Будда нашего сознания и есть истинный Будда. 3 страница

В пользу такой версии К.Еськов приводит также тот, надо сказать, весьма серьёзный довод, что иоанниты "и поныне сохраняют свою обособленность от христиан, существуя в виде одной из иудаистских сект; они имеют своё собственное "Священное Писание", в котором Иоанн Креститель признаётся Мессией, а Иисус – лжепророком" ^[48] .

О непорочном зачатии Христа.

Догмат о непорочном зачатии Спасителя сам по себе весьма показателен. Непорочное зачатие Христа от Духа Святого. Не значит ли оно, что обычное зачатие вполне земным способом и от вполне земного мужчины является порочным? То есть недостойным и низменным? Далее, не значит ли это, что все мы зачаты во грехе и что обычное зачатие – это нечто грязное, нечто постыдное и уподобляющее человека скотам бессмысленным?

На мой взгляд, такая точка зрения просто оскорбительна для наших матерей, зачавших нас с радостью и нежностью, родивших нас в муках и вырастивших нас с любовью. В нормальном зачатии нет и быть не может ничего греховного, ничего порочного. Оно совершенно естественно и природосообразно. Считать иначе – значит вернуться к средневековью, значит не уважать ни своих родителей, ни себя самого.

Итак, тезис о непорочности зачатия Христа автоматически предполагает порочность всякого иного зачатия,
а также моральную ущербность его участников, как женщины, так и мужчины. Поскольку в христианской религии все священнослужители – исключительно мужчины, вполне естественно, что главное обвинение за "грехопадение" возлагается на женщину, которая и объявляется "сосудом греха" и "орудием соблазна".

Вообще, отношение к женщине во всех религиях иудейско-христианского корня (иудаизм, христианство и ислам) оставляет желать много лучшего. Во всех этих религиях, что бы ни говорили их ревностные последователи, женщине отводится незавидное положение существа второго сорта. При желании можно привести множество доказательств в подтверждение этого тезиса, однако я ограничусь одним, простым и весьма показательным фактом. Скажите, пожалуйста, уважаемый читатель, видели ли вы когда-нибудь женщину в роли православного или католического священника? В роли муллы или муфтия? Женщину раввина? Ответ очевиден. Как говорят в подобных случаях адвокаты: "Спасибо. Больше вопросов не имею".

О христианской концепции греховности и слабости человеческой.

В продолжение предыдущей темы, мне хотелось бы обсудить некоторые стороны христианской морали, которые вызывают явный протест и несогласие.

Прежде всего, это тезис о неизбывной человеческой греховности с неизбежностью приводящий к патологическому состоянию хронической виноватости. Отношение христианства к физическому телу и "вмонтированным" в него биологическим инстинктам поражает своей неадекватностью. Получается, что физическое тело – это дикий зверь, а человек – дрессировщик, обреченный всю жизнь проживать с ним в одной клетке. Такое отношение к физическому телу следует рассматривать как варварское и изуверское. На самом же деле, физическое тело – это наш добрый верный коняга, который безропотно везёт нас по жизни. Конечно же, мы должны им управлять, держать его в твёрдой узде, но также и любить его, и заботиться о его нуждах.

Христианство же всё телесное расценивает как низменное. Особенно это относится к сексуальности человека.
На самом деле в здоровой нормальной сексуальности нет ничего дурного. Как говорит дед Епишка в "Казаках" Л.Н. Толстого, "Бог девку создал, Бог и меня создал". Другое дело – различные отклонения и ненормальности в развитии сексуального влечения. Но христианство с подозрением, недоверием, страхом и отвращением относится к сексуальности вообще! Уместно вспомнить замечательные слова Ф. Ницше: "Проповедь целомудрия есть публичный призыв к противоестественному поведению". У верующего христианина нормальные здоровые проявления собственной сексуальности являются подтверждением собственной греховности и способствуют взращиванию комплекса неполноценности. Нет, мы не жалкие грешники! Тот, кто хочет нам это внушить, отнимает нашу силу, достоинство и уверенность в себе. Мы – прекрасные несовершенные существа. В самом факте нашего несовершенства – залог возможности дальнейшего роста и развития. Если бы мы были совершенными, нам не зачем было бы и рождаться.

