Расширение сферы применения в криминалистической тактике данных иных наук, в том числе и новых областей знания. 3 страница

Сущность исследования доказательств заключается в том, что познается их содержание (включая и проверку достоверности этого содержания) и устанавливается согласуемость доказательств по одному делу между собой[309].

Содержание доказательства — это заключающаяся в нем, как в информационном сигнале, доказательственная информация. Последняя дает ответ не только на вопрос, что устанавливается данным доказательством, но и позволяет выяснить, согласуется ли оно с другими доказательствами по делу.

Для того чтобы доказательственная информация позволила судить об ее источнике, то есть о том событии (преступлении), которое вызвало данное изменение среды, она (информация) должна иметь смысловой характер и выступать в форме сообщения. Как указывает Г. Клаус, “сообщения — это такие информации, которыми обмениваются носители сознания. Сообщение есть единство физического носителя (сигнал) и значения (семантика)”[310]. Если доказательственная информация, составляющая содержание доказательства, поступает к субъекту, исследующему доказательства сразу же в форме сообщения (например, информация, содержащаяся в показаниях свидетеля), то ее исследуют посредством рассмотрения сообщения или путем сопоставления содержания сообщения с содержанием других доказательств.

Если информационный сигнал-доказательство выступает в предметной (вещественной) форме, то обязательным элементом исследования будет последующее перекодирование этого информационного сигнала до тех пор, пока его смысловое содержание не обретет доступной для субъекта доказывания формы.

Предметная форма информационного сигнала — это обстановка места происшествия, следы, иные вещественные доказательства и пр. Познание содержания доказательственной информации, заключаю­щейся в подобных информационных сигналах, может быть осуществлено непосредственно самим субъектом доказывания путем производства различных следственных действий, например, осмотра места происше­ствия или предметов. Информационный сигнал, существующий в предметной форме, либо сразу перекодируется в письменную речь протокола, либо сначала перекодируется в одну систему знаков, например, цифровую как результат выражения свойств этого предмета в показаниях измерительных приборов, а затем в другую систему знаков — письменную речь протокола, т.е. в конечном счете будет выражен словесным информационным кодом. Соответственно количеству перекодировок увеличивается вероятность потери и искажения информации, снижению которых служат различные средства фиксации доказательств.

В тех случаях, когда для познания смыслового значения доказательственной информации и придания ей формы сообщения необходимо привлечение специальной информации из области естественных или иных наук, осуществляется экспертное исследование доказательств как особое средство познания их содержания. Результаты экспертного исследования доказательственной информации, будучи доказательствами, в свою очередь, выступают в форме информационного сигнала, но уже выраженного словесным кодом и доступного по своему смысловому значению для субъекта доказывания. Таким образом, экспертное исследование по своей информационной сущности также представляет собой, в известном смысле, перекодирование доказательственной информации.

Процесс отражения, лежащий в основе возникновения информации о преступлении, в силу своей ситуационности, может привести к образованию искаженных и неполных отражений. В процессе исследования доказательств искажения и неполнота в их содержании должны быть выявлены и объяснены. Искажение и неполнота отражений могут быть следствием отклонений в процессе возникновения доказательств (на­пример, в силу специфических, нетипичных условий следообразования), паузы или остановки в ходе этого процесса или его маскировки.

Искаженные отражения поддаются коррекции посредством:

¨ сопоставления с другими доказательствами, достоверность содержания которых не вызывает сомнения,

¨ установления причин искажения и получения данных о том, что отражаемый объект мог и таким образом отразиться на отражающем объекте, либо о том, что вначале он отразился иначе, но потом отражение было искажено;

¨ внесения поправок с помощью экспертного исследования доказательств, или на основе аналогий, или справочных данных о типичных отражениях подобного рода.

Неполнота отражения, будучи существенной или несущественной, необязательно препятствует использованию такого доказательства в судебном исследовании. Если отражение настолько неполно, что оно не передает тех изменений среды, по которым можно судить об отражаемом объекте, то неполнота его существенна. Информация, содержащаяся в таком доказательстве, бесполезна. С точки зрения достижения целей судебного исследования, можно говорить об информационной “пустоте” такого отражения. Если отражение недостаточно точно передает изменения среды (например, передает не все возможные изменения), то такая неполнота несущественна, ибо может быть компенсирована доказательственной информацией, почерпнутой из других отражений-доказательств. При этом необходимо иметь в виду, что характеристика отражения как неполного зависит и от средств исследования этого отражения. Чем эффективнее средства, чем дальше отодвигаются границы неразличимого при исследовании отражений, тем уже становится понятие их неполноты. Становятся доступными те “микроотражения”, которые раньше были недоступны исследователю.

