Революционное медицинское исследование биологии околосмертельного и мистического опыта 3 страница

Однако изучение безнадежных больных и обсуждение сходства между воздействием психоделических веществ и мистическим опытом столкнули между собой религию и науку. Исследования отходили все дальше и дальше от первоначальной программы Сандоз.

Выход ЛСД из лабораторий, произошедший в 1960-ых, еще сильнее усложнил ситуацию. Средства массовой информации кричали о реанимации, самоубийствах, убийствах, врожденных дефектах и разбитых хромосомах. Широко разрекламированный отказ от научно-исследовательских принципов Тимоти Лири и его команды исследователей в Гарвардском Университете привел к их увольнению. Эти события усилили растущее подозрение того, что даже ученые потеряли контроль над этими мощными психоактивными веществами.

Средства массовой информации преувеличивали и подчеркивали негативные физические и психологические эффекты психоделических веществ. Некоторые из этих рассказов возникли благодаря плохо организованным исследованиям, некоторые были просто сфабрикованы. Последующие публикации сняли с психоделиков обвинение в серьезной токсичности, ведущей к повреждению хромосом. Но эти последующие исследования вызвали гораздо меньше шумихи, чем первоначальные обвинительные отчеты.

В психиатрической литературе также начали появляться отчеты, описывающие «бэды», или противоречивую психологическую реакцию на психоделики, но количество этих отчетов также было невелико. Чтобы разобраться с подобными вопросами в рамках моих собственных исследований, я прочитал каждый опубликованный доклад, посвященный подобным негативным последствиям. Мне стало понятно, что уровень психиатрических осложнений при проведении контролируемого исследования, как среди психиатрических пациентов, так и среди нормальных добровольцев, был необычно низок. Но в тех случаях, когда психически больные или нестабильные люди принимали неочищенные или неизвестные психоделики, в сочетании с алкоголем и другими веществами, в неконтролируемой обстановке и с неадекватным надзором, возникали проблемы.

В ответ на общественное беспокойство по поводу неконтролируемого употребления ЛСД, и, несмотря на возражения практически каждого ученого в этой области, конгресс Соединенных Штатов в 1970 г. принял закон, запрещающий ЛСД и другие психоделики. Правительство приказало ученым сдать находящиеся у них вещества, канцелярская работа с целью получения и хранения психоделиков для исследовательских целей стала долгой и запутанной, и почти не осталось надежды на проведение новых проектов. Средства на проведение исследований пропали, и многие исследователи отказались от своих экспериментов. При принятии нового законодательства о веществах, интерес к исследованию воздействия психоделиков на людей пропал так же неожиданно, как и появился. Было такое ощущение, что психоделики еще не были открыты.

Учитывая небывалые темпы развития исследований воздействия психоделиков на людей лишь тридцать лет назад, удивительно, насколько мало о них рассказывают современные медицинские и психиатрические обучающие программы. Психоделики были важнейшей сферой развития психиатрии свыше двадцати лет. Сейчас молодые врачи и психиатры почти ничего о них не знают.

К тому времени, когда я начал изучать медицину, в середине 1970-ых годов, по прошествии менее десяти лет с момента изменения законодательства о веществах, у меня было всего две лекции о психоделиках за четыре года. И даже это было больше, чем то, что могли узнать студенты-медики в других университетах, потому что в Медицинском Колледже Альберта Эйнштейна в Нью-Йорке, в котором я учился, работала группа ученых, проводивших исследования на животных. Я провел исследовательский семинар по психоделическим веществам для студентов-психатров старших курсов в Университете Нью-Мехико – возможно, это был единственный подобный семинар в нашей стране в течение нескольких десятилетий.

Отсутствие академического интереса к психоделикам может быть частично вызвано отсутствием исследований, проводимых на людях. Однако для студентов-медиков является общепринятой практикой изучать ранее популярные теории и методики, даже если в настоящее время к ним редко прибегают. Но психоделические вещества полностью выпали из сферы деятельности психиатрии.

Большинство новых теорий, практик и медикаментов в области клинической психиатрии проходят предсказуемый цикл введения, тестирования и приспосабливания к дальнейшему применению. Таким образом, совершенно неудивительно то, что, с накоплением сведений во время первой волны исследования психоделиков на людях, начали появляться противоречащие друг другу результаты. У тех, кто утверждал, что психоделики могут создать «модель психоза» или предоставить «лекарство» для трудноизлечимых больных, энтузиазм предсказуемо пошел на спад. Естественным процессом в рамках психиатрических исследований является то, что ученые совершенствуют вопросы и методы исследования, и способы применения их результатов. Этого не произошло с психоделиками. Вместо этого, изучение психоделиков прошло через в высшей степени неестественный цикл развития. Психоделики начинались как «чудо-лекарства», потом они стали «ужасными лекарствами», потом их не стало вообще.