Так же я считаю неприемлемым тезис об изначальной слабости, немощи и ничтожестве человека. По христианству, сам человек – ничто, а Бог – всё. "Без Бога не можем ничесоже" – говорят нам святые отцы. Христиане находятся в плену двойственности, поэтому самоощущению собственной греховности, слабости и ничтожества не видят никакой иной альтернативы, кроме как "диавольской гордыни и высокомерия".

В психологии хорошо известно, что нарушения самооценки личности могут идти по двум направлениям: в сторону ненормально завышенной самооценки (переоценка масштабов собственной личности и своей деятельности), либо же в сторону патологически заниженной самооценки (невротик с комплексом неполноценности). Это подобно нарушению давления в кровеносной системе по двум противоположным типам: ниже нормы (гипотония) и выше нормального (гипертония). Разве можно ставить вопрос о выборе одного или другого? Я вовсе не за гордыню, но и не за смирение, более похожее на духовную самокастрацию. Я – за адекватность.

Очень интересные и созвучные моим взглядам рассуждения о православном христианстве я встретил в книге
А.Авиловой "Откровение огня". Она пишет:

"Церковь ставит слишком сильный акцент на наших слабостях, нашем несовершенстве. Кто христианин прежде всего? Погрязший в грехах раб Божий. Мыслимо ли, чтобы верующий обратился к Всевышнему без самоуничижения?".

Действительно, даже в эзотерическом христианстве, в византийском исихазме главный метод духовной практики – Иисусова молитва, включает в себя обязательное самоуничижение: "Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешного". Далее А.Авилова, устами одного из персонажей своего романа говорит: "Христианам потребовалось стать овцами, когда появились пастыри (пастухи). Где пастыри, там стадо; где отцы-священники – там дети". В другом месте её книги говорится о духовной инфантильности^[49], которая навязывается широким массам верующих их духовными отцами:

"Только так (т.е. на основе закрепившегося в массовом сознании статуса духовного дитяти – В.К.) можно понять, почему послушание для христиан такая большая добродетель и почему в их религиозной жизни так много чисто детского: страх провиниться (согрешить) и получить наказание, вымаливание прощения, обещание примерного поведения. Любопытно, что в глазах церкви "чадо Господне" не растёт. Традиционное церковное наставление верующих таково, что они в своей массе никогда не изживают духовную инфантильность".

Альтернативой покорности и смирению для православных христиан является только "гордыня надмевающая" – один из наиболее тяжких смертных грехов. Но это же и есть пребывание в двойственности, своего рода омрачённость смирением и покорностью. В той же самой книге А.Авиловой приведен замечательный диалог, непосредственно относящийся к обсуждаемой теме:

" – Кто гордец, а кто избранник Господень – всегда ли видно, отче? Дерзновение угодно Господу.

– А самовольство?! – вырвалось у Захария.

– И в самовольстве Его воля. Или Его воля не во всём? – говорил затворник, словно не видя, что творилось с Захарием. – Что смирение без самовольства? Выдох без вдоха.

– Так что ж тогда, гордость – не грех?! – не верил своим ушам игумен. "Это же чистая ересь!" – застучало у отца Захария в голове и глаза его забегали.

– Что Господу до ересей, отче? – снова раздался голос чудотворца.

– Может ли Всемогущему быть вред от еретиков? – говорил дальше затворник. – На послушных держится мир, а ослушниками – движется. Не Господу противны еретики, а праведникам. Господу угодны все, отче".

Постоянное сознание своей слабости, греховности и виноватости не даёт человеку обрести силу и уверенность в себе. Как сильно в этом отношении различаются между собой христианство и буддизм! Христианин во всём полагается на волю и помощь Божью, тогда как дзен-буддист знает, что достичь просветления он может только благодаря собственным усилиям. Христианин считает, что между ним – греховным существом, и Христом лежит непреодолимая пропасть. Чань-буддист – твёрдо намерен достичь просветления и тем самым стать равным Будде.