Ложное[311] отражение (в отличие от искаженного и неполного) есть полное отражение, но не события преступления, а другого события, выдаваемого за отражение преступления. Такие отражения возникают при различных инсценировках. Причинами ложных изменений среды бывают сами инсценировки, поэтому такие изменения доказательствами мнимого события не выступают, а доказывают только инсценировку. Таково, например, значение так называемых негативных обстоятельств, которые несут в себе информацию не о преступлении, чьим отражением они якобы являются, а о другом событии — инсценировке преступления. Но в том случае, когда инсценировка преследует цель скрыть следы совершенного преступления, негативные для инсценированной обстановки обстоятельства становятся прямыми или опосредствованными отражениями преступления.

Понятие негативных обстоятельств — не новое для криминалистики. На их значение для установления механизма события указывал, в частноти, еще Г. Гросс. По этому поводу он писал: “Следует обращать внимание, и на отрицательные данные, потому что, с одной стороны, они могут повести к положительным данным, а с другой стороны, успокоить читателя в том, что и эти данные не были оставлены без внимания. Когда приходится, например, описывать следы крови, усмотренные в комнате убитого, то недостаточно только перечисления их, следует также указать, что, например, в умывальнике не оказалось воды с примесью крови, что нигде не было отпечатков от запачканных кровью рук. Если, положим, был произведен безуспешный розыск компрометирующих бумаг, то следует в протоколе точно указать, что в печке не было пепла от сгоревшей бумаги”[312].

А. Вейнгарт писал о негативных обстоятельствах по делам о поджогах, рекомендуя в протоколе осмотра места поджога обязательно отмечать, “каких следов и характерных признаков, часто встречающихся при пожарах, не замечено, например, что не обнаружено никаких средств для поджога”[313], а при расследовании причины загорания выяснять, не показался ли огонь в таких местах, в которые при нормальных условиях он попасть не мог[314]. О негативных обстоятельствах как признаках инсценировки преступлений упоминали Р. А. Рейсс[315], С. Н. Трегубов[316], А. Гельвиг[317], В. Штибер и Г. Шнейкерт[318]. Термин “негативные обстоятельства” встречался и в работах И. Н. Якимова, понимавшего под ним такие обстоятельства, “которые в подобных случаях и при обычном порядке вещей всегда должны быть налицо, но в данном случае почему-то не наблюдались”[319].

В отечественной криминалистической литературе имеются две точки зрения на сущность негативных обстоятельств. Одна группа авторов, восприняв традиционный взгляд на негативные обстоятельства как на “обстоятельства отсутствия” того, что должно было быть по логике вещей, ограничивает их круг только теми обстоятельствами, которые должны были быть при предполагаемом ходе события, но которых не оказалось в действительности[320]. По мнению другой группы авторов, негативными становятся и “обстоятельства наличия” таких фактов (предметов, следов и т. п.), которых не должно быть при обычном для данной ситуации ходе вещей[321].

Понятие “негативных обстоятельств” одной из первых научно проанализировала В. С. Бурданова. Она пришла к выводу о том, что “более правильно определить негативные обстоятельства как такие обнаруживаемые или отсутствующие следы или явления, факт наличия или, соответственно, отсутствие которых противоречит обычному ходу событий, а равно как некоторые детали обстановки исследуемого события, не соответствующие обычному ходу того события, версия о котором выдвинута”[322]. Это положение в принципе возражений не вызывает, за исключением, пожалуй, того, что его вторая часть представляется излишней, так как материал, изложенный в ней, полностью охватывается первой частью. Заслуживает внимания также и утверждение В. С. Бурдановой о том, что негативные обстоятельства могут быть обнаружены не только при осмотре (это бывает чаще всего), но и при производстве других следственных действий.