Я считаю, что студенты-медики и начинающие психиатры так мало слышат о психоделиках не из-за того, что исследование психоделиков завершилось, а из-за того, как именно оно завершилось. Этот процесс полностью деморализовал академическую психиатрию, которая впоследствии повернулась спиной к психоделическим веществам.

Психоделические исследования стали сложной и унизительной главой в жизни многих наиболее выдающихся ученых, работавших в этой области. Это были лучшие и наиболее талантливые психиатры своего поколения. Многие из наиболее уважаемых на сегодняшний день психиатрических исследователей Северной Америки и Европы, как практикующих, так и теоретиков, возглавляющих факультеты крупнейших университетов и национальные психиатрические организации, начинали свою профессиональную деятельность с исследования психоделических веществ. Наиболее влиятельные представители этой профессии обнаружили, что наука, объективные данные и здравый смысл были бессильны защитить их исследования от принятия репрессивного закона, вызванного необоснованным мнением, эмоциями и средствами массовой информации.

Как только эти законы были приняты, правительственные инспекторы и спонсирующие агентства быстро отозвали разрешения, вещества и деньги. Те психоделические вещества, которые воспринимались исследователями как уникальные ключи к психическим заболеваниям, и которые помогли становлению многих карьер, стали объектами страха и ненависти.

Другая проблема заключалась в том, что психоделики становились позорным источником разногласий среди самих психиатров. Психиатры, придерживающиеся биологического подхода, терпеть не могли тех своих коллег, которые «нашли религию» и расхваливали духовное воздействие веществ. Последние относились к своим коллегам, интересующимся исключительно деятельностью мозга, как к недалеким и консервативным людям. Психиатрия всегда противоречила духовным вопросам, и в конечно итоге появилось новое направление в этой области медицины, борющееся против результатов исследования психологических веществ: так называемая «трансперсональная» теория и практика. Таким образом, по крайней мере, некоторые из исследователей психологических веществ могли вздохнуть с облегчением, потому что им больше не приходилось разбираться со сложными, противоречивыми и беспорядочными последствиями действия веществ среди их пациентов, коллег и их самих.

Кто захочет читать лекцию о позорной странице в академической психиатрии аудитории, в которой сидят 200 сообразительных студентов-медиков? Группа первых исследователей психоделических веществ, в основном, состояла из профессиональных ученых, а не фанатиков. Они отдавали себе отчет в том, что не стоит публично критиковать своих коллег и благодетелей. Лучше жить и делать свои выводы.

Теперь, когда мы рассмотрели важную часть истории психоделиков, давайте посмотрим на то, что они делают.

Психоделики оказывают свое воздействие благодаря сложному сочетанию трех факторов – сета, сеттинга и вещества.

Сет – это то, из чего мы состоим, и сейчас, и в будущем. Это наше прошлое, наше настоящее, и наше возможное будущее; наши предпочтения, привычки и чувства. Сет также включает наш организм и мозг.

Психоделический опыт также тесно связан с сеттингом – тем, или чем, что есть или чего нет в нашем непосредственном окружении; то, где мы находимся, будь это на природе или в городе, в здании или на улице; качество воздуха, которым мы дышим и окружающие нас звуки, и т. д. На сеттинг также влияет сет тех, кто находится с нами, когда мы принимаем вещество, будь это друзья или незнакомцы, расслабленные или напряженные, гид ли это, оказывающий вам всевозможную поддержку, или любопытный ученый.

Потом идет само вещество.

Во-первых, как нам его называть? Даже исследователи не могут прийти к согласию по этому важному вопросу. Некоторые даже не используют слово drug (в этом переводе я перевожу drug как вещество. Более распространенный вариант перевода этого слова – наркотик. прим. переводчика), используя вместо этого слова молекула, соединение, агент, препарат, лекарство или таинство.

Даже если мы решим называть это веществом, посмотрите на то, сколько у него названий: галлюциноген (вызывающий галлюцинации), энтеоген (приближающий к божественному), мистикомиметик (имитирующий мистические состояния), онейроген (вызывающий сны), фанеротим (вызывающий явные эмоции), фантастикант (стимулирующий фантазию), психодислептик (тревожащий разум), психотомиметик и психотоген (имитирующий или вызывающий психоз, соответственно), и психотоксин и шизотоксин (яд, вызывающий психоз и шизофрению, соответственно).

