Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Его церковной истории 15 страница




ГЛАВА 21.

Об изображении Христа в Панеаде, которое Юлиан низверг и разрушил и на место которого поставил изображение самого себя; о том, что это последнее поражено и истреблено молниею, также об эммаусском источнике, где Христос умывал ноги, о дереве Персисе, которое в Египте поклонилось Христу и о производимых чрез него чудесах.

Из того, что случилось в царствование Юлиана, достойно рассказа еще одно событие, сделавшееся знамением Христовой силы и показателем Божия гнева к государю. Узнав, что в Кесарии филипповой, городе финикийском, называемом Панеадою, есть знаменитое изображение Христа, воздвигнутое избавившеюся от болезни кровоточивою, Юлиан снял его и на то место поставил изображение са-{364}мого себя. Но упавший с неба бурный огонь сокрушил грудь статуи, а голову с шеею низверг, и так как сокрушена была грудь, бросил ее ниц на землю. С того времени статуя Юлиана и доныне остается в этом виде, то есть, вся покрыта черными следами громового удара. А изображение Христа язычники влачили тогда по городу и сокрушили. Обломки его после собраны христианами и положены в церкви, где хранятся они и теперь. На подножии же этого изображения, как повествует Евсевий, выросло какое-то растение, которого вид неизвестен никому из наших врачей и естествоиспытателей, и которое служит целебным средством против различных страданий и болезней. По городам и селениям, вероятно, было великое множество и других дивных дел; но о них, как о предмете старинного предания, пересказывают, друг другу одни туземцы. А что это справедливо, вот доказательство: в Палестине есть город, именуемый ныне Никополисом. Божественная книга Евангелий упоминает о нем, когда он быль еще селением, и называет его Еммаусом. Имя Никополиса дали ему римляне, по взятии Иерусалима и после победы над Иудеею, и назвали его так в память этого самого случая. Пред сим городом, на распутии, где после воскресения из мертвых проходил Христос и, как бы поспешая в другое селение, {365} сошелся с Клеопою и сопутником его,— на этом самом месте есть спасительный источник, в котором не только люди, но и животные, страдающие разными болезнями, омываются от своих недугов; ибо, пришедши к этому источнику из какого-то путешествия вместе с учениками, Христос, говорят, умывал в нем ноги и чрез то сотворил его воду целебным средством против болезней. Рассказывают также, что в фиваидском городе Гермополисе многие отгоняют болезни деревом, по имени Персисом, прикладывая к страждущим сучок, листик, либо немного коры от этого дерева; ибо у египтян есть предание, что когда Иосиф, взяв Христа и Святую Богородицу, Марию, чтобы бежать от Ирода, пришел в Гермополис 1, — при вступлении его в этот город, упомянутое дерево, имея высокий рост, не смело стоять пред прибывшим Христом, но нагнулось до самой земли и поклонилось Ему. Об этом растении я сказал то, что слышал от многих. А сам думаю, что оно либо служило знаком присутствия Божия в городе, либо, что вероятнее, отличаясь высоким ростом и красотою, по закону языческому было боготворимо тамошними жителями, а потому, когда при появлении сокрушителя своего чтимый в {366} этом дереве диавол содрогся, потряслось и самое дерево. По словам пророка Исайи (19, I), в то время от прибытия Христа вострепетали в Египте и все идолы. В память же изгнания демонов и для засвидетельствования об этом событии, упомянутое дерево с тех пор начало подавать верующим исцеление. В Египте и Палестине каждый знает и рассказывает об этих происшествиях.

ГЛАВА 22.

О том, что, негодуя на христиан, царь позволил иудеям воссоздать храм в Иерусалиме; но когда они принялись за это со всею ревностью, исторгшийся из земли огонь погубил многих из них. Также о явившихся тогда на платье работников знаках креста.

