Философия и наука на рубеже XX—XXI веков 2 страница

Акцент на культурном аспекте глобализации позволяет нам зафиксировать ряд весьма важных и нетривиальных утверждений.

Прежде всего, едва ли возможно сегодня трактовать процессы глобализа­ции социокультурного пространства как закономерное следствие модерниза­ции традиционных обществ и архаических социальных структур за пределами западной цивилизации. В рамках модернизационных сценариев воздействие Запада на различные сферы культурной жизни иных цивилизационных обра­зований воспроизводилось обычно в терминах с негативным оттенком: «куль­турная экспансия», «декультурация», «культурный империализм» и т.п.

Начиная с 70-х годов XX столетия, идеология модернизации в различных ее версиях становится объектом критики и конструктивной трансформации. К концу века представляется все более очевидным, что отношения между цен­тром и множеством периферийных и полупериферийных социальных систем в области культуры носят гораздо более сложный и диалектический характер, нежели линейная зависимость традиционных культур от техногенной западной цивилизации.

Конечно, говоря об этом феномене, трудно удержаться от соблазна вос­произвести уже ставшие стереотипными оценки глобализации в сфере куль­туры как процессы распада и деструкции традиционных моральных ценнос­тей; возникновение пугающих диспропорций между т.н. высокой культурой и популярной, или массовой, культурной; карнавализацию культуры, которая благодаря техническим возможностям глобальной коммуникации утрачивает индивидуальное содержание и смысл и превращается в перманентную мозаику визуальных образов и символов клипового сознания.

Однако такая картина культурной глобализации едва ли будет адекватной и системно обоснованной. В работах М. Элброу, Э. Гидденса, Э. Тирикьяна, Р. Робертсона и многих других современных исследователей подчеркивается, что сущностными характеристиками процесса глобализации в сфере культуры являются следующие ее особенности:

1. Пространственно-географическая акцентация социокультурных изме­нений, активизация механизмов взаимопроникновения и диалога различных культурных традиций. Эта акцентация приводит к тому, что время начинает все меньше и меньше значить в постсовременной цивилизации. В некоторых сферах жизни оно настолько сжато, что перестает восприниматься даже как символическая аллегория.

2. Взаимосвязь макро- и микроуровней в происходящих культурных изме­нениях. Здесь речь идет о том, что глобализация проникает в самые глубины социальных структур и кардинально трансформирует их сущностные основа­ния на уровне семьи, обычаев, стереотипов поведения, эстетических предпоч­тений и т.д. Эти трансформации, происходящие на микроуровне человеческого бытия, приобретают статус важнейших социокультурных мутаций, иницииру­ющих глобальные изменения в мировом сообществе благодаря современным системам коммуникации.

3. Активное продуцирование «социокультурных гибридов», в которых си­туативно и механически сочленяются различные традиции, жанры, стили и т.д. Как правило, для них характерны нестабильность, эпатирующая экзотичность, поточные формы производства и короткий период существования (например, в сфере образования, туризма, труда все ощутимее проявляется влияние рек­ламы, масс-медиа, шоу-бизнеса и т.д.).

4. Процесс интернационализации ценностей и жизненных стратегий пове­дения и деятельности, предполагающий акцентированное неприятие нацио­нально-государственной ориентации в сфере культуры и культурной политики.

5. Подчеркнутый интерес к проблемам пола, телесности, тендерных от­ношений — иными словами, к тем феноменам, которые получили название «примордиальных» и, как правило, вытеснялись обществом на периферию культурного пространства, находились под моральным контролем и цензурой.

6. Формирование новой концепции рациональности, в которой в качестве доминирующих утверждаются принципы социокультурного плюрализма, ре­лятивизма и комплиментарности.

Глобальная цивилизация, на первый взгляд, интенсивно вытесняет цен­ности локальных культур на периферию современного социокультурного про­странства. Однако в последние годы заявляет о себе и альтернативная тенден­ция этнокультурной автономизации и акцентированного стремления народов любой ценой сохранить свою национально-культурную идентичность. В таких условиях проблема поиска и обоснования адекватных форм межнациональ­ных (и даже межцивилизационных) отношений в современном мире становит­ся весьма актуальной.

Многомерный характер и неоднозначность социокультурных последствий глобализации порождает обилие точек зрения и концептуальных интерпрета­ций данного феномена в западной и отечественной литературе.

Одни исследователи особое внимание обращают на определяющий статус объективных трансформаций глобализирующегося мира в сфере материаль­но-экономических и финансовых отношений, основанных на институализации мирового рынка, на неуклонно возрастающем влиянии транснациональ­ного капитала и ТНК (И. Валлерстайн, К. Омаэ, Дж. Нэсбитт, Д. Розенау, В.Л. Иноземцев и др.).

