Два направления в современной физике и немецкий идеализм

1 09

Минуя частные замечания Риккера и его критику неовитализма, приводим его выво­ды:

«Те, кто принижает значение идей, руководивших до сих пор прогрессом научной теории, слишком часто принимают, что нет иного выбора, кроме двух противополож­ных утверждений: или что атом и эфир суть простые фикции научного воображения, или что механическая теория атомов и эфира — теперь она не завершена, но если бы она могла быть завершена, — дает нам полное и идеально точное представление о ре­альностях. По-моему, есть средний путь». Человек в темной комнате может крайне не­ясно различать предметы, но если он не натыкается на мебель и не идет в зеркало, как в дверь, то, значит, он видит кое-что правильно. Нам не нужно поэтому ни отказываться от претензий проникнуть глубже, чем поверхность природы, ни претендовать на то, что мы уже сорвали все покровы тайны с окружающего нас мира. «Можно согласиться, что мы не составили еще себе вполне цельной картины ни

____________________ НОВЕЙШАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ЕСТЕСТВОЗНАНИИ____________________ 293

о природе атомов, ни о природе эфира, в котором они существуют; но я пытался пока­зать, что, несмотря на приблизительный (tentative, буквально: щупающий) характер не­которых наших теорий, несмотря на многие частные затруднения, теория атомов... в главных основах верна; что атомы — не только вспомогательные понятия (helps) для математиков (puzzled mathematicians), а физические реальности».

Так закончил свою речь Риккер. Читатель видит, что гносеологией оратор не зани­мался, но по существу дела от имени, несомненно, массы естествоиспытателей он от­стаивал стихийно-материалистическую точку зрения. Суть его позиции: теория физики есть снимок (все более и более точный) с объективной реальности. Мир есть движу­щаяся материя, которую мы познаем все глубже. Неточности философии Риккера выте­кают из необязательной защиты «механической» (почему не электромагнитной?) тео­рии движений эфира и из непонимания соотношения относительной и абсолютной ис­тины. Недостает этому физику только знания диалектического материализма (если не считать, конечно, тех очень важных житейских соображений, которые заставляют анг­лийских профессоров называть себя «агностиками»).

Посмотрим теперь, как критиковал эту философию спиритуалист Джемс Уорд. «... Натурализм не наука, — писал он, — и механическая теория природы, служащая основанием ему, тоже не наука... Но хотя натурализм и естествознание, механическая теория мира и механика как наука, логически различные вещи, но на первый взгляд они очень похожи друг на друга и исторически тесно связаны. Нет опасности, что смешают естествознание и философию идеалистического или спиритуалистического направле­ния, ибо такая философия необходимо включает критику гносеологических предпосы­лок, которые наука делает бессознательно...». Правда! Естествознание бессознательно принимает, что его учение отражает объективную реальность, и только такая филосо­фия примирима с естествознанием! «... Иначе

* James Ward. «Naturalism and Agnosticism», vol. I, 1906, p. 303 (Джемс Уорд. «Натурализм и агности­цизм», т. I, 1906, стр. 303. Ред.).

294__________________________ В. И. ЛЕНИН

обстоит дело с натурализмом, который так же невинен по части теории познания, как и сама наука. В самом деле, натурализм, подобно материализму, есть просто физика, трактуемая как метафизика... Натурализм менее догматичен, чем материализм, несо­мненно, ибо он делает агностические оговорки относительно природы последней ре­альности; но он настаивает решительно на первенстве материальной стороны этого «Непознаваемого»...»

Материалист трактует физику как метафизику. Знакомый довод! Метафизикой назы­вается признание объективной реальности вне человека: спиритуалисты сходятся с кантианцами и юмистами в таких попреках материализму. Оно и понятно: не устранив объективной реальности всем и каждому известных вещей, тел, предметов, нельзя рас­чистить дороги для «реальных понятий» в духе Ремке!..

