Маи - ноябрь 1920

Из книги «Детская болезнь «левизны» в коммунизме»

Только история большевизма за весь период его существования может удовлетворительно объяснить, почему он мог выработать и удержать при са­мых трудных условиях железную дисциплину, необходимую для победы пролетариата.

И прежде всего, является вопрос: чем держится дисциплина революцион­ной партии пролетариата? чем она проверяется? чем подкрепляется? Во-первых, сознательностью пролетарского авангарда и его преданностью революции, его выдержкой, самопожертвованием, героизмом. Во-вторых, его уме­нием связаться, сблизиться, до известной степени, если хотите, слиться с самой широкой массой трудящихся, в первую голову пролетарской, но также и с не­пролетарской трудящейся массой. В-третьих, правильностью политического руководства, осуществляемого этим авангардом, правильностью его политиче­ской стратегии и тактики, при условии, чтобы самые широкие массы собствен­ным опытом убедились в этой правильности. Без этих условий дисциплина в революционной партии, действительно способной быть партией передового класса, имеющего свергнуть буржуазию и преобразовать все общество, неосу­ществима. Без этих условий попытки создать дисциплину неминуемо превра­щаются в пустышку, в фразу, в кривлянье.

А если большевизм сумел победить в 1917-1920 годах, то одной из ос­новных причин этой победы является то, что большевизм еще с конца 1914 года беспощадно разоблачал гнусность, мерзость и подлость социал-шовинизма и «каутскианства».

В борьбе с какими врагами внутри рабочего движения вырос, окреп и закалился большевизм?

Во-первых, и главным образом в борьбе против оппортунизма, который в 1914 году окончательно перерос в социал-шовинизм, окончательно перешел на сторону буржуазии и против пролетариата. Это был, естественно, главный враг большевизма внутри рабочего движения. Этот враг и остается главным в международном масштабе. Этому врагу большевизм уделял и уделяет больше всего внимания.

Победа революционного пролетариата невозможна без борьбы с этим злом, без разоблачения, опозорения и изгнания оппортунистических, социал-предательских вождей.

Отрицание партийности и партийной дисциплины вот что получилось у оппозиции. А это равносильно полному разоружению пролетариата в пользу буржуазии. Это равносильно именно той мелкобуржуазной распыленности, неустойчивости, неспособности к выдержке, к объединению, к стройному дейст­вию, которая неминуемо всякое пролетарское революционное движение погу­бит, если дать ей потачку.

Диктатура пролетариата есть упорная борьба, кровавая и бескровная, на­сильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и админист­раторская, против сил и традиций старого общества.

Мы боимся чрезмерного расширения партии, ибо к правительственной партии неминуемо стремятся примазаться карьеристы и проходимцы, которые заслуживают только того, чтобы их расстреливать.

Отношение политической партии к ее ошибкам есть один из важнейших и вернейших критериев серьезности партии и исполнения ею на деле ее обязан­ностей к своему классу и к трудящимся массам. Открыто признать ошибку, вскрыть ее причины, проанализировать обстановку, ее породившую, обсудить внимательно средства исправить ошибку вот это признак серьезной партии, вот это исполнение ею своих обязанностей, вот это воспитание и обучение класса, а затем и массы.

Тактика должна быть построена на трезвом, строго объективном учете всех классовых сил данного государства (и окружающих его государств, и всех государств, в мировом масштабе), а также на учете опыта революцион­ных движений.

