Выпуск №41 2 страница

Так вот, есть понятие «проект». Речь идет не о том «проджекте», когда «проджектом» называют все подряд: медицину, отдельные технологии, снабжение населения продуктами питания… Проект – миропроект – это очень крупная величина, это единица, в рамках которой движется мир.

Помимо проекта «Модерн» (или проекта №1), очевидным для всех образом возникает Постмодерн. И тут мы едины со многими. Я знакомил вас с интересной статьей Александра Дугина на эту тему.

Вот только дальше начинается нечто новое. Потому что мы-то говорим, что помимо Модерна и Постмодерна есть еще Контрмодерн.

И вот то, что сейчас реализуется в Ливии, – это и есть Контрмодерн.

Это Каддафи хотел модернизировать Ливию на свой лад, с учетом культурной специфики своей страны. Это Каддафи – модернист в Ливии. Это Мубарак – модернист в Египте. Это Кемаль был модернистом в Турции.

А те силы, которые сейчас свергают кемализм, свергли шаха Ирана, свергают Мубарака, свергают Каддафи, тунисского лидера Бен Али, который был самым мягким модернистом из всех возможных, – это уже не модернистские силы, это контрмодернистские силы.

Здесь мы вводили еще одно понятие – Премодерн, то есть Средневековье, по сути.

Премодерн содержал в себе идею гуманизма – это традиция, которая еще требовала восхождения, которая молилась на развитие, которая осуществляла это развитие в рамках фундаментальных констант своего времени.

Контрмодерн ненавидит развитие, отрицает его. Воинственно отрицает. Он полностью лишен идей гуманизма и развития. В этом смысле ислам, как великая мировая религия, проникнут исламской идеей гуманизма, исламской идеей развития. И это позволяло исламу двигаться и путем Модерна, и иначе, но развиваться. Ислам, кстати, в начальные Средние века развивался гораздо более бурно, чем Запад. Очень серьезный вопрос, который надо обсуждать, – почему это развитие остановилось и кто был субъектом, остановившим это развитие. Потому что такой субъект должен находиться не только вовне, он должен быть и внутри. Как оно остановилось где-нибудь в XIV веке?

Так вот, ислам, как мировая религия, содержит в себе – и в эпоху Премодерна, и вообще – высокую идею гуманизма и развития. А Контрмодерн или исламизм – радикальный исламизм – не содержит в себе идею развития. Он воинствующе отрицает развитие. Как отрицает его и фашизм, то есть европейский контрмодерн. Как отрицают его другие ревнители архаики в самых разных странах мира. И это все – контрмодернистские движения.

В сущности, мы ввели три понятия: Модерн, Постмодерн и Контрмодерн. Скажут: «И что особенного? Ну, подумаешь, три понятия».

Понимаете, дело-то в том, что для того, чтобы доказать, что констант три, а не две и, тем более, не одна, нужно убить массу времени, сил. Нужно терпеливо работать. Нужно действовать по принципу «капля точит камень». Нужно накапливать факты. Нужно становиться специалистами. И введение в аналитическую картину, в мировоззренческую картину вот этого элемента «контрмодерн», предложение людям вообще системы координат, в которых есть эти проекты, – огромное дело. Это огромная идеологическая работа.

Но мы же сказали больше. Мы сказали, что Постмодерн и Контрмодерн работают вместе. И мы это доказали: от игр господина Бжезинского и более ранних времен, когда тоже велись игры другими господами, до событий в Ливии – до апофеоза, когда просто рука об руку идут «Аль-Каида» и НАТО. Уже после событий 11 сентября 2001 года, уже теперь, сейчас, – вот идут они рука об руку. И все тут.

Значит, есть эта связь Постмодерна и Контрмодерна. Есть желание создать сердцевинку, в которой все будут жить по негуманистическому принципу потребления, и периферию, на которой потребление будет сжато и все будут жить по принципам мракобесия, лишенным тех великих идеалов гуманизма и развития, которые существуют во всех мировых религиях. Существовали до того, как возник этот самый Контрмодерн, сконструированный все в тех же западных лабораториях.

Это новая модель. Модель мира, которая уже не только экономически состоит из ядра и периферии. И она очень четко совпадает с моделью периферийного капитализма. Просто ясно, что в ядре и что на периферии.

