Планы статьи 20 страница. «так как теперь решено, — продолжал тов

«Так как теперь решено, — продолжал тов. Мартов, — выбрать редакцию из трех лиц, то я от имени своего и трех других товарищей заявляю, что ни один из нас не при­мет участия в такой новой редакции. Лично о себе прибавляю, что, если верно, что не­которые товарищи хотели вписать мое имя, как одного из кандидатов в эту «тройку», то я должен усмотреть в этом оскорбление, мною не заслуженное (sic!). Говорю это ввиду обстоятельств, при которых было решено изменить редакцию. Решено это было ввиду каких-то «трений», неработоспособности бывшей редакции,

См. настоящий том, стр. 296—297. Ред.

Тов. Мартов, вероятно, имеет в виду выражение тов. Посадовского: «шероховатости». Повторяю, что тов. Посадовский так и не объяснил съезду, что он хотел сказать, а тов. Муравьев, употребивший то же выражение, объяснил, что говорил о принципиальных шероховатостях, проявившихся в прениях съез­да. Читатели припомнят, что единственный случай действительно принципиальных прений, в которых участвовало четыре редактора (Плеханов, Мартов, Аксельрод и я), касался § 1 устава и что тов. Мартов и Старовер письменно жаловались на «ложное обвинение в оппортунизме», как один из доводов «измене­ния» редакции. Тов. Мартов в этом письме усматривал ясную связь «оппортунизма» с планом изменения редакции, а на съезде ограничился туманным намеком на «какие-то трения». «Ложное обвинение в оп­портунизме» уже забыто!

304__________________________ В. И. ЛЕНИН

причем съезд решил этот вопрос в определенном смысле, не спросив редакцию об этих трениях и не назначив хотя бы комиссии для внесения вопроса об ее неработоспособ­ности»... (Странно, что никто из меньшинства не догадался предложить съезду «спро­сить редакцию» или назначить комиссию! Не произошло ли это оттого, что после рас­кола организации «Искры» и неудачи переговоров, о которых писали тов. Мартов и Старовер, это было бы бесполезно?)... «При таких обстоятельствах предположение не­которых товарищей, что я соглашусь работать в реформированной таким образом ре-

* дакции, я должен считать пятном на моей политической репутации»...

Я нарочно выписал целиком это рассуждение, чтобы показать читателю образчик и начало того, что так пышно расцвело после съезда и что нельзя назвать иначе как дряз-гой. Я употребил уже это выражение в моем «Письме в редакцию «Искры»» и, несмот­ря на недовольство редакции, вынужден повторить его, ибо правильность его неоспо­рима. Ошибочно думают, что дрязга предполагает «низменные мотивы» (как умозак­лючила редакция новой «Искры»): всякий революционер, сколько-нибудь знакомый с нашими ссыльными и эмигрантскими колониями, видал, наверное, десятки случаев дрязг, когда выдвигались и пережевывались самые нелепые обвинения, подозрения, самообвинения, «личности» и т. п. на почве «нервного возбужде-

* Тов. Мартов добавил еще: «На такую роль согласится разве Рязанов, а не тот Мартов, которого, как я думаю, вы знаете по его работе». Поскольку это есть личное нападение на Рязанова, постольку тов. Мартов взял это назад. Но Рязанов фигурировал на съезде в качестве нарицательного имени вовсе не за те или иные его личные свойства (касаться коих было бы неуместно), а за политическую физиономию группы «Борьба», за ее политические ошибки. Тов. Мартов очень хорошо делает, если берет назад пред­полагаемые или действительно нанесенные личные оскорбления, но не следует забывать из-за этого по­литических ошибок, которые должны служить уроком партии. Группа «Борьба» обвинялась у нас на съезде в внесении «организационного хаоса» и «дробления, не вызываемого никакими принципиальны­ми соображениями» (стр. 38, речь тов. Мартова). Такое политическое поведение безусловно заслуживает порицания не только тогда, когда мы видим его у маленькой группы до съезда партии в период общего хаоса, но и тогда, когда мы видим его после съезда партии, в период устранения хаоса, видим со стороны хотя бы и «большинства редакции «Искры» и большинства группы «Освобождение труда»».

