Планы статьи 19 страница. Ему власти для парализования шаткости, неустойчивости и расплывчатости.

__________________________ ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ 309

ему власти для парализования шаткости, неустойчивости и расплывчатости?

Перед выборами нашему съезду предстояло решить вопрос: предоставить ли одну треть голосов в ЦО и в ЦК партийному большинству или партийному меньшинству? Шестерка и список тов. Мартова означали предоставление одной трети нам, двух тре­тей его сторонникам. Тройка в ЦО и список наш означали предоставление двух третей нам, одной трети — сторонникам тов. Мартова. Тов. Мартов отказался войти в сделку с нами или уступить и письменно вызвал нас на бой перед съездом; потерпев же пораже­ние перед съездом, он расплакался и стал жаловаться на «осадное положение»! Ну, раз­ве же это не дрязга? Разве это не новое проявление интеллигентской хлюпкости?

Нельзя не припомнить по этому поводу блестящей социально-психологической ха­рактеристики этого последнего качества, которую дал недавно К. Каутский. Социал-демократическим партиям разных стран нередко приходится теперь переживать одина­ковые болезни, и нам очень, очень полезно поучиться правильному диагнозу и пра­вильному лечению у более опытных товарищей. Характеристика некоторых интелли­гентов К. Каутским будет поэтому только кажущимся отступлением от нашей темы.

... «В настоящее время нас опять живо интересует вопрос об антагонизме между интеллигенцией и пролетариатом. Мои коллеги» (Каутский сам интеллигент, литератор и редактор) «будут сплошь да ря­дом возмущаться тем, что я признаю этот антагонизм. Но ведь он фактически существует, и было бы са­мой нецелесообразной тактикой (и здесь, как и в других случаях) пытаться отделаться от него отрицани­ем факта. Антагонизм этот есть социальный антагонизм, проявляющийся на классах, а не на отдельных личностях. Как отдельный капиталист, так и отдельный интеллигент может всецело войти в классовую борьбу пролетариата. В тех случаях, когда это имеет место, интеллигент изменяет и свой характер. И в дальнейшем изложении речь

Я перевод словом интеллигент, интеллигенция немецкие выражения Literat, Literatentum, обни­мающие не только литераторов, а всех образованных людей, представителей свободных профессий во­обще, представителей умственного труда (brain worker, как говорят англичане) в отличие от представите­лей физического труда.

310_______________________________ В. И. ЛЕНИН

будет идти, главным образом, не об этого типа интеллигентах, которые и поныне являются еще исклю­чением среди своего класса. В дальнейшем изложении, если нет особых оговорок, под интеллигентом разумею я лишь обыкновенного интеллигента, стоящего на почве буржуазного общества и являющего­ся характерным представителем класса интеллигенции. Этот класс находится в известном антагонизме к пролетариату.

Антагонизм этот — иного рода, чем антагонизм между трудом и капиталом. Интеллигент — не капи­талист. Правда, его уровень жизни буржуазный, и он вынужден поддерживать этот уровень, пока не пре­вращается в босяка, но в то же время он вынужден продавать продукт своего труда, а часто и свою рабо­чую силу, он терпит нередко эксплуатацию со стороны капиталиста и известное социальное принижение. Таким образом, интеллигент не находится ни в каком экономическом антагонизме к пролетариату. Но его жизненное положение, его условия труда — не пролетарские, и отсюда вытекает известный антаго­низм в настроении и в мышлении.

Пролетарий — ничто, пока он остается изолированным индивидуумом. Всю свою силу, всю свою способность к прогрессу, все свои надежды и чаяния черпает он из организации, из планомерной совме­стной деятельности с товарищами. Он чувствует себя великим и сильным, когда он составляет часть ве­ликого и сильного организма. Этот организм для него — все, отдельный же индивидуум значит, по срав­нению с ним, очень мало. Пролетарий ведет свою борьбу с величайшим самопожертвованием, как час­тичка анонимной массы, без видов на личную выгоду, на личную славу, исполняя свой долг на всяком посту, куда его поставят, добровольно подчиняясь дисциплине, проникающей все его чувство, все его мышление.

