Художественная идея как дар

ИДЕЯ

Часть восьмая

И наконец, мы с вами добрались до самого глубинного драматургического компонента, лежащего в основе всей образной структуры фильма — до его идеи:

Движущееся и звучащее изображение

Композиция

Сюжет

Образ целого

Идея

Схема № 36

1. ЧТО ТАКОЕ «ИДЕЯ»?

Идея, как уже говорилось в самом начале, является содержанием образа целого, заполняющего все пространство фильма, и формой познания истины.

Следует подчеркнуть, что речь здесь идет не о научной, а о художественной идее, выступающей не в виде рационалистических, логических утверждений, а в виде образных прозрений. С. Эйзенштейн писал:

«Выстраиваешь мысль не умозаключениями, а выкладываешь ее кадрами и композиционными ходами.

Невольно вспоминаешь Оскара Уайльда, говорившего, что у художника идеи вовсе не родятся «голенькими», а затем одеваются в мрамор, краски или звуки.

Художник мыслит непосредственно игрой своих средств и материалов. Мысль у него переходит в непосредственное действие, формулируемое не формулой, но формой»[200].

Отсюда — такое определение идеи как компонента драматургии кинокартины:

И д е я (греч. idea — понятие, представление) — это образная мысль, лежащая в основе фильма.

Но, рассуждая об идее художественного произведения, нельзя не говорить о такой содержательной его составляющей, как тема.

Что же такое «тема»?

Тема — это не до конца сложившаяся идея фильма. Это — проблема, вопрос, который ставит перед собой и перед зрителями автор картины и на который он отвечает всем своим произведением.

Т е м а (от греч. théma — то, что положено в основу) — первоначальный момент авторской концепции.

Говоря проще, тема — это о чем говорит автор в своем произведении, а идея — это что хочет сказать нам автор своим фильмом.

2. ФОРМЫ И ВИДЫ ИДЕИ ФИЛЬМА

Окончательное формирование художественной идеи происходит только в самом конце вещи — в последней точке развития сюжета фильма (об этом уже шла речь в разделе «архитектоника»).

В зависимости от характера выхода тематических линий на финальный синтез мы имеем и разные формы идеи фильма:

- идея-утверждение (финал и эпилог картины «Андрей Рублев»);

- идея-вопрос, как бы закрепляющий проблему («Дама с собачкой», «Криминальное чтиво»);

- идея, содержащая двуединость, амбивалентность смысла («Ночи Кабирии», «Расемон», «Иваново детство», «Жертвоприношение»).

Но в любой из форм идеи мы различаем по крайней мере четыре ипостаси, четыре вида ее инобытия:

1. Идея — замысел фильма.

2. Идея, воплощенная в законченной картине.

3. Идея, какой ее воспринял зритель фильма.

4. Идея — главная мысль картины.

2.1. Идея-замысел

Замыслом мы называем то состояние идеи фильма, которое возникает перед внутренним взором авторов будущей картины. Состояние это всегда динамическое, развивающееся, проходящее через целый ряд этапов.

Поначалу ощущения: чувства, мысли, картины, действия, люди, сюжетные мотивы, — у разных авторов по-разному.

Вот как описал возникновение замысла И. Бергман: «Фильм для меня начинается чем-то очень неопределенным — случайным замечанием, обрывком разговора, неясным, но приятным событием, не связанным с определенной ситуацией. Это могут быть несколько тактов музыки, луч света, пересекший улицу… Это душевное состояние, не само повествование, а нечто, изобилующее богатыми ассоциациями и образами. Больше того, это яркая цветная нить, протянувшаяся из темного мешка подсознания. Если я начну наматывать эту нить и сделаю это осторожно, получится целый фильм»[201].

В картине И. Бергмана «Персона», в самом ее начале, мы видим, как «из темного мешка подсознания» художника вырастает фильм.

Процесс возникновения замысла не может не быть сугубо индивидуальным. Но в любом случае при создании истинно художественного произведения идея-замысел рождается отнюдь не в виде логического тезиса.

В кинематографической практике замыслы, как известно, закрепляются затем в форме разного рода письменных документов — заявки, синопсиса, либретто. В них замыслы из «вещей в себе» становятся «вещами для других». И если подобный документ составлен достаточно профессионально, мы можем увидеть, как идея уже на стадии замысла выступает в образной форме.