Модель периферийного капитализма принадлежит не только нам – это мировое достояние. И в этом ее ценность для нас. Потому что я делаю все возможное для того, чтобы уйти от новодела, от разработок, которые бы принадлежали только «Экспериментальному творческому центру» или лично Сергею Кургиняну. Чтобы показать, как это все существует в мировой культуре, в мировой мысли, в мировом контексте. Потому что только в этом случае аналитика имеет и глобальное, и общенациональное значение.

Так мы эту аналитику осуществили. Вот мы взяли ее и осуществили. Мы можем еще обсудить ее с членами «Сути времени» и обществом более детально, спокойно, развернуто, доказательно. Но мы это уже сделали во многих книгах. И мы это обсудили в нашем курсе передач «Суть времени».

Что из этой аналитики следует, что является следующей фазой после нее?

А то, что если есть Модерн – и есть Постмодерн и Контрмодерн (и они заодно), то можно только, и я говорил это в предыдущей передаче, вести арьергардные бои на территории Модерна, то есть классического консерватизма, классической консервативной республиканской формулы. На той территории, на которой воюют господа Буш, Берлускони. И это, в сущности, и есть консервативная модернизация – в вариантах, которые предлагает наша власть.

Либо вести бои на этой скукоживающейся, схлопывающейся территории Модерна, особо неорганичной для России – и именно для России, у которой нет для этого возможностей Вьетнама, Китая, Индии, нет огромных масс традиционного общества, нет много другого. Либо здесь вести бои, либо – что?

Постмодерн – это ад.

Контрмодерн – это гетто.

Золотой ад плюс черное гетто – это не наш путь и не наша формула, и нам в этой формуле вообще нет места… Так где же мы? После того, как беспощадно проведена аналитика и показано, что вот она, система координат, вот они, существующие места, и других мест нет, мы спрашиваем: где мы?

И вот здесь начинается разговор о Четвертом проекте, о Сверхмодерне.

Если этот проект делать заново – все, кранты… Это на столетия работы… Проект – это же не какая-нибудь утопия, которую ваш покорный слуга может изложить, и на этом все кончится. Это же нечто, опирающееся на огромные культурные завоевания, на целые пласты жизни.

И мы доказываем, что опора всему этому – в великой русской традиции развития. Не в традиции вообще, а в традиции развития – развития не по прописям Модерна. Что это есть исключительность России. Это есть ее уникальность в мире. И что эта уникальность определяется не текстом одной утопии, а сотнями кинофильмов, тысячами великих книг, огромной культурной почвой, гигантским опытом, индустриальным и доиндустриальным, самым разным опытом строительства державы, опытом регуляции общественной жизни – все это есть! И все это, конечно, в огромной степени материализовано в наиболее концентрированном виде в советском опыте, который нельзя отрицать. Но и этот опыт был недостаточно отодвинут от Модерна, он недостаточно еще выявил свою сверхмодернистскую суть.

Кроме того, появились совершенно новые параметры, позволяющие это все делать.

И вот это надо делать, потому что если нет Четвертого проекта, то вы нарисовали три, объяснили, что ничего другого нет, вы поняли, что вам-то места нет, и – конец.

Можно или истерически заниматься модернизацией, но уж тогда не по демократическим прописям, а по другим, – и все равно хана. Потому что нет для этого потенциала – переразвито для этого общество, поезд ушел. А сама территория сжимается.

Или… или что? Танцевать постмодернистский танец? Рушиться в это гетто, в архаику? Но там добьют. Значит, только переходить к этому Четвертому проекту.

То есть анализировать советский и досоветский опыт, отстаивать его от дискредитации, выявлять его уникальную специфику и на основе всего этого разворачивать новую миропроектную инициативу, объясняя миру, что Россия тут может быть локомотивом – мировым локомотивом.

Да, она находится в страшном состоянии. Да, ее довольно сильно раздолбали. Но, как только возникнет новая великая Россия, соберется новый, обновленный Советский Союз, возникнет новая зона мирового значения – мир весь окажется спасен от того, во что он погружается. А он погружается в нечто гораздо более страшное, чем то, во что погрузил бы его Гитлер.

