Расширение сферы применения в криминалистической тактике данных иных наук, в том числе и новых областей знания. 5 страница

Полностью разделяя концепцию правовой природы криминалистики, в следующем, 1987 году, мы с уверенностью утверждали, что “не видим оснований для ее пересмотра ни в настоящее время, ни в обозримом будущем, несмотря на процессы интеграции и дифференциации научного знания, которые не могут не затронуть криминалистики”[383]. Однако уже через несколько лет от этого категорического утверждения пришлось отказаться. Перебирая все изложенные аргументы в пользу признания криминалистики чисто юридической наукой, сопоставляя их с теми явлениями и процессами, которые происходят в современной криминалистике, нельзя было не придти к выводу о по меньшей мере спорности этих аргументов и безапелляционности вывода из них. В конечном счете возникшие сомнения приобрели форму следующих контраргументов.

1. Отнюдь не весь предмет и не все объекты познания криминалистики лежат в сфере правовых явлений. Попробуем это показать на примере сформулированного нами и разделяемого в основном большинством криминалистов определения предмета криминалистической науки: криминалистика — наука о закономерностях механизма преступления, возникновения информации о преступлении и его участниках, собирания, исследования, оценки и использования доказательств и основанных на познании этих закономерностей специальных средствах и методах судебного исследования и предотвращения преступлений[384].

Между тем, отнюдь не все закономерности механизма преступления, преступной деятельности и уж тем более возникновения информации о преступлении и его участниках лежат в сфере правовых явлений. Часть из них — это закономерности вообще всякой человеческой деятельности, закономерности процесса отражения, носящие общий характер и не зависящие от сферы их действия, проявления. Таковы, например, закономерности формирования цели деятельности, где только сама цель лежит в области правовых (точнее, противоправных) явлений, или закономерности возникновения таких источников информации, как многие следы деятельности: след автомашины — средства совершения преступления — по механизму возникновения может не отличаться от следа любой другой подобной автомашины, трассы от топора, которым была срублена ветка для маскировки трупа, будут такими же, как и в случаях безобидного использования этого орудия. Во всех этих случаях действует одна и та же закономерность следообразования.

Закономерности исследования и оценки доказательств — это общие закономерности содержательного и оценочного познания, специфическими являются здесь лишь условия и объекты познания. О средствах и методах судебного исследования речь еще впереди.

Сказанное, разумеется, не означает, что приведенное определение предмета криминалистики неверно. Просто оно, как всякое определение, выражает суть определяемого понятия в общей форме, без детализации, не указывает (да и не должно указывать), о каких конкретно закономерностях, средствах и методах идет речь.

2. Можно ли считать криминалистику правовой наукой только лишь в силу того, что ее служебная функция и решаемые ею задачи относятся к правовой сфере деятельности государственных органов и к правовым процессам?

Однозначного ответа на этот вопрос дать не удастся. Принято считать, что служебная функция криминалистики заключается в том, чтобы разрабатывать средства и методы раскрытия, расследования и предупреждения преступлений, способствовать внедрению в судопроизводство достижений естественных и иных наук. Но разве не ту же функцию выполняет, например, юридическая психология, которая тем не менее не перестает из-за этого быть естественной наукой, или судебная медицина, судебная психиатрия и некоторые другие области знаний, хотя бы та же логика? Действительно, есть область проблем, которых не решают ни упомянутые, ни другие, кроме криминалистики, науки. Это специфические вопросы криминалистической тактики и методики, некоторые вопросы криминалистической техники. Эти проблемы целиком относятся к правовым процессам, носят выраженный правовой характер. Но это лишь подтверждает наличие в криминалистике правового содержания, но оставляет открытым вопрос о том, исчерпывает ли это правовое содержание все содержание криминалистической науки.

Думаю, что даже уже сказанное позволяет ответить на этот вопрос отрицательно.