Другие, отдавая предпочтение социокультурным аспектам глобальных изменений, указывают на значимость формирования транснациональных культурных и цивилизационных пространств, которые кардинально изменя­ют процессы индивидуальной и коллективной социализации (Р. Робертсон, С. Хантингтон, К- Уайт, А. Аппадураи, У. Бек, А.С. Панарин, А.И. Уткин, Ю.В. Яковец, И.Ф. Кефели и др.).

Третьи подчеркивают приоритетность глобальных изменений в сфере со­циально-политических, институциональных и информационно-коммуникатив­ных отношений в современном мировом сообществе (Д. Хельд, Ф. Фукуяма, М. Кастельс, 3. Бжезинский и др.).

Четвертые полагают, что глобализация приводит к качественным изме­нениям всех сфер и сторон современной жизни и потому радикально ини­циирует разработку принципиально новых концепций и объяснительных моделей в социологии, политологии, философии (Э. Гидденс, Ю. Хабермас, Н. Луман и др.).

В пространстве современных дискуссий о проблемах и перспективах гло­бализации можно выделить несколько концепций, которые активно влияют на содержание и направленность идеологических и научных дебатов относи­тельно доминирующих тенденций и перспектив мирового развития в XXI веке. К таким значимым концепциям обычно относят:

теорию «открытого общества» К. Поппера;

концепцию «конца истории» Ф. Фукуямы;

«мир-системную» концепцию И. Валлерстайна;

теорию «столкновения цивилизаций» С. Хантингтона;

геополитическую концепцию 3. Бжезинского;

теорию «глокализации» Р. Робертсона и У. Бека;

концепцию глобализма А. Панарина;

теорию «постэкономического общества» В. Иноземцева;

«мультифакторную концепцию глобализации» А. Уткина и многие другие.

Результаты и последствия глобализационных изменений в современном мире весьма противоречивы и неоднозначны. Сегодня уже совершенно очевид­но, что они могут не только способствовать позитивной интеграции мирового сообщества с целью преодоления вызовов и угроз техногенной цивилизации, но и создавать предпосылки для их дальнейшего обострения. Своеобразной реакцией на возможность такой глобальной социокультурной мутации стало антиглобалистическое движение, которое сформировалось в середине 90-х годов XX века и с того времени активно развивается в США, Германии, Анг­лии, Франции и других странах не только Запада, но и Востока.

Одна из проблем, которая повсеместно привлекает внимание антиглоба­листов, связана с обостряющимися противоречиями в сфере взаимодействия человека и природы, с необходимостью формировать адекватное современнос­ти экологическое сознание на принципах коэволюции человека и биосферы. В связи с этим особую актуальность в современной науке и философии приоб­рела проблема устойчивого развития, непосредственно связанная с поиском и обоснованием конструктивной стратегии дальнейшего развития техноген­ной цивилизации и с попытками преодоления тех социально-экологических аномалий, которые она инициировала и породила на предшествующих этапах своего формирования и развертывания.

Разработке стратегии устойчивого развития в последние годы было посвя­щено немало исследовательских проектов. Эта проблема находится в центре внимания влиятельных международных форумов, имеющих целью информи­ровать общественность о характере и масштабах катастрофических измене­ний на планете, реальных экологических угрозах, источниках нестабильности и противоречий в международном сообществе, нарастающей неравномернос­ти мирового хозяйственно-экономического и культурного развития, чреватой новыми конфликтами и даже военными столкновениями. Эти форумы поста­вили перед человечеством и, в первую очередь, перед политическими лиде­рами стран и регионов задачу по созданию международных координационных центров, правовых и политических норм, общественных институтов и объеди­нений, которые могли бы реально инициировать и контролировать переход современной цивилизации к новому типу социальной динамики в целях созда­ния сбалансированного, равноправного мирового сообщества, рационально и эффективно решающего глобальные вопросы.

В июне 1992 году на Конференции ООН по окружающей среде и развитию, в которой принимали участие главы государств и их представители из почти 180 стран мира, идея устойчивого развития была переведена из области те­оретических дискуссий в плоскость практических решений. Началась разра­ботка национальных стратегий исторического развития отдельных государств. При этом основными проблемами, на решение которых ориентировала наро­ды данная конференция, были названы следующие: неконтролируемый рост народонаселения; неравномерность экономического развития различных реги­онов; голод и нищета в афро-азиатских странах; углубление экологического кризиса вследствие экспоненциального роста промышленного производства и потребления в индустриально развитых странах.