Выбор имени не является незначительным вопросом. Если бы все придерживались одного и того же мнения касательно того, что делает или что представляет собой психоделик, не было бы столько терминов для определения одного и того же вещества. Множество названий отражает глубоко укоренившийся и до сих пор продолжающийся диспут о психоделических веществах и их воздействии.

Ученые редко придают значение названиям, которые они присваивают психоделикам, несмотря на то, что они знают, насколько сильно ожидания воздействуют на эффект вещества. Все аспиранты, изучающие психиатрию, узнают об этом во время вводного курса по психологии, во время обзора наиболее значительных исследований, опубликованных в 1960-ых. Проводимые эксперименты включали инъекции добровольцам адреналина, гормона «драки и погони», при разных условиях. Адреналин вызывал спокойное и расслабленное состояние у добровольцев, которым говорили, что им вводят успокоительное. Если им говорили, что это экспериментальное вещество должно стимулировать, добровольцы испытывали более типичное чувство беспокойства и прилив энергии.

Таким образом, то, как мы называем вещество, которое мы принимаем или даем другим, влияет на наше представление о том, как оно подействует. Это как оказывает влияние на само воздействие вещества, так и на то, как мы интерпретируем и справляемся с этим воздействием. Название никакого другого вещества не меняет настолько сильно воздействие, вызываемое им, как это бывает с психоделиками, потому что они в большой степени повышают нашу внушаемость.

Помимо того, что мы называем психоделиком, термины, которые мы применяем к людям, участвующим в приеме, так же влияют на сет и сеттинг и, таким образом, на реакцию на вещество. Если мы принимаем вещество, мы объекты исследования или добровольцы? Клиенты или священники, совершающие таинство? Если мы даем вещество другим, мы гиды, ситтеры или исследователи? Шаманы или ученые?

Попробуйте сделать следующее умственное упражнение: подумайте, как вы представите себе день, в который вы будете выступать как объект исследования под воздействием «психотомиметического агента»? Потом подумайте: что вы будете думать о своей роли священника, совершающего таинство, во время «церемонии» с «энтеогенным причастием»? Как разница в контексте повлияет на вашу интерпретацию галлюцинаций и сильных перепадов настроения, вызванных веществом? Вы будете «сходить с ума» или получать «просветляющий опыт»?

Если бы вы давали кому-нибудь психоделик, какой вид поведения вы бы ожидали от объекта вашего исследования, и на что бы вы не обращали внимания? Многое будет зависеть от того, даете ли вы «шизотоксин» или «фантастикант». Вы можете поощрять «внетелесный опыт» в шаманском контексте, но положите конец этому же самому воздействию, выдав антипсихотический антидот в психотомиметическом контексте.

Наиболее распространенным медицинским термином для психоделических веществ является галлюциноген. Это название подчеркивает воздействие, оказываемое веществом на восприятие, в основном, на зрительное восприятие. Но, несмотря на то, что перцепционное воздействие психоделиков является наиболее распространенным, это не единственный вид оказываемого ими воздействия, и не всегда самый ценный. На самом деле, видения могут отвлекать от наиболее популярных свойств этого опыта, таких, как сильная эйфория, глубокое интеллектуальное или духовное просветление, и растворение физических границ тела.

Термину галлюциноген я предпочитаю термин психоделик, или проявляющий разум. Психоделики показывают вам, что происходит в вашем разуме, выявляют те подсознательные мысли и чувства, которые спрятаны, закрыты, забыты, находятся вне вашего поля зрения, которых, возможно, вы совсем не ожидаете, но которые, тем не менее, присутствуют в вашем разуме. В зависимости от сета и сеттинга, одно и то же вещество, в одной и той же дозировке, может вызвать совершенно разные реакции у одного и того же человека. В один день ничего не происходит; в другой день вы парите в экстазе от новых откровений; на третий день вы с трудом пробираетесь через пугающий кошмар. Общая природа психоделика, термина, открытого для разнообразной интерпретации, объясняет это разное воздействие.

