Начало. 18 страница

Раздача православных монастырей светским лицам никогда еще, кажется, не совершалась так часто, как теперь. Шесть из них были розданы Сигизмундом Августом в последние годы его жизни. Гродненский Коложский монастырь, и без того разоренный, он отдал гродненскому подкоморию пану Павлу Котовичу (12 августа 1568 г.), который и распоряжался им двенадцать лет; Заручайский Успенский в овручском замке — писарю земли Киевской шляхтичу Богухвалу Павше (17 июня 1570 г.) в пожизненное владение, с тем чтобы он держал от себя в монастыре духовное лицо в качестве игумена; минский Вознесенский — дворянину Ивану Ивановичу Баке. Но этот Бака держал монастырь так небрежно, что в нем не осталось ни чернеца, ни священника и богослужение совсем прекратилось, а принадлежащее монастырю село Тростенец уступил князю Петру Горскому, и потому брестский воевода Гавриил Горностай признал нужным отобрать (1576) монастырь у Баки. Киевский Межигорский монастырь король сперва (1571) пожаловал было своему писарю Евтихию Высоцкому только в пожизненное владение, а потом (1572) по его просьбе и "на вечность", в потомственное владение. Еще два монастыря, Дерманский и Чернчицкий Спасский, отданы были (1571): первый — королевскому земянину Михаилу Игнатовичу Дчусе, а последний — вельможному пану стольнику Дорогостайскому, но оба эти монастыря по смерти Сигизмунда Августа отобраны были (1574 — 1575) киевским воеводою князем Константином Константиновичем Острожским у названных панов, конечно, за нерадивое или разорительное управление. Король Стефан Баторий отдал монастыри: кобринский Спасский, который держал дотоле какой-то Василий Григорьевич, — дворянину Николаю Кирдеевичу в пожизненное управление (1576); минский Троицкий, бывший пред тем в держанье какого-то Артемия Червяцкого, — дворянину Богушу Невельскому в пожизненное же управление (1576); Черейский Троицкий, основанный еще около половины XV в. Смоленским епископом — митрополитом Мисаилом, — одному из потомков его, подляшскому зоеводичу Ивану Сапеге (1578), который предъявил грамоты, что монастырем этим всегда владели его отец и дед. А минский Вознесенский монастырь, отобранный (1576) у дворянина Баки, переходил затем в самое короткое время три раза из одних рук в другие. Сначала Баторий отдал его дворянину Богушу Невельскому и вскоре потом по просьбе Невельского, пожелавшего уступить монастырь земянину Минского повета Стефану Достоевскому, утвердил (7 сентября 1577 г.) за этим последним. Когда же митрополит Киевский Илия Куча, каштелян минский Ян Глебович и некоторые минские шляхтичи донесли королю, что Стефан Достоевский даже не греческого закона, держит монастырь только для своего пожитку и в монастыре служба Божия никогда не совершается, и просили, чтобы монастырь был отнят у Достоевского и отдан земянину Минского же повета Михаилу Рагозе, человеку богобоязненному и в Письме Святом умелому, изъявившему притом желание принять монашество, тогда Баторий, ссылаясь на известное постановление гродненского сейма, объявленное митрополиту Ионе, чтобы светские люди, получившие от короля духовный хлеб, но в течение трех месяцев не захотевшие принять духовный сан, были лишаемы этого хлеба, приказал (17 февраля 1579 г.) взять у Достоевского минский Вознесенский монастырь и отдать Михаилу Рагозе, с тем чтобы он, сделавшись монахом и архимандритом, правил монастырем до своего живота. При передаче этого монастыря Михаилу Рагозе, уже архимандриту (17 ноября), оказалось, до какого жалкого состояния монастырь был доведен. В нем церковь Вознесения Господня, деревянная, была опалая и гнилая; икон в ней находилось одиннадцать старых и слинялых; в алтаре престол, покрытый выбойкою, Евангелие старое, немного обитое медью, потир и дискос оловянные, кадило старое медное; книг — двенадцать месячных Миней, Евангелие учительное, Устав, три Октоиха, Пролог, две Триоди, Требник, Апостол и Псалтирь; две ризы, один епитрахиль; в приделе Благовещения престол ободранный; на колокольне три колокола; все избы и прочие строения в монастыре деревянные, старые, иные без кровли; ограда вокруг монастыря и монастырского сада вся разобрана.

