Неомарксизм 25 страница

тентное военное сообщество, основанное на общем сотрудничестве против «третьей силы», представляющей собой реальную или же во­ображаемую угрозу для стран, вступающих в союз. Это означает, что с исчезновением такой угрозы союз как форма сотрудничества, чаще всего, прекращает свое существование. Союз распадается и когда менее сильные государства выходят из него («отпадают от союза», по терми­нологии Фукидида) под давлением противостоящей союзу мощной державы, а также по причине невыполнения одной из сторон взятых на себя обязательств (из-за выявившейся в ходе его существования неэффективности в достижении целей, ради которых он был создан, и т.п.). Иначе говоря, данная форма сотрудничества, носит, как правило, временный и ограниченный характер (конечно, бывают и исключения, ведь и союзы могут существовать не только в виде военных и военно-политических объединений).

Еще одна важная особенность реалистского подхода к проблеме международного сотрудничества является следствием его положения о том, что один из элементов национального интереса государства — это потребность в наличии благоприятного международного окружения. Последовательное отстаивание этого положения может привести к неожиданным и в чем-то парадоксальным для убежденных сторон-- ников теории политического реализма результатам. Г. Моргентау, например, на этой основе приходит к выводу о необходимости создания, системы коллективной безопасности, что на первый взгляд выглядит как явная уступка его оппонентам-идеалистам.

Наиболее репрезентативным исследованием проблемы межгосу­дарственного сотрудничества с позиций «традиционного» политического реализма стала изданная в 1962 г. работа Арнольда Уолферса «Разногласия и сотрудничество. Эссе по международной политике» (\Уо1/ет8. 1962). Отталкиваясь от реалистского понимания междуна­родной среды как анархии, автор подчеркивает, что «деятельность по­литиков, определяющих взаимоотношения своей страны с другими странами и действующих от лица государства, должна опираться на беспристрастную оценку национальных интересов, что предполагает способность государственных лиц пренебрегать собственными эмо­циями и эмоциями общественности». Основной смысл сотрудничества, исходя из этого, определяется как «необходимое условие успешного Проведения политики баланса сил» (там же. Р. 32, 35). Уолферс отме­чает, что «черта, разделяющая дружеские и враждебные отношения, не всегда четко определена», но одновременно он настаивает на предпо­чтительности именно враждебных отношений как объекта научного Исследования: «Внимание общественного мнения и большинства авто-Ров фокусируется именно на враждебных отношениях стран, посколь­ку спокойно протекающие взаимоотношения, подобные тем, что уста­новились в последнее время между США и Великобританией, не вы­зывают большого интереса» (там же. Р. 28, 32).

Уолферс выделяет два основных мотива, или стимула, и, соответ­ственно, два типа межгосударственного сотрудничества: «внутрина-правленное» и «внешненаправленное» сотрудничество. «Внутрина-правленное» сотрудничество мотивировано желанием государства улучшить отношения внутри объединенной группы, и в этом случае интерес является сугубо внутренним для группы стран и полностью независимым от внешних по отношению к этой группе угроз. В свою очередь, «внешненаправленное» сотрудничество продиктовано стрем­лением государств к объединению усилий в борьбе против общей внешней опасности. В этом случае сотрудничество зависит от длитель­ности существования опасности, которая является очень убедительным стимулом к объединению.

