Октября. Он не спал до утра, даже глаз не сомкнул

Он не спал до утра, даже глаз не сомкнул. Когда же Саша проснулась – у нее были назначены встречи, – изобразил ленивое пробуждение... Но чуть она ступила за порог, как вскочил.

Он посмел угрожать Александре!

Он насмехался над детективом, который до сих пор не сумел его вычислить!

И он нарушил договор! В договоре были деньги, да, на квартиру! В обмен, да, на доказательства причастности Бенедикта к убийствам!

Но там не было – нет! – ни слова, ни намека об Александре!!!

Да как он посмел?! Как он только посмел посметь?!

...Детектив порезался, бреясь.

Он увидел его ухмыльную улыбку сразу, как только вышел из дома. Бенедикт сидел на скамейке на детской площадке перед домом и ласково смотрел на детектива. Никакое оскорбление в мире не могло сравниться с этой ласковой ухмылкой. Она говорила, – нет, она кричала! – "слабо, детектив, да?".

«Поздравляю! Теперь вы, Александра, ЗАМУЖНЯЯ ЖЕНЩИНА!»

Две недели остались на поиски, на бессмысленные и трудоемкие поиски, чтобы соединить двенадцать медальонов, которые ему не скажут ничего, кроме банального "Здесь был Вася". Бенедикт то есть.

Алексей угрохает оставшееся время, исчерпает его лимит, и Бенедикт, с чистой маньячной совестью (раз детектив не сумел его остановить – ведь он же так просил!), убьет тринадцатую женщину. Имя которой, несмотря на гнусный намек, Алексей не мог вписать в строчку даже мысленно.

«Поздравляю! Теперь вы, Александра, ЗАМУЖНЯЯ ЖЕНЩИНА!»

Мир стал красным. Адреналин захлестнул детектива с головой. Он бросился в сторону Бенедикта, не сводившего с него ласково‑соболезнующего взгляда чайных глаз, словно болен был Алексей, а не он!

Кис подскочил к нему, при этом Бенедикт не сделал ни малейшей попытки сбежать, с лица не сползла улыбка, только на долю секунды в глазах его мелькнул страх, но тут же исчез.

Алексей схватил его за грудки, приподнял со скамейки.

– Ты слишком далеко зашел, сука! – прошипел Алексей, встряхивая Бенедикта, не оказавшего ни малейшего сопротивления. – Ты на кого руку поднял, гнида? На мою женщину? На мою жену? На Александру?

– Вы напрасно так нервничаете, Алексей Андреевич, – вежливо произнес Бенедикт, по‑прежнему улыбаясь. – У вас ведь еще две недели есть! Вы талантливый сыщик, вы непременно разоблачите меня...

– Я тебя урою, гадина. В гробу я видал твое разоблачение!

– А как же честь сыщика? А как же деньги на квартиру?..

– Обойдусь! Новые заработаю! Но тебя, дерьмо, сдам сию минуту!

– А доказательства? Их ведь нет у вас, Алексей Андреевич! Ну что вы, в самом деле, как маленький! Мы же договорились: вы меня разоблачаете, а я вам деньги возвращаю! И даже под суд готов пойти за грехи свои, за преступления! Только извольте‑с доказательства сначала...

– С тебя доказательства стряхнут, как спелые груши. У нас там спецы по этой части имеются, так что не надейся!

– Неужто вы меня так вульгарно в милицию потащите? – изумился Бенедикт.

Алексей молча заломил его руки за спину и окольцевал его запястья наручниками.

– А как же наша договоренность?!

– Думать надо было, когда Александре записку с угрозами писал!

– Помилуйте‑с, какие угрозы? Я только поздравил вашу супругу...

Алексей посмотрел ему в глаза. Они смеялись.

Его тяжелый удар сбил Бенедикта с ног. Тот рухнул ничком.

...Это он правильно сделал, что рухнул, потому что Кис с детства не бил лежачих, посему и теперь, хоть и с трудом, удержался. Грубо прихватив полуобморочного Бенедикта за шиворот, он потащил его к своей "Ниве", запихнул на заднее сиденье и тронулся, одновременно набирая номер на мобильном.