Рядом с раздачею монастырей светским людям, ведшею почти всегда к разорению обителей, совершались иногда и благотворения монастырям, проявлялась и заботливость об устроении их, но только гораздо реже, чем прежде. Княгиня Анна Нелединская записала (10 октября 1568 г.) на трокский Рождественский монастырь два поля в пустоши Янкишки с находившимся там двором, постройками и домашним скотом. Король Сигизмунд Август дал киевским монастырям несколько жалованных грамот, хотя лишь подтвердительных, на прежние их имения и привилегии. Такие грамоты выданы: Киево-Выдубицкому монастырю на владение землею Зверинцем, вновь обмежеванною киевским воеводою Константином Константиновичем Острожским (1568); Киево-Михайловскому на все прежние его имения (1570); Киево-Николаевскому также на все прежние имения (1570) и на право избрания себе архимандрита с благословения и утверждения не киево-печерского архимандрита, как было доселе, а Киевского митрополита (1572); Киево-Печерскому на право держать общину в монастыре и избирать себе архимандрита (1570), на право посылать старцев своих и слуг в московские северские города для сбора дани (1571) и на владение селом Вишенки в Киевском повете (1571). К сожалению, в Печерском монастыре вновь появлялись искатели настоятельского места, и между ними происходила борьба, конечно, не к благу обители. В 1571 г. сильно домогался этого места шляхтич Богдан Шашкович Конюский, ссылаясь на то, что архимандрит Печерского монастыря Иларион Песочинский и братия будто бы добровольно, с согласия киевской шляхты уступили ему перед врядом киевского замка и королевскими ревизорами архимандритство печерское, отдали ему монастырь, и все владения его, и документы на владения и засвидетельствовали это грамотою за своими подписями. Между тем, когда король поручил воеводе русскому, Юрию Язловецкому, сделать на месте дознание, архимандрит Иларион объявил, что своего архимандритства и права на монастырь никогда добровольно не уступал, а что королевские ревизоры отняли у него монастырские документы и грамоты и отдали Конюскому, почему воевода тотчас же и возвратил Илариону настоятельство. Король и рада утвердили распоряжение воеводы особенно потому, что никто и не имел права уступать и передавать Печерский монастырь без ведома и соизволения короля. В 1573 г. по смерти Илариона Песочинского называл себя печерским архимандритом какой-то Иона Деспотович, который и распоряжался монастырским имуществом, но в следующем году печерская братия избрала себе в настоятеля шляхтича Мелетия Хрептовича и просила короля Генриха утвердить избранного, говоря, что настоятельство это по смерти Илариона Песочинского уже немалое время "ваковало", т. е. было не занято. Между тем, пока Мелетий, утвержденный королем (15 марта 1574 г.), еще не успел сделаться действительным архимандритом, в Киеве уже существовал другой нареченный печерский архимандрит, Сильвестр Иерусалимец, которого признавали и братия, и шляхта, и сам воевода князь К. К. Острожский. Когда этот Сильвестр приехал в Минск к митрополиту, вероятно, для посвящения в сан архимандрита, то Мелетий, находившийся там же, может быть, с тою же целию, сделал со множеством слуг нападение на Сильвестра, отнял у него все церковное золото и серебро, и слуг, и коней, и возы, и все, что он имел. Напрасно киевский воевода князь Острожский ходатайствовал (14 марта 1575 г.) за Сильвестра пред могущественным Яном Ходкевичем и просил оказать справедливость; Мелетий, нося уже имя печерского архимандрита, успел выпросить себе подтвердительную грамоту на настоятельство (10 ноября 1576 г.) у нового короля, Стефана Батория, который вслед за тем (13 ноября) издал свой лист ко всем сановникам, шляхте и обителям в государстве, чтобы признавали Мелетия Хрептовича Богуринского законным архимандритом Киево-Печерского монастыря. В том же 1576 г. Баторий пожаловал грамоту запорожским казакам, по которой они имели на Днепре (в 80 верстах ниже Киева) свой город Терехтемиров и свой Терехтемировский монастырь и назывались его "фундаторами и подавцами".