С точки зрения А. Уолферса, сотрудничество «внешненаправлен-ного» типа, к которому относятся все альянсы и договоры о коллек­тивной обороне и которое объединяет государства для взаимопомощи в действиях против общего внешнего врага, сталкивается с меньшим количеством проблем, чем сотрудничество «внутринаправленного» типа. Одновременно он подчеркивает, что между двумя выделяемыми им типами межгосударственного сотрудничества нет четкого различия: нередко в альянсах сотрудничество в области обороны поддерживается различными мероприятиями «внутринаправленного» характера, подобно тому, как НАТО добивалось взаимодействия своих участников в политической, экономической и культурной сферах. «Более того, иногда альянсы преуменьшают важность внешних щелей объединения, не конкретизируя в своих официальных договорах внешнего врага, дабы не провоцировать его. Однако правительства, недостаточно хорошо понимающие различия между двумя типами сотрудничества, обманывают и себя, и своих граждан. Учитывая значимость внешней угрозы, было бы также ошибочно предполагать, что многосторонние соглашения о коллективной обороне могут стать этапом формирования глобальной системы безопасности или мирового правительства» (там же).

Помимо этих двух основных типов сотрудничества А. Уолферс вы­деляет еще один тип, который на первый взгляд не вписывается в схему «дружбы — вражды» между государствами. Он описывает данный тип как состояние «минимума взаимоотношений». В нем пребывают госу­дарства, проводящие политику изоляции или минимальных полити ческих контактов с другими государствами, стремясь оградить себя о ввязывания в споры между ними. Подобную позицию занимали, на-

пример, США перед Первой мировой войной, а также занимает Швей­цария, придерживающаяся постоянной политики нейтралитета. Основой такого поведения является надежда на то, что отсутствие требований со стороны государств и их невмешательство в дела других вызовет по отношению к ним по крайней мере дипломатическую дружественность. «Однако, — подчеркивает Уолферс, — они могут и не достичь желаемого результата, если случится, что одна или несколько из этих стран не приемлют самой идеи неприсоединения или нейтралитета» (там же.).

Таким образом, основные идеи традиционного политического реа­лизма в исследовании межгосударственного сотрудничества связаны с противопоставлением общего интереса национальному, коллективной безопасности — значимости внешней угрозы, правового регулирования международных отношений — балансу сил, этики убеждения — этике ответственности, эмоционального восприятия картины международных отношений — рациональному подходу. Однако критика политического реализма, позиция которого во многом объясняется стремлением не допустить возрождения идеалистических «утопий» межвоенного периода (см. об этом: 8тои1$ М.-С. 1998. Р. 136), не должна заслонять его заслуг в «позитивной» разработке проблемы. Например, ряд положений, высказанных Уолферсом относительно международного сотрудничества, стал основой для дальнейшей разработки рас­сматриваемой проблемы, в том числе и с иных позиций.

3. Теория международных режимов

Теория международных режимов возникла в 1980-е гг. Ее сторонники (С. Краснер, Р. Кохэн, Ф. Краточвил, Дж. Рагги, О. Янг и др.) видят

Не

основы и мотивы межгосударственного сотрудничества в институтах, являющихся прямым порождением международного права или международных организаций и не связанных с ними непосредственно, о качестве примеров приводятся режимы международной торговли (1 АГТ — ВТО), режимы нераспространения ОМП (оружия массового поражения) или же режимы морского судоходства. При этом между­народные режимы определяются как совокупность норм, принципов, ^пРавил и процедур принятия решения, которые отвечают ожиданиям те факторов. Утверждается, что режимы облегчают сотрудничество через функции, посредством осуществления которых они служат государ­ствам. Режимы смягчают последствия международной анархии для го-ударств, побуждая к децентрализованному осуществлению соглаше­ний. Кроме того, режимы рассматриваются как средство улучшения информации каждой стороны о поведении других сторон. Предпола­гается, что они способствуют изменению структуры операционных из­держек сотрудничества, сокращая «стимулы для нарушения принципов режима» (Кеокап. 1984. Р. 90). Таким образом, с одной стороны режимы уменьшают неуверенность государств и их опасения, что другие нарушат сотрудничество, а с другой стороны, склонность самих государств к подобному нарушению. Как демонстрируют авторы «Тю-бингенской группы», государства создают международные режимы путем согласия по ряду принципов, норм и правил, которые они будут соблюдать в политике в ходе принятия решений в спорных вопросах. Более того, государства обычно устанавливают процедурные нормы дальнейшего развития и адаптации в соответствии с изменившимся положением независимых норм и правил режима. Когда государства формируют режим (или присоединяются к нему), они обязуются со­блюдать определенные ограничения относительно использования своих суверенных прав (например, права по своей воле повышать или понижать тарифы) в обмен на то, что другие сделают то же самое. Такие обмены, которые и порождают потом международные режимы, прино­сят выгоды, но и возлагают обязанности на те государства, которые к ним присоединились (а часто также и на аутсайдеров данного режима) (Иа$епс1еуег, Меуег, РШЪегдег. 1996. Р. 1).