Положения, выдвинутые В. С. Бурдановой, получили дальнейшее развитие в работах С. И. Медведева, понимающего под негативными обстоятельствами “любые фактические данные, которые противоречат (до их логического разрешения) обычному объяснению факта в соответствии с определенной версией”[323]. С. И. Медведев полагает, что негативные обстоятельства являются основанием для построения “негативных версий”, которые он противопоставляет версиям “позитивным”. По мере того как “негативная версия” подтверждается в ходе проверки, она, по его мнению, превращается в “позитивную”, а сами негативные обстоятельства также становятся позитивными[324].

Эта конструкция нам представляется искусственной. Деление версий на “негативные” и “позитивные” лишено практического смысла; никаких трансформаций первых во вторые не происходит: налицо обычный процесс проверки версий, отказ от несостоятельных предложений и выдвижение новых.

Впоследствии новое определение негативных обстоятельств предложил В. А. Овечкин. Он полагал, что “негативные обстоятельства — это такие фактические данные, которые противоречат предположению вследствие того, что являются не соответствующими действительности, не относимыми к делу, либо по причине неадекватности предположения объективной реальности”[325].

Нам представляется, что противоречие фактических данных предположению и “неадекватность предположения объективной реальности” — это, по существу, одно и то же, если исходить из понятия негативных обстоятельств: в обоих случаях налицо противоречие между фактическими данными и их объяснением. Что же касается мнения о том, что обстоятельства могут быть негативными по причине их неотносимости к делу, то с этим согласиться невозможно. Фактические данные, не имеющие отношения к расследуемому событию, не могут быть негативными именно в силу отсутствия с ним всякой, в том числе и инсценированной, связи. Они могут быть приняты за негативные, не будучи таковыми в действительности.

Заслуживает внимания предложение В. А. Овечкина пополнить перечень негативных обстоятельств еще одной их группой — сведениями, “которые так же, как и “следы”, “предметы”, могут находиться в состоянии противоречия с определенным предположением”[326].

Обстоятельства могут быть негативными по отношению к инсценированной обстановке, будучи подлинным отражением совершенного преступления, либо явиться результатом просчетов, промахов субъекта инсценировки, выпадая при этом из системы искусственно созданных отражений мнимого события. Рассмотрим оба эти случая.

Первый случай. На месте совершения преступления остались “отпечатки” происшедшего события. Скрывая следы преступления, преступник попытался “стереть” отражения происшедшего события, изменяя обстановку на месте преступления, уничтожая следы своего пребывания. Однако часть отражений остается не уничтоженной и диссонирует с инсценированной обстановкой, так как является отражением преступления, а не последующих действий по его сокрытию.

Второй случай. Инсценировано событие, которого в действительности не происходило. Субъект воспроизводит картину “отражения” этого мнимого события на окружающей среде и либо создает “отражения”, которые не могли возникнуть, если бы событие так произошло в действительности, либо не создает “отпечатков”, которые необходимо должны были бы возникнуть. В этом случае обстоятельства становятся негативными по отношению к инсценированной и к той обстановке, которая должна была бы существовать, если бы инсценированное событие произошло в действительности, то есть по отношению к нашему представлению о механизме отражения такого события.

Как признак инсценировки, негативные обстоятельства могут относиться:

¨ к инсценировке обстановки мнимого события, свидетельствуя о том, что этого события в действительности не было;

¨ к инсценировке обстановки мнимого события, свидетельствуя о том, что фактически произошло другое событие, следы которого маскируются этой инсценировкой (например, убийство, замаскированное под самоубийство);

¨ к инсценировке мнимых мотивов подлинного события, свидетельствуя о его подлинных мотивах;

¨ к мнимым следам лица, якобы совершившего преступление, к которому оно непричастно или во всяком случае физическим исполнителем которого оно не является;

¨ к инсценировке отдельных элементов механизма подлинного события, предпринимаемой с целью затруднить его расследование или уменьшить вину в его совершении (например, искусственное создание следов мнимого нападения для создания впечатления об убийстве в состоянии необходимой обороны).

Во всех случаях негативные обстоятельства выступают отражением либо подлинного, либо инсценированного действия, не укладывающимся в типичную для данной ситуации картину отражения, противоречащим ей.

