ВВЕДЕНИЕ 3 страница. Но еще чаще литература служила Цзэн Го-фаню рупором реакционных политических взглядов

Но еще чаще литература служила Цзэн Го-фаню рупором реакционных политических взглядов. И тогда проза древнего стиля приобретала в его творчестве черты актуальной публицистики. Так, в «Манифесте об усмирении гуандунских бандитов» (1854) Цзэн Го-фань обрушивается на участников крестьянского восстания тайпинов, старается показать их злобными разрушителями традиционных нравственных ценностей и грабителями. Изображая взгляды тайпинов как порождение западной ереси, которую надлежит безжалостно искоренить, Цзэн Го-фань считал, однако, что в борьбе с восставшим народом любые средства хороши, в том числе и союз с иностранцами. И тут Цзэн Го-фань уже не заботился о том, какие последствия будет иметь вмешательство иностранцев для столь почитаемого им конфуцианского учения и для поддержания «чистоты национального духа».

Тунчэнцы единодушно отводили Цзэн Го-фаню роль общепризнанного лидера, главы так называемой хунаньской литературной школы. Среди его многочисленных последователей и единомышленников выделялись «четыре главных ученика»: Чжан Юй-чжао (1823—1894), Ли Шу-чан (1837—1897), Сюэ Фу-чэн (1838—1894) и У Жулунь (1840—1903). Читая их произведения, можно выявить некоторые общие черты. Это прежде всего однородность их идейно-политических взглядов: ревностная защита монархического строя и сословной иерархии, преданность правящей династии. Все четверо принадлежали к привилегированному сословию шэньши и служили, занимая различные административные и дипломатические посты.

Ученики Цзэн Го-фаня разделяли его литературные взгляды, следовали в творчестве примеру учителя. Характерная для него склонность к «деловой прозе», т. е. к злободневной публицистике, преобладала и в творчестве его «четырех главных учеников». На современные проблемы они реагировали весьма чутко, сохраняя при этом верность тунчэнским канонам.

Ближайшие ученики Цзэн Го-фаня шли к литературной славе надежным, проторенным предшественниками путем. Однако под влиянием некоторых внешних факторов они уже позволяли себе отступления от тунчэнской ортодоксии. Преодолевая ксенофобию, они стали писать о том, о чем никогда не писали ни Яо Най, ни Хань Юй, ни тем более Конфуций, — о Европе. Сюэ Фу-чэн и Ли Шу-чан, посетившие Англию, Францию и некоторые другие европейские государства в составе китайских дипломатических

677

миссий, опубликовали свои дневники, рассказав соотечественникам о европейских впечатлениях.

Никого из современников, естественно, не удивляло, когда тунчэнцы выступали с такими традиционными и по содержанию, и по форме эссе, как «Биография непорочной девы Ма» Сюэ Фу-чэна, «Записки о поездке в горы Ланшань» Чжан Юй-чжао, «Читая „Комментарии Ван Би к „Лао-цзы“» Ли Шу-чана. Но теперь рядом появились «Записки о Брайтоне» Ли Шу-чана и «Записки о живописи маслом» Сюэ Фу-чэна, и это уже не казалось правоверным тунчэнцам необычным.

Внимание учеников Цзэн Го-фаня стала привлекать и Япония, вставшая после реформ Мэйдзи на путь современного развития. На японские темы писал У Жу-лунь («Предисловие к „Карте мира“ Ядзу Масанага», «Предисловие к „Очерку образования в Японии“»). Проводившиеся японцами социальные преобразования, приобщение страны к западной цивилизации побуждали тунчэнцев другими глазами взглянуть на проблемы Китая.

Усилившийся интерес к Западу создавал благоприятные условия для появления у тунчэнцев идеи реформ. У Жу-лунь и Сюэ Фу-чэн стали высказываться в пользу реформы традиционной системы образования. У Жу-лунь, например, ставил под сомнение обязательность зубрежки всего конфуцианского канона в школах и предлагал вести преподавание в соответствии с принципом «китайское учение является основой, а европейское — приложением».