Когда Шестого Патриарха Чань буддизма, знаменитого Хуэй-Нэна, бывшего ещё совсем молодым безвестным послушником, наставник спросил:

"– Что привело тебя сюда, чего ты хочешь от меня, что ищешь?

Хуэй-Нэн ответил:

– Я проделал столь далёкий путь, чтобы только поклониться патриарху, я хочу лишь стать Буддой – никаких других желаний у меня нет, ничего другого я не ищу".

Для христианина же, одна только мысль, что он может стать равным Христу, стать Христом, причём здесь, при жизни, кажется невероятной и кощунственной.

С точки зрения православной церкви мировоззрение нерелигиозной духовности представляет собою "культ самообожения". Однако никакое наклеивание ярлыков не в состоянии скрыть истинное положение вещей. Путь религиозного поклонения непригоден именно потому, что отказывается от подлинного знания о человеке в пользу слепой и наивной религиозной веры.

Религиозная духовность на самом деле носит виртуальный характер и представляет собою не действительное восприятие Высшей Реальности, а всего лишь фантазирование на заданную тему.

* * *

Ещё один, по моему мнению, очень весомый упрёк в адрес христианства, состоит в том, что оно очень активно борется с восточными и эзотерическими учениями. Христианство – яростный противник йоги, буддизма, даосизма, вообще любых эзотерических учений, которые оно воспринимает как своих конкурентов. Христианство откровенно враждебно цигун, йоге, медитации. Оно, в силу своих возможностей, стремится не допустить людей к этим знаниям. А ведь для современного человека они крайне важны и необходимы. Я имею в виду, прежде всего, знания о восточных методах психической саморегуляции, об энергосистеме человека и методах взращивания жизненной энергии (цигун и йога). В наше время впервые появились возможности приобщиться к сокровищнице великих духовных традиций Индии, Китая и Тибета. Но христианство всеми силами стремится не допустить своих последователей к этим, столь замечательным и ценным знаниям. Если примерно 200–300 лет назад христианство было для России и Европы единственно возможным путём духовного развития и приносило великую пользу, то сейчас его развивающий потенциал исчерпан, оно стало просто реакционным и превратилось в живой анахронизм.

Религия вообще и христианство в частности, не имеют ничего общего с трезвым и объективным познанием. Это – система верований, другими словами – идеология. Чем отличается идеология от объективного знания? Последнее даёт беспристрастное и безоценочное описание вещей, мира, такими, каковы они есть, тогда как идеология никогда не ограничивается изложением строгих фактов. Для идеологии важны оценочные суждения, то есть не то, что есть, а хорошо это или плохо. Например, для одних людей Иосиф Сталин – жестокий тиран и диктатор, а для других – великий вождь и благодетель нации. Но ведь речь идёт об одном и том же человеке! Между тем, если перечислить факты, относящиеся к жизни и деятельности Сталина, воздерживаясь от оценок, то, наверное, с ними согласятся и те и другие. Или возьмём, к примеру, вас, дорогой читатель. Для своих друзей вы "чудесный человек и большая умница", а для недоброжелателей "большой мерзавец и индюк надутый" (либо "стерва, каких поискать"). Мнения друзей, мнения врагов, да и ваше собственное мнение о себе – всё это королевство кривых зеркал. Это и есть суть идеологии. Она не столько говорит о том, что существует как объективная данность, сколько хвалит или порицает, выносит вердикты. В основе идеологии всегда лежит утверждение определённых ценностей. Отсюда яркая положительная эмоциональная реакция на всё то, что согласуется с ними, и резко отрицательная на то, что им противоречит.

Христианство, будучи идеологией, имеет своей основой определённые эмоциональные и духовные потребности человека. Таким эмоционально-психологическим фундаментом христианской веры является трогающая сердце каждого человека история великой любви к людям и героического самопожертвования Христа. Эмоциональное воздействие этой истории столь велико, и выражаемые ею духовные ценности (жертвенный альтруизм) так несомненны и настолько контрастируют с тем, что мы видим в мире вокруг себя, что средний человек на этой эмоциональной волне растроганности и умиления готов бездумно принять и всё остальное, включая и совершенно несовместимые со здравым смыслом догматы, и громоздкие, не имеющие никакого отношения к подлинному духовному развитию, обряды и ритуалы.