– Серега? Я везу тебе подарочек... Да, тот самый!

– Давно пора! – откликнулся Серега. – И нечего было строить из себя Джеймса Бонда! Я выезжаю!

Было воскресенье, нормальный выходной, но Серега не имел выходных, в особенности когда дело касалось друзей. И в особенности когда дело обещало быть интересным...

Пересказав последние события, Алексей оставил Бенедикта, который не упустил возможности послать ему воздушный поцелуй двумя пальцами, на попечении Сереги и его ребят. Они его расколют, Алексей не сомневался!

Тогда, вначале, он просто купился, как мальчик, на слова Бенедикта о том, что он лицо подставное и знать ничего не знает... Но медальоны с его наглой рожей свидетельствовали об обратном! Он и был МАНЬЯК. И Алексей принял единственно правильное решение: он отдал его милиции. Тем, у кого есть все средства и возможности для того, чтобы развязать язык убийце!

В конце концов, речь шла о жизни Саши!!!

И все же он чувствовал себя прескверно. Конечно, денег ему теперь не видать: он ведь нарушил договоренность с маньяком...

Но какие, к черту, могут быть договоренности с убийцей?!

Хрен с ними, с деньгами, пусть и очень большими. Заработаем новые!

Зато теперь Александра вне опасности.

Нет, не так: Александра и его дети! Они, его мальчик и его девочка, теперь вне опасности! Серега и ребята, они все сделают, чтобы доказать причастность маньяка к убийствам и отправить его за решетку... Алексей был уверен!!! Так что, строго говоря, он мог теперь отдыхать...

...Нет, не мог. Он чувствовал себя прескверно, и это мешало. Словно он сделал ложный шаг, хоть и убеждал себя в правильности этого шага... В самом деле, на фотографиях в медальонах – наглая рожа Бенедикта. Значит, он не может быть подставным лицом, как он пытался заморочить детективу голову! Следовательно, Алексей принял единственно верное решение! Он еще мог поиграть в игру с маньяком, пока она шла по правилам и пока ставкой были украденные им деньги на квартиру. Но теперь, когда маньяк нарушил договор, сменил правила, стал угрожать Александре, то ему самое место на Петровке!

Хорошо, если ребята его расколют на признание. А если нет? Ведь говорил же Бенедикт, что пусть хоть до смерти забьют, но он ничего не скажет... Вдруг правда?

Отчего‑то ведь он с такой легкостью светился перед детективом! Рискуя в любой момент оказаться на Петровке, в любой! Словно нарочно провоцировал Алексея...

Провоцировал, да, своими издевательскими усмешками, своими мерзкими воздушными поцелуями... А когда понял, что эти мелкие провокации не достигают цели, то пошел на серьезную провокацию, на надежную... Записку с угрозой...

Бред какой‑то! Бред, бред, бред. У провокации должна быть цель. Не может быть целью маньяка – попасть на Петровку? Чтобы потом тюрьма? И пожизненное заключение, раз уж высшую меру отменили?

Значит, он уверен, что этого не случится?

Или тут другое... Бенедикт просил его остановить. Вычислить. И отдать в руки правосудия, как он выразился. Допустим. Выходит, ему надоело ждать, пока это сделает Алексей? Но зачем тогда игру затевал? И, главное, почему настаивает на том, что не расколется? Если ему так охота в тюрьму, то чистосердечное признание сильно сократит ему путь к заветной камере...

Ох, как не складывалось все...

Алексей не помнил другого такого дела, в котором его собственные ощущения были бы столь противоречивы... Казалось, что он перебирает четки гипотез, но никак не может решить первого и главного вопроса: в ту ли сторону надо? По часовой стрелке или против?

Нет, не мог отдыхать Алексей. Не мог. За работу!

Он включил компьютер, перечитал свои записи. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что он уже знал, кто убийца, но не имел не только доказательств, а даже информацией не располагал о том, как он убивал, как к жертве подъезжал, входил ли в круг ее знакомых или просто следил...