__________________________ ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ 305

ния» и ненормальных, затхлых условий жизни. Низменных мотивов ни один разумный человек не станет непременно искать в этих дрязгах, как бы низменны ни были их про­явления. И именно только «нервным возбуждением» можно объяснить этот запутанный клубок нелепостей, личностей, фантастических ужасов, залезания в душу, вымученных оскорблений и пятнаний, каковым является выписанный мною абзац из речи тов. Мар­това. Затхлые условия жизни сотнями Порождают у нас такие дрязги, и политическая партия не заслуживала бы уважения, если бы она не смела называть свою болезнь на­стоящим именем, ставить беспощадный диагноз и отыскивать средства лечения.

Поскольку можно выделить из этого клубка нечто принципиальное, постольку неиз­бежно прийти к выводу, что «выборы не имеют ничего общего с оскорблением поли­тической репутации», что «отрицать право съезда на новые выборы, на всяческое изме­нение состава должностных лиц, на переборку уполномачиваемых им коллегий» значит вносить путаницу в вопрос и что «в воззрениях тов. Мартова на допустимость выборов части прежней коллегии проявляется величайшее смешение политических понятий» (как я выразился на съезде, стр. 332).

Опускаю «личное» замечание тов. Мартова к вопросу о том, от кого исходит план тройки, и перехожу к его «политической» характеристике того значения, какое имеет неутверждение старой редакции:... «Происшедшее теперь есть последний акт борьбы, имевшей место в течение второй половины съезда»... (Правильно! и эта вторая полови­на начинается с того момента, когда Мартов в вопросе о § 1 устава попал в цепкие объ­ятия тов. Акимова.)... «Для всех не тайна, что дело при этой реформе идет не о «рабо­тоспособности», а о борьбе за влияние на Τ TTC» (Во-первых, для всех не тайна, что де­ло шло тут и о работоспособности и о расхождении из-за состава Τ TTC ибо план «ре­формы» выдвинут был тогда, когда еще о втором расхождении

* См. Сочинения, 5 изд., том 7, стр. 305. Ред.

306__________________________ В. И. ЛЕНИН

не могло быть и речи, тогда, когда мы вместе с тов. Мартовым выбирали седьмым уча­стником редакционной коллегии тов. Павловича! Во-вторых, мы уже показали на осно­вании документальных данных, что дело шло о личном составе ЦК, что дело свелось à la fin des fins к различию списков: Глебов — Травине кий — Попов и Глебов — Троц­кий — Попов.)... «Большинство редакции показало, что оно не желает превращения ЦК в орудие редакции»... (Начинается акимовская песня: вопрос о влиянии, за которое бо­рется всякое большинство на всяком партийном съезде всегда и везде, чтобы закрепить это влияние большинством в центральных учреждениях, переносится в область оппор­тунистической сплетни об «орудии» редакции, о «простом придатке» редакции, как сказал тот же тов. Мартов немного позже, стр. 334.)... «Вот почему понадобилось со­кратить число членов редакции (!!). А потому я и не могу вступить в такую редак­цию»... (Посмотрите-ка внимательнее на это «потому»: как могла бы редакция превра­тить ЦК в придаток или в орудие? только так и в том случае, если бы она имела три голоса в Совете и злоупотребляла этим перевесом? не ясно ли это? И не ясно ли также, что выбранный третьим тов. Мартов всегда мог бы помешать всякому злоупотребле­нию и уничтожить одним своим голосом всякий перевес редакции в Совете? Дело сво­дится, следовательно, именно к личному составу ЦК, а речи об орудии и придатке сразу оказываются сплетней.)... «Вместе с большинством старой редакции я думал, что съезд положит конец «осадному положению» внутри партии и введет в ней нормальный по­рядок. В действительности осадное положение с исключительными законами против отдельных групп продолжено и даже обострено. Только в составе всей старой редакции мы можем ручаться, что права, предоставленные редакции уставом, не послужат ко вреду для партии»...

Вот целиком то место из речи тов. Мартова, в котором он впервые бросил пресловутый лозунг «осад-

— в конце концов. Ред.