«... Когда возникает вопрос, по существу своему философский, как лучше система­тизировать опыт в целом» (плагиат у Богданова, г. Уорд!), «то натуралист утверждает, что мы должны начать с физической стороны. Только эти факты точны, определенны и строго связаны; всякую мысль, волновавшую сердце человека... можно, говорят нам, свести к совершенно точному перераспределению материи и движения... Что утвер­ждения такого философского значения и такой ширины суть законные выводы из фи­зической науки (т. е. естествознания), этого не решаются утверждать прямо современ­ные физики. Но многие из них считают подрывающими значение науки тех, кто стре­мится вскрыть тайную метафизику, разоблачить физический реализм, на котором поко­ится механическая теория мира...» Так-де взглянул на мою философию и Риккер. «... На самом же деле, моя критика» (этой «метафизики», ненавистной и всем махистам) «ос­новывается всецело на выводах школы физиков, если можно так назвать ее, все расту­щей в числе и расширяющей свое влияние, школы, которая отвергает этот почти сред­невековый реализм... Этот реализм так долго не встречал возражений, что восстание против него приравнивают к провозглашению

____________________ НОВЕЙШАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ЕСТЕСТВОЗНАНИИ__________________ 295

научной анархии. А между тем было бы поистине экстравагантно подозревать таких людей, как Кирхгоф и Пуанкаре — назову только два крупных имени из многих, — в том, что они хотят «подорвать значение науки»... Чтобы отделить их от старой школы, которую мы вправе назвать физическими реалистами, мы можем назвать новую школу физическими символистами. Термин этот не совсем удачен, но он, по крайней мере, подчеркивает одно существенное различие между обеими школами, интересующее нас специально в данное время. Спорный вопрос очень прост. Обе школы исходят, само собою разумеется, из того же чувственного (perceptual) опыта; обе употребляют абст­рактные системы понятий, различающиеся в частностях, но одинаковые по существу; обе прибегают к тем же приемам проверки теорий. Но одна полагает, что она прибли­жается все больше и больше к последней реальности и оставляет позади все больше кажимостей. Другая полагает, что она подставляет (is substituting) обобщенные описа­тельные схемы, пригодные для интеллектуальных операций, под сложные конкретные факты... Ни с той, ни с другой стороны не затрагивается ценность физики, как система­тического знания о (курсив Уорда) вещах; возможность дальнейшего развития физики и ее практических применений одинакова и в том, и в другом случае. Но философская (speculative) разница между обеими школами громадна, и в этом отношении вопрос о том, которая из них права, приобретает важность...».

Постановка вопроса откровенным и последовательным спиритуалистом замечатель­но верна и ясна. Действительно, различие обеих школ в современной физике только философское, только гносеологическое. Действительно, основная разница состоит только в том, что одна признает «последнюю» (надо было сказать: объективную) ре­альность, отражаемую нашей теорией, а другая это отрицает, считая теорию только систематизацией опыта, системой эмпириосимволов и т. д. и т. п. Новая физика, найдя новые виды материи и новые формы ее движения, поставила по случаю ломки старых физических понятий старые философские вопросы. И если

296__________________________ В. И. ЛЕНИН

люди «средних» философских направлений («позитивисты», юмисты, махисты) не умеют отчетливо поставить спорного вопроса, то открытый идеалист Уорд сбросил все покрывала.

«... Риккер посвятил свой президентский адрес защите физического реализма против символической интерпретации, защищавшейся в последнее время профессорами Пуан­каре, Пойнтингом и мной» (р. 305—306; в других местах своей книги Уорд добавляет к этому списку Дюгема, Пирсона и Маха, см. II vol., p. 161, 63, 57, 75, 83 и др.).