Другие авторы отмечают, что само существование режима указы­вает на предшествующую серию решений, принятых государствами в целях сотрудничества. Например, Дж. Грико говорит о влиянии более ранних сделок на состояние сотрудничества (и на возможности тако­вого), а также о роли политики распределения выгод от сотрудничества, существующей в рамках режима (Оггесо. 1990. Р. 218—219).

Теория режимов критикуется также за невнимание к вопросам власти. Распределение силы в международном масштабе рассматрива­ется как основа режимов и как ответственность за изменения, которые происходят в них. Учитывая обеспокоенность государств своим измен­чивым положением в международной иерархии, можно сказать, что они вряд ли легко найдут согласие в том, что касается количества пере­даваемой друг другу информации, а также тех принципов, которые определяют режим. Ведь с этими принципами связаны те потери, ко­торые должны понести государства, и те выгоды, которые они смогу извлечь из существования режима. А снабжение информацией и X рактер потерь от заключаемых сделок — это уже вопросы высокой п литики (Кгазпег. 1991).

По мнению X. Милнер, заслуживает внимания то, что даже крит ки теории международных режимов соглашаются с ее центральны

положениями и что существуют эмпирические подтверждения вывода о способности режимов уменьшать стоимость деловых операций для государств, ведущих переговоры по соглашениям о сотрудничестве (МНпет. 1992. Р. 496). М.-К. Смуте подчеркивает, что, несмотря на спра­ведливость критики в адрес теории международных режимов, она су­щественно обогатила анализ межгосударственного сотрудничества: «Понятие режима имеет эвристическую ценность. Оно позволяет обо­значить и исследовать те не вписанные в юридические тексты формы регулирования, наличие которых можно констатировать в междуна­родной жизни и для обозначения которых до этого не существовало никакого понятия» (8тои1$. 1998. Р. 148). Она отмечает, что в последние годы в исследовании рассматриваемой проблемы наметились новые интересные повороты, ведущие к освобождению от слишком механического подхода к анализу международных режимов. С одной стороны, само понятие международного режима все более заметно ус­тупает место понятию международных институтов, что расширяет воз­можности анализа формирования правил сотрудничества между го­сударствами, придавая такому анализу социологический характер. С другой стороны, сегодня вырисовывается новое направление, которое акцентирует внимание не столько на стратегиях государств и властных отношениях в международной системе, сколько на реактивном измерении международного сотрудничества (там же).

Рассматриваемая теория возникла как результат полемики между неореалистами и неолибералами. Во второй главе уже говорилось, что эта полемика выдвинула на первый план целый ряд важных вопросов, касающихся международного сотрудничества, и тем самым она дала возможность осмыслить имеющиеся в этой сфере проблемы. Однако положения этой дискуссии нуждаются в дополнительной эмпирической проверке, а сама дискуссия не внесла ожидавшегося от нее вклада в анализ проблемы межгосударственного сотрудничества, поскольку выявила серьезные внутренние слабости и ограниченности обеих уча­ствующих в ней сторон, т.е. неореализма и неолиберализма.