Нет, "просто следить" он не мог! Медальоны с его фотографией оказались в украшениях женщин – значит, он их дарил! Значит, был близко, интимно знаком... Если бы он «просто следил» и потом убивал, то медальоны бы надевал на шею жертв. Но тогда бы Виктор, маньячный специалист с Петровки, уже давно бы заметил серию!

В том‑то и дело, что Бенедикт как‑то знакомился с будущими жертвами. Ухаживал, входил в доверие...

Но как он мог знать о них заранее то, что его, судя по всему, интересовало: супружеская неверность и заброшенный ребенок? Как он мог знать это, не будучи другом семьи? Ведь по фотографии его никто не узнал, – значит, не завсегдатай дома... Тогда кто? Общий для всех жертв психолог? Но Алексею слабо верилось, что эти три женщины посещали психолога.

Или он работник социальных служб, занимающихся неблагополучными детьми? Но первые три случая не были до такой степени запущенными, чтобы ими занимались подобные службы. Да здравствуют бабушки, спасительницы детских душ, волшебные палочки‑выручалочки своих дочерей и сыновей, у которых по тысяче разных причин не доходят руки до детей...

Кем он может еще быть, чтобы располагать подобными сведениями? "Гадалкой"? Экстрасенсом, магом? Развелось их нынче немерено, но люди, особенно женщины, их посещают охотно...

Впрочем, нет смысла ломать над этим голову. Теперь это задача Сереги: нарыть информацию, кем был жертвам Бенедикт да как к ним подбирался. А Кис пока продолжит поиски медальонов.

...Он был на верном пути! Виктор добросовестно выполнил его задание, и, следуя отбору "неверная жена + заброшенный ребенок", Алексей прямой наводкой вышел на апрельское дело. И наградой ему был еще один медальон, четвертый по счету.

На этот раз жертва была застрелена из пистолета, когда возвращалась домой. Убийцу никто не видел, оружие на месте преступления не оставлено, ранение она получила в грудь. На заказное убийство ничего не указывало, к тому же у нее похитили мобильник и кошелек. Следствие быстро зашло в тупик, и дело было отправлено на полку нераскрытых убийств.

Ее муж легко перестрадал смерть жены. У него уже жила в квартире другая женщина, на шее которой и обнаружился знакомый медальон. Фотографии Бенедикта в нем не имелось, что муж легко прокомментировал: "Какой‑то из любовников моей бывшей, зачем он нам?"

Дочка была сбагрена к теще еще при жизни жены... Картина ясна.

Несколько вопросов о контактах погибшей супруги, о ее друзьях, поклонниках и людях из сферы обслуживания ничего интересного не принесли. Она не пользовалась услугами фотографа, она носила длинные волосы, которые подстригала сама, обходясь без парикмахера, она не посещала спортзалы, не пользовалась услугами массажистов, инструкторов и тренеров. Равно как психологов, гадалок и экстрасенсов. Ничего общего не просматривалось, кроме медальона. И профиля неверной супруги и плохой матери....

Алексей изъял медальон (с обещанием вернуть, разумеется) и, окрыленный быстрым успехом, просмотрел комментарии Виктора по мартовским делам. В них числилось три нераскрытых убийства, но ни одно не соответствовало заданным параметрам.

Обойти все три семьи? Или перескочить на февраль?

...В феврале тоже оказалось три, и тоже ни одно не соответствовало заданным параметрам.

Алексей понимал, что нужные ему характеристики могли не попасть в ОПД – оперативно‑поисковое дело... Проверять ли их одно за одним – или перескочить уже сразу на январь?

...В январе такое дело просматривалось – одно, по Витиным данным. И Алексей решил испытать судьбу, проверить удачу на вшивость. Проголосовав с самим собой большинством голосов, он поехал по январскому делу.

Он знал, что рискует потерянным временем, приезжая без предварительного звонка, но при всем своем несовершенстве это был самый лучший метод, проверенный многолетней практикой. Во‑первых, по телефону куда легче отказать во встрече; во‑вторых, даже при согласии на встречу человек успевал подготовиться, и Алексей по прибытии уже не мог рассчитывать на спонтанность эмоций и ответов. Посему он предпочитал ехать напрямую по адресу, шокировать неподготовленного человека вопросами и тщательно всматриваться в его реакцию, проверяя ее на лживость.