«... Риккер постоянно говорит о «мысленных образах» и в то же время постоянно за­являет, что атом и эфир суть нечто большее, чем мысленные образы. Такой прием рас­суждения на деле сводится к следующему: в таком-то случае я не могу составить иного образа, и поэтому реальность должна быть похожа на него... Профессор Риккер призна­ет абстрактную возможность иного мысленного образа... Он допускает даже «прибли­зительный» (tentative) характер некоторых наших теорий и многие «частные трудно­сти». В конце концов он защищает только рабочую гипотезу (a working hypothesis), и притом такую, которая в значительной степени потеряла свой престиж за последнюю половину столетия. Но если атомическая и другие теории строения материи суть только рабочие гипотезы и притом гипотезы, строго ограниченные физическими явлениями, то нельзя ничем оправдать теорию, утверждающую, что механизм есть основа всего и что он сводит факты жизни и духа к эпифеноменам, то есть делает их, так сказать, на одну степень более феноменальными, на одну степень менее реальными, чем материя и дви­жение. Такова механическая теория мира, и если профессор Риккер прямо не станет поддерживать ее, то нам с ним не о чем спорить» (р. 314—315).

Это, конечно, сплошной вздор, будто материализм утверждал «меньшую» реаль­ность сознания или обязательно «механическую», а не электромагнитную, не какую-нибудь еще неизмеримо более сложную картину мира, как движущейся материи. Но поистине

____________________ НОВЕЙШАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ЕСТЕСТВОЗНАНИИ__________________ 297

фокуснически, много лучше наших махистов (т. е. путаных идеалистов) — прямой и открытый идеалист Уорд ловит слабые места «стихийного» естественноисторического материализма, например, неумение разъяснить соотношение относительной и абсолют­ной истины. Уорд кувыркается и объявляет, что раз истина относительна, приблизи­тельна, только «нащупывает» суть дела, — значит, она не может отражать реальности! Чрезвычайно верно зато поставлен спиритуалистом вопрос об атомах и пр., как «рабо­чей гипотезе». Большего, чем объявления понятий естествознания «рабочими гипоте­зами», современный, культурный фидеизм (Уорд прямо выводит его из своего спири­туализма) не думает и требовать. Мы вам отдадим науку, гг. естествоиспытатели, от­дайте нам гносеологию, философию, — таково условие сожительства теологов и про­фессоров в «передовых» капиталистических странах.

Что касается до других пунктов гносеологии Уорда, связываемых им с «новой» фи­зикой, то сюда приходится еще отнести его решительную борьбу с материей. Что такое материя? Что такое энергия? допрашивает Уорд, высмеивая обилие и противоречивость гипотез. Эфир или эфиры? какая-нибудь новая «совершенная жидкость», которую про­извольно награждают новыми и невероятными качествами! И вывод Уорда: «Мы не находим ничего определенного, кроме движения. Теплота есть вид движения, эластич­ность есть вид движения, свет и магнетизм есть вид движения. Сама масса оказывается даже в конце концов, как предполагают, видом движения — движения чего-то такого, что не есть ни твердое тело, ни жидкость и не газ, — само не есть тело и не агрегат тел, — не феноменально и не должно быть нуменально, — настоящее apeiron (термин гре­ческой философии = бесконечное, беспредельное), к которому мы можем прилагать наши собственные характеристики» (I, 140).

Спиритуалист верен себе, отрывая движение от материи. Движение тел превращает­ся в природе в движение

В первом издании Лениным переведено: не поддающееся опыту, непознаваемое. Ред.

298__________________________ В. И. ЛЕНИН

того, что не есть тело с постоянной массой, в движение того, что есть неведомый заряд неведомого электричества в неведомом эфире, — эта диалектика материальных пре­вращений, проделываемых в лаборатории и на заводе, служит в глазах идеалиста (как и в глазах широкой публики, как и в глазах махистов) подтверждением не материалисти­ческой диалектики, а доводом против материализма: «... Механическая теория, как обя­зательное (professed) объяснение мира, получает смертельный удар от прогресса самой механической физики» (143)... Мир есть движущаяся материя, ответим мы, и законы движения этой материи отражает механика по отношению к медленным движениям, электромагнетическая теория — по отношению к движениям быстрым... «Протяжен­ный, твердый, неразрушимый атом всегда был опорой материалистического взгляда на мир. Но, к несчастью для этих взглядов, протяженный атом не удовлетворил запросам (was not equal to the demands), которые предъявило ему растущее знание» (144)... Раз-рушимость атома, неисчерпаемость его, изменчивость всех форм материи и ее движе­ния всегда были опорой диалектического материализма. Все грани в природе условны, относительны, подвижны, выражают приближение нашего ума к познанию материи, — но это нисколько не доказывает, чтобы природа, материя сама была символом, услов­ным знаком, т. е. продуктом нашего ума. Электрон относится к атому, как точка в этой книге к объему здания в 30 сажен длины, 15 — ширины и I^х 12 — высоты (Лодж), он двигается с быстротой до 270 000 километров в секунду, его масса меняется с его быст­ротой, он делает 500 триллионов оборотов в секунду, — все это много мудренее старой механики, но все это есть движение материи в пространстве и во времени. Ум челове­ческий открыл много диковинного в природе и откроет еще больше, увеличивая тем свою власть над ней, но это не значит, чтобы природа была созданием нашего ума или абстрактного ума, т. е. уордовского бога, богдановской «подстановки» и т. п. «... Строго (rigorously) проведенный, как теория реального мира, этот идеал (идеал «механизма») приводит нас

