Неомарксизм 29 страница

Таким образом, концепция Хантингтона выглядит полностью про­тивоположной тезису Фукуямы. Первый представляет будущее меж­дународных отношений в оптимистическом свете, второй — в песси­мистическом. Однако, события внесли свои коррективы и во взгляды Фукуямы. Спустя Ю лет после опубликования своей нашумевшей статьи Ф. Фукуяма заявляет: «История не умерла. Послание следует». Вместо «конца истории», как он пишет, может прийти конец человечества, по крайней мере в том виде, каким мы его знаем. Дело в том, что блестящий прогресс науки, в особенности биологии, несет с собой риск осуществления старой тоталитарной мечты об изменении человеческой природы и вступления истории в «постчеловеческую эру», абсолютно непредсказуемую в политическом плане (Рикиуата Р. 1999).

В 1996 г. Хантингтон также внес несколько уточнений в свою концеп­цию, что сделало ее еще более алармистской. Он заявляет, что культуры не могут смешиваться даже под влиянием рынков. Западная цивилиза­ция не единственная из претендующих на влияние в современном мире, поэтому Западу надо будет защищаться от других, незападных по своей истории, религии и культуре цивилизаций и, возможно, освобождаться от нынешних, чуждых ему в цивилизационном отношении союзников (например, от Греции и Турции) (см.: НипНп§1оп. 1997).

Еще одну модель будущего представил в своей работе «Мир, ли­шенный смысла» французский автор Заки Лаиди. Он считает, что

¹ Ссылка дастся на французский перевод работы С. Хантингтона, изданный в 1997 г.

конец холодной войны означает «не только разрыв с коммунизмом, но и окончание эпохи Просвещения». С его точки зрения, именно это обстоятельство препятствует возникновению нового миропорядка и обостряет «кризис смысла» мирового развития. Этот кризис проявляется, во-первых, в «утрате конечной цели» (куда движется мир?) и, во-вторых, в «утрате центростремительных тенденций» (все институты, как международные, так и национальные, переживают кризис). Лаиди отстаивает, таким образом, тезис об анархическом, дезориентированном и лишенном смысла мире.

Вышеприведенные работы иллюстрируют оценку нынешнего со­стояния международных отношений с точки зрения возможностей перехода к новому мировому порядку и его содержания. Вариации представлений о современном мировом порядке довольно многообразны. Крайние из них выглядят следующим образом. В рамках оптимис­тического сценария переход от эпохи, последовавшей за холодной вой­ной, к новому миропорядку пройдет удачно и, несмотря на неизбежные конвульсии, приведет к примирению «двух Европ», т. е. к «партнерству», «общему дому», «паневропейскому союзу» и евро-атлантическому сотрудничеству. Пессимистический сценарий предполагает, что переход будет неудачный. Он приведет либо к всеобщему хаосу и анархии, либо к новой конфронтации, но теперь уже не между Востоком и Западом, а главным образом между богатыми и бедными нациями, а также к другим конфликтам нового поколения.

Скорее оптимистическими (при всех его оговорках) могут быть названы и взгляды директора Французского института международных отношений (1РРР) Т. де Монбриаля. Становление нового миропорядка он рассматривает через призму «триады», в которую включает глобализацию, расширение гражданского общества (как в национальных рамках, так и в общемировых), эмпирические поиски модели спра­ведливого правления (Моп1Ъпа1. 2000. Р. 13—17). Похожие позиции и у некоторых отечественных ученых. Например, описывая современную ситуацию в международных отношениях как «беспорядок», Н. В, Загладин все же считает, что новая конфронтация между Востоком и Западом не грозит миру. Это невозможно прежде всего потому, Что Запад предпринимает всяческие усилия с целью содействия России в укреплении институтов демократии, принципов правового государства и создания фундамента рыночной экономики. Подчеркивая, что «стратегия Евросоюза, как и НАТО (а это наиболее существенно), исходит из того, что Россия, разделяющая общие с ними ценности и заботы, способна быть важным партнером в укреплении стабильности и безопасности в Европе и в мире в целом», он видит главное препятствие на этом пути в позиции правящей элиты России и отражающих ее воззрения СМИ (см.: Загладин. 2000. С. 23). Стремление российского руководства к сохранению статус-кво на мировой арене, представ­ляющее собой вызов другим странам, которые заинтересованы в пере­менах; приверженность сохранению ООН в ее нынешнем виде, в то время как она не соответствует современным требованиям; позиция по вопросу о расширении НАТО, которая игнорирует право политического выбора стран Центральной и Восточной Европы; концепция многополярности, несоответствующая существующим сегодня между­народным реальностям, проще говоря, «антизападная политика» РФ представляет собой одно из важнейших препятствий в формировании нового мирового порядка (там же. С. 24).