Два сына основателя Супрасльского монастыря, называвшие себя его ктиторами, Григорий Александрович Ходкевич, пан виленский, гетман литовский, и Юрий Александрович Ходкевич, пан трокский, староста пинский, замечая, что в последнее время начали в монастыре происходить нестроения и устав, данный их отцом и митрополитом Иосифом Солтаном, не вполне соблюдался, съехались в монастырь и здесь вместе с архимандритом его Тихоном и всею братиею составили и изложили (2 октября 1568 г.) несколько пояснительных и дополнительных правил, которые назвали своим заветом. В завете, между прочим, было постановлено: а) церковные службы совершать в монастыре по церковному уставу без малейшего от него отступления; б) первоначальный устав монастыря написать на доске и повесить в трапезе, чтобы всем был ведом для руководства; в) деньги и прочие доходы, церковные и монастырские, архимандрит не должен брать к себе и один распоряжаться ими, как велось в последнее время, но все эти деньги и доходы должна принимать в трапезе вся братия вместе с архимандритом, потом вносить в казнохранилище за церковною печатью; точно так же с ведома всей братии должны совершаться и расходы; г) для большего порядка в помощь архимандриту избираются из среды братии шесть человек, с которыми он и правит монастырем, и распоряжается в монастырских имениях; д) в монастыре мясного не есть, хмельного не держать; е) архимандрит не должен иметь стола особо, а есть вместе с братиею в трапезе; ж) в церковь должен приходить к началу всякой службы; з) не должен сам ездить по фольваркам для подбирания пчел и может посещать фольварки только однажды в год; и) монахов, приходящих из чужих монастырей, не избирать ни в келари, ни в экономы и ни на какую монастырскую службу; и) в настоятели монастыря избирать только из своих постриженцев и пр.

Но в то время, когда православные монастыри в Литве, постоянно раздаваемые в управление светским людям, более и более приходили в упадок, когда благотворения монастырям становились реже и реже и лишь немногие, вроде братьев Ходкевичей, показывали иногда некоторую заботливость об устроении их, нашелся человек, который один основал в своих владениях три монастыря. Это был князь Богуш Федорович Корецкий, воевода земли Волынской, староста луцкии, браславский и винницкий. Монастыри, им основанные, были: Корецкий, Маренинский и Городинский. Каждый из них он наделил и обеспечил фундушами, которые и завещал (21 июня 1576 г.) своему сыну и потомкам никогда не отнимать. К сожалению, главный опекун, избранный князем Богушем, над его оставшимися имениями, знатный магнат Ян Ходкевич скоро отдал (29 марта 1577 г.) один из этих монастырей, Маренинский, в пожизненное управление какому-то "пану филозофу" Сисину Калечицкому со всеми отчинами и доходами, хотя, быть может, этот Сисиний, человек "доброй науки в вере закону греческаго", сделался потом и архимандритом обители по примеру двух первых ее архимандритов, упоминаемых в той же грамоте Ходкевича. Встречались тогда между православными и такие, которые если и не основывали монастырей, то устрояли церкви и при них гошпитали и школы. Каштелян брацлавский Василий Загоровский завещал (11 июля 1577 г.) устроить в городе Владимире, при своей фамильной Ильинской церкви гошпиталь на двенадцать человек нищих и недужных и школу, в которой бы местный церковный дьяк обучал детей грамоте и списывал книги для употребления в церкви, а в своем имении Суходолах — построить новую церковь Вознесения Господня и при ней гошпиталь также на двенадцать человек. И на все это, равно как и на содержание приходского духовенства, назначил достаточные средства. О существовании гошпиталей в Луцке упоминает в своем завещании (13 декабря 1569 г.) архимандрит Жидичинского монастыря Иона, который назначил на русский гошпиталь в Луцке пять коп грошей и на лядский три копы грошей.

