Интерлюдия 7 страница

Разумеется, неизвестный воин, раненный, без сомнения, колдовским огнем, являлся в высшей степени подозрительным субъектом. Едва въехал он в ворота, как стражники окружили его, выставив вперед длинные алебарды и нацелив на пришельца арбалеты. Высокий жрец визгливым голосом потребовал спешиться, назвать себя и предъявить свое снаряжение для досмотра. В ответ воин бросил жрецу пергаментный свиток. Жрец, чьи нервы давно были на пределе, проворно кинулся в сторону, выкрикивая охранительные заклинания. Воин на вороном коне презрительно рассмеялся и назвал себя. Стражники поклонились ему, но оружие не убрали, а трусливый жрец повторил свой приказ. В это время лейтенант стражи поднял пергамент и развернул его. Издав возглас удивления, лейтенант передал свиток старшему жрецу. Маг внимательно прочел текст. Чувство удовлетворения отразилось на его узком землистом лице, и он не допускающим возражений тоном приказал стражникам сорвать странный мешок с крупа лошади. Виновато потупив взор, стражники протянули руки к мешку. В следующий миг руки эти уже взвились в воздух, отделенные от тел единственным взмахом громадного меча, которым орудовал всадник. Еще спустя мгновение этот меч отсек голову старшего жреца, и раненый воин, пустив коня в галоп, скрылся на узких улочках стигийской столицы. Вслед ему понеслись стрелы и алебарды, однако они уже не могли причинить вреда стремительному, как леопард, воину. Двое оставшихся в живых жрецов очухались последними, а очухавшись, завопили и бросились седлать коней, чтобы доложить о происшествии куда следует быстрее, чем это сделает обожженный колдовским огнем воин.

Не успели они вскочить на коней, как в ворота влетел еще один человек, запыхавшийся от долгого бега. Он что-то прокричал жрецам: язык, на котором говорил он, не был языком стигийцев. Изменившись в лице, жрецы спешились и подбежали к нему. Он показал им что-то, от чего они побледнели еще больше и склонили головы в знак покорности. Неизвестный вскочил на коня и унесся в том же направлении к центру, что и преследуемый им воин.

А конь раненого воина галопом проскакал к королевскому дворцу. Не обращая внимания на крики дворцовой стражи, богатырь спешился, подхватил свой тяжелый мешок и быстрым шагом проследовал внутрь дворца. Здесь охраны было еще больше, чем в городе. Капитан с обнаженным мечом в руке кинулся ему наперерез, но, узнав страшного воина и поймав металлический блеск глубоко посаженных серых глаз, поспешил убраться прочь с его дороги.

Так избежал он удара громадного меча, которым воин по пути к королевским покоям походя уложил еще шестерых человек. Раскидав стражников, богатырь ворвался в опочивальню короля и бросил к ногам Ктесфона свой мешок. Затем он расшнуровал седельную сумку и также швырнул ее под ноги побледневшему, как сама Смерть, монарху. Из сумки гулко выкатилась голова, более похожая на большой слиток золота, и, пока голова катилась, увядшие грязно-желтые волосы дергались вокруг нее, точно щупальца разъяренного демона.

— Голова Тхутмертари, сир! — коротко возгласил принц Джосер и свалился без чувств подле отрубленной его мечом головы.

Король Стигии упал рядом.

— Я сам видел это своими глазами, Святейший, клянусь милостью Вечного Отца! — в десятый раз клялся человек, явившийся в Луксур вслед за младшим братом короля.

— Если твои глаза тебя не обманули, Петсех, воистину Сет явил нам, рабам Его, свою величайшую милость! — взволнованно молвил Тот-Амон. — Кто бы мог подумать, что божественное провидение свершится руками человека столь ничтожного, как этот принц Джосер. Воистину неисповедимы замыслы Повелителя и пути Его!

— Воистину так, Святейший, — смиренно согласился Петсех.

— Расскажи еще раз, что ты видел, — велел Тот-Амон, и его соглядатай в очередной раз принялся рассказывать.