Резюмируя слабости участвовавших в дискуссии сторон, Р. Пауэлл (Ром>е11. 1994) выделяет три аспекта. Во-первых, ссылка на анархичность международной системы малоплодотворна, ибо не дает ответа на вопрос о способах, какими располагает государство для достижения ^своих целей. Кроме того, следует согласиться с Р Кохэном в том, что Международная система всегда была анархичной, поэтому ссылок на ^анархию с целью объяснения международных изменений и, в частности, изменений в уровне межгосударственного сотрудничества и его институализации недостаточно.

Во-вторых, спор об относительных и абсолютных выгодах мало но­вого внес в понимание межгосударственного сотрудничества. В конеч­ном итоге он перерос в спор о том, что следует считать выгодным для государства. Ключ к пониманию существа проблемы скрывается, по мнению Пауэлла, в том, что степень заинтересованности государства в относительных выгодах не является неизменной (и с этим согласны обе дискутирующие стороны). Это означает, что сотрудничество и за­интересованность в относительных выгодах могут изменяться одно­временно, не обусловливая друг друга.

В-третьих, существование режимов и институтов действительно позволяет получить совместные выгоды от межгосударственного со­трудничества. Некоторые способы реализации представляют большую часть выгод одному государству, а некоторые — другому. Кроме того, существующий международный режим и распределение выгод могут и не отражать имеющегося распределения силы. В итоге подобные ситуации порождают конфликты по поводу распределения выгод и даже могут стать потенциальной причиной гегемонистских войн.

Р. Пауэлл считает,' что фундаментальное объяснение проблем меж­государственного сотрудничества надо искать в особенностях состояния международной стратегической среды. На этом пути теория международных отношений сталкивается с двумя нерешенными во­просами. Первый — действительно ли институты и режимы легко при­спосабливаются к изменениям в распределении силы? И второй — какие факторы влияют на стабильность международного сотрудниче­ства и на темпы приспособления режимов к происходящим изменени­ям? Можно добавить, что для теории международных отношений ос­тается открытым и вопрос о характере и тенденциях изменений, про­исходящих в международной среде.

Именно эти вопросы так или иначе обсуждаются в рамках социо­логического подхода к анализу межгосударственного сотрудничества.

4. Социологический подход к анализу международного сотрудничества

В определенном смысле упомянутое выше увеличение возможностей исследования международного сотрудничества связано с бурным раз­витием в последние годы социологического направления в междуна­родно-политической науке. Как мы уже отмечали, оно основано на понимании современного мира как единого пространства, структур¹ рованного многообразными и все более взаимозависимыми сетями со-

циальных взаимодействий, как процесс постепенного формирования глобального гражданского общества. Оно трактует изменения, проис­ходящие сегодня в мире, как процесс формирования новой, «поствест­фальской» реальности, для которой характерны тотальная взаимоза­висимость и фундаментальное изменение всех основных параметров международных отношений.

Представители социологического подхода подчеркивают, что в ус­ловиях новой реальности анализ международного сотрудничества будет неадекватным, если его не проводить в более широком масштабе глобальных транснациональных связей и взаимодействий. Новая си­туация выявляет ограниченность как нормативно-правового, так и «режимного подходов», как неореалистской, так и неолиберальной па­радигм. Их общий недостаток в том, что, считая критериями междуна­родных процессов рациональность политики, государственный интерес (определяемый в терминах власти, или в терминах экономической мощи), баланс сил или материальное благосостояние, они не идут дальше этого. Анализ же возникающих в наши дни «новых международных отношений» (там же)¹ требует повышенного внимания к роли социальных норм и институтов, групповых ценностей и идентичностей, культур и традиций, которые не отрицают, но мотивируют интересы 'сторон, участвующих в сотрудничестве.

