляет собой движение по короткой прямой, на финише которой находится обладание официальной властью. Резервы саморегулирования в корпорации и критической саморефлексии работника неисчерпа­емы, эти методы точно соотносятся с концепцией самоуправляе­мого гражданского общества и гарантируют, что пресса откажется от чуждых ее природе властных амбиций.

Дата добавления: 2015-06-26