Христиан царь ненавидел и выражал им свое негодование, но к иудеям был благосклонен и милостив, так что патриархам их, вождям и самому народу писал послания и просил молиться о себе и своем царствовании. Впрочем он делал это, вероятно, не потому, что одобрял их богопочтение, ибо знал, что вера иудейская есть как бы мать учения христианского, признающая тех же пророков и патриархов,— а потому, что иудеи питали непримиримую ненависть к христианам, и следовательно чрез доброхотство им он старался досаждать тем, от кого отвращался. Может быть, Юлиан думал также, что иудеев ему легче склонить к язычеству и жертвоприношению, поколику и мудрейшие из евреев священное Писание разумеют только буквально, а не созерцательно, как христиане. {367}

Что это именно было его намерение, видно из самого дела. Созвав вождей народа иудейского, он убеждал их соблюдать законы Моисея и помнить отеческие обычаи. Когда же те стали говорить, что со времени разрушения иерусалимского храма, оно, лишившись своей митрополии, по закону не должны, и по обычаю предков не могут делать это в другом месте; то он, выдав им из казны денег, приказал воссоздать храм и сохраняя богослужение праотцов, совершать, по древним обычаям, жертвоприношения. Итак, не обратив внимания на то, что предписываемое дело не согласно с священными пророчествами, иудеи ревностно принялись за работу: собрали опытнейших строителей, заготовили материал и очистили место. Усердие было столь велико, что даже женщины носили землю передниками, и для издержек на эту работу произвольно пожертвовали свои ожерелья и всякое другое женское украшение. Пред этим делом и царь, и язычники, и иудеи все прочие дела почитали второстепенными: ибо самые язычники, хотя и не были благорасположены к иудеям, принимали однако ж участие в их старании, предполагая, что чрез это они осуществят свое намерение, докажут лживость Христовых предсказаний, а иудеи, имея в мысли то же самое, думали сверх того, что теперь-то именно представляется им благоприятный слу-{368}чай воссоздать свой храм. Но как скоро раскопали они остатки прежнего здания и очистили грунт, в ту самую минуту, когда надлежало положить первое основание, вдруг произошло, говорят, великое землетрясение. От этого сотрясения земли, из глубины ее начали вылетать камни, и иудеи гибли. Жертвою погибели были не только участвовавшие в работе, но и сошедшиеся смотреть на нее; потому что и жилища близ храма, и общественные портики, в которых народ собирался, все подверглось разрушению. Погибших людей собрано было там великое множество, и из них одни совсем умерли, а другие найдены полумертвыми, то без рук, то без ног, то без иных членов тела. Когда же Бог остановил колебание земли; то уцелевшие хотели было снова приняться за дело, потому что его нельзя было отменить и по указу царя, и по собственному их расположению. Человеческой природе как-то нравится в делах удовольствия почитать полезным только то, что исполняется по ее желанию. Находясь в таком заблуждении, она и не имеет столько проницательности, чтобы узнать в чем польза, и не вразумляется примерами опасностей, чтобы обратиться к своему долгу. Это самое случилось тогда, думаю, и с иудеями. Несмотря на достаточность и первого возбранения, ясно показывавшего, что это предприятие прогнев-{369}ляет Бога, иудеи снова обратились к суетному усилию. Но едва принялись они за дело в другой раз, как из-под оснований храма вдруг исторгся, говорят, пламень и пожрал многих. Этому верят и об этом рассказывают все в один голос; сомнения не обнаруживает никто: только одни повествуют, что пламень противустал им и совершил сказанное, когда хотели они насильно проникнуть в храм, а другие, что это сделалось, когда выносили они землю. Но первое ли примем, или последнее, во всяком случае событие дивно. После сего произошло и другое явление, очевиднее и чудеснее первого. Вдруг на платье всех сам собою отпечатлелся знак креста, и все одежды разукрасились как бы звездами, так что были сделаны будто из искусно вышитых тканей. Чрез это для одних тотчас стало понятно, что Христос есть Бог и что возобновление храма Ему не угодно, а другие присоединились к Церкви по прошествии немногого времени и, приняв крещение, за свою дерзость умилостивляли Христа песнопениями и молитвословиями. Кому это кажется невероятным, того пусть уверят люди, слышавшие от самовидцев и еще живущие, пусть уверят иудеи и язычники, оставившие свою работу не оконченною, или которой, лучше сказать, они и начать не могли.