3. Все ли рекомендации, разрабатываемые криминалистикой для практики, носят правовой характер, основаны на законе, соответствуют его духу и букве?

И на этот вопрос следует ответить отрицательно. Что правового в разработке правил фотосъемки на месте происшествия? В приемах обнаружения, фиксации и изъятия следов рук, ног и других следов? Во многих рекомендациях по тактике допроса, обыска, эксперимента и других следственных действий? Разве что общая процессуальная процедура их проведения, но отнюдь не те криминалистические предписания, которые и в законе-то не упоминаются.

Кстати, с этим связано и утверждение об основанности этих рекомендаций на законе, их соответствии букве и духу закона. Утверждение это при достаточно критическом к нему отношении представляется несколько преувеличенным. Более верно, что подавляющее большинство криминалистических рекомендаций либо не противоречит закону, либо вообще безразлично для закона. К числу последних относятся практически все экспертные методики, используемые при производстве криминалистических экспертиз, разрабатываемые криминалистической наукой, большинство технических средств фиксации и исследования до­казательств, ряд тактических и методических рекомендаций, например, по планированию и иным мерам организации расследования и т. п.

4. Можно ли считать связи криминалистики с другими, неправовыми науками “частными и локальными”, а право, правовые науки, правоохранительную практику — ее основной “питательной средой”?

Еще пару десятков лет назад этот тезис, пожалуй, не вызывал сомнений. Но криминалистика тогда и теперь — это едва ли не разные науки. Ни на одну из наук, считающихся правовыми, не оказали такого влияния научно-техническая революция и процессы интеграции научного знания, как на криминалистику. Даже если оставить в стороне качественные изменения криминалистической техники, то простое ознакомление с состоянием криминалистической тактики, например, может поставить в тупик: чего в ней теперь больше: традиционно тактического или психологии, теории игр, теории принятия решений и т. п.?[385] Может быть, меньше, но также весьма насыщена “инородными” знаниями и криминалистическая методика. Нет, никак нельзя теперь эти связи считать “частными и локальными”.

Сказанное отнюдь не умаляет значения для криминалистики права, правовых наук, следственной, экспертной и судебной практики.

Просто следует отказаться от попыток определения, "что важнее" для криминалистики: все существующие и будущие связи важны для криминалистики именно в силу ее природы. И вот теперь мы вплотную подошли к решению вопроса о ее природе.

В чем же состоял дефект отвергнутой концепции о двойственной природе криминалистики? Думается, что, не в последнюю очередь, в том, что содержание науки делилось на две части и естественно-технической была объявлена криминалистическая экспертиза, — раздел, который, во-первых, в то время не был общепризнанным элементом структуры криминалистики, а во-вторых, как институт, имел и имеет явно выраженный процессуальный характер.

Между тем, как нам представляется, к решению этого вопроса следует подходить с иных позиций.

Анализ содержания криминалистической науки позволяет воочию убедиться в том, что по характеру содержащихся знаний двойственную природу имеют все разделы криминалистики, а не какая-то одна ее часть. Что же касается экспертизы, то такого самостоятельного раздела в криминалистике нет и не может быть, поскольку процессуальными проблемами этого института она вообще не должна заниматься, а разработка его содержательной стороны — экспертных методик — это функция отраслей криминалистической техники.

Строго говоря, термин “наука двойственной природы” неточен. Помимо правовых, для криминалистики “родными” стали знания из области не только естественных или технических, но и общественных наук. Ее природа поэтому не “двойственная”, составных частей не две, а больше, да и не части это вообще, а комплекс знаний. Именно комплекс, а не совокупность, своеобразный сплав, а не некая механическая совокупность “судебных наук” под крышей не существующей при таком понимании самостоятельной криминалистической науки. Теперь уже следует говорить не об адаптации, приспособлении криминалистикой данных других наук, а о сплаве этих знаний в рамках предмета и содержания криминалистики.