— Как ты предписал, Святейший, я начал следить за Джосером и его людьми еще в Луксуре. На рассвете они миновали Южные ворота. Облачившись в волшебную накидку, которую ты изволил дать мне, я сделался невидимым для их взора и незаметно сопроводил воинов к оазису Майат. Воины Джосера окружили заброшенный храм. Памятуя о том, что накидка надежно сохраняет меня от чужих взоров, я выбрал наиболее удобное место для наблюдения. Так я первым увидел презренную. Она спала на голом полу у самого алтаря...

— Очень недальновидно с ее стороны, — с мстительной ухмылкой вставил Тот-Амон.

— Воины Джосера двигались безмолвно, точно призраки. Однако презренная, должно быть, что-то почувствовала. Внезапно она проснулась и, как дикая кошка, сразу изготовилась к битве. В этот момент воины принца разом метнули свои дротики, ножи и летающие звезды. Я пришел в ужас, когда увидел, что все это могучее оружие сгорело в огненном вихре, окружившем презренную!..

— Проклятие Сета на голову того, кто надоумил Вечного Отца вручить ей Магию Огня, — поежившись, молвил верховный жрец.

—...Тогда воины Джосера забросали ее специальными мешочками с водой. Признаюсь, я впервые видел такое странное оружие, — сказал Петсех. — Это доказывает, что Джосер хорошо подготовился к схватке и знал, каким оружием будет сражаться презренная. Мешочки сгорели, вода пролилась на презренную, и она вопила от нестерпимой боли. Крик ее пробирал до самых костей. Пламя существенно поубавилось, и тогда воины Джосера вышли против нее с мечами. Презренная, как видно, не успевала составить защитные заклинания — слишком стремительно атаковали ее эти богатыри! Из указательного пальца на правой руке ее родился длинный тонкий кинжал, а левая рука ее обратилась в ядовитую змею, — голос Петсеха дрогнул, — и презренная вступила в ближний бой с ними. Они рубились, как демоны, эти герои, клянусь Сетом, Святейший! И все же презренная была быстрее и ловчее их. Доли мгновения требовались ей, чтобы насмерть поразить воина кинжалом или перекусить его шею змеиной рукой. А мечи героев даже не оставляли следа на ее теле! Ужасным противником была эта тварь, да будет лишена посмертия душа ее!..

— Будет, будет лишена, непременно будет, — уверенно сказал Тот-Амон. — Что же было дальше, Петсех?

— Итак, Святейший, битва презренной с воинами принца продолжалась не более минуты. Они сражались не как обычные люди и пали подобно героям. Усилия их не прошли даром: хотя им не удалось даже ранить презренную, они, как видно, смогли до предела измотать ее. И вот, когда последний воин свалился с перекушенным горлом, в бой вступил сам принц. Раскрутив над головой своей меч, — клянусь чешуей Сета, я не видел меча громадное этого! — он запустил меч в презренную, когда она стояла спиной к нему. И тяжелый клинок, быстрый как молния, точно секира палача, срезал голову с золотыми волосами! Она взлетела в воздух и пала на алтарь. Затаив дыхание, я наблюдал, как обезглавленный труп презренной, постояв некоторое время без движения, дернулся в конвульсии и рухнул ниц. А принц Джосер, подойдя к алтарю, недрогнувшей рукой взял с него голову презренной и, усмехнувшись, спрятал ее в свою седельную сумку. Когда же он прикоснулся к обезглавленному трупу, труп вспыхнул и опалил все тело принца! Это было страшное зрелище! Мне показалось, Джосер горит заживо! Тем не менее ему достало сил запихнуть труп в мешок, взвалить его на коня и добраться до Луксура...

— Много странного в твоей истории, Петсех, — покачал головой владыка Черного Круга. — Откуда Джосер мог знать, где следует искать презренную? Ведь сие не было открыто даже могучим магам, даже мне самому! Откуда принц узнал, как и каким оружием сражается она? Ведь он не встречался с нею. Кто мог ему сообщить о том, что презренная возымела силу Огненной Девы? Но, самое главное, как удалось этому ничтожному, не наделенному волшебной силой и тайным знанием, победить там, где были бессильны великие маги вроде меня?