О единобожии христианства.

Христианство, которое принято считать религией единобожия, на самом деле таковой не является. При ближайшем рассмотрении в христианской религии обнаруживается целый пантеон божеств, каждому из которых надлежит поклоняться и возносить молитвы.

Центральное божество этого пантеона – сам Иисус Христос, спаситель и заступник погрязшего в грехах рода человеческого. Кроме Бога-Сына (Иисуса Христа) к главным божествам, занимающим центральное место в этом пантеоне, относятся: Бог-Отец ("Отче наш иже еси на небеси"), Матерь Божья (Пресвятая Богородица), а также Бог-Дух Святой, благодаря чудесному посредничеству которого и произошло непорочное зачатие Иисуса Христа.

Кроме того, в христианской религии имеется множество второстепенных божеств, которым также возносят молитвы и перед иконами которых ставят свечи. Это такие святые, как Иоанн Креститель, Святой Георгий, столь любимый в простом русском народе Николай Угодник и многие, многие другие.

Ну и где же здесь единобожие? Достаточно сходить в любой православный храм, посмотреть на многочисленные иконы и на людей, им поклоняющихся, чтобы убедиться в том, что на самом деле христианство – религия политеистическая, религия многобожия.

Жизнеспособность нации и мировоззрение восточного христианства.

Восточное христианство и христианство западное коренным образом отличаются друг от друга. К восточному христианству относятся греческая, сербская, болгарская и русская православные церкви, а также армянская автокефальная церковь, грузинская церковь и коптская церковь. К западному христианству относятся католичество и протестантизм, во всех его многочисленных разновидностях.

Восточное христианство – это реликтовая форма христианского вероучения, которая в наибольшей степени сохранила черты раннего христианства. По своим базовым установкам и по задаваемой системе ценностей оно коренным образом отличается как от католичества, так и от протестантизма – более поздних форм христианского вероучения. В чём же заключается это отличие? На мой взгляд, оно состоит в том, что восточное христианство никогда не было социально ориентированным. Его главной целью всегда было спасение души через духовное подвижничество, тогда как забота о мирском преуспевании считалась низменной и недостойной истинно верующего христианина. Обретение богатства, могущества или мирской славы в восточном христианстве не считалось достойной целью человеческого существования. Культивировались же такие добродетели, как бедность, скромность, смирение и послушание. Таким образом, восточное христианство изначально не было ориентировано на социальный успех и процветание. В этом отношении оно драматически отличается от западного христианства, последователи которого, хотя и декларируют свою приверженность нравственным ценностям Нового Завета, на самом деле много больше озабочены вопросами мирского преуспевания, нежели спасением собственной души. В этом отношении католичество и протестантизм имеют большое сходство между собою. Различие же между ними заключается в том, что ориентация на мирское преуспевание у католиков и протестантов имеет различную направленность. Если в католицизме главным было стремление к политической власти, могуществу и влиятельности (об этом неопровержимо свидетельствует вся история католической церкви), то для протестантизма главным всегда было материальное преуспевание, а не обретение власти и могущества. Католичество представляет собою монархический вариант христианства. Действительно, пожизненная власть римского Папы – абсолютного монарха католической церкви, четко соответствует королевской власти былых времён. В организации католической церкви мы видим чёткий слепок иерархического устроения феодального общества, а в её системе ценностей – отражение рыцарской морали эпохи Средневековья. В те времена главной мотивацией высших слоёв общества было стремление к славе и могуществу. Вся история феодализма – это история бесконечной борьбы за власть, постоянных войн и междоусобиц. В рыцарской этике стремление к могуществу и власти сочеталось с презрением к деньгам, к стяжанию богатства. Для дворянина эпохи Средневековья главными добродетелями были личное мужество, воинская доблесть, рыцарская честь, стяжание славы на поле брани. Гордый и драчливый рыцарский дух сочетался с презрением к деньгам, с безоглядной щедростью, порой переходящей в расточительство и мотовство. Для дворянина той эпохи главным было добиться славы, власти и могущества, а всё остальное приложится. Вспомним А.С.Пушкина:

"Всё моё – сказало злато.