Термин психоделик теперь живет собственной культурной и лингвистической жизнью. В настоящее время он может относиться к особому стилю в одежде, искусстве или даже к особенно напряженным обстоятельствам. Когда дело доходит до рационального разговора о веществах, термин психоделик пробуждает возникшие в 1960-ых годах сильные эмоции и конфликты по поводу посторонних политических и социологических вопросов. Многим из нас при слове «психоделик» вспоминаются такие термины, как «контркультура», «бунтарский», «либеральный» и «левый». Но я рискну, и буду использовать этот термин в своей книге. Я думаю, что это наилучший термин из тех, которые есть у нас. Я не хочу оскорбить никого из тех, кому он не нравится.

Независимо от того, как мы их называем, мы все согласны, что психоделики – это физические, химические объекты. Именно на этом, самом простом уровне, мы должны начать изучение того, что они собой представляют и как они воздействуют.

Диаграммы, сопровождающие следующие объяснения, показывают химическую структуру различных психоделических препаратов. Кружочки представляют собой атомы; наиболее распространенным из них является углерод, больше никак не отмеченный. «N» означает азот, «Р» - фосфор, а «О» - кислород. Многочисленные атомы водорода присоединены к другим атомам в молекулах; но их так много, что они займут всю диаграмму, поэтому я их не включил.

Существует две основных группы психоделических веществ: фенэтиламины и триптамины.

Фенэтеламины – вещества на основе фенэтиламина.

фенэтиламин

Наиболее известным фенэтиламином является мескалин, который получают из кактуса пейот, произрастающего на юго-западе Америки.

мескалин

Еще одним широко известным фенэтиламином является МДМА, или «Экстази».

МДМА

Другой крупной химической группой психоделических веществ являются триптамины. Ядром этих веществ, или их основным кирпичиком, является триптамин. Триптамин – это производная триптофана, аминокислоты, присутствующей в нашей диете.

Триптамин

Серотонин является триптамином – 5-гидрокси-триптамином, если быть точнее – но он не является психоделиком. В нем содержится на один атом кислорода больше, чем в триптаминах.

Серотонин

ДМТ также является триптамином и простейшим психоделиком. Просто добавьте две метиловые группы к молекуле триптамина, и вы получите «ди-метил-триптамин», ДМТ.

ДМТ

«Дедушка» всех современных психоделиков, ЛСД, содержит триптаминовую основу, так же, как и ибогин, африканский психоделик с широко разрекламированным свойством избавления от привыкания.

ЛСД

Ибогин

Одним из наиболее известных психоделиков на основе триптамина является псилоцибин, активная составляющая «волшебных грибов».

Псилоцибин

Когда эти грибы попадают в организм, организм выбирает атом фосфора из псилоцибина, превращая его в псилоцин.

Псилоцин

Псилоцин отличается от ДМТ лишь содержанием кислорода. Мне нравится думать о псилоцибине/псилоцине как о перорально активном ДМТ.

Другим важным триптамином является 5-метокси-ДМТ, или 5-МеО-ДМТ. Он отличается от ДМТ лишь тем, что к нему добавляется одна метиловая группа и один кислород.

5-метокси-ДМТ

Большинство растений, грибков и животных, содержащих ДМТ, также содержат 5-МеО-ДМТ. Как и в случае с ДМТ, те, кто употребляет 5-МеО-ДМТ, обычно курят его.

В дополнение к своей химической структуре, психоделики также обладают активностью. Тут химия переходит в фармакологию, изучение активности вещества.

Одним из способов описания активности психоделика является то, как быстро он действуют, и как долго длится его воздействие.

Воздействие ДМТ и 5-МеО-ДМТ удивительно быстро начинается, и недолго длится. Мы вводили ДМТ через вену, или внутривенно. В этом случае добровольцы ощущали его воздействие через несколько секунд. Воздействие было наиболее сильным по прошествии 1 или 2 минут, и добровольцы возвращались в нормальное состояние через 20 -30 минут.

ЛСД, мескалин и ибогин действуют дольше. Воздействие начинается через 30 – 60 минут после приема. Воздействие ЛСД и мескалина длится до 12 часов, ибогина – до 24. Воздействие псилоцибина несколько короче; оно начинается в течение 30 минут и длится от 4 до 6 часов.

Еще одним основным аспектом фармакологии является «механизм действия», или то, как вещества влияют на деятельность мозга. Это очень критичный вопрос, потому что именно путем изменения функции мозга психоделики меняют осознание.

Самый первый психофармакологический эксперимент, проведенный на людях и животных, показал, что ЛСД, мескалин, ДМТ и другие психоделические вещества оказывают основное воздействие на систему вырабатывания серотонина. Исследования на животных, в отличие от исследований на людях, продолжались в течение последних тридцати лет, и помогли установить ключевую роль этого нейротрансмиттера.