Однако сегодня выпала плохая карта: январский вдовец на звонок в дверь не ответил, а на последующие телефонные прозвоны сообщил автоответчиком, что находится в отъезде за границей до конца недели...

Он колебался. Вернуться к февралю и марту? К шести делам (три плюс три), в которых ничего в оперативно‑поисковых делах не наводило на искомые критерии? Или продолжать по хронологии?

Он посмотрел на часы. Зашкалило за пять. Серега не звонил – стало быть, результатов пока нет....

И он сделал выбор в пользу декабрьских дел, уже прошлого года, где из двух убийств Виктор выделил одно. Женщина праздновала свой день рождения, в доме было множество гостей. Кто‑то подсыпал ей яду в бокал с вином. Муж оказался вне подозрений: он был вынужден задержаться на работе (шофер‑дальнобойщик) и явился домой уже тогда, когда его супруга скончалась. Опрос гостей, очные ставки, попытки перекрестить показания ни к чему не привели. Отравителя не вычислили.

Кис пока не задавался вопросами, мог ли это быть Бенедикт – и если да, то каким образом он сумел затесаться в толпу гостей? Пока что Кис искал оставленные им знаки – медальоны. И он решил поехать к дальнобойщику в попытке найти этот самый знак. Тем более что в предыдущем случае с отравлением медальона не нашлось, что увеличивало шансы найти его в декабрьском деле.

– Медальон? Не помню... Может, и был. Я, сыщик, все цацки жены положил в ее гроб. Теща просила ей отдать, а я нет, я Ленке все оставил, не разлучил ее с цацками. Она их любила, что твоя новогодняя елка наряжалась: и в волосы, и в уши, и на шею, и на руки... С кем она проводила время, как она жила в мое отсутствие, не знал и не хотел знать. Неприятно, конечно, думать, что изменяла... Но я сам изменял. У нас с напарником чуть не на каждой стоянке девочки... Проститутки, да. Давно знакомые... Подружки, если хотите. Ну, а чего я бы стал к жене придираться, если сам... Мне надо ж было? Ну и ей надо было. Все путем, мы квиты.

– Знакомых ее, круг друзей, не знаете?

– Да уж куда там... Знал некоторых – подруги детства. А насчет с кем она... Я никогда не пытался выяснить. Ты пойми, мужик: я ж человек, у меня слабости. И она человек, у нее тоже слабости. Женой мне была Ленка хорошей, ласковой, заботливой и никогда не попрекала, что я на рейсе с другими женщинами... Ну, ты понял. А чего мне еще нужно? Я ей только говорил: "Смотри, Ленка, заразу не подцепи, пока меня нет!"

– Так насчет медальона. Вот, посмотрите. Был ли среди ее украшений такой? Это очень важно, Степан. Постарайтесь вспомнить.

– Да вроде был... Я не рассматривал особо. Ты не поймешь меня, мож, мужик, а мож, и осудишь, твоя воля. Я в кучу сгреб все, что у ней было, и в гроб положил... Пусть ее на том свете греет.

Мужчина взял медальон в руки, покрутил, нажал на кнопочку...

– А кто это на фотографии? Любовник ее?

– Убийца. Ее убийца – так я думаю.

– Вот оно как... Пригрела, выходит, свою смерть на груди?

– Выходит.

– А откуда у тебя? Если это не Ленкин?

– Нет, не ее. Убийца оставлял в вещах всех жертв одинаковые медальоны со своей фотографией. Вдруг у нее тоже оставил?

– М‑да... Ну, чего тебе сказать... Не помню. Вроде и видел, но не поручусь... Жалко Ленку, понимаешь? Хорошая она была. Девушки‑то везде есть... Такие штучки умеют, куда там жене... А она вот борщ умела...

– У вас, кажется, ребенок есть? Мальчик?

– Есть.

– Где он?

