Нарциссизм

Страх

В рамках третьей (структурной) теории психического аппарата главная роль в возникновении психических на­рушений и расстройств отводится нарушениям функций Я. Сложная задача сохранения равновесия между проти­воречивыми требованиями Оно, Сверх-Я и внешнего ми­ра приводит к выработке специфических механизмов, среди которых центральное место занимает страх, а так­же различные способы зашиты от него. Именно в Я раз­вивается способность реагировать страхом не только на ситуацию реальной опасности, но и на угрожающие об­стоятельства, при которых травмы можно избежать.

Специфической формой страха является ощущение беспомощности, связанное с неконтролируемым ростом силы бессознательных желаний. В отличие от страха пе­ред реальностью (термин, обозначающий переживание ре­альной опасности, внешней угрозы), данный страх часто переживается как чувство тревоги, не имеющей конкрет­ного объекта, а связанной с Я целиком:

''Если человек не научился в достаточной мере управлять­ся с инстинктивными побуждениями, или инстинктивный импульс не ограничен ситуативными обстоятельствами, или же вследствие невротического нарушения развития вообще не может быть отреагирован, то тогда накопившаяся энергия этого стремления может одолеть человека. Это ощущение превосходства импульса, перед которым человек чувствует

[99]

себя беспомощным, создает почву для появления страха. Ин­стинктивные побуждения могут угрожать по-разному. На­пример, страх может быть связан с тем, что влечение стре­мится к безграничному удовлетворению и тем самым создает проблемы. Но и сам факт, что человек может утратить кон­троль над собой, вызывает очень неприятное ощущение, бес­помощность, а в более тяжелых случаях — страх" [93, с. 522].

Такой вид невротического страха довольно часто встре­чается в сновидениях, он может сопровождать анализ вы­тесненного и вызывать сильное сопротивление осознанию влечений. В своей работе "Зловещее" (1919) Фрейд отно­сит к числу наиболее пугающих, жутких переживаний возвращение вытесненного, указывая, что символическим аналогом того, что должно было оставаться скрытым, но внезапно проявилось, являются кошмары, связанные с ожившими мертвецами, привидениями, духами и т.п. Ос­новоположник психоанализа полагал, что "жуткое пере­живание имеет место, когда вытесненный инфантильный комплекс вновь оживляется неким впечатлением, или ес­ли снова подтверждаются преодоленные ранее примитив­ные представления" [108, Vol. 18. Р. 264].

Совсем иначе выглядят и переживаются страхи, ирра­циональные, так сказать, по форме, а не по существу. Это страх перед вполне конкретными объектами или ситуаци­ями, которые могут представлять реальную опасность (злые собаки, змеи, высокие скалы и пропасти), но в большинстве случаев сравнительно безобидны (жабы, па­уки, старухи-цыганки и т.п.).

Одна из моих клиенток как-то пожаловалась на силь­ный страх перед змеями. Судя по рассказу, это была на­стоящая фобия — при виде похожих объектов или даже просто в разговоре о том, что они попадаются в самых неожиданных местах (на даче, за городом) девушка начи­нала кричать, а случайная встреча с безобидным ужом за­кончилась ужасающей истерикой. В беседе о причинах возникновения этого страха прояснилось большое ассо­циативное поле, связанное с ним. Для клиентки змея символизировала только негативные моменты, а общая культурная семантика, связанная с вечной молодостью,

[100]

мудростью, целительными свойствами и другими пози­тивными характеристиками, отсутствовала напрочь.

Далее выяснилось, что по-настоящему вытесненными были амбивалентные, двойственные аспекты змеиной природы, ассоциированные с могущественными, прони­цательными и потому опасными женскими фигурами. Сама же змея воспринималась как латентный, скрытый (в траве) фаллос, символизирующий основание бессозна­тельного желания. Страх змей в качестве симптома заме­стил признание своей подвластности желанию Другого ²¹. Вполне очевидно, что фобическая реакция предохраняла клиентку от соприкосновения с вытесненными аспекта­ми собственной сексуальности, связанными с ипостасью фаллической женщины. Страх перед этой демонической фигурой был преобразован в фобию змей.

