История всемирной литературы 16 страница. Происходит дальнейшее сближение языка письменной литературы с народным языком

Происходит дальнейшее сближение языка письменной литературы с народным языком. Основы этого процесса были заложены Махтумкули и обогащены его современниками — Андалибом, Шабенде, Магрупи, Шейдаи. Язык письменной литературы освобождается от архаизмов и малопонятных широким массам арабо-персидских слов, которыми была насыщена поэзия прошлого.

Выдающимся представителем туркменской литературы конца XVIII — первой половины XIX в. был Мамедвели Кемине (1770—1840). Тематика его поэзии, а также автобиографических рассказов, анекдотов и преданий широка и разнообразна. Он писал о жизни туркменского народа и с его позиций оценивал происходящие события. Творчество Кемине глубоко демократично. Кемине и его лирический герой не унывают и не теряются в затруднительных ситуациях, много шутят, смеются. Он создает яркие, живые образы бедняка, кази, женщин, воина, муллы и ишанов. Кемине изображает людей, события в действии, в динамике. Используя выразительные богатства народного языка, цитируя пословицы и поговорки, поэт клеймит племенную верхушку, осуждает лицемерие, разврат, стяжательство мусульманского духовенства и судей.

Имя самого Кемине часто встречается в различных анекдотах, многие из которых широко известны на Востоке, оно стоит рядом с именами других народных мудрецов (например, с именем Моллы Насреддина).

Кемине охотно обращался к очень популярной в фольклоре форме четверостиший — мурабба. Однако у него можно встретить и пятистишия — мухаммасы. Сочным языком, красочными и яркими метафорами и сравнениями, точными ритмами отличаются, например, такие его мухаммасы, как «Косы», «Молодица», «Огульбике», «Гюльджамал» и др. Произведения Кемине пользовались широкой и заслуженной популярностью.

Жизненный путь Сейидназара Хабиб-ходжа-оглы Сеиди (1775—1836) — это путь поэта-воина, поэта-патриота. Сеиди стоял во главе туркменских джигитов, отчаянно сражавшихся с многочисленным войском бухарского эмира Хайдара (Мир Хайдара). В ожесточенных битвах с врагом он показывал пример героизма, отваги и смелости. Справедливая борьба с захватчиками вдохновляла поэта на создание стихов, наполненных героико-патриотическим пафосом и высоким мужеством. Сеиди в своей поэзии выразил интересы трудового народа, воспел его думы и чаяния. В ряде стихотворений поэт рисует зримые пейзажи родного края, ему равно дороги и пустыни и земля, в которую вложены огромные усилия дайхан, чтобы сделать ее плодородной и цветущей (стихотворение «Пустыня»). В лирике Сеиди тесно переплелись

470

Иллюстрация:

Медресе Махтум

Южный Хорезм. XIX в.

общественно-философские и гражданские темы. Он известен и как страстный обличитель социальной несправедливости, и как автор проникновенных стихов о любви. Немаловажное место в его творчестве занимает и элегия, в жанре которой создан ряд произведений о семейной трагедии поэта, стихи-прощания с родными местами после поражения в войне с бухарским эмиром («Прощайте ныне», «Лебаб», «Ушли мы навеки»), а также стихотворение-завещание «Прощай навеки». Здесь Сеиди следует традициям Махтумкули и некоторых других поэтов XVIII в., создавших прекрасные образцы элегической поэзии.

В XIX в. среди наследников поэтической славы Довлетмаммеда Азади и Махтумкули — отца и сына — талантом, гражданско-героическим пафосом выделился Курбандурды Зелили (1780/85—1846). Поэт дружил с Сеиди, выходцем из восточного района Туркмении. Уроженцы разных туркменских племен, отдаленных друг от друга на сотни километров, показали пример духовной близости. Лирика Зелили тематически богата и разнообразна. Как и у Сеиди, в творчестве Зелили важное место занимали мотивы любви к родине и единения туркменских племен перед лицом общего врага. Он писал и лирические стихи, воспевал красоту и благородство возлюбленной. Но не менее существенна в его творчестве социально-обличительная поэзия. Критика поэтом отсталых патриархально-феодальных порядков, жестокости ханов, эмиров, шахов была продиктована стремлением к справедливости, к дружбе различных туркменских племен. Поэт верил в возможность уничтожения социального гнета и неравенства, верил в право жить в достойных человека условиях.