И наконец, самое существенное. К исходу XIX в. тунчэнцы первыми вступили на путь реального знакомства с духовной цивилизацией Запада и занялись переводческой деятельностью. Тунчэнец Янь Фу (1853—1921), примыкавший к реформаторскому лагерю, начал с перевода книги Гексли «Эволюция и этика и другие статьи». В 1897 г. перевод Янь Фу был издан с предисловием У Жу-луня. Для правоверного тунчэнца все было внове: и сам предмет разговора, и совершенно непривычные представления о мире, и лексика. У Жу-луню пришлось пользоваться словами, которых никогда не употреблял Конфуций: «тяньянь» — «эволюция», «тяньцзэ» — «естественный отбор», «уцзин» — «борьба за существование». Но не это главное. У Жу-лунь вынужден был признать, что китайская литература его времени сильно сдала свои позиции: «Я полагаю, что проникновение западных книг в нашу страну совпадает со временем, когда наша литература пребывает в упадке...»

В целом тунчэнская литературная школа пошла на некоторые уступки новым веяниям. Но это вовсе не означало, что она собиралась сдавать свои позиции в главном. Напротив, она прилагала все силы, чтобы удержать и укрепить их.

В поэзии в середине века наибольший авторитет сохраняла школа сунской поэзии. С середины 80-х годов ее традиции продолжали поэты тунгуанского стиля. Их принято называть так потому, что они пришли в литературу при императорах, правивших под девизами Тун-чжи и Гуан-сюй. У истоков этого течения стояли поэты — уроженцы провинции Фуцзянь — Чэнь Бао-чэнь (1848—1935), Чэнь Янь (1856—1937) и Чжэн Сяо-сюй (1860—1938). Их творческие принципы в той или иной мере разделяли также Чэнь Сань-ли (1852—1937), Юань Чан (1846—1900), Шэнь Цзэн-чжи (1850—1922). Главным теоретиком и критиком школы тунгуанского стиля был Чэнь Янь, прославившийся своими рассуждениями о поэзии.

В 70-х годах заявили о себе молодые поэты Фань Цзэн-сян (1846—1931) и И Шунь-дин (1858—1920). Они представляли школу, искавшую образцы для подражания преимущественно в поэзии Средней и Поздней Тан.

Лидером третьей школы, подражавшей поэзии эпох Хань, Вэй и Шести династий (II в. до н. э. — VI в. н. э.), был поэт и эссеист Ван Кай-юнь (1833—1916), придерживавшийся весьма консервативных политических взглядов.

Вне групповых связей с названными школами развивалось творчество видного поэта Ли Цзы-мина (1830—1894), ярко проявившего себя также в прозе параллельного стиля. Ли Цзы-мин учился у многих и исповедовал своего рода эклектизм: «...не называл одного корифея, не ограничивался одной эпохой». Прижизненное собрание произведений Ли Цзы-мина «Первый сборник стихов из Павильона белых цветов» было издано в 1891 г.

Поэтические школы второй половины века отличались друг от друга прежде всего выбором разных образцов для подражания. Одни отдавали предпочтение поэтам эпохи Сун (X—XIII вв.), другие — поэтам второй половины эпохи Тан (VII—IX вв.), третьи — поэтам дотанского времени. При этом такая предпочтительная ориентация вовсе не подразумевала категорического неприятия поэзии других эпох.