И тут мы сразу переходим на следующую территорию и спрашиваем всех: скажите нам, пожалуйста, ведь не Постмодерн будет в итоге править. Постмодерн существует для того, чтобы разрушать. Он существует для того, чтобы все обгаживать, чтобы элиминировать ценности, вносить релятивизм, осуществлять подкоп под все гуманистические константы, дискредитировать идею развития, кончать историю. Он, Постмодерн, этим может заниматься, ничем больше.

А кто потом-то придет на пепелище, устроенное постмодернистами? Там же враг пострашнее. Постмодернисты – это враг первого уровня. А враг второго уровня – кто? Какую идею хочет осуществить враг для того, чтобы перейти от хаоса, организуемого и управляемого постмодернистами, к некоему порядку, при котором мало не покажется никому?

Мы утверждаем, что этим врагом являются силы, которые выдвигают идею фундаментально многоэтажного человечества – человечества, которое будет разделено непроницаемыми перегородками. Идею антропологического неравенства.

Эта идея, конечно, черпает свои силы в определенной метафизической традиции – в традиции гностической: пневматики, психики, хилики. Нет другой мировой традиции, которая выступала бы так мощно с идеей антропологического неравенства.

Если политический враг – постмодернизм, то метафизический враг – гностицизм в его новом выражении. Неолиберальным фашизмом это называют. Но слова сами по себе еще ничего не значат. Вопрос возникает в формуле, в стержне, в сути этого времени, про которое было сказано: «Ваше время и власть тьмы». Суть этого времени – антропологическое неравенство, обоснованное метафизически. Вот кто враг.

Можно ли бороться с таким врагом без своей метафизики?

Я перехожу здесь от политической аналитики к метафизике.

Просто хочу зачитать еще один текст из числа тех, которые я всегда называл смешными.

Саркози назвал премьера Израиля лжецом.

«Президент Франции Николя Саркози в частной беседе с Бараком Обамой раскритиковал премьера Израиля Беньямина Нетаньяху во время саммита G20 в Каннах.

Как сообщает ВВС (ВВС, заметили, да? – С.К.), Николя Саркози сказал американскому лидеру буквально следующее: „Я не могу больше смотреть на него, он лжец“…»

Вы, вообще, можете себе представить что-нибудь такое лет 10–15 назад? А мы предупреждали на протяжении всех этих 10–15-ти лет – всех предупреждали, включая своих израильских коллег, – что будет именно так.

Вы, вообще, понимаете уровень этого для международного совещания – совещания на высшем уровне? Вы понимаете, что такое в европейской культуре сказать: «Я не могу смотреть на коллегу, он лжец»?

«На этот выпад в сторону Нетаньяху Барак Обама ответил: „Вы, может быть, и сыты им по горло, а мне приходится с ним общаться каждый день“. Этот диалог Саркози и Обамы состоялся во время пресс-конференции в Каннах на прошлой неделе.

Его подслушали журналисты, однако его содержание стало известно только сейчас.

Обама обсуждал с Саркози возможное членство Палестины в ООН, принятие Палестины в ЮНЕСКО. Перед этим Израиль отказывался финансировать ЮНЕСКО» ²¹.

21 http://news.tochka.net/77561-sarkozi-nazval-premera-izrailya-lzhetsom/

То, что Израиль отказывался… Он вечно отказывается… Вопрос не в этом. Потому что никогда эти отказы Израиля не вызывали миллионной доли той реакции, которая здесь описана. Миллионной, понимаете? Были плохие времена, ссоры Израиля с США и Западом… Были хорошие времена. Никогда эти отношения не были такими идеальными, как об этом говорит наша лжепатриотическая публицистика – все всегда было сложно. Но никогда помыслить себе ни о чем подобном было невозможно.

Почему? Потому что если актуальна формула «Постмодерн плюс Контрмодерн», то Израиль – это государство, которое не должно существовать на карте мира, оно должно быть уничтожено. И я говорил – не только здесь, но и в международных кругах, – что я отнюдь не удивлюсь, если Запад приложит впрямую руку к тому, чтобы его уничтожить. Не по ливийскому, так по другому сценарию.