Другие отечественные ученые, в отличие от Н.В. Загладина, указы­вают на «фобии Запада в отношении России», необоснованность рас­ширения НАТО и выбор Запада в пользу создания односторонней сис­темы безопасности, необходимость пресечь линию на подрыв ООН (Салмин. 1999). Эксперты СВОП отмечают соблазн Запада использовать слабость РФ с помощью традиционных методов экспансии, деста­билизирующие последствия новой стратегии НАТО, сохранение роли геостратегического мышления и значения военной силы в междуна­родных отношениях (Стратегия для России. 2000). Перспективы гло­бальной демократии и расширения гражданского общества многим представляются труднодостижимыми и отнюдь не столь оптимистич­ными (Дилигенский. 2000. С. 89—92). Подчеркивается двойственная природа западной цивилизации, совмещающей в себе культурную самодостаточность со все более явным стремлением к несвойственной другим цивилизациям культурной экспансии. Акцентируется то, что методы имперского господства, заметные в политике сегодняшнего ми­рового лидера, США, несовместимы с принципами глобального миро­порядка {Лапкин. 2000. С. 95). При этом фактически все авторы, чьи мнения были представлены, достаточно критически относятся к кон­цепции многополярности, которая, по меньшей мере, требует наличия ресурсов, хотя бы в минимальной степени сопоставимых с ресурсами ведущих держав современного мира. Большинство исследователей и экспертов подчеркивают необходимость вовлечения РФ в процессы глобальной экономической интеграции и сотрудничества с Западом при одновременном отстаивании собственных национальных интересов.

Видимо, именно поэтому критика российских ученых в адрес Запада (здесь мы не берем во внимание правоэкстремистские или крайне левые позиции, которые при всей их остроте выглядят все же маргинальными в общей картине подходов к рассматриваемой проблеме в отечественной литературе), касающаяся его позиции в отношении гло­бального миропорядка,.выглядит гораздо более сдержанной по сравне­нию с той, которую можно наблюдать в среде самих западных ученых. Так, известный французский политолог Пьер Аснер пишет: «...то, что рассматривается на Западе как прогресс универсалий и в, частности, прав человека, в глазах большей части остального человечества выглядит как освящение произвола и западной, в особенности американской, мощи, которая разит там, где она считает нужным, и, не соблюдая больше традиционных границ суверенитета, погружает сама себя в состояние варварства» (Наххпет. 2000. Р. 47). И. Районе считает, что операция НАТО в Косово знаменовала собой окончание десятилетия неуверенности и беспорядка в международных отношениях и стала кануном нового глобального порядка. По его мнению, экономическая глобализация — господствующая черта послехолодновоенного периода — теперь дополнена первой попыткой воплощения глобального стратегического проекта в области безопасности. «Во имя гуманитарного вмешательства, ставящегося отныне превыше всего, НАТО без колебаний нарушает два важнейших запрета международной политики: государственный суверенитет и устав Организации Объединенных Наций» (Кашопе1. 1999). По мнению И. Районе, черты глобального миропорядка, на создание которого направлена новая стратегия Запада, проявляются в приоритете принципа «нулевых потерь», ставшего для западного мира абсолютным императивом при проведении гума­нитарных операций. Полное отсутствие человеческих жертв и незна­чительность материальных потерь со стороны НАТО и одновременно многие тысячи погибших сербов (прежде всего среди военных, но также и около двух тысяч погибших среди гражданского населения), массовые разрушения военной, промышленной и гражданской инфраструктуры, отбросившие страну на несколько десятилетий назад в ее развитии, заставляют говорить о том, что данная операция уже не может быть названа войной в традиционном смысле этого термина. Несоизмеримость соотношения сил, характеризующегося абсолютным превосходством нападавшей стороны, показывает, что в действительности это была, скорее, карательная операция (там же). Другой важной чертой западной стратегии глобального миропорядка, проявившейся в Косовской операции НАТО, стала манипуляция СМИ. Главная задача НАТО состояла в том, чтобы, по словам Рамоне, «сделать войну невидимой и остаться для журналистов главным источником информации», что! однако, не исключало и «новой формы демократической цензуры и приветливой пропаганды». В результате освещение событий западными СМИ было сведено к рассказу свидетелей о зверствах вооруженных сил Белграда в отношении гражданского населения Косово (при отсутствии их документальных подтверждений самими репорте­рами). Попытки иного подхода решительно пресекались путем оказания политического давления на журналистов. Так, британский коррес­пондент Би-Би-Си в Белграде Джон Симпсон, сделавший попытку привлечь внимание к разрушенным бомбардировками НАТО школам и другим гражданским объектам, а также рассказать о существовании в Сербии демократической оппозиции правящему режиму, был обвинен правительством Великобритании в «пособничестве Милошевичу» (одновременно правительство потребовало его отзыва из Белграда, что, впрочем, не встретило содействия Би-Би-Си). В Италии «агентом Милошевича» за подобную попытку был назван корреспондент РАИ Эннио Ремондино. Во Франции репортажи известного публициста Режи Дебрей о кратковременном пребывании в Косово, не совпадавшие с официальной «истиной», стоили ему «настоящего интеллектуального линчевания» (Катопе!. 1999).