Конец пятой книги церковной истории. {370}

ЦЕРКОВНОЙ ИСТОРИИ

Эрмия Созомена Саламинского

КНИГА ШЕСТАЯ

ГЛАВА 1.

О вооружении Юлиана против персов; о том, что он был разбит и бедственно испустил дух, и о том, что пишет Ливаний относительно его убийцы.

В предыдущей книге я рассказал все, что знал о церковных событиях в царствование Юлиана. Потом, едва наступила весна, Юлиан вознамерился начать войну с персами и скоро перешел реку Евфрат. Миновав Эдессу, может быть, по ненависти к ее жителям, так как этот город еще в древности весь принял христианство, он пришел в Каррас и нашедши здесь храм Зевса, принес в нем жертву и совершил молитву. Отсюда, из следовавших за ним войск, двадцать тысяч латников послал он к реке Тигру, для наблюдения над теми местами, и повелел, чтобы этот отряд тотчас явился к нему, как скоро будет позван. А армянскому вождю Арзакию, союзнику римлян, написал, чтобы он соединил с ним военные {371} свои силы. В этом письме, выше меры тщеславясь и превознося себя, как мужа, способного царствовать, и как друга исповедуемых им богов, предшественника же своего Констанция порицая за слабость характера и нечестие, он очень оскорблял Арзакия угрозами, и угрозы, равно как свои преступные хулы на Христа, усиливал тем более, что в своем союзнике узнал христианина. Такое тщеславие обыкновенно позволял он себе при всяком случае и говорил, что чтимый им Бог не защитит его, если он презрит даваемые царем повеления. Полагая, что это делает хорошо, Юлиан взял римское войско и вступил в Ассирию. Здесь то изменою, то силою оружия брал он города и крепости, и неосторожно шел вперед, не думая о находившемся позади и о том, что тем же самым путем надобно будет возвращаться. Все, что ни брал он, разрушал до основания, хлебные же запасы и прочее либо раскапывал, либо сожигал. Продолжая путь по берегу Евфрата, он был уже не далеко от Ктизифона. А Ктизифон — большой город, нынешняя столица персидских царей, вместо Вавилона. Близ него течет Тигр. Но так как промежуточная земля (между Евфратом и Тигром) не позволяла подойти к Ктизифону с кораблями, и потому настояла необходимость либо миновать город, либо оставить суда; то царь стал рас-{372}спрашивать пленных и узнал, что там есть засыпавшийся от времени судоходный канал. Уничтожив эту преграду, он с Евфрата перешел к Тигру и, на фланге сухопутного своего войска имея флот, двинулся к городу. Тут по берегам Тигра показалось великое множество персидской конницы, пехоты и слонов. Видя свое войско в неприятельской земле запертым между двумя большими реками и боясь, что, понадобится ли остаться здесь, или идти в обратный путь по разоренным городам и селам, без съестных запасов оно должно будет погибнуть от голода, царь предложил награды скакунам и созвал воинов смотреть на конское ристалище, а начальникам флота между тем приказал побросать (в воду) тяжести и запасенный для войска хлеб, чтобы воины, видя себя в опасности и чувствуя нужду в съестных припасах, сделались решительнее и сражались с неприятелем мужественнее. Потом, после ужина собрав военачальников и полководцев, он посадил