Серотонин правил в качестве «королевского» нейротрансмиттера в течение десятилетий, и на сегодняшний день нет предпосылок к изменению этого положения. Все новые, более безопасные и эффективные антипсихотические препараты оказывают уникальное воздействие на серотонин. Новое поколение антидепрессантов, самым известным из которых является Прозак, специфическим образом влияет на функционирование этого нейротрансмиттера.

В настоящее время мы считаем, что в одних случаях психоделики имитируют воздействие серотонина, а в других случаях – блокируют его действие. Исследователи стараются выяснить, на какой из двадцати с лишним типов рецепторов серотонина воздействуют психоделики. Многочисленные рецепторы серотонина сосредоточены на нервных клетках в тех областях мозга, которые регулируют множество важных психологических и физических процессов: регулировку сердечно-сосудистой деятельности, гормонов и уровня температуры тела, а так же сна, питания, настроения, восприятия и моторных функций.

Теперь, когда мы рассмотрели то, что собой представляют психоделики, и что они «делают» в терминах объективных и измеряемых данных, давайте обратим наше внимание на то, что они делают с нами, потому что мы можем заметить их воздействие лишь на наш разум.

Важно помнить то, что в то время как мы понимаем большую часть фармакологии психоделиков, мы почти ничего не знаем о том, как изменения в химическом составе мозга влияют на субъективный, или внутренний, опыт. Это относится к психоделикам в той же степени, в какой это относится к Прозаку. То есть, нам еще далеко до понимания того, как активация определенных рецепторов серотонина перерастает в новую мысль или чувство. Мы не «чувствуем» блокаду рецептора серотонина; скорее, мы чувствуем экстаз. Мы не «видим» активацию лобной доли большого мозга; вместо этого, мы видим ангелов или демонов.

Невозможно точно предсказать, что случится после приема психоделика в любой из дней. Тем не менее, мы сделаем общие выводы по поводу их субъективного воздействия, потому что мы должны вывести «типичную» реакцию. Мы можем сделать это, сведя к общему знаменателю весь наш опыт, и весь опыт других людей, все «трипы», которые происходили до нашего. (Говоря «трип» я имею в виду полноценное воздействие типичного психоделического вещества, такого, как ЛСД, мескалин, псилоцибин или ДМТ. Трип трудно описать, но вы сразу поймете, что вы в нем находитесь!)

Следующие описания не относятся к «мягким» психоделикам, таким, как МДМА или марихуана обычной крепости. Они так же не относятся к низким дозам психоделиков, потому что в этом случае воздействие, оказываемое веществом, схоже с воздействием других, не-психоделических веществ, например, амфетамина.

Воздействие психоделиков полностью распространяется на наши умственные способности: восприятие, эмоции, мышление, осознание своего тела, осознание себя.

Часто, но не всегда, основными эффектами являются перцепционные, или сенсорные. Объекты, попадающие в наше поле зрения, кажутся более яркими или более тусклыми, увеличиваются или уменьшаются в размерах, меняют форму и расплываются. Как с закрытыми, так и с открытыми глазами мы видим предметы, которые почти не связаны с внешним миром: кружащиеся, цветные, геометрические узоры или четкие образы живых или неживых предметов, в разных стадиях движения или действия.

Звуки кажутся тише или громче, жестче или мягче. Мы слышим новый ритм в дуновении ветра. В том, что ранее было тишиной, звучит пение или механические звуки.

Кожа становится более или менее чувствительной к прикосновениям. Наша способность воспринимать вкусы и запахи обостряется или притупляется.

Наши эмоции усиливаются или исчезают. Беспокойство или страх, удовольствие или расслабление, все чувства убывают или прибывают, они становятся пугающе интенсивными или совершенно незаметными. На двух противоположных краях гаммы эмоций находятся ужас и экстаз. Два противоположных чувства могут существовать одновременно. Эмоциональные конфликты становятся более болезненными, или наоборот вы более готовы принять свои чувства. Мы по-другому осознаем чувства других людей, или больше совсем о них не думаем.

Наш мыслительный процесс или ускоряется, или замедляется. Сами мысли становятся более туманными, или более ясными. Мы либо замечаем отсутствие мыслей, либо с трудом контролируем поток новых идей. К нам приходит новое понимание наших проблем, или мы безнадежно застреваем в одной и той же колее. Значение многих событий становится более важным, чем сами события. Время исчезает: за одно мгновение проходит два часа. Или время растягивается: одна минута может вместить в себя множество ощущений и мыслей.