И. Районе, как и другие сторонники вышеописанной позиции, группирующиеся вокруг французского журнала «Монд дипломатик», считает, что стратегия глобального миропорядка не объединяет, а, ско­рее, разъединяет Западную Европу и США, поскольку их интересы все более расходятся. Если европейцы видят новый миропорядок резуль­татом совместных усилий Запада по построению сообщества государств на основе либеральных ценностей и прав человека, то США делают все, чтобы обеспечить свое единоличное лидерство в мире. Союз с европейцами им нужен лишь для решения конкретных прагматических задач, после чего до очередного появления такой необходимости они перестают склоняться к каким-либо совместным действиям (см.: ОгезИ; Бепт5;Ре1ге11а; Ыа]тап; К1аге; 8сИШег...). Придерживающийся близких взглядов А. Жокс считает, что Америка в противоположность Европе действительно стремится управлять планетой. Поэтому вместо бессвязного и раздробленного впечатления, которое вызывают дискуссии, ведущиеся по этому поводу в США, их следует рассматривать через призму присущей им доктринальной и эмпирической внутренней логики. США не хотят быть основателями государств, они хотят быть основателями рынков. Их стратегия для Европы, как и для развивающихся стран, состоит в том, чтобы, разрушая государства и сами госаппараты, создавать транснациональные региональные объединения. «Это неоимперский негосударственный проект, — пишет А. Жокс. — В противоположность ему европейские страны рассматривают себя в качестве основателей государств и раз­рушителей империй. Французская революция, распад Оттоманской империи, экспансия колониальных империй, Версальские договоры и деколонизация: вся новейшая история Европы — это непрерывное со­здание государств» (Зохе. 1997. Р. 326, 335).

Задаваясь вопросами о том, каким будет XXI в. и как распределятся роли между двумя сотнями государств, существующих сегодня на пла­нете,. Э. Шиллер полагает, что некоторые из них будут, конечно, иметь больше влияния, чем другие. «Но одна из стран — Соединенные Штаты — обладая экономической, военной и культурной мощью, использует все, чтобы сохранить свое бесспорное превосходство. В частности, она стремится в одностороннем порядке установить выгодные только ей правила игры «электронной эры» с тем, чтобы обеспечить свое господство над планетарными сетями взаимозависимости грядущего века. С этой целью Интернет рассматривается прежде всего как средство американской торговой экспансии. Но вечной гегемонии не существует. И уже сегодня Европа и некоторые государства Юга начинают, хотя еще робко, проявлять неповиновение» {8сЫПет. 1998).