В условиях «постмеждународных отношений» межгосударственное сотрудничество неизбежно становится многосторонним. При этом многосторонность это не просто количество государств, участвующих в сотрудничестве, но, прежде всего, многообразие субъектов сотрудни­чества: государств, транснациональных фирм, банков, финансовых групп, коммун, этносов, профессиональных объединений и т.п., которые обладают разными легитимностями, разными побудительными интересами, разными рациональностями и разными возможностями. Вот почему в таких условиях не существует да и не может существовать свода единых, предустановленных правил сотрудничества. Со­трудничество представляется как непрерывный процесс коммуникаций, диалога, сопоставления и взаимного приспособления несовпадающих и даже конфликтных интересов и ценностей.

С известной долей условности современные социологические под­ходы к анализу международного сотрудничества могут быть разделены на четыре основные группы. Эти подходы подчеркивают различные Моменты международного сотрудничества: значимость легитимности

Известный американский исследователь Джеймс Розснау использует термин «постмеждупародные отношения» (Яожпаи!. ТшЪШепсе иг ШогИ РоШсз. А ТЬеогу оГ СЬапде апй Сопйпшйу. Рггпсе1оп, 1990).

международных институтов («британская школа»); международных культурных норм (конструктивизм); истории формирования между­народных акторов (исторический институционализм); и, наконец, роли новых международных акторов в стирании границ" между внутренней и внешней политикой и изменении в этой связи всего пейзажа международной жизни (французская школа социологии международных отношений)¹.

«Британская школа» в международно-политической науке, которая связана с именами М. Бэнкса (Вапкз. 1984), X. Булла (Ви11. 1977), Дж. Бертона (Виг1оп. 1972), М. Уайта 0УщЫ. 1966), рассматривает межгосударственное сотрудничество как результат произошедшего в результате Вестфальского мира исторического укрепления «междуна­родного общества» и созданных в нем межгосударственных норматив­ных структур. Государства доминируют в определении действующих в международном обществе норм, само существование которых — ре­зультат сознательных и исторически длительных усилий государств по регулированию международной деятельности. Легитимность есть факт признания государствами наличия и действия международных норм, оказывающих важное воздействие на их поведение.

Теория международного общества имеет давние традиции. Она не только притягивает новых сторонников, но и вызывает некоторые воз­ражения. Главным аргументом возражений реалистов оставалась ссылка на незыблемость священного принципа государственного суверенитета. Именно учитывая этот аргумент, представители английской школы рассматривают международное общество как состоящее из суверенных государств, не имеющих над собой никакой верховной власти, но разделяющих определенный минимум совместных ценностей и норм (что предполагает взаимные контакты, осуществляемые от их имени специальными лицами) и обладающих рядом общих (межго­сударственных) институтов. Международное общество предполагает взаимную ответственность государств-членов, конвенционально со­блюдаемые правила и определенную тенденцию к возрастанию в его рамках межгосударственного сотрудничества. В полном соответствии с традициями политического реализма основными политическими ак­торами международного общества считаются государственные деятели, а главной ценностью — осторожность и ответственность в принятии решений. Это является центром притяжения, вокруг которого вра-

¹ Эта классификация может быть расширена. Например, немецкие исследователи Ха-сенклевер, Мсйер и Риттбергер наряду с вышеперечисленными выделяют подход, под­черкивающий значимость коммуникативного действия (см.: Иа$епс1еуег А., Меуег РШЪегдег V. 1996. Р 176-185).

щаются все остальные политические ценности: лояльность, добрая воля, решимость, смелость, сострадание, уравновешенность и,, как самое главное, справедливость.

Характерно, что международная анархия хоть и признается теоре­тиками «британской школы», но понимается совершенно иначе, нежели в реалистскои парадигме, а именно как отсутствие международного правительства, а не как отсутствие всяческой управляемости и леги­тимности в отношениях между нациями {Ви11. 1977). Следуя этой логике, Барри Бузан сформулировал понятие «зрелой анархии», принципиально отличающейся по прочности своих нормативных ограничений, накладываемых на деятельность государственных акторов (Вигап. 1991).