Совсем иначе обстоит дело с интеллигентом. Он борется не тем или иным применением силы, а при помощи аргументов. Его оружие — это его личное знание, его личные способности, его личное убежде­ние. Он может получить известное значение только благодаря своим личным качествам. Полная свобода проявления своей личности представляется ему поэтому первым условием успешной работы. Лишь с трудом подчиняется он известному целому в качестве служебной части этого целого, подчиняется по необходимости, а не по собственному побуждению. Необходимость дисциплины признает он лишь для массы, а не для избранных душ. Себя же самого он, разумеется, причисляет к избранным душам...

... Философия Ницше, с ее культом сверхчеловека, для которого все дело в том, чтобы обеспечить полное развитие своей собственной личности, которому всякое подчинение его персоны какой-либо ве­ликой общественной цели кажется пошлым и презренным, эта философия есть настоящее миросозерца­ние интеллигента, она делает его совершенно негодным к участию в классовой борьбе пролетариата.

Наряду с Ницше, выдающимся представителем миросозерцания интеллигенции, соответствующего ее настроению, является

ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ Ш

Ибсен. Его доктор Штокман (в драме «Враг народа») — не социалист, как думали многие, а тип интелли­гента, который неизбежно должен прийти в столкновение с пролетарским движением, вообще со всяким народным движением, раз он попытается действовать в нем. Это — потому, что основой пролетарского, как и всякого демократического, движения является уважение к большинству товарищей. Типичный интеллигент à la Штокман видит в «компактном большинстве» чудище, которое должно быть ниспро­вергнуто.

... Идеальным образчиком интеллигента, который всецело проникся пролетарским настроением, ко­торый, будучи блестящим писателем, утратил специфически интеллигентские черты психики, который без воркотни шел в ряду и шеренге, работал на всяком посту, на который его назначали, подчинял себя всецело нашему великому делу и презирал то дряблое хныкание (weichliches Gewinsel) по поводу подав­ления своей личности, какое мы слышим часто от интеллигентов, воспитавшихся на Ибсене и Ницше, когда им случается остаться в меньшинстве, — идеальным образчиком такого интеллигента, какие нуж­ны социалистическому движению, был Либкнехт. Можно назвать здесь также и Маркса, который нико­гда не протискивался на первое место и образцовым образом подчинялся партийной дисциплине в Ин­тернационале, где он не раз оставался в меньшинстве»".

Вот именно таким дряблым хныканьем интеллигента, оставшегося в меньшинстве, и ничем больше — был отказ Мартова с коллегами от должности после одного только неутверждения старого кружка, были жалобы на осадное положение и исключительные законы «против отдельных групп», которые не были дороги Мартову при распущении «Южного рабочего» и «Рабочего Дела», а стали дороги при распущении его коллегии.

Вот именно таким дряблым хныканьем интеллигентов, оставшихся в меньшинстве, были все эти бесконечные жалобы, упреки, намеки, попреки, сплетни и инсинуации на­счет «компактного большинства», которые рекой полились на нашем партийном съез­де (и еще более после него) с легкой руки Мартова.

* Прехарактерно для той путаницы, которую внесли во все организационные вопросы наши мартов­цы, что, повернув к Акимову и к неуместному демократизму, они в то же время озлоблены на демокра­тический выбор редакции, выбор на съезде, заранее намеченный всеми! И это, может быть, ваш принцип, господа?

" Karl Kautsky: «Franz Mehring», «Neue Zeit», XXII, I, S. 99—101, 1903, № 4 (Карл Каутский: «Франц Меринг», «Новое Время», XXII, I, стр. 99 — 101, 1903, № 4. Ред.).

*** См. стр. 337, 338, 340, 352 и др. протоколов съезда.

312__________________________ В. И. ЛЕНИН

Горько сетовало меньшинство на то, что компактное большинство имело свои част­ные собрания: надо же было, в самом деле, меньшинству прикрыть чем-нибудь тот не­приятный для него факт, что те делегаты, кого оно приглашало на свои частные собра­ния, отказывались идти на них, а те, кто охотно пошел бы (Егоровы, Маховы, Брукэры), не могли быть приглашены меньшинством после всей съездовской борьбы между теми и другими.