____________________ НОВЕЙШАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ЕСТЕСТВОЗНАНИИ__________________ 299

к нигилизму: все изменения суть движения, ибо движения суть единственные измене­ния, которые мы можем познавать, а то, что движется, чтобы быть познано нами, опять-таки должно быть движением» (166)... «Как я попытался показать, прогресс фи­зики как раз и оказывается самым могучим средством борьбы против невежественной веры в материю и движение, против признания их последней (inmost) субстанцией, а не наиболее абстрактным символом для суммы существования... Мы никогда не дойдем до бога через голый механизм» (180)...

Ну, это уже пошло совсем как в «Очерках «по» философии марксизма»! Вы бы туда попробовали обратиться, г. Уорд, к Луначарскому и Юшкевичу, Базарову и Богданову: они хоть «стыдливее» вас, но проповедуют совершенно то же самое.

В 1896 году с необыкновенно торжественным ликованием выступил известный кан­тианец-идеалист Герман Коген в предисловии к 5-му изданию «Истории материализ­ма», фальсифицированной Фр. Альбертом Ланге. «Теоретический идеализм, — воскли­цал Г. Коген (S. XXVI), — стал колебать материализм естествоиспытателей и, может быть, скоро уже окончательно победит его». «Идеализм пропитывает (Durchwirkung) новую физику». «Атомизм должен был уступить место динамизму». «Замечательный поворот состоит в том, что углублению в химические проблемы вещества суждено бы­ло привести к принципиальному преодолению материалистического взгляда на мате­рию. Подобно тому, как Фалес произвел первую абстракцию, выделив понятие вещест­ва, и связал с этим спекулятивные размышления об электроне, так теории электричест­ва суждено было произвести величайший переворот в понимании материи и посредст­вом превращения материи в силу привести к победе идеализма» (XXIX).

Г. Коген так же определенно и ясно, как Дж. Уорд, отмечает основные философские направления, не теряясь

300__________________________ В. И. ЛЕНИН

(как теряются наши махисты) в мелочных различиях какого-нибудь энергетического, символического, эмпириокритического, эмпириомонистического и т. п. идеализма. Ко-ген берет основную философскую тенденцию той школы в физике, которая связана те­перь с именами Маха, Пуанкаре и др., правильно характеризуя эту тенденцию, как идеалистическую. «Превращение материи в силу» является здесь для Когена главным завоеванием идеализма, — совершенно так же, как для тех естествоиспытателей-«духовидцев», которых разоблачал в 1869 году И. Дицген. Электричество объявляется сотрудником идеализма, ибо оно разрушило старую теорию о строении материи, раз­ложило атом, открыло новые формы материального движения, настолько непохожие на старые, настолько еще неисследованные, неизученные, необычные, «чудесные», что можно протащить толкование природы, как нематериального (духовного, мысленного, психического) движения. Исчез вчерашний предел нашего знания бесконечно малых частиц материи, — следовательно, заключает идеалистический философ, — исчезла материя (а мысль осталась). Всякий физик и всякий инженер знает, что электричество есть (материальное) движение, но никто не знает толком, что тут движется, — следо­вательно, заключает идеалистический философ, — можно надуть философски необра­зованных людей соблазнительно-«экономным» предложением: давайте мыслить дви­жение без материи...