Своеобразны стихотворные письма-послания Зелили и Сеиди. В стихах-посланиях, адресованных Сеиди, Зелили рассказывал о тяжелой доле туркмен, уведенных хивинским ханом в плен. В ответном послании «Мой Зелили» Сеиди скорбел по поводу того, что он не смог оказать помощь своему другу и его односельчанам.

Значительное место в истории туркменской литературы принадлежит Молланепесу (1810—1862). Его произведения отличаются ясностью мысли, конкретной образностью и простотой поэтического языка. Они передавались из уст в уста и были известны в самых отдаленных селениях Туркменистана и по всей Средней Азии.

Поэт стремился раскрыть не только характер и внутренний мир своих героев и героинь, но и описать их внешний облик, наряды, окружающую обстановку и т. д., подчеркнуть их трудолюбие, верность долгу и любви. Для любящего сердца, говорит поэт, не страшен даже «огонь ада», а с красотой любимой ничто не может сравниться. Своеобразна форма юмористического стихотворения «Грозя кулачком», построенного в виде вопросов молодого человека и ответов на них юной красавицы. Диалог влюбленных стремителен и остроумен.

В основу дастана «Зохра и Тахир» Молланепес положил одноименные версии туркменских, узбекских, азербайджанских народных сказок и дастанов на тему о трагической любви юноши Тахира и красавицы Зохры. Однако поэт не повторил их, а по-своему переработал, дополнил новыми образами и сюжетными линиями, связал содержание произведения с современностью, с бытом и обычаями своего народа, с традициями туркменской литературы и фольклора. Дастан Молланепеса стал классикой туркменской литературы.

Среди поэтов первой половины XIX в. должно быть названо и имя сатирика Мурада Талыби (1766—1848). Кемине и Талыби были друзьями, нередко вместе путешествовали по Туркмении. Повсюду они были свидетелями тяжелой нищенской жизни трудового дайханства. Оба поэта были единодушны в критике баев, ханов, беков. Их связывала глубокая вера в светлое будущее народа. Кемине писал: «Ты не рвись, мое бедное сердце, постой, // Будет время — от нас отойдет нищета» (пер. А. Тарковского). Ему вторил его современник Талыби: «На баев надежды в душе не храни, // Не вечна, поверь, — убывает бедность!» (пер. В. Звягинцевой).

471

Туркменскую литературу первой половины XIX в. обогатили своими замечательными произведениями и такие поэты, как Хатам, Бахры, Шукури и др.

Хатам (1740—1824) — выходец из мангышлакских туркмен, его литературное наследие состоит в основном из стихов-писем, в которых поэт откликается на происходящее. Он неоднократно бывал в Астрахани, посещал некоторые районы Кавказа, в его поэзию проникают новые мотивы, связанные с жизнью других народов.

Овезмухаммед Бахры — туркменский поэт конца XVIII и первой половины XIX в., выходец из туркмен, проживавших в окрестностях Бухары. Он автор единственной в своем роде поэмы «Девять пейзажей», написанной на фарси, а также автобиографического по содержанию дастана «Дервиш Бахры». Поэма «Девять пейзажей» создана на основе популярного на Востоке сюжета о царевиче Ширзаде, вскормленном львицей. Визирь, желая лишить царя наследника, вероломно убивает царицу. Ширзад, став взрослым, наказывает злого визиря. Отдельные эпизоды этого традиционного сюжета встречаются и в русском фольклоре, в частности в сказании о том, как львица воспитала царского сына.