Изменение представлений о природе криминалистики, признание ее интегральной наукой — объективное отражение происходящих в ней реальных процессов интеграции научного знания. Речь идет о синтезе научных знаний. Этот синтез осуществляется путем:

¨ переноса идей и представлений из одной области знания в другую;

¨ использования понятийно-концептуального аппарата, методов и иных познавательных средств одних областей другими;

¨ формирования комплексных, междисциплинарных проблем и направлений исследования;

¨ формирования новых научных дисциплин “пограничного типа” на стыках известных ранее областей знания;

¨ сближения наук, усиления взаимосвязи и взаимодействия наук;

¨ универсализации средств языка науки;

¨ выработки региональных и общенаучных форм и средств познания;

¨ усиления связи между философским и частнонаучным знанием, увеличения разнообразия каналов и форм связи между ними[386].

В результате такого столь многообразного синтеза научных знаний меняется природа предметного содержания науки, ставшей полем синтеза, формируется иное представление об этой природе. М. Г. Чепиков отмечает, что интеграционные процессы комплексов взаимосвязанных и взаимодействующих наук находят свое продолжение и завершение в концептуальном синтезе научных знаний, в формировании систем понятий и теорий[387]. В итоге может возникнуть новая наука комплексного характера[388]. Мы считаем, что констатация подобных процессов в криминалистике служит достаточным основанием для изменения взгляда на ее природу. Признание интегральной природы криминалистики может вызвать вопрос о ее месте в системе научного знания, поскольку в традиционной классификации наук (естественные, технические, общественные) отсутствует специальное звено междисциплинарных, интегральных областей научного знания. Однако Б. М. Кедров отмечает, что “классификация наук означает связь наук, выраженную в их расположении в определенном последовательном ряду или системе согласно некоторым общим принципам... Классификация наук теснейшим образом связана с пониманием сущности самого научного познания, его предмета и метода, его источников, движущих сил и конечных целей применения его результатов. В соответствии с этим образуется множество самых разнообразных связей между науками, из которых, прежде всего, следует отметить три главные связи, определяющиеся следующими обстоятельствами: во-первых, характером предмета науки и объективными отношениями между предметами разных наук; во-вторых, специфическими условиями познания, методами научного исследования, зависящими от предмета исследования; в-третьих, целями, которые вызывают научные знания и которым эти знания служат”[389].

Основываясь на этих положениях, С. Ф. Бычкова, говоря о науке судебной экспертизы, указывает, что эта наука “изучает объекты, процесс возникновения которых обусловлен таким социальным явлением, как преступность. Конечной целью науки о судебной экспертизе является исследование преступности как явления уголовно-правового, разработка мер борьбы с преступлениями в специфическом аспекте, основанном на собственном предмете и средствах познания”[390]. Подобные рассуждения служат, по мысли автора, подтверждением выдвинутого ею тезиса о том, что признание интегративной природы науки о судебной экспертизе “не служит препятствием для определения ее места в системе научного знания как юридической прикладной дисциплины, входящей в число уголовно-правовых”[391].

Справедливые во многом суждения С. Ф. Бычковой можно в известной степени отнести и к криминалистике, хотя утверждение, что конечной целью науки о судебной экспертизе служит исследование преступности как социального явления, представляется спорным, ибо, например, изучение аналогичных объектов судебной медициной не позволяет в отношении нее сделать подобных выводов. В отношении криминалистики к сказанному ею следует добавить главное: в ее содержании, в отличие от науки о судебной экспертизе, имеются значительные по объему и важные по значению правовые положения, которые еще больше сближают ее с правовыми науками. Именно это в первую очередь позволяет сохранить в чисто методических и классификационных целях отнесение криминалистики к правовым наукам из группы специальных юридических наук. Подобное решение, в свете сказанного, носит тем не менее условный характер и преследует чисто практические цели.