Разговор между Саркози и Обамой есть выражение чего? Того, что мир движется в сторону «Постмодерн плюс Контрмодерн». А не будет Контрмодерна без исламизма! И не будет союза постмодернистского Запада с исламизмом без принесения Израиля в виде жертвы на этот алтарь. И вот здесь говорят об этой жертве. Прямо. Нагло. Как никогда…

Дело тут не в Израиле, а в очередном аналитическом подтверждении нашей модели о трех проектах и о том, что «Контрмодерн плюс Постмодерн» идут вместе против Модерна. И что не вытанцовывается все это на Ближнем Востоке – в ключевом регионе мира – без того, чтобы не передать регион под власть управляемого исламизма, воинствующе отрицающего идею развития, под власть условной «Аль-Каиды», и не заключить иначе с этой «Аль-Каидой» союз против Модерна, то есть против Китая, Индии, Вьетнама – всей оставшейся развивающейся части мира. Это карта боевых действий 2017 года. Нет другой карты, и уже не может быть.

Поэтому события в Ливии, где восстала Джамахирия – больше она восстала или меньше, это ее звездный час или звездный час еще наступит, – это событие мировое. И вот это маленькое высказывание – тоже событие мировое, и является оно очередным доказательством (не знаю – тысячным, тысяча двадцать пятым) того, о чем мы говорим.

Но если эти доказательства множатся, и это действительно так, и это все в большей степени оформляется… Картину трудно увидеть, когда она начинает оформляться. Вот тут нужно предвидение… а предвидения не существует. Существует способность понимать процесс, и уловить первые, начальные фазы его формирования, и сказать: «А, вот он! И он будет идти вот так». Поймать первые «раковые клетки». Вот и все, из чего состоит предвидение: понять значение этих клеток и поймать их первыми. Так вот, мы поймали и предупреждаем, что будет так. И вот уже нависают эти события над миром с такой силой, как никогда.

Констатируя это, я завершаю ту часть, которая связана уже не с практической политикой, а с аналитикой международной и внутренней и которая выводит нас на модель трех проектов. А выводя на них, выводит на модель Четвертого, рассмотрение которого по всем пунктам невозможно без актуализации метафизической тематики.

И тут мы переходим к практической философии.

Что такое метафизика? Метафизика – это что такое? Это мистика? Это когда сидит ваш покорный слуга, начинает какой-нибудь обряд. Потом ему кажется, что он выпал за грань этой вселенной, у него там духи, он с ними общается… Чушь собачья!

Метафизика – это не мистика. Хотя и к мистике нельзя относиться без уважения, если ты относишься с уважением к религиозным людям и к их мистическим традициям. Я изучал мистические традиции, прекрасно их понимаю, но я абсолютно светский человек. И, уважая эти традиции, зная их, понимая, как они устроены, я абсолютно никого не призываю к ним присоединяться. Религиозные люди и так в той мере, в которой хотят, в этом существуют. А нерелигиозные должны существовать в чем-то другом. Но это вообще не имеет никакого отношения к метафизике. Это глубочайшее непонимание.

Метафизика – это одно, а мистика – это другое. Это случайно спутанные в силу нашего агитпропа понятия.

Метафизика – это предельные основания. Точка. Все. Предельные основания чего угодно. Важно, что это предельные основания. Запомните эту формулировку. Если вам скажут, что ее нет в словаре, то не огорчайтесь. Она точная.

Без предельных оснований бывает трудно куда-то двигаться. Предельные основания – отсюда возникает метафизика, связанная со смыслом жизни, смыслом деятельности и так далее. Вы можете искать или не искать эти предельные основания.

Кстати, этим всегда занималась философия. До ХХ века. В ХХ веке, когда вместо Гегеля и Маркса (для которого метафизика существовала, только называлась диалектикой, как и у Гегеля), вместо таких философов, претендующих на онтологию, на бытие, на анализ основ, на единство гносеологии, онтологии, аксиологии и всего прочего, – вместо таких философов родились позитивисты, структуралисты... С этого момента место философии заняла логика, или гносеология, или философия культуры. А философия кончилась.

И последним великим философом, имеющим практическое политическое значение, был Карл Маркс. Карл Маркс, искавший эти предельные основания.