— Воистину странно все это, ~ потупив взор, согласился шпион.

Подумав, Тот-Амон сказал:

— Однако не будем совать свои носы в бездны непостижимого, где единственно властвует наш великий Бог. Неважно как, но желаемое нами свершилось: Тхутмертари мертва. И я позабочусь, чтобы смерть ее была необратимой и чтобы ни один демон, дух или смертный чародей не смог оживить ее посредством некромантии либо иным способом. Так возблагодарим же Сета за то, что свершилось желаемое нами по воле Его!

— Так возблагодарим! — эхом отозвался Петсех.

И они оба, верховный жрец и его соглядатай, прошептали благодарственную молитву своему темному богу. Жрецы Сета и королевские лекари колдовали у постели Джосера. Принц все еще был без сознания. Рядом безмолвно стоял пришедший в себя после испытанного потрясения король Ктесфон. На лице его не было радости. Напротив, оно походило более на маску мертвеца или скорее на лицо человека, приговоренного к пыткам и жуткой смерти. Губы короля дрожали, левая рука безжизненно повисла, а правая нервно теребила седые бакенбарды. Подле короля суетился и раздавал указания лекарям и жрецам молодой принц Рамзес. Труп Тхутмертари был нанизан на два длинных железных кола, перевязан крепкими серебряными веревками, прежде окропленными святой водой из подземных озер луксурского храма Сета, и утыкан специальными кинжалами из голубой стали, поверхность лезвий которых испещряли древние валузийские руны. Голова убитой с помощью магии была заключена в особый хрустальный шар. Чувствуя себя в полной безопасности, Рамзес пнул безголовый труп ногой и, заметив тяжелый взгляд, брошенный на него отцом, обратился к нему:

— Почему ты не радуешься, сир? Ведь мы победили.

— Возрожденное Зло нельзя победить, сын, — сумрачно проговорил Ктесфон.

— Ваш сын прав, сир, — сказал подошедший к ним Тот-Амон, — Вашему Величеству больше не о чем беспокоиться. Опасность миновала. У нас есть все основания торжествовать победу. Скоро труп презренной будет сожжен по всем правилам, и само имя Тхутмертари исчезнет навечно из летописей истории.

Король обернулся к Тот-Амону и тихим, но исполненным нескрываемой ненависти голосом произнес:

— Неужели вы настолько глупы и наивны, сударь? Четверть века назад вы уже убеждали меня, что имя сестры я более никогда не услышу. Тогда я послушался вас, и вот результат: я потерял дочь, а вскоре и жизнь потеряю. Я совершил ужасную ошибку, доверившись вам тогда. Так почему я должен верить вам теперь?

В палате зависла гнетущая тишина. Все присутствующие — лекари, жрецы, воины — попытались сделать вид, что не слышали слов короля. Назвать всемогущего верховного жреца Сета сударем, точно какого-то безземельного аристократа, мог решиться лишь безумец. Тот-Амон побледнел, но, не желая в этот момент выяснять отношения с монархом, примирительно заметил:

— Переживания последних дней утомили вас, сир. Советую вам отдохнуть, вы неважно выглядите...

— Вы полагаете, теперь я стану слушать ваши советы, наставник?

Слово «наставник» Ктесфон произнес особенно презрительным, уничижительным тоном. Это было уже прямое оскорбление. Тот-Амон вспыхнул и приготовился дать отповедь королю. Однако Ктесфон, не дожидаясь реакции на свои слова, подобрал полы королевской мантии и внезапно вышел из палаты. Стража короля удалилась вслед за ним, а прочие присутствующие сделали вид, что ничего не заметили. Лишь Рамзес, виновато глядя на ноги Тот-Амона, шепнул:

— Молю вас, простите моего отца. Святейший. Он явно не в себе.