Между тем, в большинстве современных источников криминалистика по-прежнему без всяких оговорок считается чисто юридической наукой. По мнению Н. А. Селиванова[392]. В. Я. Колдина и Н. П. Яблокова[393], В. А. Образцова[394], А. А. Эксархопуло[395] и многих других криминалистов и процессуалистов, криминалистика — наука правовая, и это утверждение не вызывает у них сомнений.

3.2. МЕСТО КРИМИНАЛИСТИКИ В СИСТЕМЕ ЮРИДИЧЕСКИХ НАУК

Ч

тобы правильно определить место криминалистики в системе юридических наук и ее связи со смежными науками подобного рода, следует вначале хотя бы вкратце остановиться на классификации юридических наук.

Юридические науки относятся к классу общественных наук. В теории государства и права юридические науки обычно делятся на общетеоретические (теория и история государства и права) и конкретные. Последние подразделяются на отраслевые, т. е. те, которые изучают отдельные отрасли права (государственное, финансовое, административное, уголовное, процессуальное и др.), межотраслевые — типа жилищного, хозяйственного, транспортного права — и специальные[396].

В соответствии с этой классификацией криминалистика относится к числу специальных юридических наук, которым не соответствует какая-то определенная отрасль права или группа норм из разных отраслей права. Вместе с криминалистикой в эту группу входят криминология, уголовная статистика и некоторые другие науки. Однако принадлежность криминалистики к этой группе наук вовсе не означает, что она наиболее тесно связана именно с ними. С точки зрения интенсивности связей, криминалистику следует отнести к группе криминально-правовых наук, изучающих преступность и меры борьбы с ней. Формирование этой группы выходит за пределы приведенной выше классификации, поэтому в нее включаются как отраслевые, так и специальные юридические науки: уголовное право, уголовный процесс, исправительно-трудовое право, криминалистика, криминология, теория оперативно-розыскной деятельности, уголовная статистика[397].

Характеризуя место криминалистики в системе научного знания, следует руководствоваться ее предметом, значением для практики борьбы с преступностью, тем влиянием, которое на криминалистику оказывают другие юридические науки и которое, в свою очередь, она оказывает на них. В связи с этим определенный интерес представляет решение вопроса о том, как следует понимать отнесение криминалистики к числу прикладных наук и не лишает ли это ее права называться самостоятельной наукой.

И. Н. Якимов, раскрывая понятие криминалистики, именуемой им тогда уголовной техникой, писал, что она, “не будучи самостоятельной научной дисциплиной... является прикладной наукой, преследующей практические цели”[398]. Таким образом, между понятиями “прикладная наука” и “несамостоятельная наука” он ставил знак равенства. В дальнейшем такое же значение термину “прикладная наука” придавала В. Е. Коновалова[399], а С. П. Митричев отождествлял понятие “прикладной науки” с понятием “науки вспомогательной”[400].

В философии и в истории науки понятию прикладной обычно противопоставляется понятие фундаментальной науки. К фундаментальным относят науки, изучающие наиболее общие закономерности природы, общества, мышления: философию, физику, политическую экономию и др. Под прикладными понимаются науки, реализующие в практике достижения фундаментальных наук, служащие как бы мостом между теорией и практикой, “имеющие приложение” либо к практике, либо к другой науке. Но прикладная наука никогда не отождествлялась со вспомогательной наукой. “Фундаментальная наука и наука прикладная, — пишут Р. Пэнто и М. Гравитц, — различаются по природе предметов, которые они исследуют. Предмет прикладной науки более точен, более ограничен, более конкретен. Прикладное исследование развивается, в общем, как некое продолжение фундаментального, но иногда и предшествует ему”[401]. В отнесении науки к числу прикладных нет ничего для нее унизительного, и ее роль при этом не умаляется. Криминалистика, действительно, при делении наук на фундаментальные и прикладные относится к разряду последних, но это вовсе не означает, что она несамостоятельная наука или играет только вспомогательную роль.