Большинство исследователей как на Западе, так и у нас в стране полагают, что независимо от позиции отдельных политических деятелей США и при всей бесспорности экономической, технологической, военной, информационной, культурной мощи этой страны, ее демокра­тического имиджа единоличное американское лидерство на мировой арене невозможно по причине ограниченности даже тех огромных ре­сурсов, которыми она располагает в настоящее время (см., например, цит. соч. таких авторов, как: Со1атй, Моп(Ьт1а1, 8епатс1епх, Богатуров; Загладин; Лапкин; Салмин; Хрусталев...).

Некоторые из них, правда, считают, что уже сегодня, фактически, сформировался «глобальный управляющий центр в виде «семерки», который с известной долей условности можно... рассматривать как прообраз будущего «мирового правительства»...» (Хрусталев. 1999. С. 49). Автор оговаривается, что данную идею не следует понимать упрощенно, подчеркивая, что речь идет об объективном процессе. И действительно, многое в развитии современных международных от­ношений выглядит подтверждением высказываемых Хрусталевым взглядов. И все же главный вывод о «глобальном управляющем центре» вызывает сомнения: так же как и многие другие новые положения, он порывает с историей международных отношений, не принимая во внимания характерного для всех ее этапов расхождения социально-по­литических интересов главных действующих лиц. Разногласия между США и другими членами «семерки» не следует, конечно, абсолютизи­ровать, но не стоит их и преуменьшать. Поэтому согласованное «еди­ноличное» управление мировой политикой со стороны «семерки», а тем более превращение ее в «мировое правительство» не выглядит правдоподобным. Кроме того, мировая политика не сводится к «управ­лению» взаимозависимыми экономиками. На практике это нашло свое подтверждение в следующем. Вывод, согласно которому «формирова­ние единого правового пространства вступает в заключительную фазу» (см. там же. С. 50) был опрокинут бомбардировками Белграда буквально через считанные дни после того, как он был сделан.

Еще одна концепция глобального миропорядка сформулирована другим отечественным ученым, Н.В. Загладиным. С его точки зрения, путь к новому мировому порядку проходит через создание взаимодей­ствующих «единых пространств». Факторами единства уже существу­ющих (ЕС, НАФТА и др.) и формирующихся новых «пространств» и «подпространств» являются интеграция производства и капитала, объ­единенных в структурах ТНК и ТНБ, а также общность интересов, связанных с преодолением «нового мирового беспорядка» (Загладил. 2000. С. 24). Данная концепция очень близка к уже упоминавшейся выше и получающей все более широкое распространение в западной литературе концепции «управления» (доуегпапсе). Рассмотрим ее не­сколько более подробно.

Понятие управление с середины 1990-х гг. использовалось между­народными финансовыми организациями для обозначения институтов, политической практики, способов управления, применяемых ру­ководителями государственных и частных предприятий в работе с раз­вивающимися странами. Оно нашло подтверждение и в документах ОЭСР. Согласно положению Комиссии по глобальному управлению (ТЬе Сопиккюп о! С1оЬа1 Соуегпапсе. 1995), планетарные вызовы тре­буют сближения позиций и взглядов подлинного «международного сообщества». Концепция управления развивается в работах таких из­вестных авторов, как Дж. Розенау, О. Янг, Т. де Монбриаль, М.К. Смуте и др., и тесно соприкасается с теорией международных режимов. В ее основе лежит уже известная идея об упадке роли государства в меж­дународных отношениях и возрастающем значении других дейст­вующих лиц — транснациональных предприятий и фирм, НПО, частных групп давления, социальных движений, разного рода бюрократических структур и т. п. Т. де Монбриаль обозначает таких акторов термином «ипИез асНуех», под которым понимается любая организованная группа, обладающая ресурсами в широком смысле этого слова и способная ставить перед собой определенные цели и стратегии и достигать их (Моп!Ъг1а1. 2000. Р. 16). С этой точки зрения глобализация ведет к тому, что в контексте международных отношений формируется разнородная совокупность институциональных структур и практических действий, способствующих созданию нового международного порядка. При этом понятие управления подразумевает, что наблюдающийся уже в наши дни процесс функциональной унификации мира, углубление (что не означает завершения) которого возможно произой­дет в XXI в., не приведет к созданию «мирового правительства» (см. там же. Р. 17).