Следующие два направления в анализе сотрудничества подчеркивают наличие и значимость международных норм как относительно независимых от государственных усилий по их созданию и воспроиз­водству. Если для сторонников британской традиции нормы (и, соот­ветственно, легитимность международного общества) являются ре­зультатом сознательных усилий государств, то для конструктивистов и исторических институционалистов международные нормы обладают мощным самодостаточным влиянием на государства. С точки зрения конструктивистов и исторических институционалистов, нормы не обя­зательно создаются при непосредственном участии государств и под их контролем, а следовательно, должны быть исследованы в качестве независимого от государства субстрата. В общем-то единственное сходство взглядов конструктивистов и исторических институциона-листов заключается именно в этом критическом отношении к понятию международной легитимности. В позитивных взглядах на содержание, норм эти два подхода существенно различаются.

Конструктивисты убеждены, что нормы следует связывать не с политической по своему содержанию легитимностью, а с социальными процессами, развивающимися в международных отношениях, и с проч­ностью социальной ткани этих отношений. Государства могут не отда­вать себе сознательного отчета в существовании социальных норм, что отнюдь не отменяет их действия и значимости. Нормы неформальны, мобильны и пластичны, и международная политика есть результат по­стоянного взаимодействия и взаимопроникновения международных и национальных норм или самообразов (идентичностей) государств от­носительно их роли и статуса в мире. Поэтому мировая политика пред­ставляет собой реальность, постоянную в своей открытости переменам, а государства — единицы, открытые переформулированию своих иден-тичностей под' влиянием внешней среды. Международное сотрудниче­ство рассматривается как результат сходного социального воздействия внешней среды и сходства национальных идентичностеи, разделяемых государствами.

Для исторических институционалистов сотрудничество — резуль­тат воздействия исторических социальных и политических факторов, как международных, так и внутренних. «Длинная тень истории» делает международные нормы в большей степени способными формировать устойчивую национальную идентичность у государственных акторов, нежели это видится конструктивистам. Государства институционалистов обладают гораздо более четким видением своей роли в мире, чем государства конструктивистского направления. Соответственно, в ин­ституциональной традиции сотрудничество государств — нечто более устойчивое и долговечное, чем сотрудничество конструктивистского подхода. Конструктивисты рассматривают национальную идентичность и сотрудничество как подвижную, подверженную изменениям реальность.

Различия в определении прочности и характера международного сотрудничества конструктивистами и институционалистами могут быть проиллюстрированы путем сравнения их взглядов на государственный суверенитет. Институционалисты рассматривают суверенитет как нечто устойчивое и неизменное, в известном смысле препятствующее существенному продвижению по пути к международному со­трудничеству. Распад империй и возникновение новых независимых государств, настойчивое укрепление нормы государственного сувере­нитета в мире — результат мощного воздействия социальной ткани международных отношений, возникшей с заключением Вестфальского мира и упрочившейся с распадом Европейской колониальной системы и традиционных империй на протяжении XIX—XX вв. (Меуег 3. а1 а1. кее Иппешоге. 1996). Для конструктивистов суверенитет не некая объ­ективно существующая данность, последовательно и неуклонно рас­пространяющая свое воздействие в мире. Для них это — норма, рас­пространяющаяся лишь постольку, поскольку этому способствует оп­ределенный тип международной системы. Такое распространение не является неуклонным и однолинейным, поскольку сам тип междуна­родной системы не является раз и навсегда предопределенным и может принципиально измениться, как это произошло недавно в результате распада сформированной холодной войной биполярной системы. Рас­пространение государственного суверенитета не является однотипным: он может представать в различных формах и обличьях (см. особенно: Ыег$1акег апй 1УеЪег, ей§.). Таким образом, у конструктивистов межгосударственное сотрудничество достигается легче (хотя оно, по-видимому, и не так долговечно), ибо оно не стеснено, по большому счету, даже рамками государственного суверенитета. Межгосударст-

венное сотрудничество достижимо даже там, где для институционалис-тов оно невозможно, и может стать результатом взаимоадаптации идентичностей договаривающихся сторон¹.