войска на корабли. Воины ночью переплыли Тигр и достигнув противоположного берега, сошли с судов. Из персов же одни, заметив это движение, стали защищаться и дали знать прочим, а другие захвачены были римлянами еще сонные. Между тем настал день, и сражение закипело. Перебив много неприятелей, римляне окончательно пере-{373}шли чрез реку и осадили Ктизифон. Юлиан положил однако далее нейти, а возвратиться в Империю. Сожегши корабли, как бы для того, что многие, охраняя их, не могли участвовать в сражении, он пошел назад, и слева прикрывался рекою Тигром. Так как проводниками римлян были пленные, то сперва в той стране наслаждались они обилием и имели все нужное; но потом к царю привели одного как бы насильно взятого, а в самом деле нарочито отдавшегося старика, который решился умереть за свободу всех персов. Расспрашиваемый касательно дороги, старик, по-видимому, говорил правду и, убеждая римлян следовать за собою, обещался весьма скоро ввести войско в римские пределы. Только дня три или четыре поход будет труден (говорил он); и на столько дней надобно взять с собою запасов; потому что земля тут пуста. Склонившись на слова хитрого старика, царь положил идти сим путем. Когда же римляне ушли уже далеко и чрез три дня очутились в местах диких; то пленный старик под пытками показал, что он для своих соотечественников произвольно перебежал к неприятелям на смерть и готов потерпеть все мужественно. Но между тем как римское войско, изнуренное во-первых долготою пути, во-вторых недостатком съестных припасов, находилось в состоянии рас-{374}слабления, персидское напало на него. Сражение было упорное. В это время вдруг подул сильный ветер; небо и солнце закрылись тучами, а воздух наполнился пылью. И среди мрака, среди этого великого возмущения природы, какой-то всадник, проезжая мимо царя, бросил в него копье, и нанес ему смертельную рану. Так как царь упал с коня, то убийца успел скрыться, и кто он, осталось неизвестным. Одни говорят, что это был перс, другие, что сарацин, а иные утверждают, что римский воин, и что он нанес Юлиану удар, негодуя на его безрассудство и дерзость, которые повергли войско в столь великие бедствия. Но сирский софист Ливаний, бывший к нему особенно близким и пользовавшийся его дружбою, об убийце пишет следующее 1: «Может быть, иной желал бы слышать, кто убил Юлиана? Имени убийцы я конечно не знаю: но он не был из неприятелей; это ясно доказывается тем, что из неприятелей никто не награжден за убиение. Персидский царь чрез глашатая сколько ни вызывал убившего к награде, и явившемуся следовало получить нечто важнейшее; никто однако ж не похвастался этим даже по любви к наградам. Неприятелям надобно изъявить {375} великую благодарность, что они не вменили себе в честь того, чего не делали, но предоставили нам искать убийцы у себя самих. Сделав это тогда могли те, для кого жизнь царя была не полезна, и которые, живя не по его законам, давно уже строили ему козни. К этому побуждала их как вообще несправедливость, в царствование Юлиана лишившаяся власти, так особенно вера в богов, которой они противодействовали».