С развитием процессов интеграции и дифференциации знания деление наук на фундаментальные и прикладные, как и на теоретические и практические (или эмпирические) приобретает чисто условное значение[402]. Это верно отмечает М. Корач: “Нет такой науки, которая хотя бы частично не была прикладной либо по отношению к другой области науки, либо по отношению к практике. Даже самая абстрактная математика имеет какие-то приложения... Ведь никуда не уйти от такого факта, что так называемые “чистые науки” (т.е. фундаментальные науки — Р. Б.) используют так называемые прикладные науки, в том числе и технические науки, так же часто, как и наоборот”[403]. В современных условиях применительно к достаточно развитым наукам правильнее говорить о фундаментальных или теоретических исследованиях и их практических приложениях (и то и другое в рамках каждой науки). Развивая это положение, М. Корач пишет: “Нетрудно показать, что любая наука, в том числе математика, геология и астрономия, рано или поздно развивает теоретическую и экспериментальную части (не говоря уже о роли наблюдений)... Мы предпочитаем поэтому не отделять теоретические части наук от экспериментальных, что неизбежно происходит, когда первые под именем “теоретических наук” группируются независимо от вторых. Эта классификация представляется такой же устарелой, как и термины “созерцательные” или “описательные” науки”[404].

Мы убеждены, что теми же соображениями руководствовался и Б. М. Шавер, когда возражал против отнесения криминалистики к числу прикладных наук в первоначальном смысле этого термина. Он писал: “Прикладных наук нет, а есть прикладные дисциплины, под которыми понимается совокупность знаний, определяющих порядок практического применения теоретических принципов той или иной науки. Криминалистику никак нельзя отнести к разряду прикладных дисциплин. Прикладная дисциплина всегда есть частное применение общих принципов той науки, из которых она вытекает. Принципы какой же науки выражает криминалистика? Обычно ее считают вспомогательной наукой по отношению к науке уголовного процесса, вытекающей из принципов последней, но это — полный абсурд, так как разрабатываемые криминалистикой данные вовсе не вытекают из теоретических принципов уголовного процесса, криминалистика не есть практическое применение этих принципов. Данные криминалистики всегда согласуются с данными уголовного процесса, ибо практически они применяются в процессе расследования, который регулируется уголовно-процессуальным правом, но эти данные не вытекают из теоретических принципов уголовного процесса”[405]. Если отбросить некоторые полемические крайности, допущенные Б. М. Шавером, и правильно понять, какой смысл он вкладывал в термин “прикладная наука”, то никак нельзя не признать правильности рассуждений данного автора и несправедливость критики, которой он за них подвергся впоследствии.

Криминалистика, разумеется, не является вспомогательной наукой по отношению к науке уголовного процесса[406]. Этот тезис Б. М. Шавера получил развитие в работах С. П. Митричева, А. И. Винберга, Н. Т. Малаховской, других советских криминалистов и, на наш взгляд, не нуждается в дополнительной аргументации. Отрадно отметить, что он в настоящее время не оспаривается и подавляющим большинством процессуалистов[407]. Тем большее удивление вызывает попытка гальванизировать взгляд на криминалистику как на область знаний, являющуюся “при­кладной по отношению к фундаментальной науке уголовно-процес­суального права”[408].

Выяснение связей криминалистики со смежными юридическими науками одновременно есть и отграничение ее предмета от предметов этих наук, что представляет для нас особый интерес, если учесть нашу попытку по-новому определить предмет криминалистической науки.