Горько сетовали на «ложное обвинение в оппортунизме»: надо же было, в самом де­ле, прикрыть чем-нибудь тот неприятный факт, что именно оппортунисты, гораздо чаще шедшие за антиискровцами, а отчасти и сами эти антиискровцы, составили ком­пактное меньшинство, уцепились обеими руками за поддержку кружковщины в учреж­дениях, оппортунизма в рассуждениях, обывательщины в партийном деле, интелли­гентской шаткости и хлюпкости.

Мы покажем в следующем параграфе, в чем заключается объяснение того интерес­нейшего политического факта, что в конце съезда образовалось «компактное боль­шинство», и почему меньшинство так тщательно-тщательно, несмотря на все вызовы, обходит вопрос о причинах и истории его образования. Но сначала закончим анализ прений на съезде.

При выборах в ЦК т. Мартов внес чрезвычайно характерную резолюцию (стр. 336), три основные черты которой я, бывало, называл «матом в три хода». Вот эти черты: 1) баллотируются списки кандидатов в ЦК, а не отдельные кандидаты; 2) после прочтения списков пропускается два заседания (на обсуждение, очевидно); 3) при отсутствии аб­солютного большинства, вторая баллотировка признается окончательной. Эта резолю­ция — прекрасно обдуманная стратегия (надо отдать справедливость и противнику!), с которой не соглашается т. Егоров (стр. 337), но которая наверняка обеспечила бы пол­ную победу Мартову, если бы семерка бундовцев и рабочедельцев не ушла со съезда. Объясняется стратегия именно тем, что у искровского меньшинства не было и не могло быть «прямого согла-

__________________________ ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ 313

шения» (которое было у искровского большинства) не только с Бундом и с Брукэром, но и с тт. Егоровыми и Маховыми.

Вспомните, что т. Мартов плакался на съезде Лиги, будто «ложное обвинение в оп­портунизме» предполагало его прямое соглашение с Бундом. Повторяю, это т. Мартову со страху показалось, и именно несогласие т. Егорова на баллотирование списков (т. Егоров «не растерял еще своих принципов», должно быть тех принципов, которые за­ставляли его слиться с Гольдблатом в оценке абсолютного значения демократических гарантий) показывает наглядно тот громадной важности факт, что даже с Егоровым не могло быть и речи о «прямом соглашении». Но коалиция могла быть и была и с Егоро­вым и с Брукэром, коалиция в том смысле, что мартовцам была обеспечена поддержка их всякий раз, когда мартовцы приходили в серьезный конфликт с нами и когда Аки­мову и его друзьям предстояло выбирать меньшее из зол. Не подлежало и не подлежит ни малейшему сомнению, что в качестве меньшего из зол, в качестве того, что хуже достигает искровских целей (см. речь Акимова о § 1 и его «надежды» на Мартова), тт. Акимов и Либер непременно выбрали бы и шестерку в ЦО и мартовский список в ЦК. Баллотирование списков, пропуск двух заседаний и перебаллотировка были предназна­чены именно для того, чтобы достигнуть этого результата с почти механической пра­вильностью без всякого прямого соглашения.

Но поскольку наше компактное большинство оставалось компактным большинст­вом, — обходный путь т. Мартова был только проволочкой, и мы не могли не откло­нить его. Меньшинство письменно (в заявлении, с. 341) излило свои жалобы на это, отказавшись, по примеру Мартынова и Акимова, от голосований и выборов в Τ TTC «ввиду тех условий, при которых они производились». После съезда эти жалобы на не­нормальность условий выбора (см. «Ос. пол.», стр. 31) изливались направо и налево пе­ред сотнями партийных кумушек. Но в чем же была тут ненормальность? В тайном го­лосовании, которое было предусмотрено еще заранее

314__________________________ В. И. ЛЕНИН

регламентом съезда (§ 6, стр. 11 прот.) и в котором смешно было видеть «лицемерие» или «несправедливость»? В образовании компактного большинства, этого «чудища» для хлюпких интеллигентов? Или в ненормальном желании сих почтенных интеллиген­тов нарушать то слово, которое они дали перед съездом о признании всех его выборов (стр. 380, § 18 устава съезда)?