– Да все больше по бабкам. То у моей маманьки, то у ее... А с тех пор, как Ленка померла, теща больше с ним... Сам видишь, какая профессия у меня, не до ребенка...

– Жене тоже было не до ребенка?

– Ну а как ты думал? Она поварихой в ресторане до двух ночи, куда тут с мальчонкой управляться?

Они помолчали, думая каждый о своем.

– Ну и... – добавил муж, – вишь, как она устраивала свою жизнь... Не одна домой возвращалась частенько... А я разве могу попрекнуть? Скажи, как мужчина мужчине, – могу?! Имею право?! Когда я там на стоянках с девчонками, а ей ни‑ни?!

Алексей понимал: Степан до сих пор вопрошал, правильно ли они жили с "Ленкой", дав друг другу право на измену. Но Алексей ничем не мог ему помочь. Он и сам не знал. Какая‑то отвлеченная справедливость присутствовала в подобном негласном договоре между супругами, конечно. В Европе психологи вон пишут о пользе измен для укрепления брака и еще что‑то такое, он слыхал: "Измена как право личности на расширение опыта"... Но в своих отношениях с Сашей он бы не хотел такой справедливости и таких прав, нет.

Впрочем, Степана, скорей всего, смущал не сам их с женой образ семейных отношений, а мнения со стороны. Коллеги и друзья по шоферному цеху, не отличаясь европейской широтой взглядов, наверняка Степана сурово осуждали. Нет, не за его измены, как водится, а за то, что терпимо относился к изменам жены... Вот и мучается человек философским вопросом до сих пор, хотя со смерти жены прошло уже десять месяцев...

Кис мысленно улыбнулся. Может, сказать ему? "Право личности на расширение опыта" – потянет Степан эту фразочку?

– По‑моему, ты по справедливости решил, – ответил он наконец. – Честно, как положено между друзьями.

– Ты хочешь сказать, что не... Как между друзьями! Значит, не как между мужем и женой! А ты бы, ты бы как, своей в глаз дал?

– Нет, – твердо ответил Алексей. – Знаешь, я думаю, что между мужем и женой должна не только любовь быть. Но и дружба. Товарищество. И вы разобрались действительно как хорошие друзья. По справедливости.

– Не осуждаешь меня?

– Не осуждаю, да и не мое это дело. И ничье. Это был ваш негласный договор на двоих. ВАШ ЛИЧНЫЙ договор. И не пускай чужие рыла в свои семейные дела, Степан. Никого не слушай. Вы с женой ладили, и это самое главное!

Дальнобойщик крепко жал его руку и смотрел на него с признательностью... Алексей ощутил себя в роли психоаналитика, снимающего чужие комплексы. Но это дело хорошее. Зачем людям комплексы, вылезшие из узколобых мнений соседей по лестничной клетке или напарника по кабине трейлера?

Совершенно незачем.

Кажется, это пятый, даже если прямиком в руки не дался. "Вроде был", – сказал Степан. Теперь не проверишь: он все украшения жены в ее гроб положил... Ну, будем пока считать, что он не ошибся. Тогда у нас уже есть пять медальонов из двенадцати.

День меж тем склонился к вечеру. А от Сереги так и не было звонка. Дурное предчувствие овладело Алексеем. Нарушая неписаные правила, он позвонил ему сам.

– Ничего пока, – устало ответил Серега. – Крутит, клянется, что ничего не знает, что его наняли... И кто нанял, тоже не знает: он предложение получил якобы по электронной почте, ему хорошие бабки посулили... Скользкий тип, я ему не верю! Ребят послал к нему на дом, чтобы в его компьютере пошарили. Скоро вернутся, я тебе отзвоню. А он, представь, и впрямь актер – самодеятельный, правда. Мы проверили: в театре Дома культуры железнодорожника играл...

– И зовут его, конечно, не Бенедикт?

– Нет. Хотя, прикинь, тоже не хило: Иммануил!

– Кант? – хмыкнул Кис.

– Гы‑ы... Иммануил Острец.

– А что насчет медальонов?