Всё моё – сказал булат.

Всё куплю – сказало злато.

Всё возьму – сказал булат".

Ясное дело, что при таком отношении к жизни бережливость никоим образом не относилась к числу рыцарских добродетелей. Таким образом, мирские интересы католической церкви и её иерархов, прежде всего определялись борьбой за личную власть (за повышение своего статуса в церковной иерархии), а также политической борьбой Рима за влияние на международной арене. Как видим, доминирующая мотивация иерархов католической церкви мало чем отличалась от мотивации феодальной знати. Католическая церковь, так же как и аристократия эпохи феодализма, всегда считала стремление к личному обогащению и дух приобретательства нравственно сомнительными и даже позорными. Таким образом, католическая набожность вполне сочетается с устремленностью к достижению власти, славы и могущества, однако при этом стремление к обогащению отвергает как бездуховное и недостойное. Русский исследователь А. И. Неусыхин в работе "Эмпирическая социология Макса Вебера и логика исторической науки" пишет:

"…в центре капиталистического развития тогдашнего мира, во Флоренции XIV–XV в.в., в этом рынке денег и капиталов всех крупнейших политических сил, считалось нравственно сомнительным или только терпимым то, что рассматривалось как содержание нравственно похвального и обязательного образа жизни в Пенсильвании XVIII века".

И далее: "…во Флоренции, в этом крупном банковском центре, католические богословы только терпимо относились к деятельности купцов, а церковь, хотя и шла навстречу материально связанным с нею денежным силам итальянских городов, но считала именно "дух приобретательства" позорным".

Я специально привожу здесь эти цитаты для того, чтобы строгий научно-исторический подход к данному вопросу, противопоставить бытующим в массовом сознании представлениям о католической церкви, большей частью почерпнутым из художественной литературы.

Другая разновидность западного христианства – протестантизм, возник в результате Реформации – демократического бунта против построенного по феодальному образцу католичества. Таким образом, протестантизм – это уже не монархическое, а демократическое христианство. Оно в значительно большей степени отвечает идеям свободы и демократии, нежели авторитарный католицизм, построенный по принципу жёсткой иерархии и безусловного подчинения. Если католицизм полностью соответствует абсолютной монархии и феодальному общественному устройству, то протестантизм – капиталистическому варианту социального и хозяйственного устроения общества. Времена изменились и место феодализма и наследственной аристократии, как правящего сословия, заняли капитализм и современная промышленно-финансовая буржуазия.

Итак, наступление Нового времени принесло огромные изменения в социальное устройство общества, в его хозяйственную деятельность и в его духовную жизнь. Вместо монархии – демократия, вместо рыцарских добродетелей – буржуазные, вместо католицизма – протестантизм. "Монархическое" католичество на протяжении веков весьма жёстко и сурово боролось со всевозможными ересями и благодаря этому вплоть до наших дней сохранило своё единство. В то же самое время протестантизм, несмотря на то, что он намного младше католичества, имеет великое множество различных направлений и сект, что полностью соответствует духу свободы и демократии.

В то же время не следует переоценивать протестантский дух свободы, ибо он всегда был ограничен весьма жёсткими рамками. Так, например, вопреки общераспространённому мнению, протестантская церковь сожгла на кострах значительно больше людей, чем католическая инквизиция. Мало кому известно, что именно в католических странах по решению Инквизиции была прекращена "охота на ведьм", причём на целое столетие раньше, чем в тех частях Европы, где победила протестантская Реформация.