Ведущая роль, которая отводится страху в понимании того, как именно Я поддерживает равновесие в системе психики, обусловлена аффективной динамикой психоана­литической процедуры. Дело в том, что данная терапев­том интерпретация, сколь бы своевременной, верной и точной она ни была, далеко не всегда принимается кли­ентом. По мере развития методики и техник психоанали­тической работы основным моментом последней стано­вится не столько содержание интерпретаций, сколько их приемлемость, готовность пациента разделить и поддер­жать точку зрения терапевта. По своему смыслу принятие отлично от осознания (прежде всего тем, что это произ­вольный, а не спонтанный акт), а распознать его можно по эмоциональному потрясению, сопровождающему пре­образование аффективного опыта в процессе терапии.

Специфической формой такого переживания является страх объективации результатов терапии, который встре­чается весьма часто. "Пишущие" психотерапевты и пре­подаватели сплошь и рядом сталкиваются с опасениями клиентов, что работа с ними будет представлена в каче­стве примера, клинической иллюстрации теории. Причем апелляция к повсеместно принятым формам соблюдения конфиденциальности ничего не меняет — "а вдруг кто-нибудь догадается и меня все-таки узнают".

[101]

У одного из клиентов этот страх выразился в попытке запретить мне не то что публиковать, но даже описывать ход его терапии. В то же время он всякий раз напряжен­но разглядывал мой рабочий дневник, лежавший на сто­ле во время сеансов, и как-то признался, что отдал бы многое за возможность его почитать. Когда в ответ я по­казала ему страницы, относящиеся к его собственному случаю, господин X. не смог даже понять, что там напи­сано. Он согласился с интерпретацией, что природа его страха — не невротическое опасение того, что будет на­рушена конфиденциальность, а, скорее, психотический страх "быть увиденным". Поскольку этот последний спе­цифичен по отношению к проблемам г-наX., терапия которых была выдержана в русле структурного психоана­лиза, дальнейшее описание ее помещено в соответствую­щей главе. Здесь же я хотела акцентировать внимание на том, что понимание природы страха клиента помогло дальнейшему продвижению анализа.

В терапевтической практике открытое обсуждение стра­ха, связанного с ходом терапии, указывает на преодоление сопротивления Я, способствует разблокированию психо­логических защит. В случаях, когда терапевтический ана­лиз не двигается с места из-за рационализирующих со­противлений, которыми клиент встречает интерпретации, всегда полезно инициировать регрессию, сделав предме­том беседы ранние детские страхи, страх смерти, страх новизны и любые другие формы страха, присутствовав­шие в его жизни. Иногда клиент сам считает страх осно­вой своих проблем, но чаще симптоматика страха стано­вится фокусом терапии при анализе сновидений.

В психоанализе взаимно дополняющие друг друга зада­чи анализа бессознательного и укрепления, усиления со­знательно функционирующего Я пациента попеременно определяют цель и направление терапии. В терапевтичес­ком анализе вторая задача выступает на первый план бо-

[102]

лее явно, так что любую личностную проблему или психи­ческое нарушение можно рассматривать как расстройство, связанное с Я. Помимо описанных выше конфликтов между Я и бессознательным, связанных с необходимостью вытеснения бессознательных влечений и страхом как уни­версальным маркером вытеснения и осознания вытеснен­ного, значительный вклад в невротическую симптоматику вносят проблемы, связанные с нарциссизмом.