__________________________ ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ 307

кого положения». И теперь взгляните на мой ответ ему:

... «Исправляя заявление Мартова о частном характере плана двух троек, я и не ду­маю, однако, затрагивать этим утверждения того же Мартова о «политическом значе­нии» того шага, который мы сделали, не утвердив старой редакции. Напротив, я вполне и безусловно согласен с тов. Мартовым в том, что этот шаг имеет крупное политиче­ское значение, — только не то, какое приписывает ему Мартов. Он говорил, что это есть акт борьбы за влияние на Τ TTC в России. Я пойду дальше Мартова. Борьбой за влия­ние была до сих пор вся деятельность «Искры», как частной группы, а теперь речь идет уже о большем, об организационном закреплении влияния, а не только о борьбе за него. До какой степени глубоко мы расходимся здесь политически с тов. Мартовым, видно из того, что он ставит мне в вину это желание влиять на ЦК, а я ставлю себе в заслугу то, что я стремился и стремлюсь закрепить это влияние организационным путем. Оказыва­ется, что мы говорим даже на разных языках. К чему была бы вся наша работа, все на­ши усилия, если бы венцом их была все та же старая борьба за влияние, а не полное приобретение и упрочение влияния? Да, тов. Мартов совершенно прав: сделанный шаг есть несомненно крупный политический шаг, свидетельствующий о выборе одного из наметившихся теперь направлений в дальнейшей работе нашей партии. И меня нис­колько не пугают страшные слова об «осадном положении в партии», об «исключи­тельных законах против отдельных лиц и групп» и т. п. По отношению к неустойчи­вым и шатким элементам мы не только можем, мы обязаны создать «осадное положе­ние», и весь наш устав партии, весь нага утвержденный отныне съездом централизм есть не что иное, как «осадное положение» для столь многочисленных источников по­литической расплывчатости. Против расплывчатости именно и нужны особые, хотя бы и исключительные законы, и сделанный съездом шаг правильно наметил политическое

308__________________________ В. И. ЛЕНИН

направление, создав прочный базис для таких законов и таких мер».

Я подчеркнул в этом конспекте моей речи на съезде фразу, которую тов. Мартов в своем «Осадном положении» (стр. 16) предпочел опустить. Неудивительно, что эта фраза ему не понравилась и что он не захотел понять ее ясного смысла.

Что значит выражение: «страшные слова», тов. Мартов?

Оно означает насмешку, насмешку над тем, кто к маленьким вещам прилагает боль­шие названия, кто запутывает простой вопрос претенциозным фразерством.

Маленький и простой факт, который один только мог подать и подал повод к «нерв­ному возбуждению» тов. Мартова, состоял исключительно в том, что тов. Мартов по­терпел поражение на съезде в вопросе о личном составе центров. Политическое зна­чение этого простого факта состояло в том, что большинство партийного съезда, побе­див, закрепляло свое влияние проведением большинства и в партийное правление, соз­данием организационного базиса для борьбы при помощи устава с тем, что это боль-шинство считало шаткостью, неустойчивостью и расплывчатостью. 1 оворить по это­му поводу о «борьбе за влияние» с каким-то ужасом в глазах и жаловаться на «осадное положение» было не чем иным, как претенциозным фразерством, страшными словами.

Тов. Мартов не согласен с этим? Не попробует ли он показать нам, что был на свете такой партийный съезд, что мыслим вообще такой партийный съезд, в котором бы большинство не закрепляло завоеванного влияния: 1) проведением большинства же в центры, 2) вручением

См. Сочинения, 5 изд., том 7, стр. 307—308. Ред.

В чем проявилась на съезде неустойчивость, шаткость и расплывчатость искровского меньшинства? Во-первых, в оппортунистических фразах о § 1 устава; во-вторых, в коалиции с тов. Акимовым и Либе­ром, которая быстро росла во вторую половину съезда; в-третьих, в способности принижать вопрос о выборе должностных лиц в ЦО до обывательщины, жалких слов и даже до залезания в чужую душу. По­сле же съезда все эти милые качества созрели из бутончиков в цветочки и ягодки.

__________________________ ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ 309

ему власти для парализования шаткости, неустойчивости и расплывчатости?