Г. Коген старается завербовать себе в союзники знаменитого физика Генриха Герца. Герц наш, он кантианец, у него попадается допущение априори! Герц наш, он махист, — спорит махист Клейнпетер, — ибо у Герца проглядывает «тот же субъективистский взгляд, как и у Маха, на сущность наших понятий». Этот курьезный спор о том, чей Герц, дает хороший образчик того, как идеалистические философы ловят малейшую ошибку, малейшую неясность в выражении у знаменитых

* «Archiv für systematische Philosophie», Bd. V, 1898—1899, SS. 169— 170 («Архив Систематической философии», т. V, 1898—1899, стр. 169— ΙΊΟ-Ред.).

____________________ НОВЕЙШАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ЕСТЕСТВОЗНАНИИ__________________ 301

естествоиспытателей, чтобы оправдать свою подновленную защиту фидеизма. На са­мом деле, философское введение Г. Герца к его «Механике» показывает обычную точ­ку зрения естествоиспытателя, напуганного профессорским воем против «метафизики» материализма, но никак не могущего преодолеть стихийного убеждения в реальности внешнего мира. Это признает сам Клейнпетер, с одной стороны, бросающий в массу читателей насквозь лживые популярные брошюрки о теории познания естествознания, причем Мах фигурирует рядом с Герцем, — с другой стороны, в специальных фило­софских статьях признающийся, что «Герц, в противоположность Маху и Пирсону, держится все еще предрассудка насчет возможности механически объяснить всю физи­ку», что он сохраняет понятие вещи в себе и «обычную точку зрения физиков», что Герц «все еще держался за существование мира в себе» и т. д.

Интересно отметить взгляд Герца на энергетику. «Если мы, — писал он, — спросим, почему, собственно, современная физика любит в своих рассуждениях употреблять энергетический способ выражения, то ответ будет такой: потому, что таким образом всего удобнее избегнуть того, чтобы говорить о вещах, о которых мы очень мало зна­ем... Конечно, мы все убеждены, что весомая материя состоит из атомов; об их величи­не и движениях их в известных случаях мы имеем довольно определенные представле­ния. Но форма атомов, их сцепление, их движения в большинстве случаев совершенно скрыты от нас... Поэтому наши представления об атомах представляют из себя важную и интересную цель дальнейших исследований, отнюдь не будучи особенно пригодны служить прочной основой математических теорий» (1. с, III, 21). Герц ждал от даль­нейшего изучения эфира выяснения «сущности старой материи, ее инерции и силы тя­готения» (I, 354).

* Heinrich Hertz. «Gesammelte Werke», Bd. 3, Lpz., 1894, особ. SS. 1, 2, 49 (Генрих Герц. Собрание со­чинений, т. 3, Лейпциг, 1894, особ. стр. 1, 2, 49. Ред.).

" «Kantstudien», VIII. Band, 1903, S. 309 («Кантианские Исследования», т. VIII, 1903, стр. 309. Ред.). *** «The Monist», vol. XVI, 1906, № 2, p. 164; статья о «монизме» Маха.

302__________________________ В. И. ЛЕНИН

Отсюда видно, что Герцу даже и не приходит в голову возможность нематериали­стического взгляда на энергию. Для философов энергетика послужила поводом к бегст­ву от материализма к идеализму. Естествоиспытатель смотрит на энергетику, как на удобный способ излагать законы материального движения в такое время, когда физики, если можно так выразиться, от атома отошли, а до электрона не дошли. Это время и сейчас в значительной степени продолжается: одна гипотеза сменяется другой; о поло­жительном электроне совсем ничего не знают; всего три месяца тому назад (22-го июня 1908 г.) Жан Беккерель доложил французской академии наук, что ему удалось найти эту «новую составную часть материи» («Comptes rendus des séances de l'Académie des Sciences», p. 1311). Как же не воспользоваться идеалистической философии таким вы­годным обстоятельством, что «материю» только еще «ищет» человеческий ум, — сле­довательно, это не более как «символ» и т. д.