Проблема нарциссизма — одна из наиболее интересных в глубинной психологии. Если оттолкнуться от обыденно­го представления о нарциссической личности как о чело­веке эгоцентричном и самовлюбленном, чьи интересы в значительной степени сосредоточены вокруг его собствен­ногоЯ, то понятно, почему нарциссическая симптоматика так важна для психотерапии. Я рискну высказать предпо­ложение, что нарциссичные невротики составляют боль­шинство по сравнению с другими категориями клиентов. Уровень психологической культуры нашего общества пока еще невысок, и обращаются к психотерапевтам прежде всего люди с высоким ощущением значимости своегоЯ, подчеркнутым интересом и вниманием к проблемам соб­ственной личности. Поэтому развернутые преставления о специфике нарциссических расстройств необходимы лю­бому психотерапевту, не обязательно психоаналитику.

Нарциссизмом принято называть тенденцию направлять либидо к собственному Я, а не к другим лицам, которые могли бы стать объектом влечения. Нарциссическая оза­боченность собой и своим благополучием является ос­новной проблемой у людей, чья жизнедеятельность орга­низована вокруг ненасытной потребности получать поддержку и похвалу со стороны окружающих. Собствен­ное совершенство, реальное или мнимое, не приносит удовлетворения, если нарциссичный субъект не получает подтверждения этого совершенства в любой форме и по первому требованию. Обычно в начале терапии нарцис­сический клиент произносит такой вдохновенный гимн себе, любимому, что вопрос о том, откуда же столько трудностей в отношениях с людьми у такого замечатель­ного человека, сгущается из воздуха сам по себе.

[103]

Нарциссические личности отличаются специфичес­ким поведением и манерой держаться, благодаря чему эту категорию клиентов легко дифференцировать. На одной из научных конференций я наблюдала поведение молодо­го человека (лет 25-27), полностью соответствующее нар­циссической психопатологии. ГосподинD., несмотря на то, что был существенно моложе большинства участни­ков, двигался очень степенно, разговаривал медленно и протяжно, слегка "в нос", с характерной мимикой — вы­соко подняв подбородок, глядя в пространство перед со­бой. Он любил пространно разлагольствовать о вещах, в которых совсем не разбирался, и особенно активно вклю­чался в обсуждение проблем, далеких от своей основной специальности (г-н D. был биохимиком).

В ходе научных дискуссий, на которых обсуждались главным образом вопросы, связанные с психологией, этологией и психиатрией, господин D. часто высказывал весьма наивные взгляды и приводил легковесные аргу­менты. В качестве ведущего объяснительно принципа ис­пользовал аналогию, а личный опыт был для него глав­ным доводом в пользу собственной правоты. В ответ на критику (поначалу мягкую, а впоследствии все более эмоциональную) г-н D. невозмутимо говорил: "Мне ка­жется, тут я абсолютно прав" или "Я считаю, что это так". Возражений он не слышал.

Не удивительно, что "психоаналитическая" часть конфе­ренции вскоре перестала воспринимать юношу всерьез и реагировала на его выступления соответствующими интер­претациями. (Замечу в скобках, что врачи-психиатры были более терпимы — сказывался клинический опыт общения с грубо нарушенными пациентами). Г-н D., до этого предпо­читавший широкий круг общения, резко сузил его, ограни­чившись слушателями моложе себя. Его поведение полно­стью вписывалось в словарную дефиницию нарциссизма:

"Такие индивиды характеризуются чувством собственных исключительных прав, фантазиями о всезнании и всемогуще­стве, собственном совершенстве или совершенстве идеализи­руемого объекта, выраженность которых зависит от остроты психопатологии. Сопутствующие аффекты колеблются от ду-

[104]

шевного подъема (если завышенная самооценка подкрепляет­ся) до разочарования, депрессии или гнева, называемого нар­циссическим гневом (если уязвлено самолюбие)" [53, с. ИЗ].