Прочитаем одну из заявок. В данном случае — это заявка на сценарий, по которому режиссером Г. Чухраем был впоследствии поставлен фильм «Баллада о солдате» (1959, приз МКФ в Канне) — произведение, прошедшее с большим успехом по экранам всего мира.

Заявку на студию принесли кинодраматурги Валентин Ежов и Будимир Метальников — люди сравнительно молодые, но за плечами которых к тому времени были не только учеба в киноинституте и поставленные киносценарии, но (что в данном случае чрезвычайно важно) участие в Отечественной войне.

Вот эта заявка:

БАЛЛАДА О СОЛДАТЕ

В. Ежов

Б. Метальников

«Нашему товарищу-солдату, павшему смертью храбрых весной 1945 г. посвящается этот фильм».

Так мы хотим начать рассказ о нашем современнике… о друге, который был у каждого из нас, с которым мы вместе учились и вместе, прямо со школьной скамьи уходили на фронт.

Он прошел всю войну и погиб, когда ему было всего 22 года.

Он не успел еще узнать радости и горя любви, он не стал ни мужем, ни отцом, он ничего не успел создать своим трудом — первый труд, выпавший на его долю, стал трудом солдата.

Но он совершил высшее, что может сделать на земле человек — отдал жизнь за счастье своего народа.

Он был солдат, но мы не будем показывать его фронтовой жизни, его боевых подвигов и смерти. Фильм начинается с того, что он едет с фронта домой.

Как? Осень 1944 года, а вполне здоровый солдат едет домой? — удивляются люди.

Но он, действительно, едет домой на трое суток. Этот отпуск — его награда за боевые заслуги. И то, как проводит он свой отпуск, и является содержанием фильма.

В пути он сталкивается с самыми различными людьми. Одни помогают ему поскорее добраться домой, другие ищут его помощи, а третьи ничего не просят, но он сам видит, что им нужно помочь.

Он охотно помогает им, и от этого длиннее становится его путь домой. Но что делать, такой уж это был человек, что не мог он спокойно пройти мимо чужой беды, не мог не вмешаться в несправедливое дело. А время было трудное, и тем, кто оставался в тылу — тоже было нелегко.

Раздал солдат другим людям все время своего короткого и дорогого отпуска так, что не успела расцвести его первая, робкая любовь, повстречавшаяся ему в пути, а на свиданье с матерью, к которой он так спешил — остались считанные минуты.

И пусть увидит зритель щедрого и отзывчивого сердцем, верного друга и хорошего гражданина.

И, конечно, он поймет, что недаром заслужил солдат свой отпуск. Такие люди больше всего способны на подвиг и именно они-то и являются настоящими героями.

А его встречи с разными людьми дают нам возможность с большой полнотой воссоздать образ того героического времени и жизни, которой жил наш народ во время Великой Отечественной войны»[202].

Как видите, хотя замысел изложен всего на полутора страницах текста, идея будущего фильма уже имеет вполне определенные образные очертания.

В заявке отчетливо, даже подчеркнуто выражено авторское отношение к материалу — прежде всего, к герою будущего произведения: фильм расскажет «о друге… с которым мы вместе учились и вместе, прямо со школьной скамьи уходили на фронт».

Уже проступают в тексте заявки и основные черты характера и личности главного героя: его душевность, его отзывчивость на чужую беду.

В заявке содержится и главный драматургический ход: солдат во время войны едет домой в отпуск на трое суток, но его на пути к матери каждый раз что-то задерживает. Замысел включает в себя уже и принцип композиционного построения будущей вещи: картина должна состоять из ряда новелл — встреч и столкновений героя «с самыми различными людьми».

Для авторов заявки ясны и основные драматические ситуации будущего сценария: расставанье героя с повстречавшейся ему на пути любовью и то, что «на свидание с матерью, к которой он так спешил, — остались считанные минуты», и то, что (самое горькое!) юноша на войне погибнет. Ясна была для сценаристов и тематическая предпосылка: именно такие люди, как их погибший на войне друг, «и являются настоящими героями».