С этого времени экологические приоритеты социальной динамики становят­ся непременным компонентом любой национальной стратегии развития, осно­ванием для определения целей и направлений как внутренней, так и внешней политики. Параметры, отражающие степень экологизации производства и ка­чество природных экосистем, становятся обязательными компонентами различ-

202ных индексов развития, оценивающих объективный научно-технический, соци­ально-экономический и политический потенциал общества.

Термин «устойчивое развитие» был заимствован из лесоведения. Перво­начально он использовался для обозначения вырубки зрелого леса в мас­штабах, позволяющих удовлетворять текущую потребность в древесине без ущерба для продуктивности леса в будущем. В 60-е годы термин «устойчи­вое развитие» стал активно использоваться в экологии, а в 1987 году Ко­миссия Брундланд при ООН придала ему совершенно новый социокультур­ный статус, отражающий особую форму поддержания соотношения между социальной структурой и благосостоянием человечества, с одной стороны, и природными процессами — с другой. Именно такое значение закрепилось за английским термином 5и51атаЫе с1еуе1ортеп1 после Второй конферен­ции ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро. Кстати, по мнению некоторых экспертов перевод этого английского термина на рус­ский язык как «устойчивое развитие» не совсем корректен. Более точным по смыслу и содержанию был бы перевод «поддерживаемое развитие». Однако суть не в этих лингвистических тонкостях. Главное состояло в том, что пос­ле саммита в Рио-де-Жанейро стало окончательно ясно: наша технократи­ческая цивилизация вплотную подошла к «запретной черте» и продолжает с нарастающей скоростью двигаться к катастрофе. Многочисленные исследо­вания и расчеты показывают, что если существующие тенденции развития не претерпят кардинального изменения, то коллапс неизбежен, и наступит он не позднее середины XXI века.

Вот почему тезис о том, что «человеческая история достигла водораздела, за которым изменение нынешней политики становится неизбежным», прозву­чавший в докладе премьер-министра Норвегии Гру Харлем Брундланд в Рио-де-Жанейро, стал своеобразным символом и смыслоообразующим положени­ем концепции устойчивого развития.

Перспективы мирового сообщества рассмотрены еще более глубо­ко и всесторонне на 21-й сессии Совета управляющих Программы ООН по окружающей среде (ЮНЕП), которая состоялась 6—11 февраля 2001 года в Найроби (Кения), и на международном форуме в Йоханнесбурге (ЮАР) 26 ав­густа — 4 сентября 2002 года. На них обсуждались вопросы, касающиеся кон­кретных количественных критериев оценки текущего и будущего состояния цивилизации. В результате был сделан решающий шаг на пути к разработке международного стандарта ООН по устойчивому развитию, который должен стать реальным ориентиром создания механизмов управления миром, стиму­лирующих его переход к сбалансированному и экологически безопасному со­стоянию. Теперь перед каждой страной встает проблема создания эффектив­ных социальных механизмов и технологий, способных радикально изменить скомпрометировавшие себя стратегии количественного роста.

Следует отметить, что современное понимание термина «устойчивое раз­витие» (5и51а1паЫе с1еуе1ортеп1:) не означает, что общество должно впасть в некий гомеостаз, превратившись в статичную бюрократическую систему тра­диционалистского типа. Напротив, ожидается, что развитие мировой циви­лизации станет более динамичным, интенсивным, вариабельным. Речь идет о некоторых ключевые требованиях к направлению, механизмам и формам, а также качеству развития.

Во-первых, оно должно быть сбалансированным, учитывать не только ресурсные параметры, материально-технические и экономические факторы роста, но также социально-политические и ценностно-мировоззренческие составляющие социальной динамики. Современный цивилизационный про­цесс представляет собой взаимозависимое и многоаспектное развитие, в ко­тором прогрессивные изменения одного региона имеют смысл только тогда, когда им соответствуют аналогичные изменения в других регионах. Динамика мировой системы как целого должна отвечать потребностям ее отдельных частей. Качественная трансформация материальных и идеологических под­систем общества должна быть согласованной. Поливариантность развития рассматривается сегодня как важнейшее условие устойчивости мировой ци­вилизации.