После него существовала еще одна школа, которая действительно предельными основаниями занималась в том плане, что сказала, что их нет и фиг с ними. Называется она «экзистенциализм».

Я здесь без всяких огрублений пытаюсь наиболее просто это все изложить. Экзистенциализм – это когда у меня есть предельные основания: они заключаются в том, что я знаю, что их нет, а веду себя так, как будто бы они есть. Фолкнер от лица экзистенциализма говорил о необходимости оставить хоть маленький шрам на лике великого Ничто – вот в чем смысл и цель человеческой жизни. Это абсурд. Ну и что? А я веду себя так, как будто бы его нет. А я на него плюю!

В этом великая человеческая традиция. Она выходит за рамки экзистенциализма, потому что никогда человек не смирится ни с какими законами природы. Открывая эти законы, постигая их, ликуя по поводу того, что он их постиг, жадно желая постичь что-нибудь новое, человек тут же начинает эти законы попирать.

Он открывает закон гравитации только для того, чтобы преодолеть его. Он никогда ни с какой закономерностью не смирится.

Человек, смирившийся с закономерностью, – это уже не человек.

Человек, не выявляющий закономерностей, – это безумец.

Человек, смирившийся с закономерностью, – дрожащая тварь.

Человек – тот самый, про которого было сказано: «…это звучит гордо», – это человек, который законы постигает – и не принимает. Он их преодолевает. И в этом его миссия.

Природа, закономерности, железные функции?! Плевал он на них! Он существует для того, чтобы их понять и преодолеть.

«Свобода есть познанная необходимость» – что это значит? Законы – это познанные законы, которые освобождают для того, чтобы их не стало в каком-то смысле. Открыть законы гравитации в этом смысле нужно для того, чтобы их преодолеть, взлетев сначала в высь поднебесную, а потом и в космос. Вот для этого нужно знать законы гравитации. А не для того, чтобы им подчиниться и ползать по земле.

Значит, если таким законом, например, для человека является смерть, то, как только он выявил ее в качестве закона и познал в качестве такового, он будет это преодолевать. И это тоже задача метафизики. Он уже по факту понимания начинает это преодолевать.

Именно поэтому он человек. Светский, религиозный – какой угодно. Все зависит от того, в каких формах он это делает. Но он перестает быть человеком, когда в нем нет воли к преодолению.

Итак, метафизика может искать предельные основания либо в абсурде – в «великом Ничто», которое рано или поздно и станет тьмою кромешной, это я показал в книге «Исав и Иаков». Есть экзистенциалисты, которые начинают молиться на это Ничто, как, я считаю, Хайдеггер и другие, – есть вот такая окологностическая школа. А есть левые хилиастические экзистенциалисты, которые говорят: «Мы шрам оставим».

Но они уже – и те, и другие – признали, что предельных оснований нет, а действуют так, как будто они есть. А человек остался. Ничего в нем нет, кроме вот этого «не примирюсь!» Знаю, что нет предельных оснований, а вести себя буду так, как будто они есть! Это экзистенциальная школа.

Есть религия, которая видит предельные основания в Боге. И дальше уже движется по ступеням восхождения, постигая Бога, потому что метафизика – это не катехизис. Это вещь гораздо более сложная и глубокая.

И есть светская метафизика, которая видит преодоление в человеке. Но в человеке она его может видеть только как в процессе. Значит, для нее актором преодоления (субъектом преодоления) является двигающийся, восходящий человек – человек, находящийся в движении развития.

В этом смысле диалектика вообще ищет предельные основания в этом самом движении. Она и только она – в этом величие Маркса. Потому что вот есть жизнь и есть смерть. Вы метафизически начинаете разбирать эту коллизию. И вы хотите понять, в чем смысл жизни? Где предельные основания? В чем цель? В чем смысл? Вот не можете вы жить, не задаваясь этим вопросом. Так или иначе вы им задаетесь. И существуют два подхода к решению этого вопроса.

Первый подход – найти эйдос. Платоновский эйдос. То есть найти некоторые константы в вечности, неподвижные, которые и есть предельные основания явления. Заявить о том, что смыслы пребывают в трансцендентном мире и весь реальный мир является просто оформлением этих смыслов в материи. Что есть источники, они понижают свое качество, излучая энергию в материю. Формируются сгустки этой энергии, и они и есть смыслы внутри той материальности, которая составляет жизнь. Это платоновский подход – подход через неподвижность.