Перед выборами нашему съезду предстояло решить вопрос: предоставить ли одну треть голосов в ЦО и в ЦК партийному большинству или партийному меньшинству? Шестерка и список тов. Мартова означали предоставление одной трети нам, двух тре­тей его сторонникам. Тройка в ЦО и список наш означали предоставление двух третей нам, одной трети — сторонникам тов. Мартова. Тов. Мартов отказался войти в сделку с нами или уступить и письменно вызвал нас на бой перед съездом; потерпев же пораже­ние перед съездом, он расплакался и стал жаловаться на «осадное положение»! Ну, раз­ве же это не дрязга? Разве это не новое проявление интеллигентской хлюпкости?

Нельзя не припомнить по этому поводу блестящей социально-психологической ха­рактеристики этого последнего качества, которую дал недавно К. Каутский. Социал-демократическим партиям разных стран нередко приходится теперь переживать одина­ковые болезни, и нам очень, очень полезно поучиться правильному диагнозу и пра­вильному лечению у более опытных товарищей. Характеристика некоторых интелли­гентов К. Каутским будет поэтому только кажущимся отступлением от нашей темы.

... «В настоящее время нас опять живо интересует вопрос об антагонизме между интеллигенцией и пролетариатом. Мои коллеги» (Каутский сам интеллигент, литератор и редактор) «будут сплошь да ря­дом возмущаться тем, что я признаю этот антагонизм. Но ведь он фактически существует, и было бы са­мой нецелесообразной тактикой (и здесь, как и в других случаях) пытаться отделаться от него отрицани­ем факта. Антагонизм этот есть социальный антагонизм, проявляющийся на классах, а не на отдельных личностях. Как отдельный капиталист, так и отдельный интеллигент может всецело войти в классовую борьбу пролетариата. В тех случаях, когда это имеет место, интеллигент изменяет и свой характер. И в дальнейшем изложении речь

Я перевод словом интеллигент, интеллигенция немецкие выражения Literat, Literatentum, обни­мающие не только литераторов, а всех образованных людей, представителей свободных профессий во­обще, представителей умственного труда (brain worker, как говорят англичане) в отличие от представите­лей физического труда.

310_______________________________ В. И. ЛЕНИН

будет идти, главным образом, не об этого типа интеллигентах, которые и поныне являются еще исклю­чением среди своего класса. В дальнейшем изложении, если нет особых оговорок, под интеллигентом разумею я лишь обыкновенного интеллигента, стоящего на почве буржуазного общества и являющего­ся характерным представителем класса интеллигенции. Этот класс находится в известном антагонизме к пролетариату.

Антагонизм этот — иного рода, чем антагонизм между трудом и капиталом. Интеллигент — не капи­талист. Правда, его уровень жизни буржуазный, и он вынужден поддерживать этот уровень, пока не пре­вращается в босяка, но в то же время он вынужден продавать продукт своего труда, а часто и свою рабо­чую силу, он терпит нередко эксплуатацию со стороны капиталиста и известное социальное принижение. Таким образом, интеллигент не находится ни в каком экономическом антагонизме к пролетариату. Но его жизненное положение, его условия труда — не пролетарские, и отсюда вытекает известный антаго­низм в настроении и в мышлении.

Пролетарий — ничто, пока он остается изолированным индивидуумом. Всю свою силу, всю свою способность к прогрессу, все свои надежды и чаяния черпает он из организации, из планомерной совме­стной деятельности с товарищами. Он чувствует себя великим и сильным, когда он составляет часть ве­ликого и сильного организма. Этот организм для него — все, отдельный же индивидуум значит, по срав­нению с ним, очень мало. Пролетарий ведет свою борьбу с величайшим самопожертвованием, как час­тичка анонимной массы, без видов на личную выгоду, на личную славу, исполняя свой долг на всяком посту, куда его поставят, добровольно подчиняясь дисциплине, проникающей все его чувство, все его мышление.

Совсем иначе обстоит дело с интеллигентом. Он борется не тем или иным применением силы, а при помощи аргументов. Его оружие — это его личное знание, его личные способности, его личное убежде­ние. Он может получить известное значение только благодаря своим личным качествам. Полная свобода проявления своей личности представляется ему поэтому первым условием успешной работы. Лишь с трудом подчиняется он известному целому в качестве служебной части этого целого, подчиняется по необходимости, а не по собственному побуждению. Необходимость дисциплины признает он лишь для массы, а не для избранных душ. Себя же самого он, разумеется, причисляет к избранным душам...