Товарищ Попов тонко намекнул на это желание, выступив на съезде в день выборов с прямым вопросом: «Уверено ли бюро, что решение съезда действительно и законно, если половина участвующих отказалась от голосования?». Бюро ответило, конечно, что уверено, и напомнило инцидент с товарищами Акимовым и Мартыновым. Тов. Мартов присоединился к бюро и прямо заявил, что т. Попов ошибается, что «решения съезда законны» (стр. 343). Пусть читатель уже сам судит об этой, — в высокой степе­ни, должно быть, нормальной, — политической последовательности, которая обнару­живается при сопоставлении этого заявления перед партией с поведением после съезда и с фразой «Осадного положения» о «начавшемся еще на съезде восстании половины партии» (стр. 20). Надежды, которые возлагал на тов. Мартова т. Акимов, перевесили мимолетные добрые намерения самого Мартова.

«Ты победил», товарищ Акимов!

* * *

К характеристике того, до какой степени «страшным словом» была пресловутая фра­за об «осадном положении», которой придан теперь навеки трагикомический смысл, — могут служить некоторые мелкие по виду, но очень важные по сущности черточки кон­ца съезда, того конца, который имел место после выборов. Тов. Мартов носится теперь с этим трагикомическим «осадным положением», всерьез уверяя и себя и читателей, что это выдуманное им пугало означало какое-то ненормальное преследование, затрав­ливание, заезжа-

Стр. 342. Речь идет о выборе пятого члена в Совет. Подано 24 записки (всего 44 голоса), из них две пустых.

__________________________ ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ 315

ние «меньшинства» «большинством». Мы покажем сейчас, как было дело после съезда. Но возьмите даже конец съезда, и вы увидите, что после выборов «компактное боль­шинство» не только не преследует несчастненьких, заезжаемых, обижаемых и ведомых на казнь мартовцев, а напротив само предлагает им (устами Лядова) два места из трех в протокольной комиссии (стр. 354). Возьмите резолюции по тактическим и другим во­просам (стр. 355 и след.) и вы увидите чисто деловое обсуждение по существу, когда подписи товарищей, вносивших резолюции, зачастую показывают вперемежку и пред­ставителей чудовищного компактного «большинства», и сторонников «униженного и оскорбленного» «меньшинства» (стр. 355, 357, 363, 365, 367 прот.). Не правда ли, как это похоже на «отстранение от работы» и иное всякое «заезжание»?

Единственный интересный, но, к сожалению, слишком краткий спор по существу возник по поводу староверовской резолюции о либералах. Она была принята съездом, как можно судить по подписям под ней (стр. 357 и 358), потому, что трое сторонников «большинства» (Браун, Орлов, Осипов) вотировали и за нее и за плехановскую резолю­цию, не усматривая непримиримого противоречия между обеими. Непримиримого про­тиворечия, на первый взгляд, между ними нет, ибо плехановская устанавливает общий принцип, выражает определенное принципиальное и тактическое отношение к буржу­азному либерализму в России, а староверовская пытается определить конкретные усло­вия допустимости переменных соглашений» с «либеральными или либерально-демократическими течениями». Темы обеих резолюций разные. Но староверовская страдает именно политической расплывчатостью, будучи в силу этого мелкой и ме­лочной. Она не определяет классового содержания русского либерализма, она не ука­зывает определенных политических течений, выражающих его, она не разъясняет про­летариату его основных задач пропаганды и агитации в отношении к этим определен­ным течениям, она смешивает (в силу своей расплывчатости) такие различные

