Мотивация и эксперименты на животных

Академические психологи, обращаясь к проблеме мотивации, как правило,опираются на данные, полученные в ходе экспериментов над животными. Гордоезаявление о том, что человек ѕ не лабораторная крыса, может показаться ибанальным, и смешным, но, к сожалению, я вынужден прибегнуть к подобнойаргументации, потому что теоретические рассуждения академических психологовслишком часто основываются только на результатах подобных лабораторныхэкспериментов.10 Разумеется, данные, полученные на животных, могут принестибольшую пользу при аккуратном их использовании и разумной интерпретации. Хочется привести еще несколько доводов в пользу выдвинутого здесьтезиса о необходимости антропоцентрического подхода к исследованиюмотивации, в противовес зооцентрическому подходу. Обратимся к концепцииинстинкта. Если мы определим инстинкт как мотавационную единицу, в которойпозыв, мотивированное поведение и объект-цель, или желанный аффект,наследственно детерминированы, то, поднимаясь по филогенетической лестнице,мы обнаружим устойчивую тенденцию к угасанию инстинктов. Если лабораторнаякрыса демонстрирует яркие проявления пищевого, сексуального и материнскогоинстинктов, то у обезьян сексуальный инстинкт (в нашем понимании инстинкта)угасает, а пищевой инстинкт модифицируется; в неизменном виде у обезьянсохраняется только материнский инстинкт. У человека мы не обнаружим ниодного из выше перечисленных инстинктов в чистом виде; его поведение,связанное с выбором объекта-цели, мотивировано сплавом, конгломератомразличных наследственных рефлексов, врожденных позывов, индивидуального икультурального опыта (см. главу 6). Например, сексуальный позыв, позыв вчистом виде и у человека имеет наследственную природу, но выбор сексуальногообъекта или выбор конкретных форм сексуального поведения является функциейопыта и научения. То же самое можно сказать и о пищевом инстинкте. Чем выше уровеньорганизации животного, тем менее значимой становится роль голода в мотивациипищевого поведения, и тем более важное значение приобретают вкусы ипристрастия. Крысы не столь разборчивы в еде, как обезьяны, а обезьяне вэтом отношении очень далеко до человека (302). И наконец, на вершине филогенетической лестницы, утратив один за другимвсе животные инстинкты, мы обретаем культуру как инструмент адаптации. Разуж нам приходится подкреплять свои теоретические рассуждения о мотивацииданными, полученными на животных, то мы должны четко осознавать всюограниченность этих данных. Может быть, тогда мы предпочтем эксперименты,проведенные не на крысах, а на обезьянах, хотя бы по той простой причине,что человек гораздо больше похож на обезьяну, чем на крысу, что вполнеубедительно продемонстрировали Харлоу и другие исследователи приматов (172,202).

Дата добавления: 2015-06-04