Дж. Розенау считает, что после холодной войны для международной политики свойствен рост уровня институализации и резкое увеличение числа регулятивных механизмов. В отсутствие какой-либо наднациональной по своему характеру верховной власти это означает формирование «правления без правительства», другими словами, со­здание совместными действиями новых акторов системы управления на основе общих ценностей. Такое управление (элементы которого, кстати, уже существуют как эмпирический глобальный порядок — см.: Кохепаи. 1992Ь. Р. 14), как правило, не нуждается в средствах принуждения, поскольку в основе его лежит согласие акторов по поводу его основных целей (Кохепаи. 1992а. Р. 34). Тем самым происходит переход от централизованной и иерархизированной системы властных отношений к новой, не имеющей каких-либо определенных контуров, системе — системе неформальных связей и институтов, выполняющих вза­имодополняющие функции для достижения сближающихся целей со­трудничества (Кохепаи).

О. Янг утверждает, что, несмотря на отсутствие легитимной При­нудительной власти, действия новых акторов, соблюдающих формаль­ные и неформальные правила и опирающихся на межправительственные и неправительственные механизмы, являются предсказуемыми. Совокупность институтов, норм и процедур, которые дают людям воз­можность выражать свои стремления и бороться за свои интересы в относительно предсказуемом контексте, создают основы справедливого управления. Развитие этих систем регулирования международной по­литики подчинено утилитарным и прагматическим тенденциям и от­ражает не только соотношение сил, но и растущее сближение интересов (Уоипд. 1994).

Понимаемое таким образом управление международной- жизни представляет собой постоянно продолжающийся процесс. Он преодо­левает международную анархию, но, в отличие от режимов, никогда не представляет собой строго фиксированного состояния. Регулирование исходит не из некоего свода предустановленных правил, а представляет собой совокупность совместных действий, формирующуюся через обмены, переговоры, взаимные уступки и конфликты (см.: 8тои1х. 1998. Р. 150—151). Поэтому тесная связь между понятиями доуетпапсе и гражданское общество — это возникновение «транснационального гражданского общества и, следовательно, зародыша мирового общест­венного мнения, которое государства все больше и больше вынуждены принимать во внимание» (Моп(Ьт1а1. 2000. Р. 15).

В целом понятие глобальное управление выглядит довольно размы­тым. Оно не имеет четкого содержания и отражает, скорее, общий под­ход сторонников описываемой с его помощью концепции миропорядка. В соответствии с этим подходом, мировой порядок представляет собой процесс, вокруг которого сходятся интересы самых разных акторов, и поэтому последние всячески содействуют ему, участвуя тем самым в создании единой в своем многообразии системы регулирования международной политики. Такая система призвана отражать пред­почтения гражданского общества, которые выражают ценности уни­версального характера.

Скептики, в числе которых могут быть названы такие ученые, как П. де Сенарклянс, Д. Золо, А.-М. Слоутер и др., указывают на ряд присущих данной концепции недостатков. По их мнению, она преуве­личивает роль негосударственных акторов, в частности ТНК, принимая их вмешательство в политическую жизнь за позитивную эволюцию, которая позволяет смягчить недостатки государств. При этом на­блюдается тенденция к смешению в неопределенном ансамбле всех акторов международных отношений, безотносительно к существующей между ними иерархии и той степени, в которой тот или иной из них способен оказывать влияние на их регулирование.

