История всемирной литературы 71 страница. Своего рода «передовым отрядом» в анализе современной социальной жизни оставалась сатирико-юмористическая

Своего рода «передовым отрядом» в анализе современной социальной жизни оставалась сатирико-юмористическая

473

литература. Конец 90-х — начало 900-х годов — время ее расцвета, связанного с творчеством С. Сремаца, Б. Нушича, Р. Домановича, несколько позже — П. Кочича и отмеченного расширением сатирико-юмористических жанровых форм.

Талант Стевана Сремаца (1855—1906) созвучен гоголевскому типу реализма. Основная направленность любимых в народе рассказов, повестей и романов («Ивкова слава», 1895; «Поп Чира и поп Спира», 1898; «Вукадин», 1903; «Зона Замфирова», 1903, и др.) этого писателя связана с раскрытием трагикомических ситуаций, которые возникали в результате столкновения старой, народной этической культуры с наступавшей на нее новой цивилизацией. Развивая эту тему, характерную для ряда балканских литератур, Сремац создает свою разновидность типичного для нее героя — дельца буржуазной формации, выскочки и приспособленца, в котором «первородная патриархальность» соединяется с беззастенчивой жаждой наживы («Вукадин»).

Симпатии Сремаца на стороне уходящего мира, в поэтизации которого писатель, как и многие его предшественники (и некоторые современники — Я. Веселинович, например), воплощал мечту о торжестве глубоко гуманных жизненных основ, веру в национальную самобытность и независимость народа. Правда, достаточно трезвое осознание писателем неотвратимого наступления пошлости жизни и обесценивания в этих обстоятельствах истинных человеческих отношений дало в цельном, казалось бы, образе патриархального уклада «первые трещины». Это проявилось в одном из лучших произведений сербской литературы — в юмористическом романе «Поп Чира и поп Спира», высмеивающем нравы провинциальной мещанской среды. И все же пафос творчества писателя остается в утверждении жизнелюбия, морального здоровья, коллективизма («Ивкова слава», «Зона Замфирова»).

Принципы реалистического изображения в творчестве Сремаца основываются на раскрытии в так называемой мелочности жизни более общих явлений. Любимые приемы писателя в создании образа — юмористическое «укрупнение», бытовая деталь — обогатили реалистическую поэтику сербской прозы удивительно полнокровным пластическим изображением жизни. Жанровая структура романа восходит к традиции его предшественника Я. Игнятовича, к европейскому плутовскому роману, к прозе любимого им Гоголя.

Усиливается политический характер сатиры. Конкретные, злободневные явления общественно-политической повседневности привлекают внимание Бранислава Нушича (1864—1938), который вступил в литературу в 80-е годы как автор блестящих комедий «Подозрительная личность» (с подзаголовком «Гоголиада в двух действиях») и «Народный депутат». Талант Нушича особенно ярко проявился в юмористических и сатирических рассказах и фельетонах, которые в начале 900-х годов печатались в газете «Политика» за подписью Бен Акиба. В них осмеивались разные стороны общественно-политической и культурной жизни Сербии, бюрократический аппарат, полиция, система выборов и др. Нушич был мастером построения комической ситуации, ему был подвластен отточенный политический памфлет, сарказм, шарж, блестящий каламбур и т. д. Были, однако, у Нушича и издержки, иногда он как бы приспосабливался к вкусу нетребовательной публики (раскрытие индивидуальных черт образа героя и явления в целом велось в этих случаях без должного отбора социально-типических черт и деталей, как, например, в юмористическом романе «Дитя общины», 1902).

«Подлинно политическими событиями» называл сатирические произведения Радое Домановича (1873—1908) Скерлич. Писатель-боец, позиции которого были созвучны устремлениям наиболее демократических сил сербского общества, Доманович первым в отечественной литературе подверг развернутой критике основы общественно-политического строя Сербии конца XIX — начала XX в. Деспотизм самодержавия, полицейско-бюрократический произвол, верноподданнический страх и тупая покорность граждан, антипатриотическая деятельность буржуазии находились в центре внимания произведений Домановича («Отмена страстей», 1898; «Клеймо», 1899; «Вождь», 1901; «Страдия», 1902; «Мертвое море», 1902; и др.). Трагизм определял тональность смеха, гнев и боль выливались в горький сарказм сатирических образов этого писателя. Благодаря силе художественного обобщения, главным средством которого стала развернутая аллегория и фантастический гротеск, произведения Домановича стояли у истоков характерной для XX в. литературы, исполненной протеста против тирании, политического конформизма, обывательщины.