Что же касается представителей французской школы социологии международных отношений, то, с их точки зрения, принципиальное значение для анализа сотрудничества государств имеет изучение тех сдвигов, которые происходят во взаимодействии государств и новых участников международных отношений. Межгосударственное сотруд­ничество, подчеркивает, например, Бертран Бади, сегодня уже нельзя анализировать без учета тех изменений, которые отличают современ­ность от Вестфальской системы международных отношений. В наши дни государство уже не только не единственный, но и не во всех отношениях господствующий актор международной сцены. Усиление вза­имозависимости и процессы мондиализации имеют следствием появ­ление фундаментально новых тенденций в мировой политике. Во-пер­вых, происходит автономизация деятельности транснациональных акторов — этнических, религиозных, культурных, профессиональных и иных групп, мульти национальных фирм, представителей рыночных, коммуникативных, информационных, и миграционных потоков, а также диаспор, мафиозных кланов, выдающихся личностей, «частных» лиц и т. п. В этих условиях государственный суверенитет подрывается «расщеплением» лояльности индивида между тремя относительно самостоятельными сферами — государством, транснациональными се­тями и социокультурными сетями. Во-вторых, формируемые многооб­разными процессами идентификации (этнической, религиозной, ком-мунитарной...) новые акторы все более успешно претендуют на свою собственную роль в международной жизни, стремясь оказывать влияние на ее структуру, действующих лиц, возникающие между ними кон­фликты. Важной особенностью происходящих перемен является то, что указанные процессы способствуют дестабилизации всей системы международных отношений, сложившейся в итоге Вестфальских дого­воров.

При этом мощным источником дестабилизации становится заим­ствование государством методов и средств сотрудничества, присущих новым международным акторам. В поисках новых форм легитимности

¹ Кристин Сильвестер предложила в этой связи использовать иное, ранее не практи­ковавшееся исследователями определение эмпатетического сотрудничества, которое представляет собой процесс взаимоадаптации позиций, происходящий, когда одна сто­рона внимательно прислушивается к проблемам, страхам и тревогам другой вместо того, чтобы руководствоваться лишь разрешением своих собственных проблем и тревог {8у!уез1ег. 1994. К 317).

государство все чаще идет на замещение отношений гражданской со­лидарности рыночными отношениями, групповыми связями, трансна­циональной солидарностью. Все чаще делая скидки на групповую идентификацию (и групповую исключительность), идя на уступки и компромиссы во взаимодействии с новыми акторами, государство ак­тивно способствует разрушению главных принципов, составляющих саму основу, его легитимности: суверенитета, территориальности, по­литического представительства (Еа<Ие. 1997)¹.

Из сказанного вытекает, что особенности межгосударственного со­трудничества в современных условиях не могут быть правильно поняты, если не учитывать м не подвергать анализу по крайней мере два фундаментальных обстоятельства: во-первых, то, что «чистого» меж­государственного сотрудничества сегодня уже не существует, и во-вто­рых, то, что радикальное противопоставление внутренней и внешней политики и полное делегирование гражданами первой из них государ­ству принадлежит прошлому (Вай1е. 1997).

Таким образом, социологический подход расширяет возможности исследования межгосударственного сотрудничества, обладая опреде­ленными преимуществами по сравнению с «реалистическим» и «ре­жимным» подходами. Рассматривая конфликт и сотрудничество в не­разрывной связи, социологический подход, в отличие от других пара­дигм, ставит сотрудничество на первое место, отдает ему приоритет, считает его ведущей стороной взаимодействия. Проблеме сотрудниче­ства тем самым придается'динамичность, ее анализу — многоаспект-ность: социологический анализ не ограничивается одной или даже не-

Дата добавления: 2015-07-02