Содержанием доказательственной информации могут быть не только те изменения, которые претерпевает в результате отражения среда, но и изменения на отражаемом объекте, как последствия акта отражения. Возникает обратная связь между отражающим и отражаемым объектами, и следствием этой связи становится появление отражения на объекте, который первоначально выступал как отражаемый; отражаемый и отражающий объекты как бы меняются местами, расширяется круг доказательств, границы их исследования раздвигаются, связь между преступлением и средой усложняется. Задача исследования доказательств — выявление и этой связи. Собственно, именно в данном случае налицо полный процесс отражения: связь между объектами процесса в буквальном смысле взаимна. При этом открываются возможности по изменениям на самом отражаемом объекте судить о его связях со средой, например, по признакам, возникшим на субъекте, судить о его связи с предметом преступного посягательства[327].

Исследование доказательств — обязательный элемент процесса доказывания. Оценке доказательств и их использованию в доказывании всегда предшествует познание доказательственной информации, ибо только таким путем может формироваться суждение о ценности этой информации для дела и путях ее использования для достижения истины. Поэтому исследование доказательств для каждого акта доказывания есть процесс необходимый.

Исследованию доказательств безусловно присущи все общие черты процесса познания, независимо от разновидностей как самих доказательств, так и средств и методов их исследования. Понятно, что этим же определяется и устойчивость процесса: как в отношении принципов и форм, так и в отношении целей.

Наконец, исследование доказателъств — повторяющийся процесс, осуществляемый каждый раз, когда производится доказывание. Условия, формы, средства, методы и стадии этого процесса, несмотря на их разнообразие, ограничены и поддаются классификации, результаты его возможно предвидеть, прогнозировать.

Все сказанное дает основания заключить, что исследование доказательств, как и их возникновение и собирание, носит закономерный характер, а отражение закономерностей данного процесса в науке, их познание приобретают значение научных закономерностей.

Закономерности исследования доказательств не противоречат ситуационности этого процесса. Ситуационность проявляется в выборе средств и методов исследования доказательств, в частных целях исследования, то есть в характере решаемых вопросов, зависящих от конкретной обстановки судебного исследования.

В результате исследования доказательств в распоряжении субъекта доказывания оказывается соответствующим образом интерпретированная и доступная по своему смысловому выражению доказательственная информация. Она подлежит оценке, которая предпринимается для того, чтобы выяснить ее допустимость и относимость к делу, связи доказательств между собой, возможности использования в процесса дальнейшего судебного исследования.

Оценка доказательств — это информационно-логический процесс: информационный, потому что связан с переработкой и накоплением информации; логический, потому что по самой своей природе оценка доказательств — это мыслительная деятельность, связанная с суждением о ценности доказательственной информации. Поэтому и закономерности последней носят информационно-логический характер, как закономерности получения выводного знания на базе исследования доказательственной информации. Иными словами, для того чтобы оценить доказательства, их нужно исследовать, познать и только после этого определять, “чего стоит” познанная сущность.

Исследование доказательств и их оценка — виды познавательной деятельности. В философии есть понятия “содержательного познания”, то есть познания содержания исследуемого объекта, и “оценочного познания”. Если предметом содержательного познания выступает сама объективная действительность, то предметом оценочного познания является установление способности объектов материального мира удовлетворять потребности человека. “Ценность противостоит человеческому сознанию как факт объективной действительности, и познается человеком при помощи суждения о ценности, то есть оценки. При помощи оценки человек познает объективное общественное содержание предметов и явлений, их способность удовлетворять или не удовлетворять человеческие потребности. Оценивая тот или иной предмет, соотнося его с тем, что ему нужно, человек направляет и регулирует свою практическую деятельность... В любой практической деятельности оценка выступает как специфический акт познания, регулирующий человеческую деятельность и взаимоотношения личности с окружающей средой. Оценка невозможна без познания или знания объективного содержания оцениваемого предмета или события”[328]. Заметим, что и содержательное, и оценочное познание могут осуществляться в различных формах. Ю. А. Урманцев по этому поводу указывает на следующие научные формы постижения бытия: “...экспериментальные (одно- и многофакторные) и теоретические, эмпирические и логические (одно- и многозначные) концептуальные и модельные, структурно-функ­циональные и историко-эволюционные, детерминистические и стохастические,... системные, математические и метаматематические”[329].