Последняя треть века была отмечена новыми успехами поэзии жанра цы. Особенно оживилась чанчжоуская школа. Ее представляли Тань Сянь (1831—1901), Ван Пэн-юнь (1848—1904), Чжу Цзу-моу (1857—1931), Куан Чжоу-и (1859—1926). Они прославились главным образом как лирические поэты, виртуозно владевшие сложной техникой стихосложения цы. Однако и для них новые веяния не прошли бесследно. Наряду с обычными для поэзии цы любовными

678

и пейзажными стихотворениями в творчестве поэтов чанчжоуской школы стали звучать социальные мотивы. В обоснование и развитие теоретических взглядов чанчжоуской школы важный вклад внес известный поэт Чжэн Тин-чжо (1856—1918), автор трактата «Рассуждения о цы из Кабинета Белого Дождя» (1891), в котором он дал определение эстетической категории, выражающей суть поэзии цы — «погруженности и сосредоточенности», т. е. такого состояния, когда, по его словам, «мысль опережает кисть». Без «погруженности и сосредоточенности», утверждал он, «не обнаруживаются глубина и емкость смысла», и поэтическое произведение получается поверхностным и банальным. Чжэн Тин-чжо в основном вдохновлялся конфуцианскими идеями и в трактовку эстетических категорий старался привнести этический элемент.

В целом поэзия классических форм развивалась в русле сложившихся традиций. Значительное место в творчестве поэтов всех направлений и стилей занимали пейзажная лирика и путевые зарисовки в стихах. Картины природы воспроизводились не только в живописно-изобразительной, чаще всего созерцательной, манере, но и перекликались с философскими мотивами. Вечная природа навевала мысли о быстротечности человеческой жизни и ее контрастах. В стихах Чэнь Сань-ли и Шэнь Цзэн-чжи отчетливо звучали буддийские мотивы. Но, случалось, поэты отказывались от созерцательной, а подчас и усложненной манеры и воссоздавали картины природы смело и динамично.

Перед поэтами обычно были открыты два пути, которые на практике часто пересекались. Отдавая дань укоренившемуся в ортодоксальной литературе формализму, поэты намеренно усложняли поэтический язык, пользовались редкими иероглифами, перенасыщали стихи скрытыми намеками. Это был первый путь. Он, однако, не мешал одновременно пользоваться вторым путем, используя привычные образы-стереотипы. Так, Шэнь Цзэн-чжи писал о «белых волнах», «белом снеге» и «белых облаках», «лазурном небе», «одиноком парусе». Оба пути оказывались в равной мере приемлемыми потому, что были рассчитаны на эрудицию и ассоциативную память высокообразованных читателей.

Социальная индифферентность по-прежнему нередко провозглашалась благом для поэзии, но жизнь подталкивала поэтов к социально значимым темам. Новые тенденции, проявившиеся в китайской поэзии в первой половине века, продолжали развиваться. Гражданские и патриотические мотивы звучали даже у поэтов, которые предпочитали уходить от острых проблем (И Шунь-дин, Фань Цзэн-сян, Ли Цзы-мин, Чэнь Янь).

Когда поэты занимали патриотическую позицию в стихах, посвященных военным столкновениям с иностранными державами, проводившими агрессивную политику против Китая, они, безусловно, выражали тенденцию прогрессивную. Однако в целом они, как правило, разделяли консервативные политические взгляды, характерные для привилегированного сословия ученой бюрократии, что проявлялось в откровенно враждебном отношении к народным восстаниям.

Примером сосуществования разных тенденций может служить творчество Цзинь Хэ (1818—1885). В его стихах нашла свое место патриотическая тема. Цзинь Хэ резко выступал против иностранной агрессии, тяжело переживал попрание национального достоинства Китая, призывал китайцев к отпору внешним врагам (цикл «Хроника осажденного города»). Но это ничуть не мешало ему активно бороться против тайпинов, о которых он писал с ненавистью и раздражением (цикл «Усмирение боли. Тринадцать дней»). Ненавидя и унижая тайпинов, Цзинь Хэ, однако, не жаловал и правительственную армию. Он видел все ее слабости и пороки, высмеивал трусость и беспомощность генералов («Хроника первого дня»), мародерство и произвол солдат. Подобная критика была вызвана тревогой за судьбу правящей династии, верные слуги которой не оправдывали возлагавшихся на них надежд и только позорили принципы конфуцианского долга, гуманности и справедливости.