Хотя при заключении Люблинской унии между Литвою и Польшею было постановлено, что русские и литовцы будут пользоваться всеми правами наравне с поляками и русским будут издаваться указы и грамоты только на русском языке, но скоро начались отступления от этого закона. В 1576 г. все дворяне воеводства Брацлавского писали к королю Стефану Баторию, что к некоторым из них недавно присланы из королевской канцелярии грамоты не на русском, а на польском языке вопреки Люблинской унии и просили, чтобы король приказал впредь выдавать или присылать к ним грамоты из королевской канцелярии не на ином как на русском языке. Опираясь на то же постановление люблинского сейма, русские в Галиции старались и себе исходатайствовать равенство прав с поляками, не жалея для того никаких издержек. И король Сигизмунд Август издал на варшавском сейме, 20 мая 1572 г., грамоту, которою объявлял, что русские в Галиции наравне с прочими жителями имеют право на общественные должности, могут владеть движимым и недвижимым имуществом и вести торговлю, и запретил под страхом пени в 2000 угорских золотых притеснять или преследовать как самих русинов, так и их православное духовенство. Но эта грамота, особенно в городе Львове, не исполнялась поляками. Подтверждали ее потом по просьбе русских король Генрих Валуа (15 апреля 1574 г.) и король Стефан Баторий (26 марта 1577 г.), но без всякой пользы: притеснения русских, несмотря на все их протесты, не прекращались, тем более что сам же Баторий в 1578 г. ограничил права русских, предоставленные означенною грамотою. Все это, впрочем, для многострадальной Галиции было явлением обыкновенным. Но скоро начались притеснения православным не в одной Галиции, но и в великом княжестве Литовском.

В июне 1579 г. кафедру Литовской митрополии занимал уже новый нареченный митрополит, Онисифор Петрович Девоча, или Девочка. Родом он был, как можно догадываться, из галицких дворян и до поступления на митрополию имел в своем управлении, еще по грамоте короля Сигизмунда Августа, Лаврашевский монастырь, который потом удерживал за собою и в продолжение своего митрополитствования. На высшую церковную должность назначен был, вероятно, прямо из светских людей, нимало не подготовленный к ней предшествовавшим служением Церкви, как прежде назначены были Сильвестр Белькевич и Илия Куча: по крайней мере, ни в числе архиереев, ни в числе настоятелей и других духовных лиц того времени имя Онисифора Девочки не встречается. Еще прискорбнее было то, что он возведен был в сан архиерея-митрополита вопреки канонов из двоеженцев, к общему соблазну верующих. А между тем Западнорусская Церковь нуждалась тогда, более чем когда-либо прежде, в пастырях и архипастырях достойнейших как по умственным качествам, так и по нравственным. Враги ее — латиняне, особенно иезуиты, с каждым днем усиливались и усиливали на нее свои нападения. Завязывалась борьба открытая, в которой православные хотя старались принимать все меры для своей обороны, но, достаточно не приготовленные и не имея искусных вождей, поневоле во многом должны были уступать своим противникам.

