Прочная опора на пустоту

В 1960-х годах, будучи амбициозным студентом-биологом, я понимал: чтобы получить работу на престижной кафедре, мне необходимо прослушать курс физики. В моем колледже преподавали общую физику на уровне, доступном студентам нефизических специальностей. Был еще один курс — квантовой физики, но мы, биологи, бежали от него как от чумы. По нашему мнению, только мазохисты могли, рискуя испортить себе оценки, записываться на курс, который следовало назвать: «Вот оно есть... а вот его и нет!»

Единственной причиной, которая могла бы побудить меня слушать лекции по квантовой физике, было то, что это давало солидные преимущества при общении с девушками. О, в те годы считалось особенным шиком сказать: «Привет, малышка, я занимаюсь квантовой физикой. А кто ты по знаку зодиака?» Однако я сомневался, что это и вправду сработало бы, — мне почему-то не приходилось встречать физиков на вечеринках. Похоже, они нечасто развлекались подобным образом.

В общем, я решил пойти по простому пути и записался на вводный курс общей физики. Мне не хотелось ставить свои карьерные перспективы в зависимость от настроения какого-нибудь полусумасшедшего дядьки, поющего дифирамбы эфемерным бозонам и кваркам. В итоге я, как и большинство студентов-биологов, узнал о существовании тяготения: то, что тяжелей, стремится оказаться внизу, а то, что легче, — наверху. Что-то я узнал и о свете: присутствующий в растениях хлорофилл и имеющийся в сетчатке глаза животных и человека пигмент родопсин поглощают лучи света некоторых цветов и остаются «слепы» к другим цветам. Я даже узнал кое-что о температуре: при низких температурах биологические ткани замерзают и хорошо сохраняются, а при высоких — оттаивают и портятся. Вот, собственно говоря, и все. (Надеюсь, вы понимаете, что, рассуждая о том, как плохо биологи знают физику, я все-таки несколько преувеличиваю.)

То, что, отвергнув представления о главенстве клеточного ядра и перейдя к «мембраноцентристской» биологии, я попросту не представлял себе последствия такого шага, можно объяснить только моим невежеством по части квантовой физики. Мне было известно, что интегральные мембранные белки, взаимодействуя с сигналами окружающей среды, снабжают клетку энергией. Но я не мог объяснить природу этих сигналов, поскольку ничего не знал о мире квантов.

Я понял, как много потерял из-за того, что пренебрег квантовой физикой, лишь в 1982 году — через десять с лишним лет после окончания университета. Уверен, доведись мне познакомиться с ней еще в студенческие годы, я бы пришел к своему биологическому инакомыслию гораздо раньше.

Итак, вернемся в 1982 год. Я сижу на бетонном полу мрачного складского ангара в Беркли, в полутора тысячах миль от дома, и чувствую себя полным ничтожеством. Мыслимое ли дело — променять карьеру ученого на роль бездарного организатора рок-н-ролльных концертов? Теперь мы на мели — шесть провальных выступлений оставили нас без денег. Наличность в моем кармане иссякла. Я попытался расплатиться кредитной карточкой, но терминал в магазине пригрозил мне, показав череп со скрещенными костями. Мы перебивались кофе и пончиками и проходили описанные Элизабет Кюблер-Росс стадии умирания своего шоу — отрицание, протест, просьба об отсрочке, депрессия и, наконец, смирение... [Kubler-Ross 1997]. Внезапно покой нашего бетонного склепа был взорван пронзительным телефонным звонком. Телефон издавал отвратительные трели, но никто из нас даже не пошевелился.

Не вытерпел заведующий складом: «Ага, он здесь». Подняв голову, я посмотрел вверх со дна моей жизни и увидел протянутую мне телефонную трубку. Звонил ректор медицинской школы на Карибах, с которой я сотрудничал двумя годами ранее. Он двое суток потратил на то, чтобы отследить мои судорожные перемещения из Висконсина в Калифорнию. Зачем? Чтобы спросить, не соглашусь ли я снова заняться преподаванием.

Не соглашусь ли я? Согласится ли рыба вернуться в воду? «Когда?» — возопил я. «Вчера», — хмыкнул он. «Да, да, с удовольствием, но мне нужен аванс». В тот же день мне перечислили деньги, и я поделился ими с музыкантами моей группы. Затем я помчался в Мэдисон, чтобы попрощаться с дочерьми и наскоро упаковать чемоданы. Спустя двадцать четыре часа я маялся в Чикагском аэропорту в ожидании рейса в сады Эдема.

Полагаю, вы уже не раз задали себе вопрос: какого черта я приплел к квантовой физике свои рок-н-ролльные неудачи? Все очень просто — таковы особенности моего лекционного стиля. А для тех, кто привык мыслить прямолинейно, объявляю: сейчас мы вернемся к квантовой физике, благодаря которой я понял, что мысля прямолинейно, мы никогда не проникнем в тайны Вселенной.

Дата добавления: 2015-06-04