Под знаком дальнейшего преодоления иллюзий в оценке современности и углубления во внутренний мир человека развивается творчество родоначальника сербского социально-психологического романа Светолика Ранковича (1863—1899). Бо́льшая часть произведений писателя написана на материале деревни. Глубину и неотвратимость распада патриархальной сельской задруги отражает герой «сельских»

474

рассказов Ранковича. В сравнении с идиллическим образом, все еще бытовавшим в сербской литературе (у Я. Веселиновича, например), крестьянин Ранкович «заземлен». Депоэтизация действительности не означает, однако, очернения человека. Герой романов Ранковича, в центре которых находится трагический конфликт современника со средой, противостоит этой среде (романы «Лесной царь», 1897; «Сельская учительница», 1898; «Крушение идеалов», изд. 1900). Ищущий, сомневающийся, устремленный в своих поисках и в своем протесте к идеалу, этот герой (особенно молодой инок, столкнувшийся с двуличием и фальшью церкви в «Крушении идеалов») находится в несомненном духовном родстве с героями русских реалистов. Типологические основы этой близости сочетаются с непосредственными творческими контактами Ранковича — ученика Киевской духовной академии, поклонника русских реалистов, особенно Л. Толстого и Достоевского.

Ранкович, вслед за своим предшественником Лазаревичем, делает новый шаг по пути воссоздания сложной психологии личности, изображая характер человека в противоречивом движении. Писатель первым вводит в сербскую прозу внутренний монолог.

Качественно новую ступень в развитии реалистической прозы определило творчество Иво Чипико (1869—1923), Борисава Станковича (1875—1927), Петара Кочича (1877—1916) — писателей, художественная эволюция которых, опираясь на традиции предшествующего поколения, происходила в новых условиях, в атмосфере первого десятилетия XX в. Каждый из них писал о жизни своего родного края. У Чипико — это далматинское Приморье (рассказы и романы «За хлебом», 1904; «Пауки», 1909). У Станковича — его родной город Вране в юго-восточной Сербии, остававшийся под властью османских завоевателей до 1878 г. и хранивший печать самобытного полувосточного патриархального уклада (рассказы, роман «Дурная кровь», 1910; драма «Коштана», 1902, и др.); наконец, творчество Кочича (сб. рассказов «С гор и предгорий», 1903—1905; «Стоны со Змияня», 1910; сатиры «Барсук перед судом», 1903; «Судилище», 1912) — видного деятеля освободительного движения в Боснии и Герцеговине, идеолога угнетенного крестьянства, знакомого с социалистическим учением, увлеченного произведениями и личностью Горького, — было обращено к его родным местам — Боснийской Крайне.

С творчеством этой плеяды прозаиков в литературе усиливается социально-критическое начало. В произведениях Чипико и Кочича, преимущественно разрабатывавших традиционную для сербского реализма проблематику деревни, крестьянства, преобладают обнаженные социальные конфликты. В прозе Станковича представлен другой важный аспект литературного развития, связанный с характерным для рубежа веков усилением внимания к судьбе человеческой личности. Сосредоточенный на внутреннем мире человека, тяготея к его «вечным» проблемам (любви, верности долгу и т. п.), Станкович, как будто далекий от животрепещущей современности, не превращает, однако, внутреннюю жизнь героев в замкнутый, самодовлеющий мир. Первоосновой тяжелых личных трагедий, которыми полны его произведения, в конечном итоге оказываются суровые законы общественной среды.

Драматизм человеческих судеб — один из характерных аспектов в осмыслении реалистами рубежа веков конфликта между личностью и обществом. Герой в произведениях этих писателей, как правило, терпит поражение, нередко гибнет. В реалистической прозе, как и вообще в литературе этого времени, заметно усиливается трагическое начало. В ряде случаев, у Кочича например, в открытых авторских размышлениях о порабощенной родине и народе возникают образы обобщенного трагедийно-символического звучания. Это дало повод исследователям говорить о господстве «таинственного злого рока» в его произведениях. Между тем трагическая символика писателя, вызванная реальной действительностью порабощенной Боснии, проникнута острым чувством историзма.