Патриотическая тема разрабатывалась чаще всего в стихах, посвященных войнам Китая с иностранными агрессорами. Стихи эти имели по преимуществу антиимпериалистическую окраску. На события второй Опиумной войны откликнулись поэты Фан Юй-жунь (1811—1883), Гун И-ту (1830—1888), Ли Гуан-хань. Широкую известность получили поэмы, в которых Ван Кай-юнь и Ли Цзы-мин оплакивали разорение англо-французским экспедиционным корпусом императорского дворцово-паркового ансамбля Юаньминьюань под Пекином.

Много патриотических стихов было написано в связи с событиями франко-китайской и особенно японо-китайской войны. Немало взволнованных строк посвятили поэты тайваньскому восстанию 1895 г. Согласие цинского правительства на передачу Тайваня под власть Японии было воспринято патриотически настроенными поэтами как акт тягчайшего предательства и национального позора, а вспыхнувшее на Тайване восстание патриотов получило горячую поддержку и сочувствие. Об этих бурных событиях

679

писал Цю Фэн-цзя (1864—1912), один из руководителей тайваньского восстания. Тайваньская тема привлекла внимание и других поэтов. Достаточно вспомнить «Песнь о Тайване» Ли Гуан-ханя, четыре восьмистишия под общим названием «Оплакиваю Тайвань» Чэнь Цзи-туна, «Плач о Тайване» Чжан Бин-цюаня.

Среди поэтов, писавших о войне, заметно выделялся Чэнь Юй-шу (1853—1906). На франко-китайскую войну он откликнулся стихотворениями «Впечатления зимой 83-го года» и «Разные впечатления весной 85-го года», на японо-китайскую войну — двумя большими циклами: «Зимой 94-го года снова под впечатлением подражаю Ли И-шаню» и «Летом 95-го года снова под впечатлением подражаю Ли И-шаню». К этому же времени относится и его «Скорбная песня под впечатлением событий». У Чэнь Юй-шу есть строки мажорного, героического звучания, но критический пафос явно преобладает. Он осуждал пораженческие настроения цинских генералов и адмиралов.

Наряду с патриотической темой симптомом новых веяний в поэзии стала также иностранная тема. Чжэн Сяо-сюй, находившийся на дипломатической службе в Японии, написал большой цикл стихов, навеянных японскими впечатлениями («Поднимаюсь на гору в Осака», «Разные стихи о поездке из Сумиёси в горы Арима», «Разные стихи об Арима» и др.). В 1889 г. были изданы два примечательных поэтических сборника Фу Юнь-луна о поездке на Кубу и в Перу.

Самым ярким явлением в китайской поэзии второй половины века было творчество Хуан Цзунь-сяня (1848—1905), который возродил и значительно развил просветительские традиции Гун Цзы-чжэня. Многое в поэзии Хуан Цзунь-сяня определяла его дипломатическая служба за границей. Пять лет он провел в Японии. Хуан Цзунь-сянь увлеченно писал о знаменитых пейзажах, о японских праздниках и обычаях, о героях исторических преданий. И столь же заинтересованно отзывался в своих стихах о переменах в японской жизни, наступивших после реформ Мэйдзи. Японский путь политической и социальной модернизации казался ему приемлемым и для Китая. Японские впечатления отражены в его «Песне о цветах сакуры», «Поездке в горы Хаконэ», «Песне о столичных танцовщицах», «Стихах о вечерних прогулках на озере Синобадзу» и др., а также в отдельно изданной книге «Стихи о разных событиях в Японии» (1880).

На посту китайского консула в Сан-Франциско Хуан Цзунь-сяню пришлось вплотную столкнуться с проблемой китайских эмигрантов в США. В поэме «Изгнанные гости» он нарисовал картины бедственного положения китайских рабочих. Хуан Цзунь-сянь болезненно переживал, видя, как американцы попирали человеческое и национальное достоинство китайцев. Он выразил свое возмущение расовой дискриминацией. Большое впечатление произвели на Хуан Цзунь-сяня президентские выборы в США, и он написал цикл стихов под общим названием «Хроника». Поэт оказался прозорливым. Он увидел не только фасад американской демократии, но и разглядел ее изнанку — предвыборные схватки демократов с республиканцами, «в злобе дравшихся за государственную печать» и ради победы своих кандидатов готовых на подкуп, обман и даже убийство.