Маг, надменно посмотрев на молодого принца, молвил:

— Вероятно. Да помилует Владыка Сет грехи его!

— Скажите, наставник, — Рамзес почтительно наклонился к уху Тот-Амона и указал на обезглавленный труп, — это и в самом деле принцесса Тхутмертари, моя тетка?

Верховный жрец презрительно ухмыльнулся.

— Советую тебе реже произносить имя презренной. И мне непонятны твои сомнения. Но раз уж ты спросил, отвечу: твой дядя в самом деле убил ее. А сегодня в полночь я довершу начатое им и отниму у нее посмертие.

Рамзес с глубоким уважением взирал на человека, перед чьей мудростью искренне преклонялся.

— Наше счастье, что вы по-прежнему готовы направлять нас, Святейший. Сожалею, что мой отец был непочтителен с вами.

— Ценю твою преданность, сын мой, — сказал Тот-Амон. — Чтобы процветала наша древняя держава, власти светская и жреческая должны пребывать в согласии. Иначе не быть им и не жить Стигийской империи. Я вижу, ты понимаешь это, наследный принц.

Рамзес надолго задумался, следует ли понимать слова наставника как намек или как очередную мудрость, изреченную устами земного наместника Сета.

Солнце спустилось в темные воды великого Стикса. Приближалась полночь. В палате, где лежал Джосер, дежурили три лекаря, а дверь охраняли два стражника. Вошел Тот-Амон. Взмахом руки он приказал стражникам выйти вон и обратился к целителям;

— Приходил ли в сознание принц?

— Не приходил, Святейший, — поклонившись, ответствовали они.

Тот-Амон задумчиво посмотрел на завернутое в целительные повязки тело Джосера, затем сказал:

— Оставьте нас ненадолго.

Лекари покорно склонились и, не спрашивая, зачем верховному жрецу понадобилось уединяться с бесчувственным больным, поспешили удалиться.

Когда за ними закрылась дверь, маг прошел К постели принца, сел у ног его и звучно проговорил:

— Сын мой, слышишь ли ты меня? Очнись!

Джосер по-прежнему был без сознания. Тот-Амон удовлетворенно хмыкнул.

— А ты взаправду герой, принц, — задумчиво сказал маг. — Хотел бы я знать, как тебе удалось победить Тхутмертари. В любом случае ты достоин великой награды. Я мог бы сделать тебя королем. Ктесфон все более беспокоит Меня. Он ведет себя так, как будто знает, что Косвенным виновником бесчинств Тхутмертари являюсь я. Но ведь он не может этого знать, если только она сама ему не сказала... Тогда Ктесфон опасен. Очень опасен! Он не властен выслать меня, как это сделал их отец Ментуфер, но если жрецы увидят, что король отказал мне в доверии, они сами низложат своего повелителя, ибо врагов у меня хоть отбавляй, — Тот-Амон поежился. — Будем надеяться, Ктесфон успокоится и возьмется за ум. Если же нет, придется мне самому упокоить его безумную душу... Ты мог бы стать королем, Джосер. Ты достаточно глуп, чтобы занимать Трон из Слоновой Кости. Но достаточно ли ты управляем? Вот вопрос! И сегодняшний подвиг твой все тебе испортил! Видишь ли, я не могу позволить, чтобы на престоле Стигии восседал король-герой. Достаточно с меня одного Ментуфера. Сейчас ты предан мне, Джосер, но разве могу поручиться я, что так будет всегда? Ты странный человек, принц. Признаюсь, жизнь научила меня опасаться подобных тебе людей, — жестко сказал Тот-Амон бесчувственному принцу. — Ты непредсказуем, а я этого не люблю. Пусть уж лучше этот жалкий Рамзес займет трон; я хотя бы знаю, чего ждать от него... Конечно, ты теперь самый популярный человек в Стигии, но королем тебе не быть... И никем не быть более. Твоя беда в том, что ты осмелился свершить больше, чем тебе было позволено. Поэтому я вынужден расстаться с тобой, как это ни прискорбно.