...революционерам очень молодым и неопытным, а равно мелкобуржуаз­ным революционерам даже очень почтенного возраста и очень опытным, ка­жется чрезвычайно «опасным», непонятным, неправильным «разрешать ком­промиссы». И многие софисты рассуждают (будучи сверх или чересчур «опытными» политиканами) именно так, как упомянутые т-щем Ленсбери английские вожди оппортунизма: «если большевикам разрешается такой-то компромисс, то почему же нам не разрешить любые компромиссы?» Но пролетарии, воспитан­ные на многократных стачках (чтобы взять одно только это проявление классо­вой борьбы), обыкновенно прекрасно усваивают глубочайшую (философскую, историческую, политическую, психологическую) истину, изложенную Энгель­сом. Каждый пролетарий переживал стачку, переживал «компромиссы» с нена­вистными угнетателями и эксплуататорами, когда рабочим приходилось брать­ся за работу либо ничего не достигнув, либо соглашаясь на частичное удовлетворение их требований. Каждый пролетарий, благодаря той обстановке массо­вой борьбы и резкого обострения классовых противоположностей, в которой он живет, наблюдает разницу между компромиссом, вынужденным объективными условиями (у стачечников бедна касса, нет поддержки со стороны, они изголо­дались и измучились до невозможности), компромиссом, нисколько не уменьшающим революционной преданности и готовности к дальнейшей борьбе рабочих, заключавших такой компромисс, и, с другой стороны, компромис­сом предателей, которые сваливают на объективные причины свое шкурниче­ство (штрейкбрехеры тоже заключают «компромисс»!), свою трусость, свое желание подслужиться капиталистам, свою податливость запугиваниям, иногда уговорам, иногда подачкам, иногда лести со стороны капиталистов (таких ком­промиссов предателей особенно много дает история английского рабочего движения со стороны вождей английских тред-юнионов, но в той или иной форме почти все рабочие во всех странах наблюдали аналогичное явление).

Разумеется, бывают единичные случаи исключительно трудные и слож­ные, когда лишь с величайшими усилиями удается правильно определить дей­ствительный характер того или иного «компромисса», как бывают случаи убийства, когда очень нелегко решить, было ли это вполне справедливое и даже обязательное убийство (например, необходимая оборона), или непростительная небрежность, или даже тонко проведенный коварный план. Разумеется, в поли­тике, где дело идет иногда о крайне сложных, национальных и интернацио­нальных, взаимоотношениях между классами и партиями, очень много слу­чаев будет гораздо более трудных, чем вопрос о законном «компромиссе» при стачке или о предательском «компромиссе» штрейкбрехера, изменника вождя и т.п. Сочинить такой рецепт или такое общее правило («никаких компромис­сов»), которое бы годилось на все случаи, есть нелепость. Надо иметь собственную голову на плечах, чтобы в каждом отдельном случае уметь разобраться.

В том-то и состоит, между прочим, значение партийной организации и партий­ных вождей, заслуживающих этого звания, чтобы длительной, упорной, разно­образной, всесторонней работой всех мыслящих представителей данного клас­са вырабатывать необходимые знания, необходимый опыт, необходимое, кроме знания и опыта, политическое чутье, для быстрого и правильного ре­шения сложных политических вопросов.

Наивные и совсем неопытные люди воображают, что достаточно при­знать допустимость компромиссов вообще, и будет стерта всякая грань меж­ду оппортунизмом, с которым мы ведем и должны вести непримиримую борь­бу, и революционным марксизмом, или коммунизмом. Но таким людям, ес­ли они еще не знают, что все грани и в природе и в обществе подвижны и до известной степени условны, нельзя ничем помочь кроме длительного обучения, воспитания, просвещения, политического и житейского опыта. В практических вопросах политики каждого отдельного или специфического исторического момента важно уметь выделить те, в которых проявляется главнейший вид не­допустимых, предательских, воплощающих губительный для революционного класса оппортунизм, компромиссов и на разъяснение их, на борьбу с ними на­править все усилия.

Победить более могущественного противника можно только при вели­чайшем напряжении сил и при обязательном, самом тщательном, заботливом, осторожном, умелом использовании как всякой, хотя бы малейшей, «трещины» между врагами, всякой противоположности интересов между буржуазией раз­ных стран, между разными группами или видами буржуазии внутри отдельных стран, так и всякой, хотя бы малейшей, возможности получить себе массово­го союзника, пусть даже временного, шаткого, непрочного, ненадежного, ус­ловного. Кто этого не понял, тот не понял ни грана в марксизме и в научном, современном, социализме вообще.

