Эсэсовец и вопрос крови. 15 страница

Во-вторых, в расположении русских фресковых изображений замечается стремление распространяться на большую площадь в храме и обогатиться новым историческим священным содержанием. Так, помимо священных изображений, свойственных греческим храмам, в русских храмах и на иконах встречаются еще изображения Распятия Иисуса Христа, положение во гроб, сошествие в ад, уверование Фомы, Успение Божией Матери, изгнание торгующих, брак в Канне, Св. Троица, Бог Саваоф и особенно Страшный Суд, и др. Число святых также возрастает, вводятся новые русские святые.

В третьих, в отношении способа исполнения русская церковная живопись не только повторила черты византийского стиля, — периода упадка (как, напр. неподвижность рисунка, суровость ликов, аскетическое выражение их и непропорциональность в очертаниях фигуры), но даже постепенно сгустила эти черты. Поэтому в древних храмах и иконах — на священных изображениях наблюдаем удлиненность и изможденность ликов, чрезмерно суровое их выражение, оливковый цвет лица и темный вообще колорит (цвет) икон. Эти черты видны не только на изображениях в простых деревенских храмах, но и в главных исторических. (См. рис. № 164, 165, л. 39 и № 175, л. 42). Проявление крайности аскетизма в церковной живописи и вообще упадок ее, а также небрежное отношение к своему делу мастеров [32]) вызвали, начиная с XV в. в одной части русских исполнителей увлечение образцами иноземной живописи и иконами, а в другой части русского общества — (со стороны церковных руководителей и других русских иконописцев) попытку улучшения дела церковной живописи. Попытки церковной и гражданской власти к поднятию русской иконописи начались с XVI и продолжались в течение XVII, XVIII и XIX в. Первые меры были приняты на “Стоглавом соборе” 1551 г. который предписал иконописцам проводить нравственный образ жизни, исполнять со всею тщательностью свое дело, смотря на него, как на Божье дело, писать иконы с “лучших” древних икон. Кроме того, Стоглавый собор предписал митрополиту, архиепископам и епархиальным архиереям наблюдать за иконописанием и иконописцами при посредстве особо избранных, сведущих мастеров. Однако, постановления собора не внесли улучшения в дело иконописания и в среду (массу) русских иконописцев. Поэтому в течение XVII в. церковной и гражданской власти снова приходилось выступать на борьбу со вторжением в русское общество иноземных икон или с неопытностью русских иконописцев. Из периода XVII века известен ряд таких мероприятий патриархов Никона, Иосафа и Иоакима и др. Но те и другие распоряжения не сопровождались должным успехом.

Тем не менее XVII в. в истории русской живописи справедливо отмечается как век оживления русского церковного искусства. Оживление обусловливалось общим культурным развитием России и мерами, хотя случайными, гражданской власти к поднятию церковной живописи, направленными на подготовку хороших иконописцев и на поддержку их таланта. Ради этой цели существовала в XVI—XVII в. “царская школа иконописцев.” Эта школа не задавалась, однако, целью вновь обучать искусству рисования; напротив, в состав ее входили лица, уже знакомые с этим искусством. По приказанию царя они должны были исполнять иконописные работы в московские храмы и за это получали от царя денежное жалованье и хлебное довольство. Из состава служащих людей этой школы в XVII в. выделились иконописцы — Симон Ушаков со своими товарищами, с именами которых и соединяется воспоминание об оживлении русского иконописного искусства в XVII веке. Симон Ушаков написал несколько икон (см. рис. 172—174, л. 41 и 188, л. 44), из которых главнейшая — икона Благовещения Божией Матери (нарисованная в 1659 г. и находящаяся в Москве в Церкви Грузинской иконы Божией Матери) (рис. 76, л. 16), окруженная более мелкими изображениями одиннадцати кондаков из акафиста Божией Матери). Стремление Ушакова было направлено на обогащение рисунков бытовыми или историческими подробностями, а также на придание всем фигурам движения и жизненности. Это было стремление прогрессивное, (поступательное вперед), желавшее принести в русскую живопись лучшие стороны западноевропейской и начинавшее новый (второй) период в истории русской живописи.

Оживление замечается также в исполнении и стенных росписей. Храмами, где нашла место применения стенная живопись в XVII в. являются храмы в гг. Ярославле, Костроме, Ростове и Вологде. Для ознакомления же с характером живописи за это время останавливаются преимущественно на храмах г. Ярославля и особенно на Ильинской и Иоанно-Предтеченской церквах. Действительно, в этих церквах живопись несомненно усложнилась и обогатилась новым содержанием. Однако широте замысла, богатству воображения и силе религиозного чувства исполнителей не вполне соответствовало техническое и художественное их уменье. Исполнение священных изображений носит еще печать излишнего аскетизма, неподвижности фигур и их непропорциональности (рис. 166—168, л. 40). Таким образом, стенная живопись теряет много своих достоинств по сравнению с характером живописи Симона Ушакова, который надолго оставил о себе воспоминание, как о прогрессивном русском иконописце XVII в. Однако, ни Ушакову, ни XVIII веку не удалось достигнуть полного улучшения руссской живописи. Восемнадцатый и часть девятнадцатого века в истории церковной живописи ознаменованы господством той же подражательности, безжизненности и аскетичности рисунка, того же ремесленного исполнения икон, что и раньше. Правда, в храмах XVIII и XIX века эти недостатки не обрисовываются с большою яркостью, потому что вместе с вытеснением “шатрового” стиля из церковной архитектуры ослабляется и обычай росписи стен фресковыми изображениями. Вместо фресковых изображений по всему храму употребляются простые иконы; живопись постепенно сосредоточивается на иконостасе. Иконостас делается высоким, многоярусным и сосредоточивает в себе те же изображения, которые раньше были распределены по всему храму [33]). (В этой новой форме и росписи иконостаса усматривается особенность живописи XVII—XIX века от предшествующего времени).

Дата добавления: 2015-06-30