Из складок своего хитона маг извлек крохотный блестящий шарик, похожий на застывшую слезу. Раздвинув кинжалом зубы больного, Тот-Амон опустил шарик в рот Джосеру. Бесцветная масса с едва слышным шипением растворилась.

— Ну вот, собственно, и все, — сказал верховный жрец, встав с постели. — Ты принял Слезу Ханумана, принц. Не знаю, как насчет самого Ханумана, но яд его действует безотказно и не оставляет следов в организме. Самое большее через сутки ты умрешь от своих ран, и никто не узнает истинную причину твоей смерти. Прощай, принц Джосер. И он вышел из палаты больного. А в сознании принца вдруг зазвучал другой голос.

— Полагаю, он рановато попрощался с тобой.

— Яд нейтрализован?

— Да. Кстати, ты можешь уже вставать, если хочешь.

— Нет, хочу еще полежать.

— Твое дело.

Вернувшиеся к постели больного лекари с сожалением констатировали, что после визита Святейшего принцу Джосеру, увы, не стало лучше.

Чертог напоминал полусферу, и ни одного угла, казалось, не было в нем. Все было черным-черно здесь, кроме тусклого желтоватого света редких факелов: черные стены, плавно и незаметно переходящие в черный потолок; черный куб, алтарь Сета, в центре зала; черные люди в черных хитонах, плотным кольцом обступившие жертвенник. То был зал собраний Черного Круга, тайного сообщества стигийских волшебников, и все — без исключения! — члены этого темного братства находились теперь здесь. Сорок четыре мага, отставив на несколько часов взаимную неприязнь, собрались в Зале Черного Круга, что был запрятан глубоко под парадным храмом Сета в Луксуре, ибо ритуал, имеющий место этой ночью, объединял их неразрывно. Волшебники Черного Круга соединились, чтобы произвести последнюю казнь заклятой врагини своей, всех умеете и каждого из них в отдельности, — принцессы Тхутмертари.

Обезглавленный труп мятежной принцессы покоился на кубическом алтаре. Рядом лежала голова Тхутмертари; на лице покойницы отпечаталась странная ухмылка. Верховный жрец Тот-Амон воздел руку со змеиным перстнем и призвал к тишине.

— Объединим наши усилия, почтенные коллеги, — сильным, трубным голосом проговорил он. — Согласно воле Вечного Отца нашего Сета мы лишаем посмертия рожденную Тхутмертари. Пусть исчезнет душа ее вместе с телом и никогда более не возродится к жизни в этом мире или иных мирах. Да будет так!

— Да будет так, по воле Вечного Отца! — эхом отозвался синклит.

По сигналу Тот-Амона жрецы простерли руки к алтарю и забормотали заклинания. Долгие столетия минули с тех пор, когда члены сообщества в последний раз объединяли свои магические силы в едином мегаконцерте. Мощь объединенной магии Черного Круга была столь велика, что казалось, истекающие к алтарю густые потоки волшебных эманации можно было пощупать руками. Останки Тхутмертари завибрировали. На угрюмых лицах некоторых магов появился пот, но они не смели разорвать магическую цепь, ибо это грозило бы гибелью каждому из них. По новому сигналу своего главы волшебники вывернули кисти ладонями к алтарю, словно направляя разрушительную энергию к жертве. Раздался тоскливый стон — это душа приговоренной возвратилась в тело, чтобы умереть вместе с ним. Голова Тхутмертари дернулась, волосы зашевелились, открылись глаза и разверзлись губы. Послышался длинный заливистый смех, он звучал издевательски и торжествующе. Однако смущаться жрецам было поздно, и они на едином дыхании вонзили в жертву мощь последнего разрушающего заклятия. Тот-Амон вскинул руку — из глаз магической змеи, свернувшейся в виде перстня на его руке, вырвались две изумрудные молнии и поразили труп и голову Тхутмертари. В тот же миг останки вспыхнули зловещим зеленоватым пламенем. Прощальный стон загубленной души медленно гас на алтаре. Но не прошло и минуты, как колдовской огонь сожрал останки, и то, что покоилось на алтаре, перестало существовать. Алтарь был чист; над черным кубом витали лишь неиспользованные потоки темной магической силы, и он прожорливо впитывал их в себя...