И еще одна характерная черта: в трагическом исходе столкновения человека с обстоятельствами герой реалистической прозы высвечен своей нравственной значительностью, красотой, высоким предназначением на земле. Формы проявления этой особенности различны. Станкович ценит способность оставаться человеком в самых бесчеловечных обстоятельствах, в страдании и поражении. Чипико и особенно Кочич подчеркивают в своем герое деятельное начало в разнообразном его выражении — от тяготения человека к естественным формам жизни (в противовес миру социальной несправедливости и фальши), от правдоискательства до открытого сопротивления насилию и бунта против социального зла. Развивая тему протеста бунтаря-одиночки в романе Чипико «Пауки» (мотив убийства крестьянином эксплуататора-ростовщика уже известен сербской литературе), реалистическая проза подходит к осмыслению проблемы коллективной защиты угнетенными своих прав («Вуков гай» Кочича). Под влиянием усилившегося социального протеста трудовых масс Боснии и распространения

475

социалистических идей в сербской литературе поднимается важная для всего ее последующего развития проблема роста классового сознания трудящихся.

В литературе происходит осмысление одного из центральных вопросов времени — роли народа в историческом процессе. В цикле рассказов о Симеуне-послушнике на материале прошлого Боснии Кочич создает крупный, почти эпический народный характер — балагура и весельчака, наделенного бесстрашием в борьбе с врагами. Герой сатиры «Барсук перед судом», крестьянин современной Боснии, одерживает нравственную победу над австрийским судом.

Усилившийся интерес литературы к человеческой личности способствовал дальнейшему развитию психологического мастерства. Наиболее высокие результаты связаны здесь с творчеством Станковича: характеры его героев предстают в сочетании пртиворечивых начал, в трудной душевной борьбе. В неожиданных поворотах, в таящихся в человеке возможностях, ломающих «заданное», писатель раскрывает возраставшую сложность жизни.

Тяготея к трезвому восприятию действительности, прозаики рубежа веков развивают способность реалистического искусства к «бесстрашному» освоению новых, нелитературных, как казалось до сих пор, сфер жизни. Проза Станковича (прежде всего его роман «Дурная кровь») представляет в этом смысле яркий пример. Проникая в глубинные пласты психики, в ее затаенные темные «углы», писатель рисует мир необузданных страстей в их жестокой примитивности. Он спускался «на дно» жизни (сб. рассказов «Божьи люди»), высвечивая деформированные судьбы, физическое и психическое вырождение разного рода убогих, блаженных, нищих, открывая мир, порожденный и узаконенный социальным упадком патриархальной среды. Однако, изображая «дно» жизни, реалистическая проза сохраняла поэтическое начало, которым одухотворены многие страницы, посвященные нравственной красоте и цельности человеческого характера, природе, своеобразию национального быта и т. п. В освоении новых для себя жизненных сфер писатели-реалисты (Станкович) прибегали к опыту натурализма. Но этот опыт включался ими в широкую систему реалистического видения (сходный процесс происходит и в драматических жанрах рассматриваемого периода — у Б. Нушича, В. Иовановича). Взаимодействие реализма с другими нереалистическими явлениями как одна из характерных черт литературного процесса тех лет проявляется и в творчестве Кочича, в художественной системе которого заметную роль играет символика, о чем свидетельствуют не только отдельные образы, но и целые картины (пейзажи, например), а иногда и судьбы героев, перерастающие рамки обыденного явления, частной судьбы. При этом символика развивается в сторону остроактуальной социальной направленности. В реалистическом творчестве Кочича она способствует емкости повествования — наряду с развитием эпического начала, также характерного для прозы того времени.

Возросшее внимание к личности обусловило изменения в жанрово-стилистической структуре прозы. Усиление лирического начала проявлялось, в частности, в развитии жанра стихотворения в прозе (Кочич), рассказа-исповеди (Станкович), в лирической насыщенности стиля. Характерно в этом отношении и развитие жанра романа, главные достижения которого («Дурная кровь» Станковича) связаны с социально-психологическим его типом. Поэтика этого романа определяется сложной логикой внутренней жизни героев.