Нашли отклик в стихах Хуан Цзунь-сяня и его поездка в Англию («Королевский прием в Виндзорском дворце», «Написано в Лондоне при большом тумане»), а также пребывание в Сингапуре, возвращение из Англии через Францию и Египет. За границей многое удивляло и волновало Хуан Цзунь-сяня. Он наивно восхищался заморскими «чудесами» — пароходом, телеграфом, искусством фотографии, Эйфелевой башней, размышлял о месте Китая в прошлом и в современном мире («Спящий Будда на острове Цейлон», «Под впечатлением событий»).

На всех этапах творческого пути Хуан Цзунь-сянь пристально интересовался политическими событиями в Китае. Недаром его поэтическое наследие часто называют «историей в стихах». Ему претило демонстративное безразличие поэтов ортодоксального толка к политическим темам. Ярче всего гражданский и патриотический пафос Хуан Цзунь-сяня проявился в цикле стихов, посвященных японо-китайской войне 1894—1895 гг. («Скорблю о Пхеньяне», «Песня о Дунгоу», «Плач о Порт-Артуре», «Оплакиваю Вэйхайвэй», «Песня о генерале, сложившем оружие», «Симоносекская хроника»). Основной мотив цикла — горечь военных поражений Китая. Развалу и беспомощности регулярных императорских войск Хуан Цзунь-сянь противопоставил в «Песне о Тайване» героизм и стойкость простого народа, поднявшегося на защиту острова.

Его поэзию всегда отличала злободневность. Это делало Хуан Цзунь-сяня непохожим на поэтов, его современников. Он положил начало новой прогрессивной тенденции в китайской литературе. Вместе с тем интенсивное освоение новых тем сопровождалось определенными издержками, в частности излишней описательностью. Было бы также, наверное, ошибкой видеть только сильные стороны поэзии Хуан Цзунь-сяня и не замечать ее слабостей. Нет сомнения в том, что он был настоящим патриотом, хотел видеть Китай сильным и независимым, но, случалось, его патриотизм приобретал националистическую

680

и даже шовинистическую окраску.

Хуан Цзунь-сянь реально продвинулся вперед и по пути демократизации поэтического языка и поэтической формы. Он предпочитал писать стихи в так называемом древнем стиле (гутиши), который менее жестко регламентировал и число строк в строфе, и правила рифмы, и чередование тонов. Поэт экспериментировал, удачно подражая форме народных песен Южного Китая, о чем свидетельствуют, в частности, его известные циклы «Горные песни» и «Походные песни». Как и другие поэты, он широко пользовался лексическими и образными (реминисценции, постоянные эпитеты, метафоры) ресурсами, которые предоставляла в его распоряжение традиционная поэзия. Но при этом он не боялся вводить в стихи современную разговорную лексику и отделял себя от догматиков — почитателей старины. Хуан Цзунь-сянь смело осваивал и еще один пуь демократизации поэтического языка, используя неологизмы: цзыю — свобода; пиндэн — равенство; цзунтун — президент; гунхэ — республика; цзябидань — капитан; цинцицю — воздушный шар, а также иностранные имена собственные (Наполеон, Вашингтон, Колумб) и географические названия (Америка, Париж, Греция) в китайской транскрипции.

При жизни поэта вышло два небольших сборника его стихов, и только после его смерти был опубликован знаменитый сборник «Стихи из Хижины в мире людей». В 90-х годах Хуан Цзунь-сянь примкнул к движению за реформы, в котором вместе с ним участвовал, занимая наиболее радикальные позиции, Тань Сы-тун (1865—1898), поэт и философ, автор знаменитого трактата «Учение о гуманности» (1898). И по поэтической манере, и по тематике стихов Тань Сы-тун отличался от Хуан Цзунь-сяня. Он был традиционнее, но представлял то же прогрессивное течение в китайской поэзии.