Понятие предмета криминалистики тесно связано с понятиями предметов смежных областей знания. Поэтому для того, чтобы убедиться в отличии предмета криминалистики от предмета других наук, необходимо решить вопрос о том, являются ли специфическими именно для криминалистики круг исследуемых ею объективных закономерностей и аспект их исследования. Что касается естественных, технических и общественных неправовых наук, о которых речь еще впереди, то положительный ответ на этот вопрос можно получить в процессе сопоставления предмета криминалистики и предметов названных областей знания: ни одна из них не изучает той специфической группы закономерностей, которые составляют предмет криминалистики, и это положение само по себе достаточно очевидно, чтобы не вызывать сомнений. То же самое можно сказать и об отличии криминалистики от общетеоретических наук о государстве и праве, административно-правовых, государственно-правовых и гражданско-правовых наук. С этими науками криминалистика связана через общую систему правовых наук, но они не являются ее ближайшими “соседями”.

Криминалистика должна быть отграничена от тех правовых наук, с которыми она непосредственно взаимосвязана, то есть от других наук “криминальной” группы: криминологии, уголовной статистики, уголовного права, исправительно-трудового права, уголовного процесса и теории оперативно-розыскной деятельности.

К предмету науки криминологии относятся закономерности, определяющие состояние, динамику, формы и причины преступности и меры ее предупреждения[409]. Из этого определения следует, что криминология и криминалистика изучают разные объективные закономерности и совпадение в этой части их предметов отсутствует.

Как видно из сказанного, криминология изучает и меры предупреждения преступности. Криминалистика также занимается разработкой мер предупреждения преступлений. Однако и в этой области нет дублирования между предметами криминалистики и криминологии. Предметом криминалистики являются такие меры предупреждения преступлений, которые относятся к техническим и тактическим. Их разработка основывается на познании закономерностей возникновения информации о преступлении и работы с доказательствами (например, технические меры по охране определенных объектов от преступных посягательств разрабатываются на основе изучения способов совершения соответствующих преступлений, то есть, в конечном счете, на основе изучения определенной разновидности процессов возникновения следов преступления). Предметом криминологии является разработка системы предупредительных мер, “направленных на окончательную ликвидацию преступности и иных правонарушений и всех порождающих их причин”[410]. В эту систему криминология включает также и криминалистические меры предупреждения отдельных видов преступлений, однако пользуется ими как данными науки криминалистики, то есть сама разработкой таких мер не занимается.

Так, по нашему мнению, должен решаться вопрос о соотношении и связи предметов криминалистики и криминологии.

Казалось бы, вопрос о соотношении общей системы предупредительных мер, разрабатываемой криминологией, и криминалистических мер предупреждения изложен достаточно ясно. В правильности такого решения нас убеждают аналогичные взгляды ведущих криминологов[411]. Однако оказывается, что ясность изложения не обеспечивает точности его пересказа, особенно при вольном цитировании текста.

Так, в рецензии на первый том нашего курса, касаясь рассматриваемого вопроса, А. Н. Васильев писал: “Сопоставляя криминалистику и криминологию, автор считает, что в предмет криминологии входят общие вопросы предупреждения преступлений, а что касается мер предупреждения отдельных видов преступлений, то криминология “поль­зуется ими как данными науки криминалистики, то есть сама разработкой таких мер не занимается” (с. 86)”[412].

Здесь налицо прямое искажение наших взглядов, ибо получается, будто мы отдаем “на откуп” криминалистике разработку всех специальных (а не только криминалистических, как это мы прямо указываем) мер предотвращения преступлений.

Изложив таким образом “нашу” неправильную позицию, А. Н. Васильев резонно указывал, что “на самом же деле к компетенции криминалистики по предупреждению преступлений относится разработка только технических средств и методов предупреждения, которые специфичны именно для криминалистики”[413], то есть повторяет наши слова из фразы, предшествующей той, цитату из которой он так вольно использовал.

Уголовная статистика как специальная отрасль социальной статистики изучает количественное выражение закономерностей, определяющих состояние и динамику преступности и судимости, а также показатели, характеризующие мероприятия по борьбе с преступностью[414]. Изучение количественных характеристик уголовная статистика связывает с их качественным значением в конкретных условиях места и времени.