... Философия Ницше, с ее культом сверхчеловека, для которого все дело в том, чтобы обеспечить полное развитие своей собственной личности, которому всякое подчинение его персоны какой-либо ве­ликой общественной цели кажется пошлым и презренным, эта философия есть настоящее миросозерца­ние интеллигента, она делает его совершенно негодным к участию в классовой борьбе пролетариата.

Наряду с Ницше, выдающимся представителем миросозерцания интеллигенции, соответствующего ее настроению, является

ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ Ш

Ибсен. Его доктор Штокман (в драме «Враг народа») — не социалист, как думали многие, а тип интелли­гента, который неизбежно должен прийти в столкновение с пролетарским движением, вообще со всяким народным движением, раз он попытается действовать в нем. Это — потому, что основой пролетарского, как и всякого демократического, движения является уважение к большинству товарищей. Типичный интеллигент à la Штокман видит в «компактном большинстве» чудище, которое должно быть ниспро­вергнуто.

... Идеальным образчиком интеллигента, который всецело проникся пролетарским настроением, ко­торый, будучи блестящим писателем, утратил специфически интеллигентские черты психики, который без воркотни шел в ряду и шеренге, работал на всяком посту, на который его назначали, подчинял себя всецело нашему великому делу и презирал то дряблое хныкание (weichliches Gewinsel) по поводу подав­ления своей личности, какое мы слышим часто от интеллигентов, воспитавшихся на Ибсене и Ницше, когда им случается остаться в меньшинстве, — идеальным образчиком такого интеллигента, какие нуж­ны социалистическому движению, был Либкнехт. Можно назвать здесь также и Маркса, который нико­гда не протискивался на первое место и образцовым образом подчинялся партийной дисциплине в Ин­тернационале, где он не раз оставался в меньшинстве»".

Вот именно таким дряблым хныканьем интеллигента, оставшегося в меньшинстве, и ничем больше — был отказ Мартова с коллегами от должности после одного только неутверждения старого кружка, были жалобы на осадное положение и исключительные законы «против отдельных групп», которые не были дороги Мартову при распущении «Южного рабочего» и «Рабочего Дела», а стали дороги при распущении его коллегии.

Вот именно таким дряблым хныканьем интеллигентов, оставшихся в меньшинстве, были все эти бесконечные жалобы, упреки, намеки, попреки, сплетни и инсинуации на­счет «компактного большинства», которые рекой полились на нашем партийном съез­де (и еще более после него) с легкой руки Мартова.

* Прехарактерно для той путаницы, которую внесли во все организационные вопросы наши мартов­цы, что, повернув к Акимову и к неуместному демократизму, они в то же время озлоблены на демокра­тический выбор редакции, выбор на съезде, заранее намеченный всеми! И это, может быть, ваш принцип, господа?

" Karl Kautsky: «Franz Mehring», «Neue Zeit», XXII, I, S. 99—101, 1903, № 4 (Карл Каутский: «Франц Меринг», «Новое Время», XXII, I, стр. 99 — 101, 1903, № 4. Ред.).

*** См. стр. 337, 338, 340, 352 и др. протоколов съезда.

312__________________________ В. И. ЛЕНИН

Горько сетовало меньшинство на то, что компактное большинство имело свои част­ные собрания: надо же было, в самом деле, меньшинству прикрыть чем-нибудь тот не­приятный для него факт, что те делегаты, кого оно приглашало на свои частные собра­ния, отказывались идти на них, а те, кто охотно пошел бы (Егоровы, Маховы, Брукэры), не могли быть приглашены меньшинством после всей съездовской борьбы между теми и другими.

Горько сетовали на «ложное обвинение в оппортунизме»: надо же было, в самом де­ле, прикрыть чем-нибудь тот неприятный факт, что именно оппортунисты, гораздо чаще шедшие за антиискровцами, а отчасти и сами эти антиискровцы, составили ком­пактное меньшинство, уцепились обеими руками за поддержку кружковщины в учреж­дениях, оппортунизма в рассуждениях, обывательщины в партийном деле, интелли­гентской шаткости и хлюпкости.

Мы покажем в следующем параграфе, в чем заключается объяснение того интерес­нейшего политического факта, что в конце съезда образовалось «компактное боль­шинство», и почему меньшинство так тщательно-тщательно, несмотря на все вызовы, обходит вопрос о причинах и истории его образования. Но сначала закончим анализ прений на съезде.