«Поэма, — писал Ф. Достоевский, — по-моему, является как самородный драгоценный камень, алмаз, в душе поэта, совсем готовый во всей своей сущности, и вот это первое дело поэта как создателя и творца, первая часть его творения…»[203].

2.2. Идея, воплощенная в законченной картине

«…затем, — продолжал Ф. Достоевский, — уж следует второе дело поэта, уже не так глубокое и таинственное, а только как художника: это, получив алмаз, обделать и оправить его»[204].

Идея, воплощенная в фильме, в любом случае будет отличаться от идеи-замысла. В кинематографе в большей степени, чем в литературе или в живописи. Ибо воплощение замысла происходит в кино в несколько этапов, и в создании кинокартины вовлекаются все новые и новые личности.

Уже на стадии написания сценария образная мысль претерпевает изменения. Еще большее число их возникает в ходе постановки, монтажа и озвучания фильма. Даже если авторы картины будут стремиться быть как можно более верными первоначальному замыслу, тот все равно в законченной вещи будет во многом другим, ибо обретет плоть — в него войдут психо-физические данные актеров, тонкости изобразительных и звуковых решений, личностные качества режиссуры.

Если вспомнить историю создания фильма «Баллада о солдате», то и в нем приращение замысла стало происходить уже в ходе написания сценария. Чему способствовало и изменение в авторском коллективе: сценарий создавался уже не В. Ежовым и Б. Метальниковым, а В. Ежовым и будущим постановщиком фильма Г. Чухраем — человеком, тоже прошедшим войну. В ходе съемок картины произошло еще одно чрезвычайное событие: был заменен исполнитель главной роли — Алеши Скворцова. В результате в первой своей роли снялся девятнадцатилетний студент киноинститута Владимир Ивашов. Замена оказалась важной и принципиальной, во многом определившей окончательный успех дела. Юный исполнитель, с одной стороны, вернее отвечал замыслу вещи (вспомним: «Он не успел еще узнать радости и горя любви, он не стал ни мужем, ни отцом, он ничего не успел создать своим трудом…»), с другой — Владимир Ивашов привнес в фильм обаяние определенной человеческой личности — с ее чистотой, искренностью и душевной открытостью. Сердца зрителей сжимались в горести от сознания того, что этот, вот именно этот замечательный Алеша погибнет и не встретится больше с матерью.

Очень важно при всем этом помнить, что идея, воплощенная в законченном фильме, выражается в нем не только системой образов действующих лиц, но и композиционными сопоставлениями, и характером сюжетных движений, и особенностями звукозрительных решений, и еще многим другим, — идея проникает все мельчайшие клетки картины, как кровь проникает во все клетки и капилляры живого организма человека. Нельзя что-либо изменить в фильме, не изменив при этом воплощенную в нем идею — пусть в чрезвычайно малой, по сути дела незаметной степени.

Даже такой, казалось бы, технический фактор, как режим печати копий фильма (например, их запечатанность или недопечатанность) явственным образом может отразиться на чувственной составляющей содержания картины и, значит, на его идее.

Поэтому создатели картины (режиссер и оператор) так тщательно следят, например, даже за печатью эталонных копий законченного ими фильма. Вот как волновался по такому поводу С.Эйзеншнейн, когда плохое здоровье не позволяло ему контролировать процесс печати цветной части фильма «Иван Грозный». В записке, переданной С.Эйзенштейном из больницы оператору картины А.Москвину, режиссер писал:

«Меня очень волнует вопрос печати цвета.

У Фирсовой[205] есть тенденция слегка не допечатывать во имя «человечности» цвета лица.

Плохо пропечатывают они общие планы (обход Иваном трона, когда он становится на колени, и плясы на припеве).

Надо вырвать до абсолютной сочности и цветности.

Одевание Владимира начинать с крупного плана тоже сочно. Дальше — особенно красный фон. Что-то надо сделать с дверями, когда около них сидит Волынец.