Во второй половине 900-х — начале 10-х годов заметной становится роль молодого поколения прозаиков, творчество которых развивалось как бы на пересечении реалистической традиции с модернизмом. Милутин Ускокович (1884—1915), известный прежде всего своими романами «Пришельцы» (1910) и «Чедомир Илич» (1914), и Велько Миличевич (1886—1929), автор повести «В вихре» (1904) и романа «Бездорожье» (1912), продолжают исследовать проблемы личности и общества на материале из жизни молодой интеллигенции, сравнительно мало разработанном их предшественниками. Острокритическая оценка действительности эволюционирует в сторону проблемы отчуждения человека в буржуазном обществе. Но восприятие жизни этими писателями отмечено кризисным мироощущением. Тема духовного бездорожья сочетается в их творчестве с горьким скептицизмом (а иногда, как у Ускоковича, например, и с обличением сторонников социалистической идеологии).

Углубляется психологическое искусство прозы в раскрытии противоречивой, сложной натуры интеллигента. Так, Миличевич вводит в произведения самоанализ героев. Но сосредоточенность на душевном мире натур с болезненной психикой индивидуалистов наметила и линию сужения возможностей реалистического искусства.

Возникают первые образцы лирико-ассоциативной прозы (В. Миличевич, Исидора Секулич, 1877—1958), получившей развитие позднее — в 20-е годы. Значителен, однако, вклад этого поколения и в дальнейшую эволюцию социально-психологического романа, пример которого

476

Ускокович находил в русском романе, обеспечившем, как он писал, русской литературе «завидное место в истории европейской цивилизации». Черты обновления реалистической поэтики выступают в передаче атмосферы городской жизни, в использовании документально точных примет времени, в той нерасторжимой «двойственности», с какой Ускокович, например, воспроизводит город (Белград), соединяя острокритическое начало с поэтизацией.

В еще большей степени, чем в прозе, динамизм и усложнение литературного развития в конце 900-х — начале 10-х годов сказывается в поэзии. В чрезвычайно пестрой ее картине выделяется творчество Симы Пандуровича (1883—1960) и особенно Владислава Петковича-Диса (1880—1917). Тема трагической незащищенности человека в буржуазном мире, его одиночества, бессилия, растерянности и страха перед жизнью, предчувствие грядущих катаклизмов и отсюда исступленные призывы смерти, мрачные галлюцинации характеризуют его поэзию (сб. «Потонувшие души», 1911). Но Дис поднимался и до социального обличения современной ему Сербии — «страны позора и безумья», отчаянно протестовал против порабощения народа и его покорного терпения (стихотворение «Наши дни»). Смыкаясь здесь с освободительными настроениями передовых кругов сербского и хорватского общества (а взаимосвязи сербских и хорватских литераторов и деятелей культуры были в то время очень ощутимы), он находил поддержку в современной ему социал-демократической критике. В отклике поэта на события Балканских войн (сб. «Мы ждем царя», 1912) патриотические настроения оказались затененными национализмом. С лирикой Диса сербская поэзия вступает в мир подсознания, тяготеет к ассоциативности мышления. Внимание к форме стиха позволяет Дису обогатить поэзию редкими, подчас забытыми размерами (тринадцатисложник), подойти к свободному стиху.

С поэтическими жанрами сопряжено зарождение нового для сербской (и всей югославской) литературы явления — пролетарской поэзии. Ее родоначальником стал Коста Абрашевич (1879—1898). Вся его короткая жизнь была связана с рабочей средой — подростком познакомившись с социалистическими идеями, он стал их активным пропагандистом в рабочих кружках. Первым в сербской литературе Абрашевич сделал главной темой своего творчества жизнь пролетариата, главным своим героем — рабочего человека («Стихи», 1903, посмертно). Его стихи окрыляла вера в будущее рабочих, сознание их коллективной силы. Революционные настроения, пафос борьбы, уверенность в победе заключало в себе одно из наиболее популярных в рабочей среде стихотворений «Красная».