Связь уголовной статистики с криминалистикой выражается в том, что в конечном итоге первая из них отражает в своих данных эффективность применяемых на практике положений криминалистики и разрабатываемых ею средств и методов судебного исследования и предотвращения преступлений. Криминалистика, в свою очередь, учитывает и использует данные уголовной статистики как для оценки эффективности своих рекомендаций, которые применяются на практике, так и для определения тех направлений деятельности органов, ведущих борьбу с преступностью, которые в данный момент наиболее нуждаются в получении соответствующих криминалистических рекомендаций, во внедрении специально созданных новых криминалистических средств и методов, способных содействовать усилению борьбы с преступностью именно на этих направлениях.

Таким образом, предметы криминалистики и уголовной статистики не совпадают, хотя и связаны между собой.

Уголовное право как наука, на наш взгляд, изучает закономерности, определяющие виды и формы преступных посягательств, процесс развития преступной деятельности, виды наказаний и условия их применения к лицам, виновным в совершении преступлений. Из этого следует, что и в данном случае речь идет не о тех закономерностях, которые изучаются криминалистикой. Пользуясь принятой нами терминологией, можно сказать, что уголовное право изучает закономерности возникновения, формирования и развития самого отражаемого объекта, но не процесса его отражения в среде и тем более не процесса обнаружения и использования этого отражения в доказывании.

Из этого, конечно, не следует, что криминалистика не связана с наукой уголовного права. Связь существует, и выражается она в том, что криминалистика использует разрабатываемые в уголовном праве характеристики отражаемого объекта, пользуется ими как данными. Дублирование в предметах наук отсутствует потому, что криминалистика не разрабатывает вопросов уголовного права, а берет готовые решения этой науки точно так же, как наука уголовного права не разрабатывает, а использует для своих теоретических построений уже разработанные иными науками, например, медициной, отдельные положения, не включая их при этом в свой предмет. Налицо обычный процесс взаимопроникновения научных знаний в целях их обогащения и развития.

Аналогичны соотношение и связь криминалистики с наукой исправительно-трудового права, обладающей своим собственным специфическим предметом, соприкасающимся с предметом криминалистики, но не дублирующим его[415].

Самый сложный вопрос в рассматриваемом аспекте — вопрос о связи и разграничении предметов криминалистики и науки уголовного процесса. Криминалистика как область научного знания возникла в рамках уголовно-процессуальной науки. А. А. Эйсман, по нашему мнению, прав, когда пишет, что “формирование самостоятельных, специфических знаний, составляющих предмет криминалистики, нетрудно проследить исторически. Первоначально эти знания, касающиеся приемов собирания, обнаружения и исследования доказательств, выходящие за пределы собственно процессуальной теории, фигурируют в трудах процессуалистов... Лишь постепенно, возрастая по объему, накапливаясь и приобретая внутреннее единство, эти сведения оформляются в самостоятельную науку — криминалистику”[416]. Рекомендации о приемах работы с доказательствами можно встретить уже в сочинениях Л. Ягеманна, Е. Колоколова, Н. Орлова, Я. Баршева[417] и других процессуалистов.

Правда, при ознакомлении с трудами Гросса, Бертильона, Рейсса может сложиться неверное мнение, что криминалистика возникла независимо от уголовно-процессуальной науки, так как многие ее теоретические положения появились на свет в процессе создания научно обоснованных регистрационно-учетных систем в связи с разработкой научных методов идентификации вначале для удовлетворения нужд сыскной и пенитенциарной практики и значительно позднее — собственно уголовного судопроизводства, когда эти положения стали разрабатываться в более или менее тесной связи с наукой уголовного процесса. Иными словами, можно подумать, что связь между криминалистикой и уголовно-процессуальной наукой (связь, но не происхождение первой от второй) возникла лишь тогда, когда сложилась некоторая система специальных знаний, поставленных на службу борьбы с преступностью.

Дата добавления: 2015-06-04