Волшебная стигийская ночь вступила в свои права.

В это самое время король Ктесфон, отослав слуг и стражников, в одиночестве ходил по своей опочивальне. Лицо его было спокойно, и мрачная решимость отражалась на нем. Король не собирался отходить ко сну. Напротив, он был облачен в полный боевой доспех. Вооружение странно смотрелось на нем, ибо фигура и стать Ктесфона выдавали не воина, каким, к примеру, были его отец и младший брат, а правителя, забывшего о том, что такое война. Так или иначе, стигийский король, очевидно, приготовился к схватке. Среди его оружия особо выделялся меч. Клинок сей был единственным в своем роде: узкое и длинное, почти в человеческий рост, лезвие, кажущееся двухслойным — черное с одной стороны и белое с другой; ветвящаяся и бугристая рукоять; сотворенная явно не для человеческих рук; эфес, изображающий лик какого-то безвестного злого божества — не Сета, не Нергала и даже не Аримана... Невыразимой древностью веяло от этого странного клинка!

На шорох король Стигии обернулся. Его старшая сестра стояла посреди палаты.

Она также облачена была в доспехи воина, а на голове блестел золотом шлем. В правой руке Тхутмертари держала меч — почти такой же длинный, как у Ктесфона, но не с прямым лезвием, а с волнистым, точно клинок этот представлял собой застывшую в металле змею; эфес меча изображал оскаленную морду чудовищной рептилии.

— Ты ждал меня, брат, — ровно проговорила Тхутмертари.

— Как видишь, — сказал Ктесфон. — Спектакль, разыгранный тобой, способен был ввести в заблуждение кого угодно, только не меня.

— Я разыграла его не одна, а вместе с Джосером. Наш брат на моей стороне.

— Мне это безразлично, — пожал плечами король. — Одним предателем меньше, одним больше — невелика разница. Джосер всегда был глупцом. Полагаю, он умрет страшнее, чем я.

— Посмотрим, — уклончиво промолвила Тхутмертари. — Еще не время решать его судьбу. А вот твое время уже пришло, как я и обещала, брат Ктесфон.

Король неторопливо кивнул.

— Но скажи, сестра, — он указал мечом на ее одеяние, — к чему весь этот маскарад? Разве для того, чтобы покончить со мной, тебе нужен меч? Куда девалась твоя хваленая волшебная сила?

— Она при мне, и истинную ее мощь ты не Можешь себе представить. Но я сочла себя обязанной отвоевать стигийскую корону в равном бою.

— Вот как? — искренне изумился Ктесфон.— А я полагал, что знаю тебя, сестра Тхутмертари. Не думаешь ли ты, что в честном бою можешь проиграть?

— Все в деснице Сета, брат, — ответила она. — А ты, я вижу, более не рассчитываешь на его милость, раз извлек из пыли тысячелетий Меч Глаханов. Думается мне, ты первый человек, возымевший желание сражаться им, — с уважением заметила волшебница. — Следовательно, и в человеческое оружие ты не веришь... Не боишься, что глаханский клинок подведет тебя?

— Посмотрим, — в свою очередь, сказал Ктесфон. — Во всяком случае, когда Земля еще не знала людей, глаханы косили этим клинком змеиное племя. Если древние летописи не врут, конечно.

— Они не врут. Однако обрати внимание, брат: в конечном итоге змеи одержали верх над глаханами.

Брат, казалось, пропустил мимо ушей ее последние слова.

— Вот я и хочу проверить, справится ли этот клинок со змеей сейчас, как справлялся десятки тысяч лет тому назад.

Тхутмертари понимающе кивнула.

— Да, мне тоже это будет интересно.

— Так приступим, сестра.