Если это все пристойно, с Богом показывайте, только жалко запороть, не доведя до конца цвет…»[206]

Многозначность образа целого и заключенная в нем вплоть до мелочей полнота идейного смысла не предоставляют возможность выразить этот смысл в сформулированном виде. Существует часто цитируемое воспоминание о том, что когда Льва Николаевича спросили, о чем его роман «Анна Каренина», великий писатель сказал: «Для того, чтобы ответить на ваш вопрос, мне придется заново написать эту книгу от первой до последней строчки».

2.3. Идея, какой ее воспринял зритель фильма

Воспринятая зрителем идея кинокартины будет всегда — в большей или меньшей степени — отличаться от объективно пребывающей в фильме его образной мысли. Иначе и не может быть. Ведь восприятие произведения искусства человеком — процесс творческий. В образ целого, лежащий в основе фильма, входит не только материал действительности и отношение к нему художника, но и отношение к ним (и к материалу, и к его образу) со стороны личности воспринимающей. Зрители отличаются друг от друга по самым разным показателям — по возрасту, по характеру жизненного опыта, по темпераменту, по уровню образованности, по социальному положению, да мало ли еще по чему. То, что одному кажется смешным, другому может показаться грустным, и наоборот. Если подходить к вопросу с исключительно научной точки зрения, можно даже сказать: сколько зрителей у той или иной картины — столько существует ее зрительских идей. Отсюда — споры, несовпадение мнений, возникновение самых разнообразных, порой противоположных трактовок идейного содержания одного и того же фильма.

2.4. Идея — главная мысль фильма

Однако во время критических рассуждений о фильмах, споров о них, в ходе выдвижения трактовочных позиций приходится прибегать сплошь и рядом к формулированию основного смысла вещи.

При этом происходит абстрагирование этого смысла от полноты и многозначности идеи, воплощенной в ткани фильма. Идея в таком случае теряет свой образный, специфически художественный характер. «Сухой остаток» выступает здесь в форме логического умозаключения. Именно поэтому авторы фильмов, особенно высокохудожественных, как правило, не любят формулировать главную мысль своего произведения. Вот как по этому поводу высказывался А. Тарковский: «Критики должны прочитать в живописи Сезанна то, что сам Сезанн не сформулировал. А вместо этого критики обращают к режиссеру идиотский вопрос: что хотите сказать этим фильмом? Но ведь задавать этот вопрос критик должен не режиссеру, а самому себе: что сказал режиссер этим фильмом?»[207].

Возьмем такое сложное произведение кинематографа как «Зеркало» и попытаемся все же ответить на вопрос: «Что сказал или хотел сказать режиссер этим фильмом?». Опираясь, как это и положено, прежде всего на смысловое решение финала картины, можно будет сказать, что Андрей Тарковский утверждает в ней идею духовного бессмертия человека.

Впрочем именно при попытке определить главную мысль такого многосложного по своей идейной наполненности произведения фильма, как «Зеркало», и обнаруживается вся однозначность, узость и субъективный характер подобной попытки.

Глубина идеи произведения, мера ее духовности зависят не только от самого художника. В выдающихся произведениях искусства (в том числе и искусства кино) образная мысль нисходит подчас на автора свыше как озарение. Мы порой употребляем слово «дар». Но чей дар?

В картине «Андрей Рублев» сотворчество мастера с Творцом изображено с замечательной силой и убедительностью. В отчаянной борьбе за создание огромного колокола молоденького паренька, чуть ли не подростка, Бориску ведет некая могучая сила. И в результате зритель вдруг узнает, что великолепный колокол сработан мальчишкой, который даже не знал секретов колокольной меди! Как и явление любого великого произведения искусства, зазвучавший колокол здесь выглядит чудом. А само создание фильма «Андрей Рублев» — разве это не чудо? Ведь образ этой необыкновенно мощной по своим художественным и смысловым пластам картины возник в творческом сознании ее создателя, когда ему было всего тридцать лет…

Идея талантливого произведения, а тем более шедевра — это дар, ниспосланный свыше; это сердцем и любовью познанная истина.

______________________________

Задания по фильмам к данной теме: тема и идея фильма; смысловые акценты в финале картины; форма идеи фильма; сценарий и поставленный на его основе фильм — возможное отличие в них смысловых решений.

