Александра. 30 октября

Александра почти не спала в эту ночь. Впервые за эти две недели заточения она ощутила, что такое истекающий срок. «Алеша придет, он нас найдет обязательно!» – твердила она, нежно поглаживая живот... Но ощущала при этом смертный ужас. Что‑то очень страшное пряталось в словах Бенедикта: «Придет время – узнаете!»

Может, он ее только пугает? И вовсе не собирается ее убивать? Он ведь вполне разумный человек, по натуре незлой, Александра чувствовала... Просто у него эдипов комплекс, он себя ассоциировал с отцом и к матери относился как к своей женщине... Они с отцом будто были одним целым, и Бенедикт остро переживал унижение отца как свое... И когда отец повесился, то для него это было чем‑то сродни собственной смерти, наверное...

Ей было ужасно жалко того маленького мальчика, который смотрел на отцовские дырявые носки. Наверное, тогда его глаза в первый раз побелели и закатились под верхние веки, как она недавно видела, и он потерял сознание...

При воспоминании о белых глазах ее передернуло. Бесполезно его жалеть, бесполезно лелеять надежду на "просто пугает": он больной человек! Он сам не знает, когда на него накатит слепая агрессия и желание отомстить за отца... Оно связано с сексуальным желанием, как всегда у маньяков, и...

Об этом "и" лучше не думать. Надо думать о том, что Алеша непременно придет в срок! И еще о том, как спастись, если вдруг...

Дожди уже два дня как прекратились. Возможно, поселок на выходных оживет? Вчера, к примеру, она слышала шум мотоцикла. Здесь появятся люди... И если Бенедикт оставит ее одну, она все‑таки разобьет стекло, вытащит гвозди и будет кричать в окно. Ее услышат! Только бы люди тут появились, только бы пришли достраивать свои дома – такие мирные, такие милые дачи, на которых уже следующим летом будет звучать детский смех, валить вкусный дымок от шашлыков, журчать вода из шлангов, поливающая грядки с цветами или редиской...

Следующим летом их детям будет уже по полгодика... Если... если...

Александра тихо заплакала в подушку.

Она заснула только под утро, когда щели в ставнях налились серым светом. И спала долго, до двух дня. До тех пор, пока в ее дверь не постучали.

– Вы спите? Вставайте, Александра, пора. Я думаю, что сегодня у нас могут быть гости. Наденьте ваше вечернее платье, мы должны хорошо принять их!

– Гости? – с трудом разлепила она глаза.

– Да. Вы можете спокойно идти умываться и завтракать, я вам не буду мешать. Однако поторопитесь. Что‑то мне подсказывает, что времени у нас осталось совсем мало.

– Гости... Это Алеша? – Александра села на диване.

– А кто же еще, – усмехнулся он. – Других гостей тут не бывает, я человек нелюдимый.

– Но почему? Ведь срок еще не истек?

– Вы что, не рады? – треснул его смешок.

– Я имела в виду, почему вы решили, что сегодня...

– Да торопыга он у вас. Не слыхали вчера, мотоцикл тут проехал? По нашу душу, я думаю. Калитка у меня запирается, а на ворота пока замок не поставил, руки не дошли, дача моя еще достраивается, как видите. Но ниточку тоненькую я на створки прицепил. Так вот нету ее больше, ниточки... Ну, не буду вам мешать. Платье не забудьте!

Она все делала как во сне – умывалась, причесывалась, завтракала. Алеша действительно приедет сегодня? Или Бенедикт ее обманывает? Может, он заставил ее надеть платье, чтобы... Он сам говорил, что в платье она его провоцирует...

У нее в комнате был еще плащ и шарф, висели на гвоздике. Подумав, она взяла шарф и укрыла им плечи. Бенедикт, проходивший мимо кухни, мельком глянул на нее и отвернулся.

– Закончили завтрак? – донесся откуда‑то его голос. – Тогда пройдите в вашу комнату. Мне нужно кое‑что сделать.

Александра вернулась к себе и вскоре услышала звук передвигаемой мебели. Что он делал? Зачем?

Но ей не пришлось долго гадать. Он ее позвал.

В большой комнате случились перемены. Козлоногий столярный стол занял центральное место, сбоку от него встало продавленное кресло, а прямо за ним угнездился стул, принесенный, видимо, из комнаты Бенедикта.

– Присаживайтесь, – Бенедикт указал рукой на кресло.

Она, недоумевая, села.

– Теперь ручки на подлокотники извольте положить.

Александра выполнила требование, и Бенедикт, взяв со стола моток бечевки, стал привязывать ее левую руку к подлокотнику.

– Тихо, дергаться не надо, а то все может закончиться намного раньше, чем начнется... Сопротивление меня распаляет, и ваша смерть будет очень печальным событием в преддверии вашего спасения, согласитесь!

Александра посмотрела на него. Его светло‑карие глаза лихорадочно блестели, причем как‑то странно весело... Или ей показалось? Если Алеша появится сегодня, то это означает, что сегодня же Бенедикта и арестуют. Так чему же он радуется?

...Интересно, как он себя поведет? Если он не обманул ее и уговор был именно таков, что Алексей должен его найти и сдать милиции, то он добровольно подставит под наручники запястья? Что‑то Александре в это слабо верилось.

Или Алеша придет с милицией? С Серегой?

– По вашему договору, Алексей должен прийти один?

– А как же, конечно! Это дуэль, все по‑мужски, все честно, один на один!