Подход же диалектический состоит в том, что вы понимаете, что есть то, что еще нежизнь, и есть сверхжизнь.

И говорите: «Я хочу понять смысл жизни, потому что мы идем из неживого – того, что еще не есть жизнь (камни не живут), – в живое, а из живого – в сверхжизнь, то есть в разум. Для того чтобы мне понять смысл жизни, я должен рассмотреть единство камня, клетки (или растения) и человека. И вот тогда в этом единстве я пойму, в чем смысл жизни, а если я все время буду толочься на территории самой этой жизни и спрашивать, в чем ее смысл, я никогда ничего не пойму.

И диалектика в XIX–XX веке апеллировала именно к этому смыслу. Диалектика была последним прибежищем смысла. Но смысл она искала так.

А дальше формировался весь ряд. Есть жизнь, а что едино с этой жизнью в неживом? А ведь неживое тоже делится на кварки, атомы, молекулы, кристаллы, вот уже клетки пошли… А что до кварков? Когда материя была квантованной и когда не была, а была другой?

Дальше идет живое, и оно тоже делится на подразделы. Потом начался разум, а потом за ним должно идти что-то еще.

Вот эта ось устремлений – что она есть такое? Что есть дух развития или, как говорилось, исторический дух? Что есть этот дух? Но ведь мы понимаем, что он есть, что если он движется и восходит, то он восходит куда-то, зачем-то и как-то и что у этого восхождения есть источник. И что именно наличие источника и духа восхождения, или развития, и представляет собой предельное основание.

Значит, если, с одной стороны, существуют организованности и лестница этих организованностей, всеобщий организационный принцип, то существует и другой принцип, принцип врага – дезорганизационный. Значит, источник есть то, что порождает организацию, после того как побеждается дезорганизация.

Люди, тяготеющие к образам, будут говорить об «огне», об «огне огней», о «свете»… «Ты одна мой несказанный свет», – говорит Есенин о матери. Есть культурные, символические традиции, которые адресуют к этому высшему началу, к источнику. Но только если нет этого источника и если человек в своих исканиях не опирается на метафизику, то нет у него ничего.

В обычной своей жизни человек может опираться неосознанно и осознанно. Если у людей есть боевой дух и он не сломлен, то не все ли равно, как именно этот дух организован? Возможно, людям это не нужно понимать. Кому-то и не нужно.

Вопрос возникает в одном случае – когда удалось сломить дух. Вот тогда возникает вопрос об источниках и исправлении ситуации, о починке хребта, о связи времен. Этот вопрос по определению стопроцентно метафизический, потому что, только нащупав предельные основания, вы можете начать обратное движение-исправление, иного пути просто нет по определению. Особенно если вы думаете не только о себе (может, у вас этот дух и есть), а об обществе, народе.

Если у народа отняли историю, значит, отняли этот стержень, этот принцип движения. Значит, нет уже опоры в человеке. А дальше она теряется и во всем остальном.

Теперь давайте посмотрим, как именно это работает. «Потому что, – говорят, – это все абстракция, это все, знаете ли, такие вещи, которые только для высоколобых разговоров…»

Давайте попробуем посмотреть, как именно это работает. Давайте рассмотрим это на примере наших противников – моих противников по телепередачам: Гайдара или того же Чубайса.

Ведь там же было: прогрессоры! Стругацкие же были насквозь метафизичны! «Гуманизм был скелетом нашей натуры! Прогрессорская миссия! Восхождение! Мы убираем препятствия с пути исторического процесса… Теория исторических последовательностей…» – это же все было?

Запад как предельный источник этого восхождения, проект введения России в Запад, вся эта модернизация… Вот это же все было? (рис. 8)

ЕСЛИ НЕТ..., ТО НЕТ...

№1. Нет метафизики...

Рис. 8

Значит, была метафизика (ступень №1), которая порождала определенные идеалы – Идеальное (ступень №2).

Если нет Идеального – нет ступени №3, то есть стратегического целеполагания. Ну, нет его! Не может человек без Идеального создать стратегическое целеполагание.