316__________________________ В. И. ЛЕНИН

вещи, как студенческое движение и «Освобождение», она слишком мелочно, казуисти­чески предписывает три конкретных условия, при которых допустимы «временные со­глашения». Политическая расплывчатость и в этом случае, как и во многих других, ве­дет к казуистичности. Отсутствие общего принципа и попытка перечислить «условия» ведет к мелочному и, строго говоря, неправильному указанию этих условий. В самом деле, посмотрите на эти три староверовских условия: 1) «либеральные или либерально-демократические течения» должны «ясно и недвусмысленно заявить, что в своей борь­бе с самодержавным правительством они становятся решительно на сторону россий­ской социал-демократии». В чем состоит отличие либеральных и либерально-демократических течений? Резолюция не дает никакого материала для ответа на этот вопрос. Не в том ли, что либеральные течения выражают позицию наименее прогрес­сивных политически слоев буржуазии, а либерально-демократические — позицию наи­более прогрессивных слоев буржуазии и мелкой буржуазии? Если да, то неужели т. Старовер считает возможным, что наименее прогрессивные (но все же прогрессивные, ибо иначе нельзя было бы говорить о либерализме) слои буржуазии «встанут реши­тельно на сторону социал-демократии»?? Это абсурд, и если представители такого те­чения даже и «заявили бы это ясно и недвусмысленно» (предположение совершенно невозможное), то мы, партия пролетариата, обязаны были бы не верить их заявлениям. Быть либералом и становиться решительно на сторону социал-демократии, — одно ис­ключает другое.

Далее. Допустим такой случай, что «либеральные или либерально-демократические течения» ясно и недвусмысленно заявят, что в своей борьбе с самодержавием они ста­новятся решительно на сторону социалистов-революционеров. Предположение это го­раздо менее невероятно (в силу буржуазно-демократической сущности направления социалистов-революционеров), чем предположение тов. Старовера. По смыслу его ре­золюции, в силу ее расплывчатости и казуистичности, выходит,

__________________________ ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ 317

что в таком случае временные соглашения с подобными либералами недопустимы. Между тем, этот неизбежный вывод из резолюции т. Старовера приводит к положению прямо неверному. Временные соглашения допустимы и с социалистами-революционерами (см. резолюцию съезда о них), а следовательно, и с либералами, ко­торые встали бы на сторону социалистов-революционеров.

Второе условие: если эти течения «не выставят в своих программах требований, идущих вразрез с интересами рабочего класса и демократии вообще или затемняющих их сознание». И тут та же ошибка: не бывало и быть не может таких либерально-демократических течений, которые бы не выставляли в своих программах требований, идущих вразрез с интересами рабочего класса и не затемняли его (пролетариата) созна­ние. Даже одна из самых демократических фракций нашего либерально-демократического течения, фракция социалистов-революционеров, выставляет в своей программе, запутанной, как и все либеральные программы, требования, идущие вразрез с интересами рабочего класса и затемняющие его сознание. Из этого факта следует вы­водить необходимость «разоблачать ограниченность и недостаточность освободитель­ного движения буржуазии», но отнюдь не недопустимость временных соглашений.

Наконец, и третье «условие» тов. Старовера (чтобы лозунгом своей борьбы либера­лы-демократы сделали всеобщее, равное, тайное и прямое избирательное право) непра­вильно в той общей постановке, которая ему придана: временные и частные соглашения неразумно было бы объявлять ни в каком случае недопустимыми с такими либерально-демократическими течениями, которые выставляли бы лозунг цензовой конституции, «куцой» конституции вообще. В сущности, именно сюда подошло бы «течение» гг. «освобожденцев», но связывать себе руки, запрещая наперед «временные соглашения», хотя бы и с самыми робкими либералами, было бы политической близорукостью, несо­вместимой с принципами марксизма.