Абдышукур Шукури родился в конце XVIII века. Творчество его — это в основном газели и маснави на любовные и социальные темы. Своеобразно использованное им сравнение современного ему общества с вертящимся кругом, на котором хорошо живут и устойчиво сидят только те люди, которые сами так же кривы, изогнуты, как круг, т. е. лживы и бесчестны. Шукури хорошо знал придворную жизнь и нравы. В ряде маснави он сурово и правдиво разоблачает ложь и лицемерие, царившие в среде феодалов.

Общая тенденция развития туркменской литературы первой половины XIX в. проявлялась в демократизации содержания и тематики лирической и эпической поэзии, в заметном обновлении художественно-изобразительных средств и в более широком обращении к традициям фольклора и классиков предшествующих эпох.

Литературы Центральной и Юго-Восточной Европы [первой половины XIX в.]

472

ВВЕДЕНИЕ

В то время как в ряде западноевропейских стран (Нидерланды, Англия, Франция) к XIX в. уже совершились буржуазные революции, в Центральной и Юго-Восточной Европе еще только набирали силу или даже едва обозначились предреволюционные процессы. Правда, в империи Габсбургов в результате реформ Иосифа II еще в 80-х годах XVIII в. была отменена личная зависимость крестьян, что приоткрывало путь буржуазному развитию, хотя и не уничтожало полностью основ феодальных отношений (сохранялась, в частности, тяжелая барщина). Не означали коренного поворота к новому и реформы военно-ленной системы в землях Османской империи, проведенные в 30-х годах XIX в. Всюду нарастало антифеодальное, антиабсолютистское движение.

Исключительно напряженными в Центральной и Юго-Восточной Европе были национальные отношения. Почти все народы этого региона жили в условиях иноземного гнета. Греция, Болгария, Сербия находились под властью Османской империи, Албания, придунайские княжества (Валахия и Молдова) — в вассальной зависимости от нее. На Балканах только Черногория оставалась маленьким и неустойчивым островком независимости. Чехи, словаки, словенцы, хорваты, венгры и другие входили в состав империи Габсбургов. Большинство этих народов утратило государственность еще несколько веков назад. В конце XVIII в. потеряла независимость Польша, ослабленная внутренними феодальными раздорами и поделенная между Пруссией, Австрией и Россией.

На западе Европы формирование наций происходило, как правило, несколько раньше и в условиях однородных по этническому составу, централизованных государств (Франция) или же в процессе борьбы за воссоздание государства на единой национальной основе (Германия, Италия). В Восточной Европе, наоборот, существовали давно сложившиеся разноплеменные государства, населенные разными народами, большая часть которых была порабощена могущественными соседями. При этом господствующая нация иногда даже составляла меньшинство, как это было, например, в Австрийской империи. Особенно жестоким иноземный гнет был на Балканах. Ко всему прочему здесь сказывались противоречия совершенно разных вероисповеданий (православного и мусульманского). Да и феодальный класс состоял здесь в основном из представителей господствующей нации. Сплошь и рядом этническое деление совпадало с социальным. Некоторые народы Центральной Европы испытывали двойной гнет, как, например, хорваты и словаки, жившие на землях венгерской короны, которые в свою очередь были подвластны Австрийской монархии.

Ломка феодального строя сопровождалась быстрым ростом национального самосознания угнетенных народов, интенсивным процессом формирования наций, развитием освободительных движений, в которых зачастую сливалась воедино борьба против национального и социального гнета. Подъему этих движений способствовала атмосфера всеобщих изменений и сдвигов, охватившая Европу в эпоху Французской буржуазной революции и последующих событий. Играли роль и такие внешние факторы, как неоднократные поражения Османской империи в войнах с Россией, надежды на автономию, возникшие у некоторых народов во время наполеоновских войн (Словения, Польша), а также разгром Наполеона русской армией, который способствовал росту национального самосознания у многих народов этого региона.

Наиболее значительными событиями и вехами освободительной борьбы в первой половине XIX в. были сербские восстания 1804—1813 и 1815 гг., греческое восстание 1821—1829 гг. (положившие начало освобождению этих народов и обновлению их государственности) и одновременное восстание в придунайских княжествах, польское восстание 1830—1831 гг., революция 1848—1849 гг. в Австрийской империи.