Последователи Абрашевича, поэты-самоучки, как правило, выходцы из рабочих, выступавшие преимущественно на страницах социалистической и прогрессивной печати (среди них был Прока Иовкич, 1886—1915), который по примеру Максима Горького взял псевдоним — Нестор Жучни, т. е. «горький», «желчный»), развивают идею братства и солидарности рабочих. Как общее дело борьбы пролетариата всего мира воспринимают сербские поэты русскую революцию 1905 и 1917 гг. (стихи В. Трепчанина «Революция» и «Русской революции»). Своими художественными традициями рабочая поэзия была тесно связана с демократической поэзией XIX в., использовала она и опыт новейших течений. Устремленность в будущее, мечта о революции и новой жизни, образ которой носил еще самые общие контуры, создавали почву для романтических обобщений. Знаменуя собой новые тенденции в литературном процессе, рабочая поэзия была одним из истоков такого заметного явления, как югославская социальная литература конца 20-х и 30-х годов XX в.

Первая мировая война прервала литературную жизнь Сербии. То немногое, что было сделано писателями в 1914—1918 гг., — главным образом патриотическая поэзия, в которой выделялись стихи Милутина Боича, осмыслявшего войну как трагедию человечества (сб. «Стихи боли и гордости», 1917), и воспоминания (в том числе фронтовые записки 1912—1917 гг. И. Чипико и др.) — создавалось в эмиграции, центром которой был о. Корфу.

Со второй половины XIX в. литература Черногории, развиваясь на протяжении всего столетия в тесном взаимодействии с сербской литературой, тяготеет к определенной автономизации. К концу века в литературной жизни страны заметно оживление (издается несколько новых журналов, возрастает внимание к переводам). Но уже в начале XX в. активность литературной жизни в Черногории спадает. Главное место в литературе продолжает занимать поэзия, развивающаяся в фольклорно-романтическом ключе. Под влиянием сильной эпической традиции народной поэзии (как, впрочем, и непреходящей ценности поэзии великого Негоша) поэты (среди которых не было особенно ярких индивидуальностей) обращаются в лиро-эпической и эпической формах к героико-патриотическим и историческим сюжетам.

В начале XX в. в поэзии заметны и некоторые иные тенденции, более характерные для литературного развития рубежа веков. В лирике

477

Н. Николича, например, возникают элегические мотивы, созвучные поэзии Войслава Илича, растет внимание к поэтической форме. Традицию исторической драмы продолжает Р. Роганович Црногорац («Царев Лаз», 1894).

Прозаические жанры развиты довольно слабо. Это преимущественно этнографическая проза, проникнутая культом героического прошлого народа, патриархального образа жизни. Самобытным видением патриархальной среды, яркими народными характерами, живой выразительностью речи, свойственной устной народной прозе, отмечены мемуары «Примеры доблести и геройства» (1901) видного деятеля национально-освободительной борьбы, писателя (выучившегося грамоте почти в 50 лет) Марко Милянова (1833—1901).

Острая наблюдательность, знание повседневной жизни земляков характерны для рассказов С. Вулетича; попытка заложить традицию психологической прозы заметна в рассказах С. Шобаича.

477

ХОРВАТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Конец XIX — начало XX в. ознаменовались в хорватских землях, входивших тогда в состав Австро-Венгрии, резким обострением социальных и национальных противоречий. Наряду со стачечным движением рабочих новый размах приобрели крестьянские волнения. Национально-освободительные настроения охватили учащуюся молодежь, которая выразила свой протест публичным сожжением венгерского флага в 1895 г. во время пребывания в Загребе Франца-Иосифа I; последовали репрессии.

В 1903 году в Хорватии развернулось и массовое движение против реакционного режима бана Куэна Хедервари, который после двадцатилетнего правления вынужден был покинуть страну. Усилились настроения политического объединения югославянских земель, особенно в годы общественного подъема (1903—1905) и затем в период балканских войн (1912—1913).