Фильмы, рекомендуемые для просмотра: «Баллада о солдате» (1959, реж. Г. Чухрай); «На последнем дыхании» (1960, реж. Ж. Годар), «Призрак свободы» (1974 реж. Л. Бунюэль), «Седьмая печать» (1957, реж. И. Бергман), «Европа» (1991, реж. Л.ф.-Триер), «Проверки на дорогах» (1985, реж. А. Герман), «Третий человек» (1949, реж. К. Рид), «На игле» (1996, реж. Д. Бойл), «Жертвоприношение» (1986, реж. А. Тарковский).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, мы рассмотрели с вами все основные кинодраматургические компоненты, а также элементы, входящие в них. И убедились в том, что во взаимоположении драматургических слагаемых фильма существует определенная система – компоненты взаимосвязаны между собой по иерархическому принципу соподчиненности, когда каждый из них является одновременно и формой и содержанием – формой для более глубинного пласта и содержанием для пласта по отношению к нему более внешнего.

Таким образом, перед нами возникла некая схематическая модель целого, каким является законченный художественный фильм. Без построения такой модели создание теории драматургии кино, на наш взгляд, попросту невозможно. В противном случае подобная попытка сведется к собранию более или менее верных и глубоких наблюдений и выводов, подчас не связанных между собой.

Может возникнуть сомнение: а обосновано ли применение моделирования к такому сложному и духовно тонкому организму как фильм? Ведь система – это схема, накладываемая на живую жизнь, которая порой неуловима в своих переходах и нюансах. «Когда же мы имеем дело с подлинным произведением искусства, с шедевром, - говорил А. Тарковский, - мы имеем дело с «вещью в себе», с образом таким же непонятным, как и сама жизнь»[208].

Процесс творчества – это тайна, неподвластная никаким схематичным маршрутам. Но в рассуждениях об искусстве, в науке о нем без структурных систем не обойтись. Это – «географические карты», необходимые для ориентировки в художественном пространстве. Без них – запутаешься, неглавное примешь за главное, и наоборот. Верно сказано: именно потому, что между звездами оставлено пространство, по ним можно найти дорогу…

И все же: нельзя ли предпринять попытку преодоления схематизма модели драматургического построения фильма? И с этой целью попробовать соотнести живой организм кинокартины с человеческим организмом?

Известно, что естество человека состоит из тела, души и духа. Не обнаруживаем ли мы подобную трехсоставность и в организме фильма?

Еще (последний) раз взглянем на ступенчатую схему взаимодействия основных компонентов драматургии фильма и увидим, что они сопоставляются по тому же принципу, что и части человеческого естества:

Движущееся и звучащее изображение

Композиция

Сюжет

Образ целого

Идея

Истина

Схема № 37

Ведь изображение и звук – это внешние, материальные, физически ощущаемые (зрением и слухом) вещи. Они – как кожа человека, плоть его, звучание голоса, через которые мы воспринимаем ту или иную личность. И композиция … Разве она не выполняет в фильме ту же роль несущей конструкции, что и скелет в человеческом теле?

Теперь о душе… Она двойственна по своей функции. С одной стороны, душа – начало, оживотворяющее телесную природу. Говорят же о смерти человека: «Душа из него вон…» С другой стороны – душа является вместилищем духа, его сосудом. Но и роль художественного образа в его сюжетном раскрытии тоже ведь двойственна:

- без образно-сюжетного одушевления изобразительные картины и звуки в фильме не складывались бы в целое и были бы мертвы;

- и вместе с тем – только через сюжет и образ мы воспринимаем идею фильма и выражаемую ею Истину.

И тело человека хорошо, и душевные порывы его бывают прекрасны – особенно когда сочетаются с духовными устремлениями. Лишенные же последних, они порой извращают себя, превращая светлое в нас в свою противоположность.

Так же, как мы, люди, живем часто только на уровне плотских, физиологически-душевных движений, подчас, к сожалению, чрезвычайно низменных, существуют и фильмы (увы, в данное время, сейчас пока их большинство), содержание которых ограничено тем же.

«Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство,

Идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, соблазны, ереси,

Ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное…» [209].

Но были, есть и всегда будут создаваться произведения, возводящие тела и души человеческие к высотам духовным.

«Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера,

Кротость, воздержание…

Если мы живем духом, то по духу и поступать должны» [210].