В отличие от католицизма протестантское христианство полностью соответствует предприимчивому духу капитализма и прекрасно с ним уживается. Интересно, что оно не ставит своей целью достижение власти и политического могущества. По мнению Макса Вебера^[50], стремление к власти над людьми, как мотивация, совершенно не типично для настоящего классического духа капитализма. Оно свойственно лишь немногим романтикам среди капиталистов и является, как и стремление к роскоши, признаком деградации и грядущего упадка. По Веберу, подлинный дух капитализма заключается в сильнейшей мотивации на исполнение своего долга. Долг же этот, согласно протестантской этике, состоит в том, чтобы работать не покладая рук для того, чтобы предприятие процветало и давало стабильную и высокую прибыль. Таким образом, дух протестантизма – это аскетическая набожность, жёсткая регламентация поведения, трудолюбие и нажива денег. В религиозную систему протестантизма, как совершенно равноценная составляющая, вплетена мотивация материального преуспевания.
Это является уникальной особенностью протестантского вероисповедания, резко отличающей его как от католицизма, так и от восточного христианства. Католическая церковь, как я уже упоминал, стремление к богатству и дух стяжательства всегда считала вещами недостойными и крайне сомнительными в нравственном отношении (то же самое, и еще в большей степени, можно сказать и про русское православие с его нищелюбием и презрением к богатству).

Протестантизм же, напротив, стремление к наживе и приобретательству всегда рассматривал как высокодостойное и богоугодное. В протестантизме оно рассматривалось как высокий долг и своего рода призвание, как задача, поставленная Богом. В протестантской этике повседневная аскетичность, трудолюбие и бережливость сочетались с глубокой набожностью, а мотивация материального преуспевания прекрасно уживалась с религиозным рвением. В своём знаменитом трактате "Протестантская этика и дух капитализма" Макс Вебер говорит о том, что во всех течениях протестантизма выступает одна и та же специфическая особенность – "персональное совпадение виртуозной капиталистической деловитости с самыми интенсивными формами набожности, пропитывающей и регулирующей всю жизнь данных лиц и групп".

* * *

Ну а теперь, после краткого сравнительного анализа католичества и протестанства, рассмотрим более подробно восточное христианство, отдельной разновидностью которого является наше русское православие. Предметом этого рассмотрения, весьма далёким от традиционных богословских споров, является система ценностных ориентаций восточного христианства и её социальные последствия.

Восточное христианство, в отличие от западного, никогда не было ориентировано на мирское преуспеяние, а ставило своей целью, превыше всего остального, спасение души и обретение Царствия Небесного. Истинному христианину надлежало отвернуться от всего земного, от всей мирской тщеты с тем, чтобы свою жизнь всецело посвятить Богу. Стремление к славе мирской, к стяжанию богатства, достижению власти и могущества рассматривалось как низменное и недостойное. Православный подвижник и чудотворец, святой Серафим Саровский говорил, что главной целью христианской жизни является стяжание Духа Святого, тогда как целью мирской жизни – стяжание богатства (беседы с помещиком Мотовиловым).

Проблема восточного христианства заключается в том, что те цели и ценности, которые оно отстаивает, годятся только для весьма узкого круга людей, имеющих духовное призвание и особую духовную одарённость. Такие люди, вне всякого сомнения, оказывают исключительно благотворное влияние на свой народ, одухотворяя и облагораживая его просто своим примером и своим присутствием. Однако много таких людей не бывает, да и быть не может, ибо количество никогда не дружило с качеством. В данном случае – с качеством человеческой личности. Такие люди как святой Серафим Саровский очень редки. Как в своё время сказал русский историк В. О. Ключевский, "Иисусы редки, как кометы, а Иуды плодятся, как комары". Когда система ценностей и жизненных устремлений, которая подходит только для избранных из избранных, предлагается для широкого круга людей – ничего хорошего из этого произойти не может. Для огромного большинства людей система требований, налагаемых восточным христианством, является непосильной и нереалистической. Она самым явным образом противоречит здоровому эгоизму обычных, не наделённых экстраординарным духовным потенциалом, людей. Она совершенно не учитывает реальный уровень их мотивации к духовному самосовершенствованию, а также уровень их готовности к самоконтролю и самоограничению.