318__________________________ В. И. ЛЕНИН

Итог: резолюция тов. Старовера, подписанная также тт. Мартовым и Аксельродом, ошибочна, и третий съезд поступит разумно, если отменит ее. Она страдает политиче­ской расплывчатостью теоретической и тактической позиции, казуистичностью — практических «условий», требуемых ею. Она смешивает два вопроса: 1) разоблачение «антиреволюционных и противопролетарских» черт всякого либерально-демократического течения и обязательность борьбы с этими чертами и 2) условие вре­менных и частных соглашений с любым из таких течений. Она не дает того, что надо (анализа классового содержания либерализма), и дает то, чего не надо (предписание «условий»). На партийном съезде вообще нелепо вырабатывать конкретные «условия» временных соглашений, когда нет налицо даже определенного контрагента, — субъек­та таких возможных соглашений; да если бы и был таковой «субъект» налицо, то во сто раз рациональнее было бы предоставить определение «условий» временного соглаше­ния центральным учреждениям партии, как это и сделано съездом по отношению к «те­чению» гг. социалистов-революционеров (см. плехановское видоизменение конца резо­люции тов. Аксельрода, стр. 362 и 15 протоколов).

Что касается до возражений «меньшинства» против резолюции Плеханова, то един­ственный довод т. Мартова гласил: резолюция Плеханова «кончает мизерным выводом: надо разоблачать одного литератора. Не будет ли это — идти «на муху с обухом»?» (стр. 358). Довод этот, в котором отсутствие мысли прикрывается хлестким словечком — «мизерный вывод», — дает нам новый образчик претенциозной фразы. Во-первых, резолюция Плеханова говорит о «разоблачении перед пролетариатом ограниченности и недостаточности освободительного движения буржуазии всюду, где бы ни проявилась эта ограниченность и недостаточность». Поэтому чистейшими пустяками является ут­верждение тов. Мартова (на съезде Лиги, стр. 88 протоколов), что «все внимание долж­но быть обращено на одного Струве, одного либерала». Во-вторых, сравнивать госпо­дина Струве с «мухой», когда речь идет о возмож-

__________________________ ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ 319

ности временных соглашений с русскими либералами, значит приносить в жертву хле­сткости элементарную политическую очевидность. Нет, г. Струве не муха, а политиче­ская величина, и он является таковой не потому, чтобы он лично был очень крупной фигурой. Значение политической величины дает ему его позиция, позиция единствен­ного представителя русского либерализма, хоть сколько-нибудь дееспособного и орга­низованного либерализма, в нелегальном мире. Поэтому говорить о русских либералах и об отношении к ним нашей партии и не иметь в виду именно г. Струве, именно «Ос­вобождения» — значит говорить, чтобы ничего не сказать. Или, может быть, тов. Мар­тов попробует указать нам хоть одно единственное «либеральное или либерально-демократическое течение» в России, которое хоть отдаленно могло бы сравниться в на­стоящее время с «освобожденским» течением? Интересно было бы посмотреть на та­кую попытку!

«Имя Струве ничего не говорит рабочим», — поддерживал т. Костров тов. Мартова. Это уже довод, не во гнев будь сказано т. Кострову и т. Мартову, — акимовский. Это

уже вроде пролетариата в родительном падеже.

Каким рабочим «ничего не говорит имя Струве» (и имя «Освобождения», названно­го в резолюции т. Плеханова рядом с именем г. Струве)? Таким, которые

* На съезде Лиги тов. Мартов привел еще такой довод против резолюции тов. Плеханова: «Главное соображение против нее, главный недостаток этой резолюции заключается в том, что она совершенно игнорирует то, что наша обязанность — не уклоняться в борьбе с самодержавием от союза с либерально-демократическими элементами. Тов. Ленин назвал бы подобную тенденцию мартыновской. В новой «Искре» тенденция эта уже проявляется» (стр. 88).

Этот пассус — редкое, по своему богатству, собрание «перлов». 1) Сугубой путаницей являются сло­ва о союзе с либералами. Никто и не говорил о союзе, тов. Мартов, а лишь о временных или частных со­глашениях. Это большая разница. 2) Если Плеханов в резолюции игнорирует невероятный «союз» и го­ворит лишь вообще о «поддержке», то это не недостаток, а достоинство его резолюции. 3) Не потрудится ли тов. Мартов объяснить нам, чем характеризуются вообще «мартыновские тенденции»? Не расскажет ли он нам об отношении этих тенденций к оппортунизму? Не проследит ли он отношение этих тенден­ций к параграфу первому устава? 4) Я положительно сгораю от нетерпения услышать от тов. Мартова, в чем проявились «мартыновские тенденции» в «новой» «Искре»? Пожалуйста, избавьте меня скорее от муки ожидания, тов. Мартов!