Нарциссический гнев у господина D. бурно проявился в связи с необходимостью выполнить ряд хозяйственных функций (конференция проходила в полевых условиях, и все участники по очереди выполняли обязанности дежур­ных). Он попытался увильнуть от мытья посуды и чистки котлов под предлогом того, что писать научные статьи у него выходит куда лучше. Когда же другие дежурные за­метили, что среди присутствующих большинство предпо­читает писать статьи, но при этом все понимают, что нужно рубить дрова, носить воду, поддерживать огонь в очаге и т.п., г-н D. очень рассердился. Гнев достиг пика, когда окружающие стали подшучивать над ним, утверж­дая, что способности писать научные тексты и колоть дрова неразрывно связаны, а хозяйственные умения и на­выки лучше всего развиты именно у самых продуктивных ученых. Чувство юмора отказало г-нуD., и он, что назы­вается, "потерял лицо".

Во времена Фрейда нарциссическое развитие счита­лось безусловно нежелательным. Преобладание влече­ний, связанных сЯ, над объектными (направленными к другим людям) однозначно рассматривалось как фикса­ция на аутоэротической стадии, а регрессивная динамика нарциссической природы, по мнению таких авторитетов, как К.Абрахам, Ш.Ференци, О.Ранк или Э.Джонс, свиде­тельствовала о нарушении или неблагоприятном характе­ре аналитического процесса. Лишь в начале 70-х годов в рамках психологии Самости ²² Хайнца Кохута была пред­ложена непатологическая концепция нарциссизма. Были описаны нарциссические компоненты переноса, развер­нулась дискуссия об отличиях между первичным и вто­ричным нарциссизмом.

Не вдаваясь в подробности, касающиеся динамики развития упомянутых представлений, замечу, что первич­ным нарциссизмом называют гипотетическую стадию пси­хосексуального развития в раннем детстве, когда собст­венное тело и Я ребенка являются единственными

[105]

объектами, к которым катектируется (направляется) энергия либидо. Генетически первичному нарциссизму родственен шизофренический, а доминирование этой формы нарциссизма в отношениях с людьми свойствен­но шизоидным личностям. Вторичный нарциссизм состо­ит в способности резервировать определенное количест­во либидной энергии для поддержания устойчивой структуры Я, независимо от уровня развития и степени интенсивности отношений с другими людьми. К сфере вторичного нарциссизма тяготеют аутосимпатия, устой­чивое позитивное самоотношение, здоровая самоидеали­зация и так далее.

В процессе терапевтического анализа полезно разли­чать нормальный, патологический и злокачественный нарциссизм. Нормальный нарциссизм, восходящий к ран­ней (нарциссической) стадии психического развития, на которой индивид "соединяет в целое аутоэротически функционирующие сексуальные влечения, чтобы до­стичь объекта любви, сначала делает объектом любви са­мого себя, свое собственное тело, и только потом пере­ходит от него к выбору в качестве объекта другого человека" [108, Vol. 10. Р. 114], проявляется как естест­венная забота о собственной значимости, потребность в одобрении и уважении окружающими своего поведения и личности. При этом человек чужд нарциссической оза­боченности и не воспринимает внешние воздействия как обязательно относящиеся к оценке своего Я. Достиже­ния и успехи соперников не угрожают разрушить нар­циссическое единство собственной личности, субъект способен адекватно оценивать других людей и доверять их мнению о себе.

Патологический нарциссизм чаще всего связан с дефи­цитом самоуважения и заниженной самооценкой. В силу слишком требовательного Супер-эго или нарушенной идентичности такие люди чувствуют себя не просто не­любимыми и одинокими, но не заслуживающими любви и внимания, они испытывают постоянную потребность в подтверждении собственной значимости. С другой сторо­ны, проективное обесценивание окружающих в качестве

[106]

холодных, черствых личностей, не заслуживающих дове­рия и любви, идеализация собственного Я и чувство собственного величия и превосходства приводят к фор­мированию "грандиозного Я", самая высокая оценка ко­торого все равно будет недостаточной. При сильной зави­симости от чужих мнений и оценок нарциссическая личность им не доверяет, не выносит критики, а похвалу воспринимает насторожено. Эти люди отличаются выра­женной амбивалентностью Я-образа. "Многие авторы замечают, — пишет Н. Мак-Вильямс, — что в каждом тщеславном и грандиозном нарциссе скрывается озабо­ченный собой, застенчивый ребенок, а в каждом депрес­сивном и самокритичном нарциссе прячется грандиозное видение того, кем этот человек должен бы или мог бы быть" [41, с.222].