Нашим телам холодно или жарко, они тяжелые или легкие. Наши конечности удлиняются или сужаются, мы движемся вверх или вниз в пространстве. Мы чувствуем, что наше тело больше не существует, или то, что разум и тело разделились.

Мы более или менее контролируем «себя». Мы испытываем другие воздействия на наш разум и тело, и они приносят нам пользу, или пугают нас. Будущее принадлежит нам, наша судьба предопределена, и сопротивляться бесполезно.

Психоделики меняют каждый аспект нашего осознания. Именно это уникальное осознание отделяет нас от других биологических видов, находящихся ниже нас, и дает нам доступ к божественному началу, находящемуся выше нас. Может быть, поэтому психоделики так пугают и так вдохновляют: они видоизменяют и растягивают основу, структуру и определяющие характеристики нашей человеческой сущности.

Это психоделические вещества. Существует сложный и богатый контекст, в котором их следует рассматривать, перспектива, которую осознают очень немногие. Это не новые вещества, и мы очень много о них знаем. Они послужили началом современной эры биологической психиатрии, а широко разрекламированное злоупотребление ими прежде времени положило конец чрезвычайно обширным исследованиям человеческой психики.

Я заглянул в эту кипящую матрицу конфликтов, двойственности и противоречий, чтобы сформулировать план собственного исследования. Где мне взять точку опоры? В какую сторону мне смотреть? Мне был нужен ключ, чтобы отпереть замок, на который были заперты психоделические исследования.

Из этого болота появилась одна маленькая, незаметная молекула: ДМТ. Я не смог проигнорировать ее зов, хотя я не представлял себе, как я на него отвечу. И я также не мог предположить, куда она меня заведет, как только я найду ее.

Что такое ДМТ

N,N-диметилтриптамин, или ДМТ – главное действующее лицо этой книги. Несмотря на простоту своего химического состава, эта молекула «духа» предоставляет нашему осознанию доступ к самым удивительным и неожиданным видениям, мыслям и чувствам. Она открывает дверь в миры, которые мы не могли бы себе даже представить.

ДМТ существует в теле каждого из нас, и часто встречается в царстве растений и животных. Он является нормальной составляющей людей и других млекопитающих, морских животных, трав и гороха, лягушек и жаб, грибов и плесени, коры, цветов и корней.

Психоделический алхимик Александр Шульгин посвящает целую главу ДМТ в книге TIHKAL:Триптамины, которые Я Познал и Полюбил. Он очень уместно назвал эту главу «ДМТ повсюду». В этой главе он говорит: «ДМТ содержится… в этом цветке, в том дереве, и в том животном. Он просто находится во всем, на что бы вы не посмотрели». На самом деле, будет легче перечислить то, где не содержится ДМТ, а не то, где он содержится.

В наибольшем изобилии ДМТ встречается в растениях Латинской Америки. Люди, живущие там, знали об его удивительных свойствах в течение нескольких десятков тысяч лет. Но мы получили первое представление о древности связи ДМТ с нашим биологическим видом только в течение последних 150 лет.

Начиная с середины 1800-ых годов, исследователи Амазонки, в частности, Ричард Спрус из Англии и Александр фон Гумбольдт из Германии, описывали воздействие экзотических нюхательных порошков и настоев, изменяющих состояние сознания, изготовленных из трав местными племенами. В двадцатом веке американский ботаник Ричард Шульц продолжил этот опасный, но волнующий вид исследований. Особенно поразительным было воздействие и способ приема психоактивных нюхательных порошков.

Туземные племена Латинской Америки до сих пор используют эти нюхательные порошки. У них существует множество название: йопо, эпена, хурема. Они принимают их в огромных дозах, по унции или больше. Одна из интересных техник заключается в том, что вам вдувают порошкообразную смесь в нос через трубу или трубку. Порошок вдувается с такой силой, что тот, кто его принимает, может упасть на землю.

Спрус и фон Гумбольдт писали, что туземцы сразу же впадали в ступор после приема этих психоделических нюхательных порошков. Но ни один из них не зашел так далеко, чтобы проверить действие порошка на себе. Им было достаточно смотреть на опьяненных индейцев, извивающихся, рвущихся и бормочущих что-то невнятное. Первые исследователи слышали рассказы о фантастических видениях, «внетелесных путешествиях», предсказаниях будущего, местонахождении потерянных предметов, и контакте с умершими предками или другими бестелесными сущностями.

Дата добавления: 2015-06-04