На деле же, как считает, например, П. де Сенарклянс (8епатс1епх. 1998. Р. 198—202), основные черты международных акторов, их стра­тегия и их политическое влияние обусловлены конфигурацией меж­дународных политических сил и вытекающей из нее институциональной структурой. Вторжение же в сферу международных отношений различного рода экспертов, транснациональных бюрократий, локальных и региональных сетей вовсе не решает вопрос о процедурах поли­тического участия и контроля властных пространств, поскольку природа этих акторов, как и инстанций, к которым они имеют доступ, очень разнородна. Так, НПО не имеют никакого доступа к ВТО или МВФ, в то время как число их представителей в международных организациях, имеющих ограниченное политическое влияние, не перестает расти. Имеющая в ряде случаев место делегитимация государства-нации, приватизация его функций деятельностью негосударственных политических и социальных сил носят ограниченный характер и не могут всерьез изменить место государства-нации в международной политике. Что же касается существования тенденций к становлению глобального гражданского общества, то они не являются необратимыми, испытывают сильное влияние противоположных процессов и не представляют собой проявлений процесса демократизации и трансна­циональной интеграции универсального характера и значения. «То, что западные космополитические круги называют «глобальным граж­данским обществом», — пишет Д. Золо, — не выходит за пределы сети функциональных взаимодействий и взаимозависимостей, которые возникли в нескольких важных сферах «глобального рынка», главным образом в сфере финансов, технологии, промышленности и услуг» (2о1о. 1997). П. де Сенарклянс добавляет, что международные организации слишком часто избегают элементарных правил справедливого управления, в особенности механизмов контроля и противовеса, которые необходимы для функционирования демократических институтов (8епатс1епх. 1998. Р. 202).

Таким образом, существующие сегодня как в отечественной, так и в зарубежной литературе взгляды на существо и перспективы нового миропорядка отличаются разноречивостью и разнообразием позиций..Эти позиции не составляют единого видения проблемы. Ни одна из рассмотренных концепций не предлагает исчерпывающего решения проблемы миропорядка. Помимо всего, их несовместимость объясняется и приверженностью авторов к той или иной теоретической парадигме и, соответственно, их идеологическими предпочтениями. Так, например, в основе концепций «конца истории», «единых пространств» и «глобального управления», к которым примыкает концепция «глобального управляющего центра в виде «семерки», лежат различные варианты неолиберального подхода. Напротив, концепции «столкновения цивилизаций» и рассуждения о «полярности» и «кон­фигурации политических сил» исходят из реалистских взглядов. Что же касается тезисов об «американском империализме» и близких им положений, то они явно отдают дань неомарксизму.

Абсолютное большинство исследователей, описывая современное состояние международных отношений — эмпирический международный порядок — отмечают снижение роли государства на фоне становления мировой экономики с транснациональными производственными, финансовыми, информационными, коммуникационными и иными потоками. И в отечественной, и в зарубежной научной литературе под­черкивается, что поскольку сегодня ни одна страна не может избежать влияния на ее развитие и благосостояние ее граждан процессов гло­бального характера, то межгосударственное соперничество и сотруд­ничество смещаются именно в эту сферу: главной ставкой становится максимальная вовлеченность в мировой процесс экономической ин­теграции при минимальных потерях для собственных интересов. При этом указанные транснациональные потоки становятся все менее под­властными влиянию даже самых развитых государств. Правительства сталкиваются также с серьезными экологическими вызовами, которые возникают на планетарном уровне и затрагивают безопасность всех стран при отсутствии общемировых политических и институциональ­ных средств их разрешения. Ситуация осложняется сохранением эле­ментов традиционного силового противоборства, упадком существую­щих межправительственных институтов (в частности, ООН, ОБСЕ...), в то время как действительных механизмов эффективного, а тем более справедливого глобального управления на сегодняшний день фактически не существует.

Все это говорит о том, что переходный период в становлении нового международного порядка не кончился. Становление мирового порядка лишь находится в новой фазе. Состояние «переходности» затрагивает как мировую систему в целом, так и все категории стран и скорее всего будет сохраняться еще длительное время. Однако вопрос не в том, быть ли глобальному миропорядку, а в том, каким ему быть.

Проблема представляет не только академический интерес. Оценка известными исследователями, авторитетными экспертами степени и «качества» эмпирического международного порядка и, в особенности, представления о будущем мироустройстве, оказывают влияние на по­литическое поведение ведущих международных акторов. А уверенность лиц, принимающих от их имени решения, в необходимости и возможности быстрой реорганизации международных отношений на основе «правильной» теоретической модели может обернуться небла­гоприятными последствиями для всего остального мира.

ЛИТЕРАТУРА

1. Бовин А.Е. История и политика // Известия. 1991. 1 яив.

2. Бовин А.Е. Мировое сообщество и мировое правительство// Известия. 1988. 1 февр.

3. Богомолов О.Т. О неолиберализме // Международная жизнь. 1999. № 2.