Доселе деятельность литовских иезуитов сосредоточивалась в Вильне и направлена была преимущественно на подавление протестантства. Теперь они успели утвердиться и в других местах Западнорусского края, и в некоторых почти исключительно для совращения православных. В августе 1579 г. Стефан Баторий осадил Полоцк. При короле и войске постоянно находились иезуиты. Сначала осада шла неудачно от постоянных проливных дождей. По совету иезуитов король приказал служить в лагере молебствия, а сам дал обет основать в Полоцке, как только он будет взят, иезуитскую коллегию. По взятии города (27 сентября) Баторий в благодарность Богу за одержанную победу действительно тотчас же основал там коллегию и костел для иезуитов, отдал им во владение все русские церкви и монастыри в Полоцке, именно восемь церквей и семь монастырей, большею частию разоренных, а вместе и все принадлежавшие им имения. Некоторые из этих имений были расхищены в предшествовавшее смутное время, а три находились в пожизненном владении смоленского каштеляна Зеновича, но король велел назначить комиссию, которая расследовала дело и возвратила иезуитам одиннадцать сел, а в 1583 г. к ним присоединены королевскою грамотою и три села, бывшие во власти Зеновича. Новою своею грамотою (11 апреля 1584 г.) король уступил иезуитам и разные дани, которые прежде шли с пожалованных им крестьян в королевскую казну и на земские повинности. Варшавский сейм 1585 г. утвердил за полоцкими иезуитами все подаренные им православные церкви, монастыри и их имения. Такое действие Стефана Батория было вопиющею несправедливостию. Жители Полоцка почти все были православные, и он оставил им только одну церковь, кафедральную Софийскую, и за одним только владыкою-архиепископом утвердил все прежние его имения, а все прочие церкви и монастыри с их имениями насильно отнял у православных и отдал иезуитам. И для чего отдал? Для того, как сам говорит в грамоте (20 генваря 1582 г.), чтобы они основали семинарию для воспитания юношества, распространяли в схизматических странах католическую веру, устрояли латинские приходы и, следовательно, искореняли православие. Очень естественно, если православные жители Полоцка относились вначале к иезуитам враждебно и противодействовали им, как только могли. Открытая иезуитами семинария, или школа, едва имела до пяти учеников, но вскоре в ней находились уже многие ученики, и в числе их даже дети местного православного владык. В 1582 г., получив под свою власть Ливонию, Баторий лично посетил город Ригу, сопровождаемый иезуитами и принимая меры к восстановлению между жителями страны католицизма, основал и в Риге иезуитскую коллегию при церкви святого Иакова. Эта коллегия, при которой скоро открыта была и школа, назначалась прежде всего для привлечения к латинству местных протестантов, но могла оказывать влияние и на православных, которые имели в самой Риге свою церковь святого Николая, находившуюся в ведомстве Полоцкого архиепископа. Третью коллегию иезуитов и при ней школу основал (1585) в своем имении Несвиже князь Николай Христофор Радзивилл и наделил ее богатыми имениями. Из Несвижа, который находился в Новогрудском воеводстве, иезуиты часто предпринимали путешествия по соседним городам, и особенно в Новогрудок, и в нем одном обратили в латинство до тридцати человек православных. Следует упомянуть и о четвертой коллегии иезуитской, которую основала еще в 1571 г. по совету Скарги, тогда пока львовского каноника, одна польская магнатка, София Одровонж, в своем городе Ярославле, потому что город этот, находившийся в Галиции, в Перемышльской епархии (ныне местечко Люблинской губернии), был окружен сплошным православным народонаселением. Ярославская коллегия имела свои миссии, при латинских бискупах, в городах Львове и Луцке, где также много обитало