320__________________________ В. И. ЛЕНИН

до последней степени мало знакомы или вовсе незнакомы с «либеральными и либе­рально-демократическими течениями» в России. Спрашивается, в чем должно состоять отношение нашего партийного съезда к таким рабочим: в том ли, чтобы поручить чле­нам партии знакомить этих рабочих с единственным определенным либеральным тече­нием в России? или в том, чтобы умалчивать об мало знакомом для рабочих имени по случаю собственно их малого знакомства с политикой? Если т. Костров, сделав первый шаг за т. Акимовым, не захочет сделать и второго шага за ним, то он наверное решит этот вопрос в первом смысле. А решив его в первом смысле, он увидит, как несостояте­лен был его довод. Во всяком случае слова: «Струве» и «Освобождение» в плеханов­ской резолюции во много раз больше могут дать рабочим, чем слова: «либеральное и либерально-демократическое течение» в резолюции Старовера.

Русский рабочий не может в настоящее время ознакомиться на практике с сколько-нибудь откровенными политическими тенденциями нашего либерализма иначе, как по «Освобождению». Легальная либеральная литература негодна тут именно в силу ее ту­манности. И мы должны как можно усерднее (и перед возможно более широкими мас­сами рабочих) направлять оружие своей критики против освобожденцев, чтобы в мо­мент грядущей революции русский пролетариат мог настоящей критикой оружия пара­лизовать неизбежные попытки гг. освобожденцев урезать демократический характер переворота.

Кроме отмеченного мною выше «недоумения» тов. Егорова по вопросу о «поддерж­ке» нами оппозиционного и революционного движения, прения о резолюциях не дали интересного материала, да и прений почти не было.

Съезд закончился кратким напоминанием председателя об обязательности постанов­лений съезда для всех членов партии.

ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД________________________ 321

н) ОБЩАЯ КАРТИНА БОРЬБЫ НА СЪЕЗДЕ. РЕВОЛЮЦИОННОЕ И ОППОРТУНИСТИЧЕСКОЕ

КРЫЛО ПАРТИИ

Закончив анализ прений и голосований на съезде, мы должны теперь подвести ито­ги, чтобы на основании всего съездовского материала ответить на вопрос: из каких элементов, групп и оттенков сложилось то окончательное большинство и меньшинство, которое мы видели на выборах и которому суждено было на некоторое время стать ос­новным нашим партийным делением? Необходимо подвести итоги всему тому мате­риалу относительно принципиальных, теоретических и тактических, оттенков, который в таком богатстве представлен протоколами съезда. Без общей «сводки», без общей картины всего съезда и всех главнейших группировок при голосованиях, этот материал остается слишком дробным, разбросанным, так что на первый взгляд те или иные от­дельные группировки кажутся случайными, особенно тому, кто не дает себе труда са­мостоятельного и всестороннего изучения протоколов съезда (а много ли таких читате­лей, которые дали себе этот труд?).

В английских парламентских отчетах часто встречается характерное слово division — разделение. Палата «разделилась» на такое-то большинство и меньшинство, — гово­рят про голосование известного вопроса. «Разделение» нашей социал-демократической палаты по различным, обсуждавшимся на съезде, вопросам дает единственную в своем роде, незаменимую по полноте и точности картину внутренней борьбы в партии, кар­тину ее оттенков и групп. Чтобы сделать эту картину наглядной, чтобы получить на­стоящую картину, а не груду бессвязных, дробных, изолированных фактов и фактиков, чтобы положить конец бесконечным и бестолковым спорам об отдельных голосованиях (кто за кого голосовал и кто кого поддерживал?), я решил попытаться изобразить все основные типы «разделений» нашего съезда в виде диаграммы. Такой прием покажет­ся, наверное, странным очень

322__________________________ В. И. ЛЕНИН

Дата добавления: 2015-06-04