Связывать себе наперед руки, говорить открыто врагу, который сейчас вооружен лучше нас, будем ли мы воевать с ним и когда, есть глупость, а не революционность. Принимать бой, когда это заведомо выгодно неприятелю, а не нам, есть преступление, и никуда не годны такие политики революционного класса, которые не сумеют проделать «лавирование, соглашательство, компро­миссы», чтобы уклониться от заведомо невыгодного сражения.

Но автор, видимо, не учитывает того, что политика есть наука и искусство, которое с неба не сваливается, даром не дается и что пролетариат, если он хочет победить буржуазию, должен выработать себе своих пролетарских, «классовых политиков», и таких, чтобы они были не хуже политиков буржуазных.

Наука требует, во-первых, учета опыта других стран, особенно, если дру­гие, тоже капиталистические, страны переживают или недавно переживали весьма сходный опыт; во-вторых, учета всех сил, групп, партий, классов, масс, действующих внутри данной страны, отнюдь не определения политики на ос­новании только желаний и взглядов, степени сознательности и готовности к борьбе одной только группы или партии.

«Без компромиссов вперед, не сворачивая с пути», если это говорит заве­домо бессильное меньшинство рабочих, которое знает (или во всяком случае должно знать), что большинство через короткий промежуток времени, при условии победы Гендерсона и Сноудена над Ллойд Джорджем и Черчиллем, раз­очаруется в своих вождях и перейдет к поддержке коммунизма (или во всяком случае к нейтралитету и большей частью благожелательному нейтралитету по отношению к коммунистам), такой лозунг явно ошибочен. Это все равно, как если бы 10 000 солдат бросились в бой против 50 000 неприятеля, когда следует «остановиться», «свернуть с дороги», даже заключить «компромисс», лишь бы дождаться имеющих подойти 100 000 подкрепления, которые сразу выступить не в состоянии. Это интеллигентское ребячество, а не серьезная тактика революционного класса.

...сохраняем полнейшую свободу агитации, пропаганды, политической дея­тельности. Без этого последнего условия, конечно, на блок идти нельзя, ибо это будет изменой: полнейшую свободу разоблачения Гендерсонов и Сноуденов английские коммунисты так же абсолютно должны отстаивать и отстоять, как отстаивали ее (пятнадцать лет, 1903-1917) и отстояли русские большевики по отношению к русским Гендерсонам и Сноуденам, т.е. меньшевикам.

Пролетарский авангард идейно завоеван. Это главное. Без этого нельзя сделать и первого шага к победе. Но от этого еще довольно далеко до победы. С одним авангардом победить нельзя. Бросить один только авангард в решитель­ный бой, пока весь класс, пока широкие массы не заняли позиции либо прямой поддержки авангарда, либо, по крайней мере, благожелательного нейтралитета по отношению к нему и полной неспособности поддерживать его противника, было бы не только глупостью, но и преступлением. А для того, чтобы действи­тельно весь класс, чтобы действительно широкие массы трудящихся и угнетен­ных капиталом дошли до такой позиции, для этого одной пропаганды, одной агитации мало. Для этого нужен собственный политический опыт этих масс. Таков основной закон всех великих революций.