ГЛАВА 2.

О том, что Юлиан умер, как жертва Божией мести, о видениях, предвещавших некоторым мужам его смерть, об ответе сына тектонова, о том, что Юлиан бросил Христу свою кровь и об общественных бедствиях, которые чрез него постигли римлян.

Говоря так, Ливаний дает разуметь, что убийцею Юлиана был христианин. Может быть, это и справедливо; ибо кому-нибудь из тогдашних воинов и пришло на мысль умереть за свободу всех и усердно помочь согражданам, родственникам и друзьям. Да напрасно бы стали мы и порицать такого человека, который ради Бога и исповедуемой веры показал свое мужество. Что же касается до меня, то кроме приведенных мнений, кто был виновником этого убийства, я определенно не произношу никакого другого. Впрочем все единогласно {376} утверждают, будто бы дошедшее да нас сказание не ложно, что Юлиан умер жертвою Божией мести. Доказательством этого служит божественное видение, явившееся, как я слышал, одному из его родственников. Говорят, что этот родственник, спеша увидеться с царем, находившимся тогда в Персии, остановился в одном месте при большой дороге и, по недостатку помещения, лег спать в тамошней церкви. Во сне ли то было, или наяву, только туда же сошлись многие апостолы и пророки и, жалуясь на оскорбления, причиняемые Церкви Юлианом, советовались, что надобно делать. Долго рассуждали они об этом и как бы недоумевали; но наконец двое из них, вставши, повелели другим благодушествовать и, спеша будто бы уничтожить власть Юлиана, тотчас оставили собрание. А тот человек, бывший зрителем сих чудесных явлений, не хотел уже продолжать свой путь и, ожидая с трепетом, чем окончится это видение, снова там же заснул и видит прежнее собрание. Вдруг те два мужа, в прошедшую ночь вооружившиеся против Юлиана, как будто возвратились с пути и, вошедши, объявили другим, что он убит, В то самое время и живший в Александрии церковный любомудрствователь Дидим, сильно скорбя о том, что царь так грешит против веры, с одной стороны, по случаю его заблуждений, с другой — по слу-{377}чаю причиняемых церквам обид, постился и молил об этом Бога. От сокрушения не принимал он пищи до самой ночи и, сидя в своем кресле, заснул. Быв в состоянии восторженном, он будто бы видит бегущих в воздухе белых коней, и едущие на них всадники провозглашают: возвестите Дидиму, что ныне, в этот самый час, Юлиан убит. Об этом пусть он объявит и Афанасию и, восстав, вкусит пищи. Такие-то, слышал я, были видения Юлианову родственнику и любомудрствователю, и ни который из них, как открылось впоследствии, не обманулся в истине того, что видел. А кому для показания Божией воли в убиении Юлиана, как разорителя Церквей, этого недостаточно; тот пусть обратит внимание и на пророчество, изреченное одним духовным лицом. Когда Юлиан, приготовляясь к войне с персами, грозился, что после этой войны худо будет от него Церквам, и с насмешкою говорил, что тогда не защитить их Сыну тектонову; то упомянутый муж пророчески отвечал: этот Сын тектонов для погребения тебя приготовляет деревянный гроб. Впрочем, получив удар, он даже и сам отчасти понял, откуда было поражение, и не совсем не разумел причину своего бедствия. Говорят, что когда рана была нанесена, он собрал с нее кровь и, как бы смотря на явившегося себе Христа и обвиняя {378} его в убиении себя, бросил ее на воздух. Иные же рассказывают, что, указав рукою кровь, он бросил ее на воздух от досады на солнце,— зачем оно помогло персам, а его не спасло, хотя, по каким-то астрономическим наблюдениям, покровительствовало ему при рождении. Справедливо ли, что находясь при смерти, когда душа, отрешаясь уже от тела, по обыкновению, более видит мир духовный, чем это возможно человеку,— справедливо ли, что в эту минуту он видел Христа, утверждать не могу, потому что так думают не многие, но не смею и отвергать, как ложь; ибо нет ничего невероятного, что в доказательство нечеловеческого происхождения Христовой веры случались вещи удивительнее и таких. В самом деле, во все время этого царствования Бог являлся постоянно разгневанным и римскую империю во многих областях поражал различными бедствиями. От непрестанных и сильнейших землетрясений и разрушения жилищ небезопасно было проводить время и дома, и на открытом воздухе. Из полученных мною сведений заключаю, что в это же царствование, или по крайней мере тогда, как Юлиан находился на второй степени царствования, случилось бедствие и с египетскими александрийцами, когда, то есть, отлившееся море снова так прилилось к земле, что выступив из своих берегов, далеко пото-{379}пило сушу, и когда, по удалении вод, морские суда находимы были на кровлях домов. Тот самый день, в который это случилось, александрийцы назвали днем труса, и доныне ежегодно воспоминают его общественно. Это воспоминание совершают они торжественно и благоговейно, по всему городу зажигая множество светильников и вознося Богу благодарственные молитвы. В Юлианово также царствование истребила все плоды и заразила воздух чрезмерная засуха. Чрез это, по редкости съедомых вещей, голод заставлял людей употреблять в пищу бессловесных животных, а затем следовала зараза, которая, внесши особенного рода болезни, убивала тела. Так-то было при Юлиане.