На фоне медленного, подчас трудного, но все же неотвратимого проникновения западного влияния в китайскую жизнь особенно громко, а для многих и убедительно звучали призывы к сохранению «чистоты национального духа». Конечно, при всей заманчивости таких призывов, приходилось делать оговорки в духе времени, выдвигая идею обновления общества при сохранении его извечных конфуцианских основ.

Конкретные интерпретации эта идея получила в публицистике Фэн Гуй-фэня (1809—1874), особенно в его широко известной книге «Протесты Цзяобиньлу» (1861), а позже в статьях и эссе писателя и журналиста Ван Тао (1828—1897), составивших «Дополнения к сборнику сочинений Таоюаня» (1883), а затем и в книге Чжэн Гуань-ина (1842—1922) «Предостерегающие речи в век процветания» (1893). Эти авторы выражали идеи раннего реформаторства. Их в первую очередь занимала проблема использования достижений западной цивилизации в интересах усиления и обогащения Китая. Заимствование западной техники, реформа традиционной системы экзаменов, введение в школьное преподавание современных точных наук, изменения в подготовке армии и в судоустройстве — все это, как им казалось, должно было привести к обновлению китайского общества. При этом никто из этих публицистов не ставил под сомнение существовавшие в Китае порядки — ни монархический строй, ни феодальную мораль. Прогрессивные идеи реформ уживались в их сознании с политическим консерватизмом.

Несколько иначе решали социальные и литературные проблемы тайпинские идеологи. Христианские идеи, принесенные с Запада, сливались у тайпинов с крестьянской верой в торжество справедливости небесного государства, основанного на всеобщем равенстве и благополучии. В поэтических опытах Хун Сю-цюаня (1814—1864) и других тайпинских вождей новое воплотилось в пропаганде равенства, братства и справедливости в духе христианского учения. Это заметно в «Гимне о спасении мира истинным путем» Хун Сю-цюаня. Более существенно новые веяния затронули представления тайпинов о миссии литературы. Отвергая формализм и стилистическую изощренность — «игру слов и забавы с тушью», они полагали, что назначение литературы вовсе не в том, чтобы прояснять смысл Дао — Пути, а в том, чтобы «записывать правду», т. е. отражать действительность. Эти идеи излагались в «Указе о воздержании от пустых сочинений и витиеватых речей», который был обнародован в 1861 г. за подписями тайпинского идеолога Хун Жэньганя (1822—1864) и его соратников.

Самой нечувствительной во второй половине века к новым веяниям оказалась повествовательная проза (сяошо). Не изменились существенно ни ее жанровый состав, ни мировоззренческие идеалы, ни способы изображения персонажей, ни принципы сюжетостроения. Основной формой повествовательной прозы остался многоглавный роман на языке, близком разговорному. Питательной средой для прозы служили китайская история, чаще всего в ее фольклорных адаптациях, и народные синкретические верования. Обращение к историческим лицам и фактам создавало эффект достоверности, всегда ценившийся в Китае. А элементы фантастики, заимствованные из народной религии, усиливали занимательность.

Образуя своего рода периферию в тогдашней системе литературы, повествовательная проза

681

в отличие от поэзии и прозы древнего стиля, как правило, избегала обращения к современной действительности. Изображавшиеся в ней конфликты между добром и злом интерпретировались в духе традиционной конфуцианской идеологии. В ней ощущались симптомы упадка: вторичного, стереотипного в романах было больше, чем художественных новаций. Причем это в полной мере относится и к немногим наиболее значительным романам. В конце века новые оригинальные произведения появлялись значительно реже, чем всякого рода продолжения и подражания, частичные переработки уже завоевавших популярность романов.