В конце 90-х годов в хорватскую литературу вступило новое поколение, провозгласившее переоценку всех общественных и эстетических идеалов. Возникает большое количество периодических, часто недолговечных изданий, служивших рупором той или иной группы. Неоднородное по своим социальным и художественным установкам движение «молодых», получившее название «хорватского модерна», имело две основные тенденции. Представители леволиберальной хорватской молодежи, обучавшиеся в Праге и находившиеся под влиянием идей Т. Масарика, тяготели к широкой культурно-просветительной программе, включавшей задачи воспитания национального самосознания, развития народного образования и либерализации высшей школы, демократизации литературно-художественной жизни. Защищая свободу творчества, они выступали против жесткой цензуры и провинциальной обывательщины в литературных вопросах, но при этом сознавали, что в условиях национально зависимой и экономически отсталой страны лозунг «чистого искусства» неприемлем. Эта группа издавала журналы «Хрватска мисао» (1897) и «Ново доба» (1898) в Праге, затем «Народна мисао» (1898) и «Глас» (1899) в Загребе; ведущие критики — М. Марьянович (1879—1956) и М. Цихлар-Нехаев (1880—1931). Другая группа, близкая эстетической программе венского «Сецессиона», утверждала принципы элитарного искусства. Ее журнал «Младост» (1898, Вена — Загреб) стал литературно-художественным манифестом хорватского модернизма. Объединившись с молодыми художниками, устроившими в 1896 г. в Загребе самостоятельную выставку «Хорватский салон», они тогда же начали издавать журнал с тем же названием, затем журнал «Живот» (1900—1901). Издания возглавлял критик М. Дежман-Иванов (1873—1940).

Годы на рубеже XIX—XX вв. отмечены ожесточенной литературной борьбой. «Молодые» заявили о разрыве с предшествующими литературными направлениями. Выступая против напыщенного патриотизма романтиков или плоского бытописательства, к которому часто сводилось понятие реализма, они выдвигали на первый план личностное начало в творчестве, требовали обновления художественного языка и сближения национальной литературы с современной европейской культурой. Против них выступили с различных идейно-эстетических позиций писатели (Ф. Маркович, А. Тресич-Павичич) и критики (Я. Чедомил, Я. Иблер) старшего поколения, но многие признанные мастера реализма, озабоченные в 90-е годы поисками новых путей (прозаики К. Ш. Джальский, Й. Козарац, поэт С. С. Краньчевич, драматург И. Войнович), поддержали «молодых». С начала века оплот «старых» — журнал «Виенац» (выходил до 1903 г.) — стал печатать своих

478

литературных противников. С 1906 г. вместо него журнал «Савременик», объединив литературные силы, стал ведущим литературно-критическим изданием хорватских писателей.

Хотя движение «хорватского модерна», характеризующееся борьбой «молодых» со «старыми», охватывает лишь 1897—1903 гг., этот термин употребляется и как обозначение всей хорватской литературы с 1895 г. до начала первой мировой войны. Литературе этого времени присуща пестрота идейно-художественных тенденций, далеко не все из которых обрели черты законченности и последовательности. Нередко в творчестве одного писателя сочетались или сменялись в течение одного-полутора десятилетий стилевые признаки разнородных течений. «Молодые принесли в отечественную литературу принципы импрессионизма и символизма, которые прежде всего определили развитие новой хорватской поэзии, новеллистики и частично драмы, но оказали также влияние на писателей, работавших ранее в русле критического реализма. Однако, усваивая приемы импрессионизма или символизма, реализм не терял своих основных качеств, своей идейно-эстетической актуальности для национальной литературы и оставался основным литературным направлением в прозе крупных форм и драме. Обострение социальных конфликтов, усиление общественно-политической борьбы способствовали дальнейшему развитию этого метода. Одновременно в хорватской прозе и драматургии развивается ряд явлений, связанных с эволюцией натуралистических тенденций, которые с конца 80-х годов ощутимо проявляются в разработке современной городской и в особенности деревенской проблематики. Нерешенность национального вопроса в Хорватии, испытывавшей двойное экономическое и культурное давление (со стороны австро-немецкой и венгерской буржуазии), обусловила возрождение в духе неоромантизма историко-патриотических мотивов в лирической и эпической поэзии, а также в некоторых драматургических жанрах.