ГЛАВА 3.

О царствовании Иовиана и о том, что сделал он, вступив на престол.

После Юлиана, с общего согласия лагеря, царство принял Иовиан. Впрочем, когда войска среди неприятелей объявили его самодержцем, он, называя себя христианином, отказывался от управления и не принимал регалий, пока воины, узнав о причине отречения, не провозгласили и себя христианами. Но дела, по случаю Юлианова воеводства, пришли в опасное и бурное состояние; войска страдали от недостатка съестных припасов: поэтому Иовиан признал необходимым войти с персами {380} в мирные условия и сдать им некоторые города, прежде платившие подать римлянам. Узнав же из опыта, что в царствование его предшественника постигавшие Империю бедствия были явлением Божией мести, он, нисколько не медля, написал областным префектам, чтобы все подданные его собирались в церквах, усердно служили Богу и чтили одну христианскую Веру, причем церквам, клирам, вдовицам и девам возвратил льготы и все, что Константин и его дети даровали, либо узаконили в пользу или честь богопочтения, и что после отнято было Юлианом. Сверх того Секунду, имевшему должность преторианского префекта, дал он общий закон, которым назначалась смертная казнь всякому, кто решится поять в брак посвященную Богу деву, или даже бесстыдно взглянуть на нее, либо похитить ее. Этот закон дан был потому, что в царствование Юлиана иные коварные люди с такими девами вступали в брачный союз и увлекали их к растлению либо насилием, либо убеждением, что обыкновенно бывает, когда вера пренебрегается и подвергается презрению, и когда постыдная страсть может отваживаться на это ненаказанно.

ГЛАВА 4.

О новом беспокойствии в Церквах, об антиохийском Соборе, на котором утверждена вера Никейская, и о том, что этот Собор писал царю Иовиану.

Между тем предстоятели Церквей снова {381} начали свои исследования и рассуждения о догматах, тогда как в царствование Юлиана, при всеобщей опасности христианства, хранили молчание и все нераздельно молили Бога о помиловании себя. Люди обыкновенно таковы, что когда обижают сторонние,— известное племя приходит к единомыслию; а как скоро внешнее зло прекратилось,— начинается вражда домашняя. С какими случалось это государствами и народами, в настоящее время перечислять некогда. Теперь скажу о том, что анкирский епископ Василий, тарсийский Сильван, помпеопольский Софроний и их единомышленники, чуждаясь так называемой ереси неподобников (νομοίων) и вместо «единосущный» принимая слово «подобносущный» послали царю прошение, в котором, изъявляли свою благодарность к Богу, что Он вверил ему верховную власть над римскою империею, домогались, чтобы либо постановления Ариминские и Селевкийские оставались неприкосновенными, и состоявшееся по ревности и усилию некоторых было отменено, либо епископы всех областей, имея в виду раскол Церквей до этих соборов, согласились одни сами по себе, без всякого постороннего вмешательства, собираться в любом месте, намерения же лиц, имеющих свои частные виды и старающихся обманывать, как было при Констанцие, не достигали целей. К этому присоединяли они, что сами не явились в лагерь {382} и опасения, как бы не показаться людьми докучливыми: а если это будет им позволено, приедут с удовольствием на собственных подводах и на свой счет. Так писали царю Иовиану упомянутые епископы. Но в то же время в Антиохии сирской составился Собор и утвердил веру Отцов, собиравшихся в Никее, постановив беспрекословно исповедовать единосущие Сына со Отцом. На этом Соборе присутствовали: Мелетий управлявший тогда антиохийскою Церковью, Евсевий самосатский, Пелагий, епископ Лаодикии сирской, Акакий, епископ Кесарии палестинской, Иринион Газский и Афанасий анкирский. Сделав это, они представили свои постановления царю и писали так:

Благочестивейшему и боголюбезнейшему господину нашему Иовиану, Победителю, Августу — Собор епископов собравшихся в Антиохии из разных епархий.