Наибольшим успехом пользовался жанр героического или авантюрного романа, а наиболее известным и типичным произведением этого жанра был роман «Трое храбрых, пятеро верных» (1879), авторство которого обычно приписывают сказителю Ши Юй-куню (1810? — 1871?). Обработав широко распространенные фольклорные и литературные сюжеты, он создал на этой основе текст для устного исполнения перед публикой, а потом этот обработанный Ши Юй-кунем текст был записан. В романе очень сильны фольклорные элементы. Ши Юй-кунь использовал устную сказовую форму, большинство персонажей наделено чертами, отличающими обычно эпических и сказочных героев.

Действие романа отнесено ко времени правления сунского императора Жэнь-цзуна (XI в.). Стержневой конфликт романа — борьба справедливости против несправедливости. Раскрытию конфликта подчинены действующие лица, характеризуемые, как правило, однозначно: либо положительно, либо отрицательно. Центральная фигура романа — «честный и неподкупный» Бао-гун, делающий благодаря этим и другим своим достоинствам блестящую карьеру — от начальника уезда до первого министра, пользующегося особым доверием императора. Бао-гун предстает в романе как идеализированный народной традицией тип «честного чиновника», готового и способного защитить безвинно обиженных и наказать всех, кто творит зло, независимо от положения на социальной лестнице. В романе выведены и другие положительные персонажи, вместе с Бао-гуном стоящие на страже справедливости: Гунсунь Цэ, Янь Ча-сань, Шао Бан-цзе.

Преданным и честным слугам справедливости (и трона!) протипоставлены люди корыстные, развратные, творящие произвол. В этот ряд отрицательных персонажей попадают влиятельные сановники — главный дворцовый распорядитель Го Хуай и государев наставник Пан Цзи, сын последнего развратник и казнокрад Пан Юй, а также покровители бандитов, насильники и негодяи Ма Ган и Ма Цян.

Третью группу основных персонажей составляют храбрые и справедливые рыцари зеленых лесов. Героев этого типа объединяют обостренное чувство долга, отвага, находчивость, ловкость, готовность прийти на помощь товарищу или жертве произвола и насилия. В силу различных обстоятельств благородные разбойники оставляют вольную жизнь и становятся помощниками Бао-гуна в его неустанных заботах об искоренении зла. Многие храбрецы за свои заслуги удостаиваются милостей императора.

Описывая героев романа, Ши Юй-кунь пользуется традиционными приемами. Для него воспроизведение типа важнее, чем раскрытие индивидуального характера. Изобразительные средства весьма скупы, определения — стереотипны. Даже впервые представляя читателям «пятерых справедливых», Ши Юй-кунь больше внимания обращает на происхождение героев и на объяснение данных этим смельчакам прозвищ, чем на индивидуальные черты их внешности и характера.

Роман Ши Юй-куня вскоре после своего появления привлек внимание видного литератора Юй Юэ (1821—1906). Он переделал начало произведения, произвел некоторую языковую правку и назвал модифицированный вариант «Семеро храбрых, пятеро верных» (1889). Следом появились 24 продолжения. Самые знаменитые из них — «Младшие пять справедливых» (1890) и «Продолжение „Младших пяти справедливых“» (1891). В этих продолжениях действует следующее поколение храбрых и справедливых рыцарей. Во всем похожие на своих предшественников, они тоже скитаются по стране в поисках приключений, встают на защиту справедливости.

Героическому роману был сродни роман судебный. Самое известное произведение судебного жанра из появившихся во второй половине века — «Дела судьи Пэна» (1891), автор которого укрылся под псевдонимом Даос — толкователь основ. В романе действует мудрый и проницательный чиновник Пэн Пэн, напоминающий Ши Ши-луня — героя романа начала XIX в. «Дела судьи Ши». Это идеализированный герой, пользующийся репутацией «честного чиновника», преданно защищающий императорскую власть. Подавление смуты и бунта — главная цель деятельности Пэн Пэна. Расправляясь с одними разбойниками, он охотно пользуется услугами других, которые по разным причинам переметнулись на сторону властей. Автор старательно приукрашивает героев этого типа и превозносит их «заслуги». Вслед за «Делами судьи Пэна» появилось двадцать его продолжений,

682

но верноподданнический пафос везде остается преобладающим и неизменным.