Другой немецкий идеалист, гораздо более реакционного, чем Коген, оттенка, Эдуард фон Гартман, посвятил целую книгу «Мировоззрению новейшей физики» («Die Weltan­schauung der modernen Physik», Lpz., 1902). Нас не интересуют, конечно, специальные рассуждения автора о той разновидности идеализма, которую он отстаивает. Нам важно только указать, что и этот идеалист констатирует те же явления, какие констатированы и Реем, и Уордом, и Когеном. «Современная физика выросла на реалистической почве, — говорит Э. Гартман, — и лишь новокантианское и агностическое течение нашей эпохи привели к тому, что конечные результаты физики стали истолковываться в идеа­листическом смысле» (218). Три гносеологические системы, по мнению Э. Гартмана, лежат в основе новейшей физики: гилокинетика (от греческих слов hyle = материя и kinesis = движение, — т. е. признание физических явлений движением материи), энер­гетика и динамизм (т. е. признание силы без вещества). Понятно, что идеалист

— «Отчеты заседаний Академии наук», стр. 1311. Ред.

____________________ НОВЕЙШАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ЕСТЕСТВОЗНАНИИ__________________ 303

Гартман отстаивает «динамизм», выводит из этого, что законы природы суть мировая мысль, одним словом, «подставляет» психическое под физическую природу. Но он вы­нужден признать, что гилокинетика имеет на своей стороне больше всего физиков, что эта система «наиболее часто употребляется» (190), что серьезным недостатком ее яв­ляются «угрожающие чистой гилокинетике материализм и атеизм» (189). Энергетику автор рассматривает совершенно справедливо, как промежуточную систему, и называет ее агностицизмом (136). Конечно, она есть «союзник чистого динамизма, ибо устраняет вещество» (S. VI, р. 192), но ее агностицизм не нравится Гартману, как некоторая «анг­ломания», противоречащая настоящему идеализму истинно-немецкого черносотенца.

Чрезвычайно поучительно видеть, как этот партийно-непримиримый идеалист (бес­партийные люди в философии — такие же безнадежные тупицы, как и в политике) рас­толковывает физикам, что это собственно значит идти по той или иной гносеологиче­ской линии. «Самая незначительная часть тех физиков, которые проделывают эту моду, — пишет Гартман об идеалистическом истолковании последних итогов физики, — соз­нают полностью все значение и все последствия такого истолкования. Они не заметили, что физика со своими особыми законами лишь постольку сохраняла самостоятельное значение, поскольку физики держались вопреки своему идеализму за реалистические основные посылки, именно: существование вещей в себе, реальная изменяемость их во времени, реальная причинность... Только при этих реалистических предпосылках (трансцендентального значения причинности, времени, пространства с тремя измере­ниями), т. е. только при том условии, что природа, о законах которой говорят физики, совпадает с царством вещей в себе,... можно говорить о законах природы в отличие от психологических законов. Только в том случае, если законы природы действуют в об­ласти, независимой от нашего мышления, могут они служить объяснением того, что логически необходимые выводы из наших образов оказываются образами

304__________________________ В. И. ЛЕНИН

естественно-исторически-необходимых результатов того неизвестного, которое эти об­разы отражают или символизируют в нашем сознании» (218—219).

Гартман правильно чувствует, что идеализм новой физики — именно мода, а не серьезный философский поворот прочь от естественноисторического материализма, и он правильно разъясняет поэтому физикам, что для превращения «моды» в последова­тельный, цельный, философский идеализм надо радикально переделать учение об объ­ективной реальности времени, пространства, причинности и законов природы. Нельзя только атомы, электроны, эфир считать простым символом, простой «рабочей гипоте­зой», — надо объявить «рабочей гипотезой» и время, и пространство, и законы приро­ды, и весь внешний мир. Либо материализм, либо универсальная подстановка психиче­ского под всю физическую природу; смешивать два эти ремесла есть тьма охотников, но мы с Богдановым не из их числа.