Но можно ли совместить жесткость современной драматургии с христианской нравственностью, в которой любая, самая отчаянная вражда должна быть преодолена любовью?

Можно. Более того, драма, разворачивающаяся в мире во все времена, в том числе и в нашем, как раз строится на столкновении сил зла и сил любви. Именно в преодолении любовью зла и может заключаться и заключается суть драматургии.

Когда прекрасная женщина – великая княгиня российская Елизавета - шла подгоняемая ударами прикладов винтовок и площадной руганью чекистов к мосту своей страшной казни, она, как и до нее тысячи мучеников, молилась о палачах: «Господи, прости их, ибо не ведают, что творят».

Это ли не жестокое противостояние?

А герои Достоевского? А принц датский, Гамлет? В одной из самых кровавых и, вместе с тем, самых христианских трагедий он, мучимый жесткой раздвоенностью, восклицал:

«… Или я трус?

Кто скажет мне «подлец»? Пробьет башку?

Клок вырвав бороды, швырнет в лицо?

Потянет за нос? Ложь забьет мне в глотку

До самых легких? Кто желает первый?

Ха!

Ей Богу, я бы снес; ведь у меня

И печень голубиная – нет желчи,

Чтоб огорчаться злом; не то давно

Скормил бы я всем коршунам небес

Труп негодяя…»

Драматургия – это борьба добра и зла в форме внешних и внутренних конфликтов.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Туркин В. Драматургия кино. М.: ВГИК, 2007.
2. Тынянов Ю. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. Ст. «О сюжете и фабуле в кино», «Об основах кино».
3. Шкловский В. За 60 лет. М.: Искусство, 1985. Ст. «Ситуация и коллизия».
4. Эйзенштейн С. Избранные сочинения: В 6 т. М.: Искусство, 1964-1971. Ст. «Одолжайтесь!» (Т.2), «Вертикальный монтаж» (Т.2), «Цветовое кино» (Т.3).
5. Эйзенштейн С. О композиции короткометражного сценария. В кн. Вопросы кинодраматургии. Вып. 6. М.: Искусство, 1974.
6. Ингмар Бергман. М.: Искусство, 1969. Ст. «Как делается фильм».
7. Вайсфельд И. Мастерство кинодраматурга. М.: Советский писатель, 1964.
8. Вайсфельд И. Искусство в движении. М.: Искусство, 1981.
9. Ромм М. Беседы о кино. М.: Искусство, 1964.
10. Тарковский А. Лекции по кинорежиссуре. Ж. «Искусство кино», 1990. №№ 7-9.
11. Червинский А. Как хорошо продать хороший сценарий. М.: приложение к ж. «Киносценарии», 1993.
12. Черных В. О сценариях и сценаристах. Ж. «Киносценарии», 1990. №6.
13. Митта А. Кино между адом и раем. М.: Подкова, 1999.
14. Нехорошев Л. Течение фильма. О кинематографическом сюжете. М.: Искусство, 1971.
15. Скип Пресс. Как пишут и продают сценарии в США. М.: Триумф, 2003.

Издания ВГИК

1. Довженко А. Лекции на сценарном факультете. 1963.
2. Андрей Тарковский: начала и пути. 1994.
3. Левин Е. Композиция сценария. 1990.
4. Сб. Мастерство кинодраматурга. 1979.
5. Нехорошев Л. Особенности драматургии исторического фильма. 1986.
6. Фелонов Л. Современные формы монтажа. 1982.
7. Фигуровский Н. Кинодраматургия и зритель. 1989.
8. Фокина Н. Выразительные возможности сцены в современном киносценарии. 1981.
9. Михальченко С. Экранизация-интерпретация. 2001
10. Михальченко С. Азбука киносценария. 2002.
11. Арабов Ю. Кинематограф и теория восприятия. 2003.
12. Тарковский А.А. в контексте мирового кинематографа. 2003
13. Фигуровский Н. Непостижимая кинодраматургия. 2004.
14. Михальченко С. Экранизация рассказа. 2004.
15. Нехорошев Л. Принципы анализы драматургии фильма. 2005.
16. Туркин В. Драматургия кино. 2007.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Дата добавления: 2015-06-29