Так и есть, он очень возбужден. Как дети в преддверии большого праздника. Неужто арест для него праздник?!

Снова закрались подозрения: а вдруг он заманил Алешу затем, чтобы его убить? Но эта гипотеза не лезла ни в какие ворота. Зачем так сложно – похищать ее, задавать Алеше задачку, когда на любой улице столько возможностей для выстрела...

Внезапно в уме ее мелькнула другая догадка. А что, если... Если он хочет убить ее на глазах у Алеши? Отомстить ему за что‑то вот таким изощренным способом – убить его беременную жену, причем тогда, когда Алеша будет уверен, что пришел ее спасти, честно выполнив все условия маньяка?!

Бенедикт меж тем примотал ее вторую руку к подлокотнику.

– Креслице неудобное, но я надеюсь, что ваш муж не заставит себя ждать... – Он посмотрел на часы. – Четыре. Через час стемнеет. Если он честный человек, то явится вот‑вот, засветло.

– Почему? Какое отношение имеет честность к освещенности?

– Потому что в темноте легко спрятать целый отряд спецназа. А мы так не договаривались. Мы договаривались один на один. Если он это сделает, то я его сурово накажу...

– Бенедикт... Скажите, зачем вам это все? У вас наверняка есть какие‑то причины, но я не в состоянии их уловить. Хорошо, я поняла, вы серийный убийца, вас тянет убивать, и это... Это ненормально. – Она взглянула ему прямо в глаза. – Но в остальном вы совершенно нормальны. И даже умны. Вы рассуждаете логично и здраво. Зачем вам понадобилась эта игра?

Сначала треснул знакомый смешок, но затем вдруг глаза его потемнели и стали резко выделяться на бледном лице.

– Надо же, какого я комплимента удостоился... От женщины! – Он мотнул головой, словно желая показать всю невероятность и беспрецедентность подобного факта. – Хорошо, – он посмотрел на часы. – Я скажу вам. У нас есть немного времени, проведем его в приятной беседе... Вы правы, я умен. Изобретателен. Вы удивитесь, наверное, но теперь смысла нет скрывать: я полковник милиции, имею несколько наград. У меня репутация человека сухого и строгого, крайне умного и ответственного. Но при этом по натуре я хищник и игрок. Мне нравится выслеживать жертву, нападать, разрывать зубами горячую плоть... Не пугайтесь, это я фигурально, – такого способа убийства я еще не пробовал! И я просто устал вести двойную жизнь. Устал, – вам никогда не понять, что это такое! Меня ничего не радует, ничего не держит в жизни, даже убийства... Моя жизнь сложилась неправильно, но это не моя вина... Какая есть, такая есть. Она мне просто надоела. И мне захотелось напоследок устроить праздник, фейерверк, показать наконец себя в своей истинной ипостаси. Ипостаси талантливого преступника, каковым я являюсь. Я, всю жизнь – в глазах других – боровшийся против преступников! Когда все кончится, все узнают обо мне. О моей блистательной придумке, моей игре... Он задумался ненадолго, но вскоре встрепенулся.

– Я надеялся, когда затеял похищение, что смогу выговориться, рассказать о том, что думаю, чувствую, хоть одному человеку на земле. Но не вышло. Не умею я изливать душу. Вы поймете потом... может быть. Я все‑таки сумел рассказать немножко... Ну а не поймете, так и не надо. Всю жизнь обходился без понимания – обойдусь и теперь... Да, так самое для вас интересное я так и не сказал! Хотите узнать?

– Конечно!

– Денежки‑то ваши на квартиру я украл, я! – Он довольно улыбнулся.

Саша молчала, ошарашенная этим признанием.

– Ну, что молчите? Не ожидали?

– Нет.

– Пытаетесь измерить глубину моего ничтожества? Не только убийца, но еще и вор?

– Нет, пытаюсь понять.

– Я вам помогу. – Он кивнул, словно подтверждая свои слова. – Это был способ заставить Кисанова заниматься мной. И мой гонорар ему за работу. Вот он.

С этими словами он нырнул в свою комнату, не закрыв за собой дверь, и Александра увидела, как он вытащил из‑под раскладушки пластиковый пакет.

– Вот и гонорар. – Он положил объемистый пакет на столярный стол. – Деньги меня не интересуют, никогда не интересовали. Если все пройдет, как я запланировал, и ваш Алеша не подведет, то вы получите их обратно...

Видимо, он ждет благодарности? Восхищения? Вот смотрит на нее, как малый ребенок, в ожидании признательности...

– Бенедикт, – она боялась говорить это, но все же не устояла, – вы по‑своему человек честный и даже добрый...

Скрипучий смешок и отчаянное веселье в ставших темными глазах.

–...Почему вы не обратились к психиатрам? У них есть какие‑то средства, они помогли бы вам...

– Вот детский лепет, что называется! Вы же не знаете, что плетете! Нет никаких средств – все это туфта полная!!! Замолчите, я больше не хочу с вами разговаривать! Все, ни слова больше, иначе...

Он брезгливо отодвинулся от нее вместе со стулом, на котором сидел.

И вправду дура! Нельзя обманываться его "нормальными" периодами – он маньяк, серийный убийца, и об этом не следует забывать ни на секунду! Говорить с этим человеком, с точки зрения здравого смысла, так же бесполезно, как разговаривать с...

В дверь громко постучали.

Дата добавления: 2015-06-04