В 90-х годах героические и судебные романы стали особенно популярны. Было издано более десяти продолжений «Дел судьи Ши». Следует также отметить романы «Вечное счастье и великий мир» (1892), записанный, как считается, Чжан Гуан-жуем по сказительской версии Ха Фу-юаня, и продолжение его (1894), «Да пробудет тысячи лет в юном расцвете мудрейшая династия» (1893—1896); «Семь рубак и тринадцать храбрецов» Тан Юнь-чжоу.

Содержание героических и судебных романов подчинялось обычно единой схеме. В соответствии с этой схемой персонажи распределялись на трех уровнях. На самом верху — император, мудрый и великодушный. Он всегда остается вне критики. Это верховный и неизменно справедливый вершитель судеб своих подданных. От мудрости и нравственного совершенства государя зависит, какие у него подданные.

На ступеньку ниже стоят чиновники — столичные и местные, честные и нечестные, хорошие и плохие. Честные преданы трону и действуют в интересах справедливости (в конфуцианском духе). Еще ниже на общественной лестнице располагались рыцари зеленых лесов. Одни из них преданы трону и своим покровителям — честным чиновникам. Другие бесчинствуют и устраивают смуту, не очень-то считаясь с законной властью. Как правило, хорошие чиновники объединяются с прозревшими и перешедшими к ним на службу хорошими разбойниками и выступают сообща против плохих разбойников и нечестных чиновников. Результаты противоборства заранее предопределены: справедливость торжествует, а зло сурово искореняется.

Действие героических и судебных романов чаще всего происходит в периоды правления императоров, власть которых отличалась относительной стабильностью. Романистов привлекали в первую очередь такие периоды родной истории, когда, как считала официальная конфуцианская традиция, китайское общество стремилось к социальной гармонии, путь к которой гарантировали мудрость императора, справедливые действия чиновников и поддержка ощутивших в себе желание служить трону храбрецов из зеленых лесов.

Заметное место в повествовательной прозе второй половины века занимал любовный роман. К этому жанру принадлежали и запоздалое подражание Цао Сюэ-циню «Отблеск Сна в красном тереме» (1877), и произведения о талантах и красавицах, но преобладали романы о гетерах. Самый знаменитый среди них — «Сон в зеленом тереме» (1878). Этот роман писателя Юй Да (? — 1884) отличается целостностью композиции. Главный герой Цзинь И-сян — выходец из богатой и знатной семьи. Он завсегдатай зеленых теремов (публичных домов), куда наведывается с компанией друзей. В одном таком доме Цзинь И-сян знакомится с тридцатью шестью очаровательными красотками, которые, как выясняется в дальнейшем, являются небесными феями, сосланными Нефритовым государем из страны бессмертных в мир людей. Цзинь И-сяну все они очень нравятся, и он берет пятерых к себе в дом. Одна, по имени Ай-цин, становится его женой, остальные — наложницами. В доме воцаряется счастье. Цзинь И-сян успешно сдает экзамены и получает должность начальника уезда. Доброта и благородство героя не остаются незамеченными, и в награду его престарелые родители попадают в страну бессмертных, где обретают вечную жизнь. После ряда перипетий туда же попадают и сам Цзинь И-сян, и все тридцать шесть обитательниц публичного дома. Сцены счастливого воссоединения любящих и любимых в заоблачных высях завершают повествование. Основная идея романа: высшее благо — бессмертие — даруется людям как воздаяние за добрые дела. Изображая зеленые терема, Юй Да тем не менее не допускает никаких непристойностей и даже двусмысленных пассажей. Гетеры и молодые гости наделены утонченными манерами и в поведении своем не выходят за рамки приличий.

Дата добавления: 2015-06-04