Самые заклятые враги на планете отдали честь друг другу своими клинками и ринулись в битву. Прямой и волнистый мечи сшиблись, издав неестественный дребезжащий звон. Ненависти не было ни на лице Ктесфона, ни на лице Тхутмертари. Их вражда была столь глубока и столь же закономерна, что схватка с неизбежностью превращалась в своеобразный ритуал, но оттого не становилась менее ожесточенной. Нет нужды подробно описывать ее. Противники кружили по залу, их клинки свистели в пространстве, сшибались, высекая снопы искр, и все так же ни одной раны не могли нанести, не то чтобы убить.

— Ты молодец, брат! — воскликнула Тхутмертари, делая подсечку. — Молодец!

— А ты как думала? — зло усмехнулся Ктесфон, парируя глаханским клинком ее выпад. — Ты думала, я подобно Рамине позволю легко убить себя? Тогда ты ошиблась, сестра. Получай!

Меч Глаханов взвился в стремительном броске и прошел совсем рядом от лица Тхутмертари, едва не коснувшись ее изумительной золотистой кожи, но срезав целую прядь пышных волос. Принцесса со змеиной гибкостью качнулась в сторону и расхохоталась:

— О-го-го, братец! Признаюсь, я тебя недооценивала! А что ты ответишь на это?

Волнистый меч закрутился в бешеном танце, так что лезвие вовсе исчезло из виду. Ктесфон вынужден был отступать. Он поразился нечеловеческой силе сестры, позволившей ей вращать так долго и с такой скоростью тяжелый клинок. Тхутмертари оттеснила его к стене; на рубиновых губах ее играла зловещая ухмылка. — Вложив в удар всю свою силу, король вогнал глаханский клинок в самое сердце стального вихря. Отчаянный звон чужого металла разрывал слух. Ктесфон на миг зажмурил глаза, и этого единственного мига хватило Тхутмертари, чтобы вонзить волнистое лезвие в бок брата.

Ктесфон пошатнулся, но устоял. Девушка пружинисто отпрыгнула, приглашая его в центр зала.

— Глаханский меч сыграл с тобой злую шутку, братец, — саркастически молвила она. — Боевая песнь его горька для человеческого уха.

Король почувствовал, как кровь струится из раны вниз по ногам. Не говоря ни слова, он бросился на сестру, и на сей раз она не успела защититься. Меч Глаханов отсек ей левую руку по локоть. К удивлению короля, кровь не хлынула из страшной раны, а Тхутмертари только презрительно рассмеялась.

— Эта рука все равно чужая! — воскликнула она, ускользая от его атаки. — Это был рыжий аспид, а не моя рука. Я скрепила его со своим телом с помощью волшебства и с помощью волшебства же прилажу нового аспида!

— Ты забыла добавить: если останусь живой! — вскричал Ктесфон, нападая на нее.

И все же он понимал, сколь неравны их силы. Волшебница сражалась правой рукой, не подавая никаких признаков усталости. Ее эластичное тело проворно уклонялось от всех атак его клинка. А Ктесфон слабел; обильный кровавый след оставался повсюду, где ступал стигийский король. Его не покидало странное ощущение, что сестра сражается не в полную свою силу и ждет чего-то, не решаясь одним сокрушительным ударом закончить поединок. А может быть, она развлекается так?..

— Я должна спросить тебя: сдаешься? Ктесфон ничего не ответил ей. В последнем усилии он устремил двухслойный меч к ее груди. Волнистый клинок парировал удар. Столкновение оказалось слишком сильным, и более древний металл победил в нем. Клинок Тхутмертари сломался. Но Ктесфон, не удержав равновесия, упал на пол. Его меч отлетел прочь, и у короля уже не было сил устремиться за ним. Ктесфон выхватил из-за пояса кинжал и запустил его в сестру. Отбросив бесполезный обломок меча, Тхутмертари ловко поймала летящий кинжал. Отточенное лезвие раскроило ей кисть, но она сумела послать кинжал обратно, и он вошел глубоко в грудь короля. С булькающим звуком изо рта Ктесфона потекла кровь.