При выборах в ЦК т. Мартов внес чрезвычайно характерную резолюцию (стр. 336), три основные черты которой я, бывало, называл «матом в три хода». Вот эти черты: 1) баллотируются списки кандидатов в ЦК, а не отдельные кандидаты; 2) после прочтения списков пропускается два заседания (на обсуждение, очевидно); 3) при отсутствии аб­солютного большинства, вторая баллотировка признается окончательной. Эта резолю­ция — прекрасно обдуманная стратегия (надо отдать справедливость и противнику!), с которой не соглашается т. Егоров (стр. 337), но которая наверняка обеспечила бы пол­ную победу Мартову, если бы семерка бундовцев и рабочедельцев не ушла со съезда. Объясняется стратегия именно тем, что у искровского меньшинства не было и не могло быть «прямого согла-

__________________________ ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ 313

шения» (которое было у искровского большинства) не только с Бундом и с Брукэром, но и с тт. Егоровыми и Маховыми.

Вспомните, что т. Мартов плакался на съезде Лиги, будто «ложное обвинение в оп­портунизме» предполагало его прямое соглашение с Бундом. Повторяю, это т. Мартову со страху показалось, и именно несогласие т. Егорова на баллотирование списков (т. Егоров «не растерял еще своих принципов», должно быть тех принципов, которые за­ставляли его слиться с Гольдблатом в оценке абсолютного значения демократических гарантий) показывает наглядно тот громадной важности факт, что даже с Егоровым не могло быть и речи о «прямом соглашении». Но коалиция могла быть и была и с Егоро­вым и с Брукэром, коалиция в том смысле, что мартовцам была обеспечена поддержка их всякий раз, когда мартовцы приходили в серьезный конфликт с нами и когда Аки­мову и его друзьям предстояло выбирать меньшее из зол. Не подлежало и не подлежит ни малейшему сомнению, что в качестве меньшего из зол, в качестве того, что хуже достигает искровских целей (см. речь Акимова о § 1 и его «надежды» на Мартова), тт. Акимов и Либер непременно выбрали бы и шестерку в ЦО и мартовский список в ЦК. Баллотирование списков, пропуск двух заседаний и перебаллотировка были предназна­чены именно для того, чтобы достигнуть этого результата с почти механической пра­вильностью без всякого прямого соглашения.

Но поскольку наше компактное большинство оставалось компактным большинст­вом, — обходный путь т. Мартова был только проволочкой, и мы не могли не откло­нить его. Меньшинство письменно (в заявлении, с. 341) излило свои жалобы на это, отказавшись, по примеру Мартынова и Акимова, от голосований и выборов в Τ TTC «ввиду тех условий, при которых они производились». После съезда эти жалобы на не­нормальность условий выбора (см. «Ос. пол.», стр. 31) изливались направо и налево пе­ред сотнями партийных кумушек. Но в чем же была тут ненормальность? В тайном го­лосовании, которое было предусмотрено еще заранее

314__________________________ В. И. ЛЕНИН

регламентом съезда (§ 6, стр. 11 прот.) и в котором смешно было видеть «лицемерие» или «несправедливость»? В образовании компактного большинства, этого «чудища» для хлюпких интеллигентов? Или в ненормальном желании сих почтенных интеллиген­тов нарушать то слово, которое они дали перед съездом о признании всех его выборов (стр. 380, § 18 устава съезда)?

Товарищ Попов тонко намекнул на это желание, выступив на съезде в день выборов с прямым вопросом: «Уверено ли бюро, что решение съезда действительно и законно, если половина участвующих отказалась от голосования?». Бюро ответило, конечно, что уверено, и напомнило инцидент с товарищами Акимовым и Мартыновым. Тов. Мартов присоединился к бюро и прямо заявил, что т. Попов ошибается, что «решения съезда законны» (стр. 343). Пусть читатель уже сам судит об этой, — в высокой степе­ни, должно быть, нормальной, — политической последовательности, которая обнару­живается при сопоставлении этого заявления перед партией с поведением после съезда и с фразой «Осадного положения» о «начавшемся еще на съезде восстании половины партии» (стр. 20). Надежды, которые возлагал на тов. Мартова т. Акимов, перевесили мимолетные добрые намерения самого Мартова.