В результате, внедрение в массовое сознание ценностей восточного христианства приводит всего лишь к массовой профанации и вульгаризации этих ценностей. Формально они признаются, но в реальной жизни практически "не работают". Другим недостатком православного христианства, самым его большим недостатком с социальной точки зрения, является заложенное в его вероучении негативное отношение к мирскому преуспеванию, к стяжанию славы, богатства и могущества. На самом деле, все эти, отвергаемые нашим православием ценности, исключительно важны для процветания нации. Столь презираемому восточным христианством богатству соответствует экономическое процветание страны и высокий жизненный уровень её населения. "Мирской славе" соответствует положительный образ страны и высокий национальный престиж на международной арене, а величию и власти мирской – военно-политическое могущество державы и её влиятельность в мире. Однако восточное христианство объявляет все эти высокопозитивные ценности морально сомнительными и недостойными. Между тем, никогда ничего хорошего не происходило с той страной, правитель которой был больше озабочен собственным духовным самосовершенствованием, нежели благополучием управляемого им государства. Тот, кто желает спасения души, должен идти не во власть, а в монастырь. Страна процветает и развивается не тогда, когда её правители отличаются глубокой набожностью и стремятся к духовному совершенству, а тогда, когда они занимаются государственными делами. Хорошим примером к вышесказанному является последний русский император Николай II, причисленный Русской Православной церковью к лику святых.

Жизнеотрицающий характер восточного христианства проявляется в широком спектре ценностных установок, прежде всего, в отношении к богатству и материальному благополучию. В Евангелии можно обнаружить множество пассажей, в которых задаётся негативное отношение к богатству, одинаково характерное как для раннего христианства, так и для его духовного воспреемника – восточного христианства. Вот некоторые из них:

"Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе…". (Нагорная проповедь).

"Никто не может служить двум господам… Не можете служить Богу и маммоне (богатству)". (Нагорная проповедь).

"Легче верблюду пройти в игольное ушко, чем богатому войти в Царствие Небесное".

Жесткое противопоставление духовной благодати и материального благополучия даётся во многих душеспасительных текстах, например, в следующем поучении Преподобного Иоанна Лествичника:

"Сребролюбец есть хулитель Евангелия и добровольный отступник. Стяжавший любовь расточил деньги; а кто говорит, что имеет и то, и другое, – тот сам себя обманывает".

"Раздай своё имение и следуй за мной" – вот модель поведения, которая в православном христианстве задаётся как образец для подражания. Отсюда такие, хорошо известные черты русского православия, как нищелюбие и презрение к богатству. На Руси быть "богатеем" всегда было немного стыдно. В XIX веке в России купеческие дети, получившие хорошее образование, как правило, стеснялись своего богатства и своего происхождения, – поведение, совершенно немыслимое в протестантской среде. Как пишет Макс Вебер, "в протестантской этике человек существует для приобретательства, которое является самодостаточной целью его жизни, а не приобретательство служит человеку, как средство удовлетворения его материальных потребностей". Именно сами деньги являются для такого человека сверхценностью, но не те блага и удовольствия, которые можно за них приобрести. Типичный продукт протестантской этики – очень богатый человек, аскет, скупердяй и трудоголик, смысл жизни которого заключается в том, чтобы наживать деньги, но не для того, чтобы жить в своё удовольствие, а для того, чтобы наживать ещё большие деньги. Нетрудно увидеть, что протестантское и православное отношение к богатству и материальному благополучию представляют собой пару противоположностей. Если протестантский дух наживы и приобретательства является одной крайностью, то православный дух отречения от материальных благ – другой нездоровой крайностью. Обе крайности весьма далеки от зрелого, адекватного и сбалансированного подхода к этому важному аспекту нашей жизни. Материальное благополучие, что совершенно очевидно, является высокопозитивной ценностью человеческого бытия. Однако будет весьма большой ошибкой ставить эту ценность, как это делает протестантизм, превыше всего остального, делать её главной и доминирующей. Существуют на свете вещи, которые намного важнее денег. Другой, ничуть не меньшей ошибкой, является типичная для восточного христианства недооценка материального благополучия. Считать, что деньги важней всего на свете – один вариант глупости, а считать, что деньги это ничто – другой вариант глупости. На мой взгляд, презрительное отношение к деньгам и пренебрежение материальным благополучием – это вовсе не проявление высокой духовности, а скорее признак личностной незрелости и инфантилизма. Более подробно эта тема будет рассмотрена в третьей части этого тома, в главе "Этика нерелигиозной духовности".

Дата добавления: 2015-06-04