Нарциссическая самооценка бывает то чересчур высо­кой, то заниженной вплоть до полной неуверенности в себе. Такие колебания определяются внутренней бессоз­нательной динамикой, а их причину субъект приписыва­ет ненадежности социального окружения или референт­ной группы. Описанная в начале данной главы при разборе проблемы госпожи Б. аффективная динамика имела нарциссическую природу. Самоуважение клиентки было очень неустойчивым, тесно связанным с ситуация­ми одобрения или критики, воспринимаемым тотально. Нарциссическая неуверенность выливалась в форму аг­рессивного поведения в спорах, а компенсацией служило переживаемое после них чувство стыда и собственной не­адекватности (нарциссическая рана).

О злокачественном нарциссизме можно говорить в тех случаях, когда индивид практически не способен на­правлять влечение на объект, поскольку любовь к друго­му человеку "отнимает либидо" от собственного Я. Как известно, принцип удовольствия имеет две функцио­нальные цели: регуляция удовольствия-неудовольствия (удовлетворение влечения) и регуляция высокой и низкой самооценки (нарциссическое удовлетворение). Злокачественный нарциссизм соответствует полному за­мещению удовлетворения влечений нарциссическим

[107]

удовлетворением*. При этом искажение реального поло­жения вещей обеспечивается "тонко настроенной" сис­темой психологических защит, оберегающих нарцисси­ческую целостность воображаемого образа Я.

Различие между нормальным, патологическим и злока­чественным нарциссизмом, равно как и принадлежность клиента к соответствующему уровню личностной организа­ции, можно оценить в зависимости от присущих ему спо­собов реагирования на обиду. Нарциссические личности особенно сильно подвержены обидам и редко отвечают на них адекватным, зрелым образом. Такие реакции, как тер­пимость, признание ошибок или несостоятельности иде­альных репрезентаций своегоЯ, высокая толерантность к фрустрирующим воздействиям, для них не характерны.

Напротив, нарциссичные клиенты используют отрица­ние очевидного и идеализацию ("Я не провалился на эк­замене, это выскочка-преподаватель свел со мною счеты за то, что я знаю предмет лучше него"), их представление о собственном величии может парадоксальным образом усиливаться после промахов и неудач. В качестве защит­ного механизма такие люди обращаются к всемогущему контролю ("Стоит мне только захотеть!"). Крайне пато­логической формой реакции на обиду являются грезы о возможности спасти высокую самооценку и избежать нарциссической катастрофы ценой отказа "вообще быть". Фантазии на тему "Вот я умру, тогда пожалеете!" имеют нарциссическую природу и составляют предысто­рию многих самоубийств. Аналогичным, хотя и обратным по своей природе, является желание наказать обидчика, стерев его с лица земли — к сожалению, тоже достаточ-

* Эго замещение можно проиллюстрировать хорошо известным анек­дотом о двух приятелях, один из которых жалуется на тяжелую жизнь и множество проблем: нет денег, женщины им пренебрегают, а по ночам он мочится в постель. Второй советует обратиться к психоте­рапевту. Через некоторое время друзья встречаются вновь, и первый горячо благодарит второго за прекрасный совет:

— Ты знаешь, психотерапия мне так помогла, я стал другим человеком!

— И что, больше не мочишься в постель?

— Да нет, мочусь. Но я себя за это уважать стал!