православных, а ярославская школа, существовавшая при коллегии, по своему устройству принадлежала к числу высших. Но главным местом иезуитской деятельности оставалась Вильна. Здесь кроме академии, которая быстро возрастала и в 1586 г. имела уже 54 иезуита и 700 воспитанников, в руки иезуитов отданы были еще два новые училища, две семинарии. Одна из них, епархиальная семинария, устроена была (1582-1584) Виленским бискупом — кардиналом Юрием Радзивиллом, который на содержание ее пожертвовал несколько своих имений. Другая получила начало по мысли Антония Поссевина. Совершив путешествие в Москву без всякого успеха для католицизма, Антоний пришел к убеждению, что для обращения русских Московского государства к римской вере надобно прежде обратить к ней их единоверцев, живущих в Литве и Польше под властию короля-латинянина, что при этом обращении можно на время дозволить им богослужение на славянском или греческом языке, чтобы они мало-помалу от своих несовершенных обрядов переходили к древним греческим и наконец перешли к обряду латинскому, лишь бы только приняли догматы Флорентийского Собора, и указывал папе Григорию XIII как на первое средство к обращению русских на учреждение двух семинарий: в Риме и в Вильне. В Риме семинария, или коллегия, была учреждена в 1581 г. для молодых людей из греков и других восточных христиан, в том числе и русских, и из нее вышло немало ученых мужей, особенно греков, бывших усердными пропагандистами католицизма и унии между своими прежними единоверцами. В Вильне семинария основана в 1582 г. папою Григорием XIII, обещавшим отпускать на нее ежегодно по 1200 коропатов из собственной казны, и основана собственно для воспитания русских юношей с целию пропаганды между православными обитателями края. Впрочем, эта последняя семинария существовала недолго, потому что, как объясняет сам Поссевин, преемники папы Григория XIII († 1585) перестали высылать на содержание ее ту сумму денег, которую назначил и высылал Григорий XIII. Кроме коллегий и других учебных заведений иезуиты старались учреждать церковные братства. Старшее из них, братство Тела Господня, или Евхаристии, основанное по мысли Скарги, как мы видели, еще в 1573 г. при костеле святого Яна, ежегодно совершало в Вильне свою церковную процессию, при особом участии всех отцов иезуитов и их многочисленных питомцев, и всегда привлекало ею толпы народа всех исповеданий. Но никогда эта процессия не отличалась такою торжественностию, пышностию и обстановкою, как в 1586 г., когда она привлекла к себе несметное множество разноверцев даже из окрестных мест Вильны и произвела на них такое впечатление, что многие родители побрали своих детей из протестантской школы и отдали в иезуитскую, а из взрослых вскоре за тем более трехсот человек приняли латинскую веру. Самым важным для себя приобретением в это время считали иезуиты обращение знаменитого впоследствии канцлера Льва Сапеги, который еще в юности, когда воспитывался в Саксонии, изменил православию и принял кальвинство, а теперь, под влиянием Скарги, сделался католиком. В том же 1586 г. учреждено при иезуитском Свято-Яновском костеле братство Марии (sodalitas Mariana), вскоре распространившееся по всей стране. А в 1588 — 1589 гг., когда в Вильне свирепствовало поветрие, образовалось при том же костеле братство милосердия Господня, и члены братства, преимущественно иезуиты, с великим усердием посещали больных, без различия вероисповедания, в домах и гошпиталях, кормили бедных и убогих у своего кляштора, утешали и напутствовали умирающих и не упускали случаев обращать облагодетельствованных ими иноверцев к своему исповеданию, в это время одних православных они обратили пятьдесят три человека. Таким образом, иезуитские братства имели главною своею целию латинскую пропаганду.