Главная особенность развития литератур в Центральной и Юго-Восточной Европе в конце XVIII — первой половине XIX в. — тесная их связь с нарастанием освободительной борьбы, с процессом самоутверждения наций. Важнейшим содержанием литературного развития было формирование национальных литератур, становление национального литературного языка, образование новых институтов литературной жизни (общенациональной сети типографий,

473

периодики, театра и т. д.), складывание литературной системы Нового времени (только в Польше она начала складываться раньше).

Однако наряду с общими тенденциями литературного развития достаточно широким был и диапазон различий, вызванных своеобразием конкретной общественно-исторической обстановки, различием предшествующих судеб отдельных народов и т. д. Не всюду одинаковой была сама социальная основа литературной жизни. Если в Польше, Венгрии (отчасти в Хорватии) существовал дворянский этап национального движения, что наложило глубокий отпечаток на литературную жизнь, то в Болгарии, Сербии, Словении национального дворянского сословия вообще не было. В результате иноземных завоеваний оно или не успело сложиться, или было уничтожено и ассимилировано, переняло чужой язык и культуру. В Чехии немногочисленная шляхта выступала скорее с регионально-патриотических, чем национальных, позиций и почти не оказывала воздействия на литературную жизнь, если, впрочем, не считать меценатства, постепенно шедшего, однако, на убыль. Сильнее было влияние боярства в Дунайских княжествах.

При отсутствии дворянства или его слабости в качестве основной силы национального движения выступала мелкая буржуазия, духовенство, крестьянство. Это порождало черты своеобразия и в духовной жизни, определяло изначально сильное влияние на нее средних и низших национальных слоев, народного мировосприятия, фольклора, хотя вместе с тем и ограничивало контакт с теми традициями светской образованности, которыми располагало дворянское сословие, имевшее в течение длительного времени широкий доступ к культуре.

Второе существенное различие объясняется характером культурно-исторического процесса на предшествующих этапах развития. В основном можно выделить два варианта, два пути литературного развития. Один из них наиболее отчетливо представляет польская литература, в какой-то мере — венгерская. Эталоном второго может служить Болгария.

Польская литература, развивавшаяся до последней четверти XVIII в. в условиях независимой страны, прошла в полном виде классический цикл культурно-исторических эпох. Последовательно сменяли друг друга литература средневековья, Ренессанс, барокко, Просвещение. Последнее на польской почве было представлено развитыми идейными течениями от умеренных до радикальных, разветвленными и многообразными формами и стилевыми тенденциями: классицизм, рококо, сентиментализм, реалистическое нравоописание, предромантические веяния. В первые десятилетия XIX в. совершался переход к романтизму, который тоже вырос здесь в мощное и яркое литературное течение.

Во многом иной была картина литературной жизни у тех народов, которые вследствие непосильного иноземного гнета, длившегося несколько столетий, были задержаны в своем культурно-историческом развитии. Целые стадии процесса оказались как бы пропущенными, или их тенденции проявились лишь в ослабленном виде. В ряде случаев едва не прекратилось развитие самой письменности (у болгар, чехов и др.), пришел в упадок некогда богатый язык, сохранившийся уже по преимуществу только в устной форме да в среде немногочисленных книжников. С подъемом национального движения в конце XVIII — начале XIX в. культурная жизнь как бы возрождается. Отсюда термин «национальное возрождение», стихийно возникший и вошедший в употребление у чехов, словаков, лужичан, болгар, сербов, словенцев, албанцев для обозначения целой эпохи отечественной истории, охватывающей конец XVIII — значительную часть XIX в. (в отдельных балканских странах вплоть до 80-х годов).