– Говорит, что впервые видит. И как его фото там оказалось, понятия не имеет. Ты не отчаивайся, Кис: мы его додавим. Расколется, дай только время!

Алексей бы дал... Но ощущение совершенной ошибки мучило его. И он не знал, где она. Что мучило его втрое сильнее.

День закончился, перевалило за десять вечера. Полил дождь – обильный, брызгучий осенний дождь. Новые походы не имели смысла. В такое время люди уже остерегаются открывать двери, а то и попросту ложатся спать... А пытаться наладить контакт с разбуженным человеком – дело тухлое...

Пять медальонов – и ни малейшего отблеска догадки, как от них протянуть мостик к убийце. Никитич пока тоже молчит – ну, это понятно, ему нужно время, к тому же в выходные он делами заниматься не любит... Вот завтра понедельник, и есть шанс, что Никитич прорежется...

Дактилоскопия еще не была проведена – тоже, наверное, завтра, да вряд ли что‑то принесет: на мельхиоровой поверхности хорошо было видно, насколько она захватана...

А время утекало. По дню, по часу, по минуте – неумолимо утекало! Чтобы найти доказательства, вычислить modus operandi убийцы, нужно прорабатывать заново материалы каждого дела. А он еще даже их отбор не закончил, из двенадцати медальонов нашел только пять, где последний к тому же под вопросом...

Неважно, что маньяк теперь сидит на Петровке, – Алексей должен добыть доказательства. Нельзя допустить, чтобы он ускользнул из‑за отсутствия оных!!! Серега, даже если очень расстарается, то сумеет продержать его не больше пятнадцати суток... Две недели. Две. Которые так и так оставил ему маньяк...

Не успеть. Ни за что не успеть! Медальоны указывали только на дела. Но никоим образом не подсказывали, где улики, где неопровержимые улики, указывающие на убийцу!

Отчего‑то Алексей был уверен: Бенедикт и сам прекрасно понимал, что обычным следственным путем – то есть заново пересматривая дела – Алексей его никогда не вычислит. И он оставил ему где‑то еще подсказку... Какую, он не представлял. Но он чувствовал: маньяк играет с ним в шарады. В чем их смысл?

Видимо, нужно собрать сначала все двенадцать медальонов, и тогда элементы пазла сложатся... И детектив увидит истину...

Или тупик?! В который его нарочно завлекает маньяк?!

Звонок Сереги вырвал его из невеселых размышлений.

– У него в компьютере действительно есть письма с инструкциями от человека, который подписался "Бенедикт". Там даже имеется довольно подробное указание по поводу его первого визита к тебе. Что говорить, как себя вести... Мы уже проверили: письма отправлены из интернет‑кафе.

– То есть он мог отправить их себе сам?

– Так точно. Завтра еще проверим его счет в банке: он утверждает, что получил за эту работу тысячу долларов авансом, которые ему положили наличными в почтовый ящик. Но мы проверим банк на всякий случай. Вдруг он врет, и сумма пришла переводом? Тогда узнаем, откуда пришла... Короче, ты не беспокойся, мы его дожмем! Время еще есть...

– Конечно, Серега. Вы это умеете.

Кис выдавил из себя улыбку и распрощался с другом.

Чувство совершенной ошибки мучило все сильнее.

Удрученный, он позвонил Саше: предупредить, что едет к ней на проспект Мира. Но ее домашний не отвечал. Попробовал мобильник – в зоне недоступности. Он упустил вчера, наверное, Александра отправилась на очередную богемную тусовку.

Ночевать тут, на Смоленке, не хотелось – дышать краской и одиночеством. И он решил ехать к Саше: дождется ее там. Он вышел под проливной дождь, и настроение его еще больше испортилось.

Алексей не любил бывать в ее квартире один: чувствовал себя в гостях. Притом незваных. Когда Александра находилась дома, это ощущение исчезало, квартира вела себя смирно под хозяйской рукой, как собака, но в отсутствие хозяйки она бунтовала: враждебно скалила зубы, рычала, прогоняя чужого.