Исследование и оценка доказательств позволяют использовать их в уголовном судопроизводстве. Под использованием доказательств следует понимать оперирование ими в целях доказывания. В своей основе процесс оперирования доказательствами также является логическим процессом, подчиняющимся всем закономерностям рационального мышления. Оперирование доказательствами может заключаться в их демонстрации (предъявлении) в целях подтверждения доказанности того или иного обстоятельства; оно необходимо в целях проверки других доказательств, их исследования; наконец, использование доказательств может оказаться необходимым для получения иных доказательств и установления их источников, например, правдивых свидетельских показаний. Использование доказательств, оперирование ими и есть собственно доказывание. В уголовном судопроизводстве использованию доказательств присущи определенные закономерности. Отрицание наличия закономерностей использования доказательств означает признание стихийности процесса доказывания, его “неуправляемости”, случайности установления истины в уголовном судопроизводстве, что противоречит самой сущности этого процесса и поэтому никак не может быть признано правильным.

Оценка доказательств есть оценка доказательственной информации, а использование доказательств — использование этой информации.

Оценка доказательственной информации предпринимается для того, чтобы выяснить:

¨ допустимо ли использование данного информационного сигнала в качестве доказательства, не противоречит ли это закону, принципам доказывания;

¨ относится ли оцениваемая доказательственная информация к делу и каков характер ее связи с уже оцененной информацией,

¨ каково значение оцениваемой доказательственной информации по делу;

¨ как может быть использована оцениваемая доказательственная информация в дальнейшем.

Использование доказательственной информации предполагает ее:

¨ демонстрацию (предъявление) в качестве основания для признания того или иного обстоятельства установленным по делу, доказанным;

¨ сопоставление с другой вновь добытой (поступившей) доказательственной информацией по делу — в целях исследования последней;

¨ демонстрацию (предъявление) — в целях получения новой информации;

¨ передачу адресату доказывания, например, от следователя — суду.

Использование доказательственной информации, кроме того, предполагает ее накопление до такого предела, пока на ее основе не сформируется убеждение в доказанности искомых положений. Все процессы оценки, переработки, передачи и накопления доказательственной информации подчинены свойственным им закономерностям, специфика действия и проявления которых при доказывании заключаются:

¨ во-первых, в специфике самой доказательственной информации;

¨ во-вторых, в единичном, как правило, неповторимом “рисунке” связей между информационными сигналами-доказательствами, образующими систему доказательств по конкретному делу;

¨ в-третьих, в условиях протекания этих информационных процессов, определяемых процессуальными правилами доказывания.

Ранее уже указывалось, что оценка доказательств есть процесс логического мышления, связанный с суждением о ценности доказательственной информации, то есть логический процесс. Логической будет и основа процесса использования доказательств.

Если доказательство демонстрируется (предъявляется) как основание признания доказанным какого-либо положения, то сама эта демонстрация фактически является иллюстрацией конкретного умозаключения (“Этот след пальца с места кражи, оставленный Ивановым, доказывает факт пребывания Иванова на этом месте”). Значит, в основе демонстрации доказательств лежит процедура чисто логическая.

Если доказательство используется для исследования другого доказательства, то в основе этого процесса также лежит логическая процедура сравнения.

Если доказательство используется для получения иных, новых доказательств, то и в этом случае процесс носит логический характер, выступая практически в форме условного суждения (“Если нож является орудием убийства, то на теле трупа есть колото-резаная рана”).

Логические закономерности процесса оценки и использования доказательства, будучи проявлением общих закономерностей логического мышления, приобретают некоторую специфику за счет условий данной разновидности познавательной деятельности, ее задач и методов, за счет сочетания с информационными закономерностями того же процесса в едином комплексе.

Закономерности оценки и использования доказательств проявляются:

¨ в доказывании нужного, то есть только того, что требуется обстоятельствами дела, следовательно, в направленности доказывания;

¨ в доказывании всестороннем и полном, следовательно, в обеспечении качества доказывания;

¨ в учете всех значимых связей между доказательствами, их причинной и иной обусловленности;

¨ в поступательном развитии процесса накопления доказательственной информации до уровня доказанности, то есть уровня достаточности доказательств, что и означает установление истины.