«Что твое благочестие первое позаботилось о восстановлении мира и единомыслия в Церкви, это мы хорошо знаем, боголюбезнейший царь. Не неизвестно нам и то, что главным условием такого единства ты справедливо почитаешь характер истинной православной веры. Итак, чтобы ты не думал о нас, как о людях, извращающих учение истины, доносим твоему благоговению, что мы и принимаем, и держим веру святого собора, некогда созванного в первый раз в Никее. А что в ней {383} одно слово, то есть „единосущный“ для иных кажется странным; то от Отцов оно получило определенное объяснение, именно означает, что Сын родился из существа Отчего и что по существу Он подобен Отцу. Страдания же какого-либо в этом неизреченном рождении мы не допускаем, и слова „существо“ не принимаем в том смысле, как у язычников, желая отвергнуть этим нечестивое учение Ария о происхождении Сына из несущего, что, для разрушения церковного единомыслия, еще дерзновеннее и бесстыднее, чем Арий, проповедуют теперь недавно появившиеся аномеи (νόμοιοι). К сему донесению нашему присовокупляем и список той самой веры, которая изложена была собравшимися в Никее епископами, и которую мы исповедуем». Вслед за сим жившие тогда в Антиохии иереи определили — написать слово в слово изложенную никейскими Отцами веру и этот список приложить к посланию.

ГЛАВА 5.

Об Афанасие Великом, как отлично любим он был царем и управлял Церквами египетскими, и о видении Антония Великого.

В это же время и блюститель александрийской кафедры Афанасий, посоветовавшись с близкими к себе, счел нужным видеть царя-христианина. Прибыв в Антиохию, он представил ему о всем, что требовалось. А {384} по словам других, царь сам пригласил этого мужа — с намерением слышать его мнение о том, что надлежало делать относительно веры и православия. Устроив дела Церкви, как было можно, Афанасий помышлял уже о возвратном путешествии. Но Антиохийский епископ арианской ереси Евзой начал хлопотать, чтобы предстоятелем того же учения в Александрии был евнух Проватий. Когда единомышленники Евзоя повели это дело, то некто Лукий, родом александриец, пресвитер из числа рукоположенных Георгием, предстал пред царя с клеветами на Афанасия, что во все время своего епископства он постоянно подвергался суду и от прежних царей нередко изгоняем был в ссылку, что от него происходили — разномыслие касательно богопочтения и мятежи, просил, вместо его, над александрийскою Церковью поставить другого епископа. Однако ж царь, зная уже об устрояемых Афанасию кознях, не внял этим клеветам, но с угрозою повелел Лукию замолчать, а Проватия и других с ним евнухов, как виновников таких беспокойств, приказал образумить иначе; Афанасия же, который, после беседы с царем, стал ему еще любезнее, послал в Египет и поручил ему руководить Церковь и народ, как признает наилучше. Говорят, что он очень хвалил этого епископа за его добродетели, проявляе-{385}мые и жизнью, и благоразумием, и ученостью. Таким образом вера Отцов, собиравшихся в Никее, быв, как сказано выше, столько времени оспариваема, в настоящее царствование получила первенство. Впрочем скоро должна будет она опять испытать такое же беспокойство: ибо предсказание монаха Антония ограничивается, вероятно, не теми только событиями в недре Церкви, которые совершились при Констанцие; после них остаются еще события и при Валенте. Рассказывают, что прежде чем овладели церквами ариане, Антоний в царствование Констанция видел сон, будто мулы били ногами жертвенник и опрокинули священную трапезу, и тотчас же предсказал, что Церковь возмущена будет искаженным и смешанным учением, и что снова восстанут иноверцы. Неложность этого видения и предсказания доказаны прежними и следующими далее событиями.