[108]

но типичное. У подростков с нарциссической симптома­тикой часто связано асоциальное поведение (наркома­ния, бродяжничество, уход из дома).

Мне довелось наблюдать личностное развитие очень нарциссичного юноши, который пытался сделать карьеру преподавателя высшей школы. Господин И. был одарен­ным, но чрезвычайно самовлюбленным человеком, и пер­вый же профессиональный успех вскружил ему голову. Ха­рактерная для нарциссических личностей тенденция использовать окружающих людей как функции для под­держания высокой самооценки, не воспринимая их в ка­честве автономных, заслуживающих уважения и интереса субъектов, была присуща ему в высокой степени. Он очень любил акцентировать свои успехи на фоне неудач или средних результатов коллег по кафедре, всячески подчер­кивая собственную исключительность. Сравнивая себя с другими, он использовал окружающих в качестве моделей тех или иных аспектов собственного Я (для обозначения такой формы межличностных отношений принят термин "сэлф-объект"). Окружающие в качестве сэлф-объектов интересовали г-на И. лишь постольку, поскольку он мог их превзойти или покрасоваться на их фоне. Друзей у не­го не было, за исключением более старшего и опытного коллеги, много сделавшего для формирования личности и профессионального мастерства г-на И.

С этим коллегой господин И. находился в отношениях сильно идеализирующего переноса, высокого ценил его, од­нако их взаимодействие было организовано почти исклю­чительно вокруг проблем личностного и профессионально­го роста И. В то же время г-н И., как и все нарциссические личности, избегал чувств и действий, выражающих осозна­ние личностной несостоятельности или зависимости от дру­гих. Он не совершал поступков, продиктованных благодар­ностью или раскаянием, и не испытывал соответствующих переживаний, поскольку его позитивная Я-концепция опи­ралась на иллюзию об отсутствии неудач и потребности в помощи. Разумеется, через некоторое время отношения с покровительствующим коллегой, которому надоело нахо­диться в роли нарциссического расширения личности гос-

[109]

подина И., сильно ухудшились, и режим наибольшего бла­гоприятствования И. ушел в прошлое.

Юноша воспринял это как подлинную катастрофу. Нарциссическая рана оказалась слишком болезненной, а резкая смена грандиозного ощущения Я состоянием не­уверенной беспомощности и стыда привела к тому, что профессиональные притязания г-на И. неоправданно снизились. Он пытался обрести душевное равновесие с помощью сэлф-объекта иного типа (сильно влюбленной в него и обесцениваемой прежде девушки), однако та плохо годилась на роль нарциссического расширения в высоко значимой для него профессиональной сфере. Прежде характерная для И. конкурентная стратегия меж­личностного взаимодействия сменилась избеганием и нарциссическим уходом, а его личность постепенно эво­люционировала в сторону ипохондрической озабоченно­сти собственным здоровьем (рассыпавшаяся идентич­ность была спроецирована на физическое Я).

Следует отметить, что Фрейд считал нарциссических пациентов мало подходящими для психоанализа. Он рас­сматривал нарциссический невроз как неспособность вступать в трансферентные отношения с аналитиком, подчеркивая, что чрезмерная обращенность либидо на себя граничит с психотическим отказом от реальности. В настоящее время нарциссическая организация личности не расценивается как противопоказание для анализа, од­нако терапевтическая работа с такими людьми бывает длительной и трудной.

Идеи классического психоанализа, полезные для орга­низации терапевтической работы, разумеется, не исчер­пываются тем, что рассмотрено в данной главе. За ее пре­делами остались такие аспекты, как вклад стадий психосексуального развития в симптомообразование, эдипова проблематика, анализ сновидений и др. Поэтому первые два рассматриваются в следующей главе, а прин­ципы и методы работы со сновидениями будут изложены отдельно, в рамках нескольких подходов (см. главу 7).

Глава 4. Терапия проблем, связанных с личностным развитием

Дата добавления: 2015-06-04