4. Богомолов О.Т. Вызов мировому порядку. Экономическая глобализация не решает межгосударственных и социальных проблем человечества // Независимая газета. 2000. 27 янв.

5. Голик Ю.В., Карасев В.И. Почему даже демократическая Россия не устраивает «сво­бодный» Запад? // Международная жизнь. 1999. № 3.

6. Дилигенскш Г.Г. Глобализация: перспективы демократии // Полития. № 3 (13).

Осень 1999.

7. Загладил Н.В. Новый мировой беспорядок и внешняя полтика. России // Мировая экономика и международные отношения. 2000. № 1.

8. Курс международного'права. Т. 1. М., 1989.

9. Лапкип В.В. Универсальная цивилизация: болезнь роста и ее симптомы // Полития. № 3 (13). Осень 1999.

10. Мир и разоружение. М., 1986.

11. Мурадян А.А. Буржуазные теории международной политики. М., 1988.

12. Обминский Э.Е. Мировое хозяйство. Подходы к регулированию // Международная жизнь. 1990. № 4.

13. Панарин А.С. Снова смена вех? // Вестник РАН. Т. 64. № 7. Июль 1994.

14.Поздняков ЭА, Шадрина ИЛ. О гуманизации и демократизации международных отношений // Мировая экономика и международные отношения. 1989. № 4.

15.Сашин А.М. Дезинтеграция биполярного мира и перспективы нового мирового по­рядка // Полис. 1993. № 4.

16.Салмин А.М. Россия, Европа и новый мировой порядок // Полис. 1999. № 2.

17.Стратегия для России: повестка дня для президента — 2000: Глава 2. Российская

внешняя политика перед вызовами XXI века // Мтр//\у\у\у. Ьоок 2000.Ш

18.Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. № 3.

19.Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? // Полис. 1994. № 1.

20.Хрусталев МА. Эволюция системы международных отношений и особенности ее современного этапа // Космополис. Альманах. 1999.

21.Цыганков А.П., Цыганков ПА. Тезис Хантингтона о будущем мировой политики в восприятии российского внешнеполитического сообщества // Вопросы философии. 1994. № 3.

22.Шахназаров ГХ. Мировое сообщество управляемо // Известия. 1988. 15 янв.

23.Эркхарт Б., Чайлдерс Э. Мир нуждается в руководстве: завтрашний день ООН // Мировая экономика и международные отношения. 1990. № 10, 11.

24.Ясперс К Итоги истории и ее цель. Вып. 2. М., 1991.

25.Бгаиа РН. Мапие1 йе зосю1о§ке роШкпде. К, 1992.

26.Со11агаБ. Ьа зоске1е гп1егпайопа1 аргез 1а диегге Ггокке. Р., 1996.

27.ТНе Соттюп о/С1оЪа1 Союегпапсе. Оиг 01оЬа1 №1дЬЬоигЬоой. ОхГогй, 1995.

28.Роге1дп Айшгз. 1990. № 4.

29.Ргапск Т. ТЬе Ро\уег о! Ьедкипасу атопд №1ктз. ОхГогй, 1990.

30.Рикиуата Р. Зесопй ТЬоиЬдТз // ТЬе №1к>па1 Шегез! 1999. № 56.

31.С1гагаМ. Огйге еТ йезогйге йапз 1ез гекайопз т1егпа1юпа1ез // СаЫегз Ггапса1зе. 1996.

32.СгехН А. Ьез а1еаз йе ГтТстайопаНзтс // Ьйр://\\уу\у.топйе -Й1ркота{кте.Гг/1998/ 05/ОКЕ8Н/10493.Мт1

33.Наах Е. ТЬе Ва1апсе оГ Ро\уег: Ргезспрйоп Сопсерт ог Ргорадапйа // ШогИ РоШсз. 1953.

34.Нштег Р. Рт йез сегйийез, сЬос йез ккепйез: ип зкеске птргеуГзШе. — Катзез 2000. ЬепТгее йапз 1е XXI-е з1еске. Р., 2000.

35.Но//тапп 8. Ь'огйге гп1егпайопа1 // Тгайе йе зскепсе роЫкще. Уо1. 1. Р., 1985.

Дата добавления: 2015-07-02