Пока речь шла (и поскольку речь еще идет) о привлечении на сторону коммунизма авангарда пролетариата, до тех пор и постольку на первое место выдвигается пропаганда: даже кружки, имеющие все слабости кружковщины, тут полезны и дают плодотворные результаты. Когда речь идет о практиче­ском действии масс, о размещении, если позволительно так выразиться, миллионных армий, о расстановке всех классовых сил данного общества для последнего и решительного боя, тут уже с одними только пропагандистскими навыками, с одним только повторением истин «чистого» коммунизма ничего не поделаешь. Тут надо считать не до тысяч, как в сущности считает пропагандист, член маленькой группы, не руководившей еще массами: тут надо считать миллионами, десятками миллионов. Тут надо спросить себя не только о том, убедили ли мы авангард революционного класса, а еще и о том, раз­мещены ли исторически действенные силы всех классов, обязательно всех без изъятия классов данного общества, таким образом, чтобы решительное сраже­ние было уже вполне назревшим, таким образом, чтобы (1) все враждебные нам классовые силы достаточно запутались, достаточно передрались друг с другом, достаточно обессилили себя борьбой, которая им не по силам; чтобы (2) все колеблющиеся, шаткие, неустойчивые, промежуточные элементы, т.е. мелкая буржуазия, мелкобуржуазная демократия в отличие от буржуазии, дос­таточно разоблачили себя перед народом, достаточно опозорились своим практическим банкротством; чтобы (3) в пролетариате началось и стало могу­че подниматься массовое настроение в пользу поддержки самых решитель­ных, беззаветно смелых, революционных действий против буржуазии. Вот то­гда революция назрела, вот тогда наша победа, если мы верно учли все намеченные выше, кратко обрисованные выше условия и верно выбрали момент, наша победа обеспечена.

Надо соединить строжайшую преданность идеям коммунизма с уменьем пойти на все необходимые практические компромиссы, лавирования, соглаша­тельства, зигзаги, отступления и тому подобное, чтобы ускорить осуществление и изживание политической власти Гендерсонов (героев II Интернационала, если говорить не именами отдельных лиц, представителей мелкобуржуазной демо­кратии, называющих себя социалистами); ускорить их неизбежное банкротство на практике, просвещающее массы именно в нашем духе, именно в направлении к коммунизму; ускорить неизбежные трения, ссоры, конфликты, полный распад между Гендерсонами - Ллойд Джорджами - Черчиллями (меньшевиками и эсерами, кадетами, монархистами; Шейдеманами, буржуазией, капповцами и т.п.); и правильно выбрать такой момент максимального распада между всеми этими «опорами священной частной собственности», чтобы решительным наступлением пролетариата разбить всех их и завоевать политическую власть.

История вообще, история революции в частности, всегда богаче содержа­нием, разнообразнее, равностороннее, живее, «хитрее», чем воображают самые лучшие партии, самые сознательные авангарды наиболее передовых классов. Это и понятно, ибо самые лучшие авангарды выражают сознание, волю, страсть, фантазию десятков тысяч, а революцию осуществляет, в моменты осо­бого подъема и напряжения всех человеческих способностей, сознание, воля, страсть, фантазия десятков миллионов, подхлестываемых самой острой борь­бой классов. Отсюда вытекают два очень важных практических вывода: пер­вый, что революционный класс для осуществления своей задачи должен уметь овладеть всеми, без малейшего изъятия, формами или сторонами общественной деятельности (доделывая после завоевания политической власти, иногда с большим риском и огромной опасностью, то, что он не доделал до этого завое­вания); второй, что революционный класс должен быть готов к самой быстрой и неожиданной смене одной формы другою.

Всякий согласится, что неразумно или даже преступно поведение той ар­мии, которая не готовится овладеть всеми видами оружия, всеми средствами и приемами борьбы, которые есть и могут быть у неприятеля. Но к политике это еще более относится, чем к военному делу. В политике еще меньше можно знать наперед, какое средство борьбы окажется при тех или иных будущих условиях применимым и выгодным для нас. Не владея всеми средствами борьбы, мы можем потерпеть громадное, иногда даже решающее, поражение, если незави­сящие от нашей воли перемены в положении других классов выдвинут на оче­редь дня такую форму деятельности, в которой мы особенно слабы. Владея все­ми средствами борьбы, мы побеждаем наверняка, раз мы представляем интересы действительно передового, действительно революционного класса.