Литературный процесс в этих условиях имел свои отличительные особенности. Иногда в научной литературе его определяют как ускоренное литературное развитие. Одна из главных его особенностей — одновременное или почти одновременное проявление как бы разностадиальных явлений — черт Ренессанса, барокко, Просвещения, классицизма, романтического мышления и т. д. Нередко сосуществовали и взаимодействовали, особенно на первых порах, архаичные и современные литературные формы (попытки приспособить к современным нуждам и потребностям архаичные книжные языки — у греков, сербов, чехов, явные следы агиографических жанров в болгарской литературе первой половины XIX в. и т. д.). Можно говорить о сжатом и фрагментарном проявлении тенденций, которые в других литературах составляли целые эпохи. Здесь же как бы налагаются друг на друга и взаимопроникают разновременные по типу явления. И хотя на первом этапе сильнее выступают просветительское начало и соответствующий рационалистический тип мышления, позднее — романтическое мироощущение, их разграниченность и противопоставленность выражены слабее, чем во многих других литературах. В болгарском литературоведении, например, до сих пор не смолкают споры, существовал ли вообще романтизм в болгарской литературе. В литературах

474

эпохи национального возрождения разного рода явления часто взаимопроникают и переплетаются, порождая подчас весьма своеобразные художественные ценности. Особенно часто здесь встречаются художественные формы, соединяющие определенные черты классицизма и романтизма.

Объединял все эти, казалось бы, разнородные и пестрые тенденции процесс формирования национальных литератур. В условиях противодействия иноземному гнету этот процесс был выражен с особой отчетливостью. Самоутверждение наций проявлялось в нарастающем осознании самобытности и единства национального коллектива — в языковом, культурно-этнографическом, историческом отношениях. Развивался центростремительный синтез богатств национального языка, отечественной письменности, исторических традиций, фольклора. Этот синтез естественно включал в себя и избирательное освоение инонационального опыта. Осознание себя «в ряду других» сопровождалось соотнесением отечественного и инонационального — как в различительном смысле, так и в смысле аналогий и освоения определенных форм культурной и литературной жизни.

Разные социальные силы, участвовавшие в движении, стремились придать различную социальную основу упомянутому синтезу. В польской или венгерской литературах шкала таких различий простиралась от дворянского консерватизма до дворянской революционности и революционно-демократических идей. Иногда важную роль, особенно на начальном этапе, играло духовенство, те традиции образованности, которые жили в этой среде.

Краеугольной проблемой литературной жизни, да и национального самоутверждения вообще, было создание национального литературного языка. Только поляки имели к этому времени развитый и в основном сложившийся литературный язык, который теперь совершенствовался; в какой-то мере к ним приближались венгры (также потерявшие независимость сравнительно недавно — в начале XVIII в.). Другие угнетенные народы еще только вели борьбу за право пользоваться родным языком, стремились доказать его литературные возможности, установить его литературную норму. Трудность заключалась не только в необходимости противодействовать покровительству, которым пользовался язык господствующей нации, но и в выработке концепции собственного литературного языка. Помимо официального государственного языка ему, как правило, противостоял и традиционный церковный, или книжный, язык (латынь в империи Габсбургов, греческий и различные варианты старославянского языка на Балканах). Не было ясности и в вопросе, что́ следует положить в основу национальной языковой нормы. Поначалу выбор часто падал на письменные языки эпохи независимости: в Греции — язык античной литературы, в Чехии — язык эпохи гуманизма (XVI в.) и т. п. Шла борьба архаистов и новаторов. Лишь постепенно осознавалась анахроничность прежних книжных языков, необходимость опереться на более широкую базу, и прежде всего на современный разговорный язык. О сложности процесса свидетельствует тот факт, что если концепции, легшие в основу современного литературного языка, в Чехии или Венгрии утвердились где-то во втором десятилетии XIX в., то в Сербии и Хорватии современная языковая норма победила лишь к середине века. Словаки полностью перешли на самостоятельный литературный язык только в 40-х годах XIX в. В Греции, где необыкновенно сильным был авторитет античного наследия, переход на современный язык затянулся даже до XX в. Как и в некоторых других литературах, здесь в течение десятилетий одновременно создавались произведения, использующие разную языковую норму.