Из немецких физиков систематически боролся против махистского течения умерший в 1906 году Людвиг Больцман. Мы уже указывали, что «увлечению новыми гносеоло­гическими догмами» он противопоставлял простое и ясное сведение махизма к солип­сизму (см. выше, гл. I, § 6). Больцман, конечно, боится назвать себя материалистом и даже специально оговаривается, что он вовсе не против бытия божия. Но его теория познания по существу дела материалистическая, и выражает она — как признает исто­рик естественных наук в XIX веке 3. Гюнтер — мнение большинства естествоиспыта­телей. «Мы познаем существование всех вещей из тех впечатлений, — говорит Л. Больцман, — которые они производят на наши чувства» (1. с, S. 29). Теория есть «изо­бражение» (или: снимок) с природы, с внешнего мира (77). Тем, кто говорит, что мате­рия есть только комплекс чувственных ощущений, Больцман

Ludwig Boltzmann. «Populäre Schriften», Lpz., 1905, S. 187 (Людвиг Болъцман. «Популярные статьи», Лейпциг, 1905, стр. 187. Ред.).

" Siegmund Günther. «Geschichte der anorganischen Naturwissenschaften im 19. Jahrhundert», Brl., 1901, SS. 942 и 941 (Зигмунд Гюнтер. «История наук о неорганической природе в XIX веке», Берлин, 1901, стр. 942 и 941. Ред.).

____________________ НОВЕЙШАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ЕСТЕСТВОЗНАНИИ__________________ 305

указывает, что тогда и другие люди суть только ощущения говорящего (168). Эти «идеологи», как говорит Больцман иногда вместо: философские идеалисты, рисуют нам «субъективную картину мира» (176), автор же предпочитает «более простую объектив­ную картину мира». «Идеалист сравнивает утверждение, что материя существует так же, как наши ощущения, с мнением ребенка, будто побитый камень испытывает боль. Реалист сравнивает то мнение, по которому нельзя себе представить происхождение психического из материального или даже из игры атомов, с мнением необразованного человека, который утверждает, что солнце не может отстоять от земли на 20 миллионов миль, ибо он себе этого не может представить» (186). Больцман не отказывается от идеала науки представить дух и волю, как «сложные действия частиц материи» (396).

Против оствальдовской энергетики Л. Больцман полемизировал неоднократно с точ­ки зрения физика, доказывая, что формулы кинетической энергии (половина массы, помноженная на квадрат скорости) Оствальд ни опровергнуть, ни устранить не может и что он вертится в порочном кругу, выводя сначала энергию из массы (принимает фор­мулу кинетической энергии), а потом массу определяя как энергию (S. 112, 139). По этому поводу мне вспоминается богдановский пересказ Маха в третьей книге «Эмпи­риомонизма». «В науке, — пишет Богданов, ссылаясь на «Механику» Маха, — понятие материи сводится к выступающему в уравнениях механики коэффициенту массы, а этот последний при точном анализе оказывается обратной величиной ускорения при взаи­модействии двух физических комплексов — тел» (стр. 146). Понятно, что если какое-нибудь тело взять за единицу, то движение (механическое) всех прочих тел можно вы­разить простым отношением ускорения. Но ведь «тела» (т. е. материя) от этого вовсе еще не исчезают, не перестают существовать независимо от нашего сознания. Когда весь мир сведут к движению электронов, из всех уравнений можно будет удалить элек­трон именно потому, что он везде будет подразумеваться, и соотношение

306__________________________ В. И. ЛЕНИН

групп или агрегатов электронов сведется к взаимному ускорению их, — если бы формы движения были так же просты, как в механике.