Нетрудно быть революционером тогда, когда революция уже вспыхнула и разгорелась, когда примыкают к революции все и всякие, из простого увле­чения, из моды, даже иногда из интересов личной карьеры. «Освобождение» от таких горе-революционеров стоит пролетариату потом, после его победы, трудов самых тяжких, муки, можно сказать, мученской. Гораздо труднее и гораздо ценнее уметь быть революционером, когда еще нет условий для прямой, открытой, действительно массовой, действительно революционной борьбы, уметь отстаивать интересы революции (пропагандистски, агитацион­но, организационно) в нереволюционных учреждениях, а зачастую и прямо реакционных в нереволюционной обстановке, среди массы, неспособной не­медленно понять необходимость революционного метода действий. Уметь найти, нащупать, верно определить конкретный путь или особый поворот со­бытий, подводящий массы к настоящей, решительной, последней, великой ре­волюционной борьбе, в этом главная задача современного коммунизма в Западной Европе и Америке.

Мы не знаем и не можем знать, какая искра из той бездны искр, кото­рые отовсюду сыплются теперь во всех странах, под влиянием экономическо­го и политического всемирного кризиса, окажется в состоянии зажечь по­жар, в смысле особого пробуждения масс, и мы обязаны поэтому с нашими новыми, коммунистическими принципами приняться за «обработку» всех и всяких, даже наиболее старых, затхлых и по-видимому безнадежных поприщ, ибо иначе мы не будем на высоте задачи, не будем всесторонни, не овладеем всеми видами оружия, не подготовимся ни к победе над буржуазией (которая все стороны общественной жизни устроила, а теперь и расстроила по-буржуазному), ни к предстоящей коммунистической реорганизации всей жиз­ни после этой победы.

Раскол все же лучше, чем путаница, мешающая и идейному, теоретиче­скому, революционному росту, созреванию партии и ее дружной, действительно организованной, действительно подготовляющей диктатуру пролетариата, практической работе.

Эти господа абсолютно не умеют мыслить и рассуждать, как революцио­неры. Это плаксивые мещанские демократы, которые в тысячу раз опаснее для пролетариата, если они объявляют себя сторонниками Советской власти и диктатуры пролетариата, ибо на деле в каждую трудную и опасную минуту они неизбежно будут совершать предательство... пребывая в «искреннейшем» убе­ждении, что они помогают пролетариату.

При Советской власти в вашу и в нашу, пролетарскую, партию, полезет еще больше буржуазно-интеллигентских выходцев. Они пролезут и в Советы, и в суды, и в администрацию, ибо нельзя, не из чего, строить коммунизм иначе, как из человеческого материала, созданного капитализмом, ибо нельзя изгнать и уничтожить буржуазную интеллигенцию, надо победить, переделать, перева­рить, перевоспитать ее как перевоспитать надо в длительной борьбе, на поч­ве диктатуры пролетариата, и самих пролетариев, которые от своих собствен­ных мелкобуржуазных предрассудков избавляются не сразу, не чудом, не по велению божией матери, не по велению лозунга, резолюции, декрета, а лишь в долгой и трудной массовой борьбе с массовыми мелкобуржуазными влияния­ми. При Советской власти те самые задачи, которые теперь так горделиво, так высокомерно, так легкомысленно, так ребячески отбрасывает от себя антипар­ламентарий одним движением руки, те самые задачи возрождаются внутри Советов, внутри советской администрации, внутри советских «правозаступников» (мы разрушили в России, и правильно сделали, что разрушили, буржуаз­ную адвокатуру, но она возрождается у нас под прикрытием «советских» «правозаступников»). Внутри советских инженеров, внутри советских учителей, внутри привилегированных, т.е. наиболее квалифицированных и наилучше по­ставленных, рабочих на советских фабриках мы видим постоянное возрождение решительно всех тех отрицательных черт, которые свойственны буржуазному парламентаризму, и только повторной, неустанной, длительной, упорной борь­бой пролетарской организованности и дисциплины мы побеждаем постепен­но это зло.

...придется при диктатуре пролетариата перевоспитывать миллионы кре­стьян и мелких хозяйчиков, сотни тысяч служащих, чиновников, буржуазных интеллигентов, подчинять их всех пролетарскому государству и пролетарскому руководству, побеждать в них буржуазные привычки и традиции.

Дата добавления: 2015-06-29