Православные ничего не могли противопоставить с своей стороны всем этим коллегиям и семинариям, которые заводили иезуиты в разных местах Литвы и Польши, и, чувствуя потребность в образовании, волею или неволею принуждены были отдавать своих детей в те же училища. Антоний Поссевин сам видел русских детей и студентов из бедного сословия и из богатого в Виленской коллегии-академии и свидетельствовал, что русские обучались также в Ярославской коллегии и Ольмюцкой семинарии. Но, зная по опыту, как видно из отзыва Курбского княгине Чарторыйской о Виленской коллегии, что в иезуитских училищах дети могут потерять веру отцов и затем сделаться проводниками латинства в родную среду, православные начали заботиться об учреждении своих собственных училищ. Доселе мы не встречали никаких следов даже первоначальных школ в Литовской митрополии и ни одного об них свидетельства; теперь находим указания на существование (1572) церковной школы в Турове и на учреждение (1577) такой же школы во Владимире Волынском. А один протестантский писатель (Павел Одерборн), бывший пастором в Ковне, входивший в собеседования с русскими священниками, посещавший Вильну и в Пречистенском соборе видевший богослужение самого митрополита Онисифора, в своем сочинении, писанном в 1581 г., свидетельствует следующее: "Русские всегда имеют при церквах школы; здесь тридцатилетний юноша обучает детей первым начаткам грамоты; алхвавит их весьма похож на древний греческий. Катехизиса не преподают никакого, а предлагают детям только молитвы к Пресв. Деве и св. Николаю, написанные в книгах; впрочем, изучают апостольский Символ, несколько измененный. Затем следуют псалмы Давида, которые они употребляют и днем и ночью". Без сомнения, такие школы мало могли оказывать помощи для противодействия латинской пропаганде: они давали только своим питомцам возможность развиваться и обогащаться познаниями впоследствии чрез чтение книг. Но "князья острожский и слуцкий, — как писал Антоний Поссевин в 1581 г., — имели типографии и школы, которыми далеко и широко поддерживалась схизма", следовательно, школы, уже не первоначальные. О Слуцкой школе дальнейших известий не сохранилось, но Острожская школа, основанная князем Константином Константиновичем около 1580 г., по сношению с Цареградским патриархом и с благословения его, продолжала существовать и действительно была не из первоначальных. В ней обучали не только славянскому языку, но и наукам греческим и латинским. Первым ректором этой гимназии князь определил ученого мужа Герасима Смотрицкого, бывшего дотоле подстаростою каменецким, уважаемого русскими, назначив ему достаточное жалованье и подарив два села, Баклаевку и Борисовку, в Острожском княжестве. Учителем школы был приглашенный князем из Греции известный Кирилл Лукарис, сделавшийся впоследствии Цареградским патриархом. В гимназии воспитывались многие русские юноши как благородного, так и простого звания, и в числе их два сына Герасима Смотрицкого. Острожская школа, при которой тогда же открыта была и типография, называлась не только гимназиею, но иногда даже академиею, как назвал ее в своем сочинении сам Герасим Смотрицкий, и принесла немало пользы православной Церкви в ее борьбе с латинянами — это увидим впоследствии. Не менее принесла пользы православной Церкви в том же отношении и другая школа — львовская. К началу 1586 г. прибыл в город Львов патриарх Антиохийский Иоаким, путешествовавший в Москву за милостынею. Увидев во Львове "нерадение о исправлении в росском роде", первосвятитель дал совет православным жителям завести братство, школу и типографию и известил о том Вселенского патриарха Иеремию. Братство во Львове существовало издавна при городской церкви Успения Пресвятой Богородицы, но оно, видно, не имело определенного устава и прочного внутреннего устройства. Теперь братство испросило себе устав у Антиохийского патриарха и как бы образовалось вновь. Этот устав гласил: 1) всякий желающий вступить в братство, мещанин, шляхтич или кто другой, из жителей города или из сторонних, должен дать вступного в братскую кружку шесть грошей. Живущие в городе братья должны сходиться в братский дом однажды в четыре недели или как случится надобность и давать в четыре недели по полгроша в братскую кружку. А братья, живущие далеко от братства, дают по шести грошей в год. 2) Каждый год братья избирают из среды себя четырех старшин, которые по окончании года и дают отчет пред всеми. Кружка братская должна находиться у старшего из них, а ключ от нее — у младшего. 3) В своих заседаниях, окончив все дела, братья должны читать священные книги и скромно друг с другом разговаривать. 4) Если брат заболеет, не имеющий достатка, братья помогают ему братскими деньгами; если впадет в беду и напасть, ему дают деньги в долг без лихвы; если умрет, все провожают его в церковь и потом до могилы с братскими свечами. 5) Все братья записывают своих родственников в поминник братской Успенской церкви, по которому они и поминаются братским священником, а дважды в год должны совершаться литургии за все братство: заздравная и заупокойная, и при этом раздастся посильная милостыня бедным. Кроме того, в уставе говорилось о самоуправлении и самосуде братства и определялись наказания виновным: виновный осуждался или сидеть на колокольне, или давать братству определенное количество воску, или на то и другое. А "если кто из братий, — присовокуплялось в уставе, — пренебрежет с гордостию церковным братским судом, тот да судится как преступник Церкви, и если в четыре недели не покается, то как поганец и явный грешник отлучается: священник имеет обличить его пред всеми в церкви и отлучить от Церкви. И когда какой-либо брат будет отлучен братством от Церкви чрез братского священника, тогда ни протопоп, ни епископ не вправе благословить отлученного, пока он не покорится братству..."