ГЛАВА 6.

Смерть Иовиана. О жизни и мужественном благочестии Валентиниана и о том, как он возведен был на престол и в соправители себе избрал брата своего Валента; также о различии между ними.

Процарствовав около восьми месяцев и едучи в Константинополь, Иовиан на пути, в вифинском местечке Дадастанах нечаянно скончался,— по словам некоторых, либо от {386} того, что неосторожно поужинал, либо от угара в только что истопленном доме, где он спал; ибо когда, по зимнему времени, для теплоты было зажжено в нем много угля, то воздух сделался влажным и стены очень взмокли. Итак, пришедши в Никею вифинскую, войско провозгласило царем Валентиниана, мужа доброго и царской власти достойного. В то время он возвратился из ссылки и был налицо; ибо говорят, что Юлиан, овладев римским престолом, его, как управлявшего отрядом так называемых юпитеровцев, отрешил от военной службы и наказал вечною ссылкою. Предлог был тот, что своих воинов он не устроил по надлежащему для войны с неприятелем; истинная же причина состояла в следующем: живя еще на западе, в Галлии, Юлиан однажды шел в храм принести жертву. При нем находился и Валентиниан; ибо у римлян издавна вошло в обычай, чтобы предводители юпитеровцев и геркулесовцев,— а эти отряды между войсками были самые почетные, так как один имел название по Геркулесу, а другой по Юпитеру,— всегда близко следовали за царем и составляли его стражу. Когда же царю надлежало переступить через порог храма, жрец, держа в руке мокрое кропило, по правилам языческим, оросил входящих. При этом одна капля упала на платье Валентиниана, и он, выразив свою досаду, потому {387} что был христианин, побранил кропившего. Говорят даже, будто Валентиниан тотчас, при глазах царя, отрезал обрызганную часть платья и бросил ее вместе с самою каплею. С того времени Юлиан питал на него гнев и не много после, поставляя причиною будто бы нерадивость о вверенном ему войске, осудил его на всегдашнюю жизнь в арменской Мелитине, а прямо показать, что делает ему зло за веру, не хотел, чтобы он не удостоился чести мученика или исповедника. Я и прежде сказал, что, по этой и по другим причинам, Юлиан щадил христиан: он видел, что опасности им самим доставляют славу, а их учению твердость. Но когда верховная власть над римскою империею перешла к Иовиану,— Валентиниан, быв вызван из ссылки, переехал в Никею, и так как в это время случилась смерть царя, то по совету войск и высших чинов государства, согласно с общим желанием, он избран был на царство. Принимая знаки власти, услышал он крик войск, которым предлагалось ему взять себе помощника в царствовании, и отвечал: Избрать меня правителем над вами зависело от вас, воины; но как скоро вы уже избрали,— подавать это предложение лежит не на вас, а на мне. Вы, подданные, должны молчать; а я, царь, обязан смотреть, что надобно делать. Сказав это, Валентиниан тогда не ус-{388}тупил войскам, но, по прибытии в Константинополь, скоро объявил царем своего брата, и восточную часть империи отдал ему, а страны от Иллирии до западного океана и всю противолежащую сушу до последних пределов Ливии подчинил себе. По вере оба они были христиане, однако ж с различными мнениями и образом мыслей. Валент, приготовленный к таинству епископов Евдоксием, по крещении, сделался ревнителем веры Ариевой и был весьма не доволен, что не мог принудить всех мыслить одинаково с собою: напротив Валентиниан соглашался с отцами никейскими и покровительствовал своим единоверцам, не оскорбляя впрочем и тех, которые мыслили иначе.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-30; Просмотров: 310; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.012 сек.