Во-вторых, предполагается не количественный рост материальных, фи­нансовых, демографических и информационных ресурсов, не расширение про­странственно-структурной экспансии людей в биосферу, а переход к новому качеству роста. Это означает ориентацию развития на коэволюционный идеал отношений человечества с природным миром Земли и ее космическим окру­жением. Рациональное природопользование должно опираться на научные знания о закономерностях функционирования и эволюции биосферы, осно­вываться на научно обоснованных моделях управления биосферными процес­сами. Экологическая составляющая «качественного» развития предполагает создание на основе современной науки механизмов и технологий для искус­ственного поддержания равновесия в экосистемах Земли и для обеспечения прогрессивного развития биогеоценозов, ибо количество антропогенных эко­систем будет неизбежно нарастать, а деградация естественных — продол­жаться. Коэволюционная стратегия развития предусматривает комплексное решение глобальной экологической проблемы и направлена на обеспечение благосостояния и здоровья людей, на расширение возможностей реализации сущностных сил человека.

В-третьих, устойчивое развитие предполагает создание условий для спра­ведливого распределения мирового ресурсного потенциала между процвета­ющим Севером и бедным Югом, для преодоления разрывов в уровнях дохода между различными слоями населения и повышения качества жизни. Но речь не идет о простом перераспределении доходов или о наращивании объема «гуманитарной помощи» народам «третьего мира». Подразумевается, что удов­летворение основных потребностей населения развивающихся стран будет осуществляться за счет внедрения новых постиндустриальных технологий, фи­нансовое обеспечение которых станет возможным благодаря рациональному потреблению и оптимизации развития богатых стран Запада.

Таким образом, экономическое и экологическое благополучие мировой цивилизации при устойчивом развитии должно опираться не столько на уве­личение объема ресурсных циклов, сколько на интенсификацию духовной, интеллектуальной составляющей общественного бытия. Благополучие пред­полагает интенсификацию научного прогресса, рост инноваций в области ин­формационных систем и технологий, высвобождение духовно-творческого по­тенциала личности и переориентацию ее на духовно-интеллектуальные формы престижеобретения.

Концепция устойчивого развития, провозглашающая программу эволюци­онного перехода мирового сообщества к стабильному и сбалансированному развитию не только с учетом задач социоэкономической динамики, но и с не­пременным сохранением благоприятной окружающей среды и природно-ре-сурсного потенциала планеты, по праву претендует сегодня на статус реаль­ной, конструктивной альтернативы техногенным стратегиям развития. Именно поэтому программы обоснования оптимальных сценариев социодинамики не только в глобальном, но и в региональных и даже в национальных масштабах, как правило, органически увязываются с идеей устойчивого развития.

Вместе с тем следует признать, что отношение к ней отнюдь не является однозначным, что порождает ситуации острейшей идеологической конфронта­ции. Существует достаточно мощная оппозиция этой идее, базирующейся на том утверждении, что концепция устойчивого развития призвана санкциониро­вать стабилизацию и консервацию современного миропорядка, который никак нельзя считать справедливым и социально перспективным. И действительно, о какой справедливости можно говорить, когда речь идет о противостоянии, которое условно называют конфликтом «Севера и Юга»? С одной стороны, относительно небольшая группа высокоразвитых стран с устойчивой полити­ческой системой, современными технологиями и высоким уровнем жизни, с другой стороны — основная масса стран, живущих в рамках индустриальной и даже прединдустриальной технологии. В них господствуют массовая бедность, бурный рост народонаселения, нестабильность политических и экономических процессов. О разительном контрасте между т.н. золотым миллиардом и осталь­ным населением мира можно судить хотя бы по таким данным. На долю 20% наиболее богатых стран приходится 85% мирового валового дохода, а на долю остальных 80% населения Земли — всего лишь 15%. Индия дает миру око­ло 30% всех неграмотных, а в США и Канаде на образование тратится почти в 100 раз больше, чем во всех африканских странах.

Эти цифры недвусмысленно свидетельствуют о том, что идея устойчивого развития не должна интерпретироваться и пониматься как призыв к консерва­ции сложившегося миропорядка и характерных для него аномалий в важней­ших сферах производства, потребления, социокультурной деятельности.

И все же идея устойчивого развития, задающая современному человечест­ву радикально новые приоритеты социодинамики на принципах гармонизации отношений между человеком и природой, а также установления справедли­вых и равноценных отношений между представителями различных культур и цивилизаций, должна быть оценена как одна из фундаментальных новаций в социокультурном пространстве постсовременности.

Таким образом, в современном философском дискурсе вырисовывается новое пространство идей и смыслов, призванных сформировать приоритеты философии и науки в культуре XXI века. Некоторые из этих приоритетов уже достаточно отчетливо артикулированы в философских дискуссиях последних десятилетий, иные же еще только обозначают свои концептуальные и тема­тические очертания, способствуя все более осязаемому вычленению нового этапа в развитии современной постклассической философии.

Дата добавления: 2015-07-02