Борясь против «феноменологической» физики Маха и К⁰, Больцман утверждал, что «те, кто думает устранить атомистику посредством дифференциальных уравнений, не видят за деревьями леса» (144). «Если не делать себе иллюзий насчет значения диффе­ренциальных уравнений, то не может быть сомнения в том, что картина мира (посред­ством дифференциальных уравнений) все-таки необходимо будет атомистическая, кар­тина того, как по известным правилам будут изменяться во времени громадные количе­ства вещей, расположенных в пространстве с тремя измерениями. Вещи эти могут быть, разумеется, одинаковыми или различными, неизменными или изменяемыми» и т. д. (156). «Совершенно очевидно, что феноменологическая физика только прикрыва­ется облачением дифференциальных уравнений, — говорит Больцман в 1899 г. в речи на Мюнхенском съезде естествоиспытателей, — на самом же деле она исходит равным образом из атомообразных отдельных существ (Einzelwesen). И так как эти существа приходится представлять себе обладающими то одними, то другими свойствами для разных групп явлений, то скоро обнаружится потребность в более простой и единооб­разной атомистике» (223). «Учение об электронах развивается именно в атомистиче­скую теорию всех явлений электричества» (357). Единство природы обнаруживается в «поразительной аналогичности» дифференциальных уравнений, относящихся к разным областям явлений. «Теми же самыми уравнениями можно решать вопросы гидродина­мики и выражать теорию потенциалов. Теория вихрей в жидкостях и теория трения га­зов (Gasreibung) обнаруживают поразительную аналогию с теорией электромагнетизма и т. д.» (7). Люди, признающие «теорию всеобщей подстановки», никак не увернутся от вопроса, кто же это так единообразно догадался «подставить» физическую природу.

Как бы в ответ людям, которые отмахиваются от «физика старой школы», Больцман подробно рассказы-

____________________ НОВЕЙШАЯ РЕВОЛЮЦИЯ В ЕСТЕСТВОЗНАНИИ__________________ 307

вает о том, как некоторые специалисты по «физической химии» становятся на гносео­логическую точку зрения, противоположную махизму. Автор «одной из лучших», по словам Больцмана, сводных работ 1903 г., Вобель (Vaubel), «становится в решительно враждебное отношение к столь часто расхваливаемой феноменологической физике» (381). «Он старается составить возможно более конкретное, наглядное представление о природе атомов и молекул и о действующих между ними силах. Это представление он сообразует с новейшими опытами в этой области» (ионы, электроны, радий, эффект Зеемана и т. д.). «Автор строго держится за дуализм материи и энергии, особо излагая закон сохранения материи и закон сохранения энергии. По отношению к материи автор опять-таки держится дуализма весомой материи и эфира, но этот последний он рас­сматривает в самом строгом смысле как материальный» (381). Во втором томе своей работы (теория электричества) автор «с самого начала становится на ту точку зрения, что электрические явления вызываются взаимодействием и движением атомообразных индивидов, именно электронов» (383). Следовательно, и по отношению к Германии подтверждается то, что по отношению к Англии признал спиритуалист Дж. Уорд, именно: что физики реалистической школы не менее удачно систематизируют факты и открытия последних лет, чем физики символистской школы, и что существенная раз­ница состоит «только» в гносеологической точке зрения.

Больцман хочет сказать, что автор не пытается мыслить движение без материи. Говорить тут о «дуа­лизме» смешно. Философский монизм и дуализм состоят в последовательном или непоследовательном проведении материализма или идеализма.

Работа Эриха Бехера о «философских предпосылках точного естествознания» (Erich Becher. «Philosophische Voraussetzungen der exakten Naturwissenschaften», Lpz., 1907), с которой я ознакомился после окончания книги, подтверждает сказанное в этом параграфе. Стоя ближе всего к гносеологической точке зрения Гельмгольца и Больцмана, т. е. к «стыдливому» и недодуманному до конца материализму, автор посвящает свой труд защите и истолкованию основных посылок физики и химии. Защита эта пре­вращается, естественно, в борьбу с модным, но вызывающим все больший отпор, махистским (ср. S. 91 и др.) направлением в физике. Правильно характеризует Э. Бехер это направление, как «субъективистский позитивизм» (S. III), и сводит центр тяжести борьбы с ним к доказательству «гипотезы» внешнего мира

308__________________________ В. И. ЛЕНИН

Дата добавления: 2015-06-04