Крепкий орешек» философии

По большей части ваша репутация не заслужена; у большинства людей сиеуравновешивается тем, что заслуженная ими честь обошла их стороной; но я - ячто-то не припомню, чтобы за плечами у меня был какой-нибудь оставшийся безвнимания и аплодисментов подвиг, однако всегда готов выслушать любого,полагающего иначе. Так и мое реноме серьезного апологета досократиковсформировано всего-навсего случайным стечением обстоятельств. Сцена действия - Оксфорд, растянувшаяся на весь уикэнд конференция поантичной философии. Последнее утреннее заседание было отдано семинару натему «Концепция изменений у досократиков (Фалес, Анаксы [то естьАнаксимен и Анаксимандр, которые уподоблены «Аяксам»],Гераклит)». Собравшиеся (за исключением меня) жадно ожидали горячейдискуссии, так как мои взгляды (вопрос только - а были ли таковые?)встретили страстные возражения со стороны Цванцингера. Воля ваша, веритьтому или нет, но подобные ситуации забирают собравшихся на философскихконференциях почище сигареты с травкой. Гераклитов поток: я утверждаю, чтоон выражает категорию процессуальности, Цванцингер возражает. Развертываетсяодна из самых популярных философских пантомим: «о да, именнотак» - «о нет, именно не так». Кто кого сметет с дороги -академический вариант. Вечером накануне заседания я возвращался в номер, мучительно размышляя- выпить ли мне сперва четвертинку кокосового ликера и«за polar овать» водкой «Polar Sun» или разом согретьдушу их смесью и насколько гармонично впишется в этот ансамбль бутылкакрасного. Погруженный в глубокую задумчивость, я поднимался по лестнице.Когда путь мне преградила дверь пожарного выхода (как мне говорили, пожарныедвери предназначены для повышения безопасности постояльцев гостиницы), я сдосадой толкнул ее и пошел дальше. Сознание мое было всецело занятовыяснением того, какой стимулятор был бы желательнее вечером наканунегрядущего семинара, поэтому я не придал никакого значения тому, чтопроизойдет с дверью после моего прохода. С дверью произошло то, что после моего прохождения она вернулась вобычное положение - предварительно съездив по физиономии Цванцингера,шедшего на шаг позади меня с подносом. На подносе покоились двенадцатьпеченин и дымящийся чайник - идиллический набор для чаепития перед отходомко сну. На Цванцингера я обратил внимание, лишь заслышав его вопль, которыйфилософ издавал, пересчитывая спиной ступеньки под звяканье катящегосяследом чайника. Итогом сего путешествия вниз по лестнице, ведущей вверх,оказались: трещина черепа, сломанная рука, перелом ноги и покрытая накипьюмошонка. Увозимый на медицинской каталке, Цванцингер, улучив паузу между стонамиболи, весьма нетактично - в выражениях горьких и незаслуженных - обвинил вовсех своих увечьях меня. Самое интересное в этой истории - то, как смотрелина меня коллеги, покуда Цванцингера везли через гостиничный холл. Ониотводили от меня глаза - чтобы тут же взглянуть вновь. В их взорах читалисьне осуждение, не упрек, нет. То были застенчивые взгляды восхищения иудивления: вот кто-то перешел тебе дорогу, а ты - ты с ним разделался,разбил в пух и прах. Я вовсе не поимел на свою голову неприятностей. Лишьполучил сразу несколько приглашений на конференции.

Дата добавления: 2015-07-02