Далее братству этому предоставлялась власть и по отношению к лицам сторонним, не входившим в состав его: а) если братия увидят или услышат, что при какой-либо церкви или в ином каком-либо братстве живут не по закону миряне или духовные, то должны напомнить таковым словесно или письменно, а в случае их неисправления, донесть о них епископу; б) если и епископ пойдет против закона истины и станет править Церковию не по правилам святых апостолов и святых отцов, то такому епископу да противятся все как врагу истины; в) этому львовскому братству дается первенство и старейшинство между всеми братствами, как прежде основанными, так и имеющими возникнуть, — все они должны сообразоваться с его правилами и ему подчиняться... и пр.

В заключение устава патриарх написал: "Этому праву, данному нами в вечные роды, не должны противиться ни епископ, ни мирские власти и никто другой, а иначе будут под клятвою св. богоносных отцов седми Вселенских Соборов". Дав братству устав, патриарх Иоаким написал от 1 генваря 1586 г. окружное послание ко всему духовенству и мирянам Западнорусской Церкви, в котором, объявляя, что граждане львовские желают открыть у себя школу и при ней печатню греческого и русского письма и построить новую каменную церковь и домы для школы, печатни и гошпиталя, приглашал всех православных делать вспоможение на такие богоугодные дела. Подобные же воззвания от 1 и 20 мая делал по своей епархии и Львовский епископ Гедеон Балабан. В июне того же года прибыл от Вселенского патриарха в качестве экзарха его Елассонский митрополит Арсений и сам начал обучение в школе, которое и продолжал два года. Тогда же начертан был и порядок, или устав, этой школы, устроенной, как сказано в начале его, "при храме Успения Пречистыя Божия Матери накладом всего братства львовскаго и всего посполитаго народа российскаго". В уставе довольно подробно определены обязанности учителя (дидаскала) и учеников и отношения к школе членов братства и родителей учеников и сказано, что учитель должен обучать не только чтению и письму, но и грамматике, риторике, диалектике, музыке, святому Евангелию и книгам апостольским и по всем этим наукам выдавать записки ученикам, а после обеда обучать пасхалии, арифметике, церковному пению; в субботы после вечерни учить детей страху Божию и обязанностям их к родителям и другим людям; в праздники и воскресные дни объяснять ученикам значение праздников и положенные на те дни чтения, евангельские и апостольские. Из устава не видно, чтобы в Львовской школе преподавался латинский язык, и она называлась только школою греческого и славянского письма. Во всяком случае по составу наук это была школа если не из высших, то из средних. К концу 1586 г. Львовский епископ Гедеон письмом к львовскому братству (16 декабря) совершенно одобрил порядок, заведенный в братской школе и типографии. А к концу следующего года пожаловал братству свою грамоту (от 1 декабря) и Цареградский патриарх Иеремия, которою благословил и утвердил и братство, и его училище и типографию и в заключение которой сказал: "Если же кто явится растлителем всего этого, тот, как враг Божий, и убийца, и ненавистник добра, да будет отлучен от Св. Живоначальной, Единосущной и Нераздельной Троицы, и проклят, и не прощен по смерти".

Дата добавления: 2015-06-04