Возвышаясь над ним, змеиная принцесса сказала:

— Ты хорошо сражался, брат. И все же змея победила человека, как и было назначено. Сейчас ты умрешь, а я приму твою корону. Завершится Царство Человека, и возродится Империя Змея! Да будет так!

— Ты просчиталась, сестра, — хрипло рассмеялся умирающий. — Тебе не стать законной королевой Стигии, как ты рассчитывала. Даже если изменник Тот-Амон коронует тебя, по древним законам нашим ты не сможешь править, ибо пролила кровь законного владыки...

Следующие ее слова потрясли умирающего монарха и поразили его в самую душу.

— А я верну тебе всю твою кровь, братец, и никто о нашей схватке не узнает, — очаровательно улыбнулась она и сказала как будто в пустоту: — Сур, раб мой, сделай так, чтобы король Стигии Ктесфон умер естественной смертью.

Ктесфон не знал и не мог знать, к кому обращается злодейка. Но в последнюю минуту жизни он вдруг понял все, и ледяное спокойствие оставило короля.

— Нет!!! — горестно вскричал он. — Где же честный бой?! Ты снова обманула меня, змея!

— В честном бою ты проиграл, брат, — надменно молвила принцесса. — И я по праву победительницы вольна делать с тобой все, что захочу.

— Не-е-ет... — отчаянно простонал Ктесфон, всей душой мечтая лишь об одном: умереть от ран. Сейчас. Немедленно. В эту секунду.

Однако Тхутмертари еще позволила ему почувствовать, как разрывается его сердце и отлетает от тела его душа...

Она позволила ему еще увидеть, как раны затягиваются на мертвом теле и как пролитая кровь возвращается в сосуды...

И как мертвое тело короля возносится на широкое ложе...

И как пропадают с него доспехи, уступая место широким ночным одеждам...

И как исчезают все следы ночной схватки...

И как страшная гримаса искажает лицо покойника, и жуткий вопль вырывается из горла...

И как вбегают в покой встревоженные стражники...

И еще немного времени дала она ему, чтобы он увидел, как придворные лекари констатируют смерть короля от разрыва сердца...

Они Тхутмертари не заметили, ибо ее в королевской опочивальне уже не было.

Глава VII

КРОВАВЫЙ ПОХОД — II:

«Коронация в Луксуре»

Роковая ночь, черная от свершенного в часы ее шествования зла и красная от пролитой крови, медленно уступала свои права дню. Дню, которому назначено было стать переломным в истории древней Стигии. А может быть, и всей Хайбории.

Но принцесса Камия, супруга Джосера, не могла знать этого. Она сидела у постели своего мужа и кусала губы от нетерпения. Чуть ли не каждую минуту она подносила зеркальце ко рту принца и заглядывала в его глаза. Вот наконец глаза Джосера открылись, и Камия, не дожидаясь, когда в них возникнет осмысленное выражение, воскликнула:

— Клянусь Сетом, ты заставил меня ждать, Джосси! Такие дела творятся во дворце, а ты спишь, как желторотый младенец!

— Я чуть не умер, Ка, — тихо проговорил Джосер.

— Не время тебе умирать! Ты должен стать королем. Три часа тому назад подох Ктесфон.

Принц вздрогнул и прикрыл глаза. Сердце его отчаянно забилось. Ну все, началось, подумал Джосер. Камия истолковала его реакцию иначе. Она с силой шлепнула мужа ладонью по лицу.

— Вставай! — гневно воскликнула она. — Доколе же будешь ты довольствоваться ролью мальчика для поручений? Как злодейку уничтожить, ты сразу тут как тут, а награду пусть получают другие? Ну уж нет!

Как прелестна она в гневе, отметил принц. Блестящие черные волосы, заплетенные в косички, высокий чистый лоб, длинные ресницы и большие миндалевидные глаза, всегда полные страсти... И алые губы, тонкие, но чувственно прекрасные. Как она красива! И я так люблю се, несмотря на весь ее эгоизм и скверный характер!..

Дата добавления: 2015-06-04