Но без стратегического целеполагания нельзя создать стратегический проект (ступень №4), правильно? Если нет цели, какой проект? Проект – это что такое? Это когда движение к цели постепенно начинает осуществляться – это технологизация целей.

Если у человека нет стратегического целеполагания, Идеального и всего прочего, то у него нет энергии, нет мотивации соответствующего уровня – идеальной мотивации. И это ступень №5.

Но если нет энергии, и нет мотивации, и нет целей, то нет и ценностей, потому что, кто бы что бы ни говорил, ценности - производное от цели. Вот этот стакан обладает ценностью постольку, поскольку, например, я хочу вас стукнуть по голове, - он полезен. Или не полезен. Цели порождают ценности, а не как-то иначе.

Значит, нет и ценностей. Если нет ценностей, то нет норм (ступень №7). Нет правил. Нет каркаса внутреннего, человеческого, регулятивности. А если всего этого нет, то исчезает личность (ступень №8). А раз исчезает личность, то задним числом отовсюду исчезает подлинность. Все становится подделкой. Но и это еще не все.

Посмотрим, как это движется дальше.

Но если нет энергии, и нет мотивации, и нет целей, то Исчезает личность – исчезает подлинность – исчезают нормы – что происходит дальше? А дальше нет возможности преодолевать рамки (ступень №9). Ведь личность – это нечто, способное преодолеть рамки.

Вот жизнь задала вам какие-то рамки, вы в них действуете. Но поскольку у вас есть банк Идеального, банк символов, банк всего прочего, вы можете выкинуть некие концы (якоря некие) за пределы рамок, заякориться за пределами заданных рамок. А дальше – вытащить себя, как барон Мюнхгаузен за волосы, за какие-то рамки. И тогда вы – человек. Ведь вы человек постольку, поскольку можете преодолевать самого себя, поскольку можете двигаться к себе же новому. Человек – единственное существо, которое может преобразовывать мир сознательно таким образом, что то, что было негодное (сырая картошка), становится годным (печеная картошка); и он это делает не потому, что картошка случайно спеклась где-нибудь в огне, а потому, что он ее печет в духовке. И то же самое, что он делает с внешним миром, он делает с самим собою. Поэтому он человек.

Значит, начинается человеческое падение: нет преодоления рамок. А как преодолеваются рамки? С помощью символов. А что такое символы? Это и есть метафизика. Если у вас нет своей метафизики: нет своих героев, нет своих священных песен, нет вообще священного, – то нет ничего. Как вы можете дальше действовать, существовать, преодолевать, выходить за рамки?

Теперь представьте себе, что у вас была какая-то рамка, в которую еще входили какие-то человеческие константы, а вас за нее вытеснили в новую рамку. Вы же даже до этих констант не достучитесь, потому что они уже ушли за рамки. А новые рамки вам задает новое бытие! Офисный планктон: был физик – стал менеджер. А ценности-то у человека сформировались тогда, когда он был физиком. Но он же до них уже дотянуться не может как до ценностей, потому что новая рамка мешает. Она это все задает.

Значит, возникает буквальное человеческое падение.

Дальше начинает распадаться труд. Если вы перестаете быть личностью, если вы не можете восходить, то есть менять себя, то вы не держите и внутренней структуры. Значит, ступень №10 – это распадение деятельности.

Дальше возникает полное творческое бесплодие. Если вы не можете осуществлять деятельность, не можете выходить за рамки, то вы бесплодны.

Как только у вас возникает бесплодие, то у вас появляются два качества: вялость и зависть к тем, кто не бесплоден, агрессия по отношению к ним. Такой маниакально-депрессивный синдром. То с бесом этой зависти и ярости, то в апатии, то снова с бесом, то снова в апатии. Начинает работать маятник, уничтожающий не только личность, но и индивидуальность (ступень №11).

Дальше – неспособность даже впитать чужое, потому что уже уничтожена индивидуальность. Тогда что остается? Остается боль от того, что оно чужое, и полная неадекватность. Человек не способен погрузиться даже в чужое содержание. Не только создавать свое, но и погрузиться в чужое…

Дата добавления: 2015-06-04