Формирование национального литературного языка осознавалось как важнейшая задача времени. Это накладывало печать на всю литературную жизнь. Во многих странах региона она имеет в это время заметную филологическую окраску. В одном лице нередко выступал крупный филолог и писатель: Й. Юнгман в Чехии, Л. Штур — в Словакии, В. Караджич — в Сербии, Л. Гай — в Хорватии. Много сил отдавалось обсуждению языковых проблем. Большим событием литературной жизни становилось создание словарей национального языка, грамматик и т. д. Даже отбор произведений для переводов отчасти определяется в это время желанием испытать и продемонстрировать разные возможности родного языка.

Осознание преемственности исторического бытия нации, нарастание освободительных настроений сопровождались повышенным интересом к отечественной истории, особенно к эпохам былой независимости и собственной государственности, к наиболее значительным событиям борьбы против иноземных захватчиков. Заметному развитию исторической науки, направленной на синтез отечественной истории, сопутствует в это время широкое внимание литературы к наиболее славным страницам исторического прошлого родного народа. Рождаются героико-эпические произведения, посвященные борьбе за свободу. Более ранние из них чаще всего выдержаны в духе гражданско-патриотических канонов классицизма, в тональности

475

одического пафоса; позднее наблюдается переход к романтической поэтике, но много было и переходных форм. Героике часто сопутствуют элегическая тональность, скорбь по утраченной независимости, «поэзия руин», как она была названа в Дунайских княжествах.

Существенной моральной поддержкой в национальном самоутверждении было ощущение сопринадлежности народа более широкой общности — социальной, племенной, региональной. Так, существовала определенная солидарность балканских народов в их борьбе против Османской империи. Порой даже очаги и центры национальной политической и культурной жизни возникали в соседних странах: болгарские и греческие — в Бухаресте и на юге России (в Одессе), сербские — в Пеште и т. д. Среди славянских народов получили распространение идеи «славянской взаимности», т. е. солидарности родственных славянских народов в развитии своей культуры и в противодействии инонациональному гнету. Наиболее полно эти идеи воплотил в своем творчестве поэт чешского и словацкого народов Ян Коллар. Скорее региональный характер имели идеи иллиризма, зародившиеся и получившие распространение на Балканах и главным образом в Хорватии. В различных социально-политических кругах такого рода концепции и идеи приобретали разную идеологическую и политическую окраску — от прогрессивной до консервативной.

Важной отличительной особенностью литературной жизни народов Центральной и Юго-Восточной Европы был исключительный интерес к фольклору. Народное творчество постепенно стало восприниматься как незаменимый источник развития подлинно национальной литературы. В нем видели сокровищницу национально-самобытного искусства, нравственных идеалов, эстетических вкусов народа. Большим авторитетом в этом отношении пользовались идеи немецкого философа Гердера, его мысль о проявлении национальной оригинальности народа в фольклоре. Многие поэты этого времени были одновременно фольклористами, собирателями и издателями произведений народного творчества: Ф. Л. Челаковский и К. Я. Эрбен — в Чехии, Я. Коллар — в Словакии, В. Караджич — в Сербии, несколько позднее братья Миладиновы — в Болгарии и др. Именно в это время Европа с изумлением открыла для себя сокровища сербского народного эпоса. Для литератур угнетенных народов особое значение имели героико-эпические фольклорные произведения, в которых воспевалась борьба за свободу — юнацкие и гайдуцкие песни балканских народов, клефтские песни греков, збойницкие песни словаков. Литература широко черпала из народной поэзии темы, сюжеты, образы, усваивала некоторые поэтические формы и изобразительные средства. Фольклор как аутентичное творчество народа, основного носителя национальной самобытности и социального протеста, иногда ценился в это время даже выше профессионального литературного творчества. Многие поэтические произведения этих лет возникали в процессе состязания с народной поэзией или испытали сильное ее влияние. Таково, например, происхождение литературных мистификаций В. Ганки и Й. Линды в Чехии — знаменитых Краледворской и Зеленогорской рукописей, выданных за древние памятники. Народно-социальную стихию фольклора особенно глубоко постиг венгерский поэт Ш. Петёфи, поэзия которого многое впитала в себя от народного творчества.