Представители «модерна» возродили некоторые классические жанры лирической поэзии (сонет, балладу, канцону) и вместе с тем внесли в хорватскую поэзию новую гамму чувств, иную образность, обогатили интонационно-музыкальную и изобразительную стихию стиха. Символистско-импрессионистическая лирика «хорватского модерна», воплотившая эстетические идеалы венской группы, ведет начало от «Книги Боккадоро» (1900) поэта, прозаика и драматурга М. Беговича (1876—1948), воспевающей чувственные наслаждения, идеальную красоту (в облике «златоустой» маркизы Зое), мир сладкой грезы. Эпикурейские и гедонистские мотивы свойственны также поэзии В. Видрича (1876—1909). Поэт пытается уйти в светлые, пластичные картины античности, славянской древности или европейского рококо от мучивших его предчувствий душевной болезни («Стихотворения», 1907). В его пейзажной лирике доминируют приметы осени, увядания, омертвения природы. Поэзии Д. Домьянича (1876—1933) свойственна тоска по идеализированному прошлому «дворянских гнезд», неприятие холодной расчетливости буржуазного общества; атмосфера умирания находит выражение в символике экзотических цветов («Стихотворения», 1909).

Особое место в литературе конца XIX — первых десятилетий XX в. занимает творчество В. Назора (1876—1949). Оставаясь продолжателем гражданской и патриотической поэзии 80—90-х годов (прежде всего Краньчевича и Тресича-Павичича), он нашел свои оригинальные темы, обратившись в «Славянских легендах» (1900) и поэме «Живана» (1902) к древнеславянской мифологии, а в «Книге о королях хорватских» (1903) — к первым векам национальной истории. Любовь к родине и народу проявилась в самом эмоциональном настрое эпической поэзии Назора, жизнеутверждающий пафос и исторический оптимизм которой были восторженно встречены критиками пражской группы «молодых». Находясь в 1903—1918 гг. в Истрии (область, тогда входившая в состав Италии), поэт увлекся местным фольклором и написал в стиле народных преданий сборник рассказов. Сказочный богатырь див Йоже из рассказа «Вели Йоже» (1908) стал символом национальной трагедии: трудолюбивый и сильный народ веками страдает от чужеземных притеснителей.

К концу первого десятилетия XX в. раскрылось лирическое дарование Назора. В «Лирике» (1910) поэт сохраняет огромный интерес к внешнему миру, который предстает прежде всего в облике вечно живой и могучей природы. Это отличало Назора от других лириков «модерна», тяготевших к интимности и экзотике. Атмосфера всенародного подъема накануне и во время освободительной борьбы балканских государств против Турции в 1912—1913 гг. обусловила героико-обобщенную трактовку темы народа в сборнике «Новые стихи» (1913); поэт заявляет о своем кровном родстве с хорватскими крестьянами и гайдуками, чувствует себя неотделимым от народной судьбы. Однако неудачи в деле национального освобождения и начало мировой войны вызывают у него чувство опустошенности; поэт замыкается в кругу личных переживаний, в пейзажной лирике преобладает импрессионистская манера («Интимное»,

479

1915). Назор отказывается от крупных стихотворных форм, особое внимание уделяет звуковой отделке стиха (широко использует повторы, внутренние рифмы, рефрены, переносы). Кое в чем он сближался с представителями «модерна» Беговичем, Видричем, Домьяничем, однако не мог долго оставаться в стороне от общественной жизни. С позиций гуманизма Назор клеймит войну как разгул злой и грубой силы (стихотворение «МСМХ») и показывает в поэме «Златокрылая утка» и сборнике рассказов «Стоимянная» (обе кн. — 1916), созданных на основе сказочного фольклора, торжество добра. Стихотворение «Терновник», ставшее символом патриотической лирики того времени, — гимн народу, единственному, по убеждению поэта, реальному источнику сохранения и возрождения нации.

Важным явлением хорватской литературной жизни первого десятилетия XX в. стало зарождение пролетарской поэзии, продолжившей традиции социальной поэзии С. С. Краньчевича 80-х годов. Тема борьбы трудового народа заняла главное место в двух сборниках рабочего поэта и публициста М. Данко (1876—1950): «Пятнадцать стихотворений» (1899) и «Стихотворения» (1909).

Дата добавления: 2015-06-04