Таким образом, действие именно этих закономерностей обеспечивает в доказывании поступательное движение к истине, когда каждое новое доказательство, “вписавшееся” в систему уже известных доказательств, означает шаг вперед, когда накопление доказательств при одновременном их отборе приводит к возникновению представления о доказанности искомого. Указанные закономерности, как и рассмотренные ранее, проявляются в действии как тенденция, осуществление которой зависит от ситуации, и эта ситуационность определяет в конечном счете полноту и формы проявления “управляющих” ими закономерностей.

Такова в общих чертах характеристика закономерностей собирания, исследования, оценки и использования доказательств, лежащих в основе и определяющих содержание процесса доказывания и представляющих собой важнейшую часть предмета криминалистической науки.

2.3. КРИМИНАЛИСТИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА И МЕТОДЫ СУДЕБНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ И ПРЕДОТВРАЩЕНИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЙ

Н

а базе познания описанных закономерностей объективной действительности осуществляется служебная функция криминалистики — разработка этой наукой средств и методов судебного исследования и предотвращения преступлений, которые составляют вторую часть предмета криминалистической науки.

Криминалистические средства и методы борьбы с преступностью как объект познания и результат криминалистических научных изысканий различаются по источнику происхождения, содержанию, целям и субъекту применения.

По источнику происхождения криминалистические средства и методы борьбы с преступностью могут быть прежде всего результатом развития и совершенствования практики борьбы с преступностью — оперативно-розыскной, следственной, экспертной, судебной. Криминалистическая наука, изучая эту практику, передовой опыт раскрытия, расследования и предотвращения преступлений, анализирует, осмысливает, а затем совершенствует применяемые в практической деятельности средства и методы борьбы с преступностью.

На практику, как на один из основных источников возникновения новых криминалистических средств и методов борьбы с преступностью, неоднократно указывалось в специальной литературе. Так, С. П. Митричев писал, что криминалистика “занимается научным изучением и обобщением следственной практики, и на основании этого изучения она разрабатывает наиболее научные методы и приемы расследования преступлений не только в области техники, но и следственной тактики”[330]. Возражая М. С. Строговичу, считавшему криминалистическую тактику “конгломератом условных, чисто эмпирических обобщений следственного опыта, далеких от теоретического исследования и обоснования”[331], С. П. Митричев специально подчеркивал эвристический характер научной работы советских криминалистов, ведущейся на базе изучения практики борьбы с преступностью[332]. Похожие соображения высказывали также П. И. Тарасов-Родионов[333], А. И. Винберг[334], А. Н. Васильев[335] и многие другие авторы.

Другой важный источник происхождения криминалистических средств и методов борьбы с преступностью — достижения других наук — как естественных и технических, так и общественных, — на базе которых в криминалистике разрабатываются новые и совершенствуются существующие средства и методы судебного исследования и предотвращения, преступлений. Часть этих данных используется в не преобразованном виде в криминалистических целях в качестве основы или элемента криминалистического средства или метода; другая часть преобразуется, трансформируется в криминалистические средства и методы. Но и в том и в другом случаях происходит процесс активного, творческого приспособления этих данных для решения задач, стоящих перед криминалистикой. “Если применение данных той или иной науки для обнаружения и исследования доказательств связано с разрешением совершенно новых задач, отысканием новых путей и приемов, требующих в ряде случаев специальных конструкций аппаратуры и других средств, предназначенных для целей раскрытия преступлений, — отмечал А. И. Винберг, — становится очевидным, что здесь имеет место не механическое перенесение готовых данных других наук, а активное применение данных других наук для судебно-следственных целей”[336].

Наконец, источником происхождения криминалистических средств и методов борьбы с преступностью могут стать результаты криминалистических научных изысканий. Как ни странно, об этом источнике порой забывают сами криминалисты, что создает неверное представление, будто криминалистика служит лишь “проводником”, “каналом” проникновения достижений иных наук в уголовное судопроизводство. На такую мысль наталкивает, например, определение криминалистики только как науки об использовании данных других наук в деятельности по расследованию и предотвращению преступлений, предложенное А. Н. Васильевым[337], о чем речь уже шла ранее. Но еще в 1938 г., критикуя подобные взгляды, Б. М. Шавер справедливо замечал: “Понятно, что “наука”, “сообщающая” сведения из других наук, — не есть наука”[338].

Дата добавления: 2015-06-04