Общая направленность литературного развития, включая и те страны, где литературные течения и стадии процесса не были столь четко разграничены, выражалась, как и во всей Европе, в движении от просветительски-рационалистического склада мышления к романтическому. Возникшее как естественная оппозиция средневековому религиозно-мистическому сознанию, духовному гнету контрреформации просветительское движение в странах Восточной Европы черпало многие импульсы в общеевропейском, особенно во французском, Просвещении. Из отличительных черт можно отметить, что гражданско-патриотический пафос, пожалуй, чаще выступал здесь на первый план по сравнению с морально-философской дидактикой. В литературе угнетенных стран идеалы просвещенного разума и естественного права становились аргументом в пользу равноправия народов и национального самоутверждения. У тех народов, культурно-историческое развитие которых в прошлом оказалось в результате иноземного гнета ослабленным и задержанным, особый упор делается теперь на практическую деятельность, на подъем образования и просвещение обездоленного народа. Поэтому в литературе Болгарии, например, где основная фаза Просвещения относится к первой половине XIX в., особенно сильно выражено дидактическое, «учительское» начало.

Явления романтизма в восточноевропейских странах не только отражают общие для всей Европы тенденции его развития и находят аналогии во многих его разновидностях, но и отличаются порой значительным своеобразием, большей проявленностью одних его сторон и меньшей — других. Романтизм развивался здесь не после победоносной или исчерпавшей свои возможности буржуазной революции, не

476

в условиях обнаружения противоречий буржуазного строя, а при неразрешенности основных задач этой революции, при наличии неустраненных, хотя и изживших себя в сознании передовой части общества, институтов и норм феодальной системы. Творчество восточноевропейских романтиков, живших в обстановке предреволюционного подъема и национально-освободительного движения, было проникнуто духом протеста и борьбы против феодального строя и абсолютизма. Внимание к противоречиям буржуазного общества, как правило, выражено в литературе, особенно на начальной стадии, значительно слабее, чем в Западной Европе. Здесь еще не ощущалось в такой мере разочарование в предначертаниях просветителей. Романтическая устремленность в будущее нередко выступала скорее как экспрессивное и мятежное их развитие (часто с широким использованием элементов поэтики классицизма). Особенности общественно-исторической обстановки, атмосфера постепенно нарастающего освободительного движения, неясность перспектив еще слабо обозначенного буржуазного пути отодвигали на задний план вопрос о противоречиях грядущего общества и нередко питали иллюзии о возможности избежать этих противоречий. Казалось, что с ликвидацией национального гнета и проведением демократических преобразований возникнет благополучное, гармоническое общество.

Романтическое мироощущение больше проявлялось в литературах этих стран своим мятежным духом, порывом к свободе, героикой борьбы, трагизмом самопожертвования и поражений, обращением к национально-фольклорной стихии (в значительной мере через эту стихию преломлялся интерес романтиков к самобытно-индивидуальному в бытии народа). Вершинные взлеты романтического творчества вообще часто оказывались связанными с кульминационными моментами освободительного движения. Это отчетливо видно на примерах польской, венгерской, греческой, сербской, хорватской литератур, где романтизм в первой половине XIX в. получил особенно яркое развитие и дал такие высокие достижения, как поэзия А. Мицкевича, Ю. Словацкого, М. Верешмарти, Ш. Петёфи, П. Негоша, И. Мажуранича, Д. Соломоса, А. Кальвоса и др.

Одна из главных особенностей предромантизма и романтизма в Центральной и Юго-Восточной Европе — сильно выраженное народно-коллективистское начало. В качестве протестующего и утверждающего себя субъекта здесь нередко выступала не столько личность, сколько национальный коллектив, борющийся народ. В непосредственной или косвенной соотнесенности с его судьбами часто представал и индивидуум. Большое место занимал вопрос о главном хранителе жизнеспособности нации, а в этой связи о взаимоотношении верхов и народа, просвещенного героя и народных масс. В то же время предпринимаются попытки вообще осмыслить «драму мира» — извечную драму борьбы народа, низов с угнетателями — в творчестве Ю. Словацкого и Я. Краля.

Дата добавления: 2015-06-04