«Ты победил», товарищ Акимов!

* * *

К характеристике того, до какой степени «страшным словом» была пресловутая фра­за об «осадном положении», которой придан теперь навеки трагикомический смысл, — могут служить некоторые мелкие по виду, но очень важные по сущности черточки кон­ца съезда, того конца, который имел место после выборов. Тов. Мартов носится теперь с этим трагикомическим «осадным положением», всерьез уверяя и себя и читателей, что это выдуманное им пугало означало какое-то ненормальное преследование, затрав­ливание, заезжа-

Стр. 342. Речь идет о выборе пятого члена в Совет. Подано 24 записки (всего 44 голоса), из них две пустых.

__________________________ ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ 315

ние «меньшинства» «большинством». Мы покажем сейчас, как было дело после съезда. Но возьмите даже конец съезда, и вы увидите, что после выборов «компактное боль­шинство» не только не преследует несчастненьких, заезжаемых, обижаемых и ведомых на казнь мартовцев, а напротив само предлагает им (устами Лядова) два места из трех в протокольной комиссии (стр. 354). Возьмите резолюции по тактическим и другим во­просам (стр. 355 и след.) и вы увидите чисто деловое обсуждение по существу, когда подписи товарищей, вносивших резолюции, зачастую показывают вперемежку и пред­ставителей чудовищного компактного «большинства», и сторонников «униженного и оскорбленного» «меньшинства» (стр. 355, 357, 363, 365, 367 прот.). Не правда ли, как это похоже на «отстранение от работы» и иное всякое «заезжание»?

Единственный интересный, но, к сожалению, слишком краткий спор по существу возник по поводу староверовской резолюции о либералах. Она была принята съездом, как можно судить по подписям под ней (стр. 357 и 358), потому, что трое сторонников «большинства» (Браун, Орлов, Осипов) вотировали и за нее и за плехановскую резолю­цию, не усматривая непримиримого противоречия между обеими. Непримиримого про­тиворечия, на первый взгляд, между ними нет, ибо плехановская устанавливает общий принцип, выражает определенное принципиальное и тактическое отношение к буржу­азному либерализму в России, а староверовская пытается определить конкретные усло­вия допустимости переменных соглашений» с «либеральными или либерально-демократическими течениями». Темы обеих резолюций разные. Но староверовская страдает именно политической расплывчатостью, будучи в силу этого мелкой и ме­лочной. Она не определяет классового содержания русского либерализма, она не ука­зывает определенных политических течений, выражающих его, она не разъясняет про­летариату его основных задач пропаганды и агитации в отношении к этим определен­ным течениям, она смешивает (в силу своей расплывчатости) такие различные

316__________________________ В. И. ЛЕНИН

вещи, как студенческое движение и «Освобождение», она слишком мелочно, казуисти­чески предписывает три конкретных условия, при которых допустимы «временные со­глашения». Политическая расплывчатость и в этом случае, как и во многих других, ве­дет к казуистичности. Отсутствие общего принципа и попытка перечислить «условия» ведет к мелочному и, строго говоря, неправильному указанию этих условий. В самом деле, посмотрите на эти три староверовских условия: 1) «либеральные или либерально-демократические течения» должны «ясно и недвусмысленно заявить, что в своей борь­бе с самодержавным правительством они становятся решительно на сторону россий­ской социал-демократии». В чем состоит отличие либеральных и либерально-демократических течений? Резолюция не дает никакого материала для ответа на этот вопрос. Не в том ли, что либеральные течения выражают позицию наименее прогрес­сивных политически слоев буржуазии, а либерально-демократические — позицию наи­более прогрессивных слоев буржуазии и мелкой буржуазии? Если да, то неужели т. Старовер считает возможным, что наименее прогрессивные (но все же прогрессивные, ибо иначе нельзя было бы говорить о либерализме) слои буржуазии «встанут реши­тельно на сторону социал-демократии»?? Это абсурд, и если представители такого те­чения даже и «заявили бы это ясно и недвусмысленно» (предположение совершенно невозможное), то мы, партия пролетариата, обязаны были бы не верить их заявлениям. Быть либералом и становиться решительно на сторону социал-демократии, — одно ис­ключает другое.

Дата добавления: 2015-06-04