Он вдруг вспомнил – Саша тоже не любила бывать на Смоленке в его отсутствие. Наверное, чувствовала что‑то похожее... Вот почему ему так хотелось купить новую квартиру для семьи – он теперь понял окончательно! Непременно новую! Им нужно было вместе завести квартиру, изначально общую, как вместе заводят щенка, которому оба и одновременно станут хозяевами...

Он снова вспомнил, как лихо вылетели из‑под его руки деньги на эту самую квартиру, когда он шел в банк, и стукнул кулаком по столу в бессильной ярости.

Без удовольствия поужинав в одиночестве на Сашиной кухне, он снова позвонил ей на мобильный и снова наткнулся на металлический голос, сообщавший, что абонент недоступен...

Как они будут жить вместе? Алексей вдруг с изумлением почувствовал, что его смутные страхи оправдываются: вот ему уже надо знать, где она! Саша ведь всегда нравилась мужчинам, всегда! Как те женщины, по чьим следам он сейчас шел, по следам их измен...

Да, но сама Александра к своим поклонникам равнодушна... К поклонению, точнее. Ей не требовалось чужое восхищение, оно не питало ее тщеславие, или Саша просто не тщеславна...

Нет, так нельзя, завязывай с этими мыслями, Кис! Нельзя превращаться в ревниво‑следящего мужа, желающего знать все о перемещениях и проведении досуга своей жены!!! Нужно ей восхищение или не нужно – это ее дело! И Саше не позволить, если в ней вдруг проснется желание его контролировать! Их независимость, их свобода – то, что было дорого до сих пор, – должны остаться неприкосновенными!

...Глупости какие лезут в голову. Это дурацкий одинокий и дождливый вечер, не занятый ничем вечер, вечер безделья, вдали от своего кабинета и компьютера, где он занимается делом, наводит на дурацкие мысли! Да еще все эти неверные жены... Надо прогнать эти мысли.

Он решил лечь спать, но сон не шел. Преодолев желание позвонить снова Александре, он плеснул себе водки... Проглотил, не закусывая, и вскоре, как ни странно, уснул.

Но ненадолго. Что‑то его словно подбросило.

На часах было четыре. И Александры не было.

Он снова набрал ее мобильник – с тем же результатом: абонент недоступен.

Беспокойство, несмотря на его сопротивление, подбиралось к нему с напористостью тигра, и он чувствовал, как когтистая тяжелая лапа уже легла на его загривок. Уже не уйдешь, сопротивляться бессмысленно, пора признать себя побежденным.

Он сделал то, чего не делал никогда: просмотрел входящие номера на ее домашнем телефоне. Там было всего три, Алексей их знал: один редакционный, другой от подруги, третий от мамы. Прослушал автоответчик – сообщение только от мамы.

Он вспомнил рассказ дальнобойщика... Неужели... Неужели при их образе жизни, вечной занятости их ждет такая же судьба?! А дети? Кто ими будет заниматься, когда они оба вечно по макушку в делах? Сашины родители? Бабушка с дедушкой?! Почему они до сих пор не обсудили с Сашей, как станут растить малышей? Возьмет ли она отпуск, чтобы сидеть с ними? Или, чуть оправившись от родов, упорхнет по своим журналистским делам, переложив дела на мамок‑нянек? И будут расти у них недолюбленные дети, как во всех этих семьях? Как сам маньяк???

"...Успокойся, Кис, охолонь, – сказал он сам себе. – Любовь – это чувство, оно не измеряется количеством часов, просиженных рядом. У тебя просто крыша съехала после этих встреч с вдовцами. А живут на свете нормальные семьи – вот рядом с тобой, оглянись только! Родители днем на работе, вечером со своими детьми. И бабушки с дедушками помогают – и это отлично! У ребенка должны быть бабушки и дедушки, – жаль, что его родители не дожили до внуков..."

Все устроится, все непременно устроится. У Саши наверняка есть уже идеи, как организовать их жизнь. Они будут договариваться между собой, если нужно работать вечером, то чтобы получалось по очереди. А иногда бабушка выручать будет. Это совсем не то же самое, что заброшенный ребенок, совсем нет!..

Дата добавления: 2015-06-04