Ромкино творение

По правде сказать, одетым в праздничный наряд городом любовались только Лешка с Катькой, когда вдвоем, когда с родителями, а Ромка в это время чаще всего оставался дома. Вооружившись кистями и красками, он творил. А когда кто—нибудь входил к нему в комнату, тут же отворачивал свое произведение к стенке и никого к нему не подпускал.

Лишь Катьке перед самым отъездом он позволил мельком взглянуть на холст. С одной стороны, из—за уверенности в том, что совершившая геройский поступок ради спасения чужой картины Катька должна с трепетом относиться ко всякому творчеству, а уж к его — тем более, с другой — он ее пожалел. Разве можно было допустить, чтобы она уехала в свой Воронеж, так и не увидев его картины?

Но потом, еще через несколько дней, вернувшись из школы, Ромка сам подошел к сестре и молча потянул ее в свою комнату. Там он торжественно сорвал с холста старую скатерть, которой укрывал его от посторонних глаз, и, не пытаясь сдержать собственного восхищения, прошептал:

— Ну и как? Клево, да? Ну скажи, разве хуже, чем у того же Малевича? Это, я тебе скажу, не супрематизм, как у него, а суперсупрематизм. А что, это идея! Я ее так, пожалуй, и назову: «Суперсупрематизм». Звучит!

С видом знатока живописи Лешка пристально вгляделась в Ромкин шедевр. На холсте были начерчены аккуратные, ровно закрашенные квадраты, полосы и линии и, в отличие от сканированного с журнала произведения Малевича, добавлены два асимметричных овала и один круг, ярко—желтый, словно полуденное солнышко.

— Ну, чего молчишь? Классно, да? — заглянул ей в лицо Ромка.

— А Попку своего ты почему не стал рисовать? — спросила она, чтобы оттянуть момент оценки картины.

Брат помялся и сознался:

— Попка позировать не хочет, скачет по клетке, как ненормальный. Короче, он у меня не очень получается.

— Потому что ты не умеешь передавать сходство, — догадалась Лешка.

— И что? — вытаращился Ромка. — У каждого художника свое направление. Я избрал абстрактное. Имею право.

— Конечно, имеешь, — ответила сестра. Она все еще не могла выразить свое мнение о картине. Если сравнивать с репродукцией Малевича, то Ромкино произведение, несомненно, было куда ярче и красочнее. Она так и сказала: — Я нахожу картину яркой. Она украшает твою комнату.

Ромка расцвел:

— Вот спасибо. Отныне я буду считать тебя своим первым критиком и даже, возможно, когда—нибудь приведу твои высказывания в своих воспоминаниях. Жаль, Катька уехала и не видит того, что видишь ты. Это ей не физиомордию свою разукрашивать!

Вспомнив о Катьке, он встрепенулся:

— А кстати, ты проверяла сегодня почту? Если пришли «Новости плюс», то их следует спрятать. Зачем маме с папой знать, что делала Катька на этом пожаре? Начнут потом всякий раз думать, что мы с тобой тоже во что—нибудь влипнем, верней, где—нибудь сгорим ненароком.

— Сейчас я сбегаю вниз и проверю почтовый ящик, все равно мне с Диком гулять, — сказала Лешка.

Вернувшись с прогулки, она протянула брату газету:

— Смотри, как классно! Не ожидала.

Большой снимок был помещен на цветной глянцевой вкладке. Фотограф, скорей всего, намеренно не стал ничего менять, и Катькина симпатичная мордашка с сияющими глазами, улыбкой до ушей и боевой индейской раскраской украшала номер. Хоть вырезай да лепи на стенку, как какую—нибудь кино— или рок—звезду.

Взглянув на четко пропечатанную картину, которую прижимала к своей груди Катька, Лешка невольно оглянулась на Ромкин шедевр. Сам по себе он, несомненно, был хорош, но по сравнению с работой Арининой знакомой почему—то тускнел, несмотря на более яркие краски. Конечно, об этом она не стала говорить брату, а сам он ничего подобного не подметил и лишь спросил:

— Лешк, всю газету папе не будем отдавать или только эту вставку? Давай ему скажем, что на ней нужный нам снимок был, то есть и не соврем даже. Так, интересно, а что тут о нашей фотомодели пишут?

Ромка аккуратно выдрал вкладку из газеты, начал читать текст и тут же заорал:

— Лешк, да ты только позырь, что здесь написано! Нет, ты послушай, ЧТО спасла наша Катька!

— Дай сюда, — сестра вырвала у него вкладку и прочла вслух:

«Поистине героический поступок совершила воронежская школьница Катя Бражникова. Оказавшись в художественной галерее Павла Богачева во время неожиданно возникшего там пожара и рискуя собственной жизнью, она укрыла от огня картину одаренной, но доселе малоизвестной художницы Софьи Полянской. Примечательно, что в тот момент ни девочка, ни владелец галереи не знали о том, что цена спасенной картины в скором будущем многократно возрастет. Дело в том, что недавно работу Полянской приобрел один из первых богачей мира Сэм Хопс, владелец крупнейшей сети супермаркетов, по своим капиталам сравнимый разве что с главой компании «Майкрософт» Биллом Гейтсом. Художница, отдающая предпочтение городским пейзажам, совершенно случайно изобразила магазин, принадлежащий Хопсу, что и привлекло внимание магната к картине, выставленной в одной из нью—йорских галерей, и, как следствие, позволило ему оценить незаурядный талант ее автора.

Нет сомнения в том, что теперь все работы кисти Софьи Полянской станут привлекательными для коллекционеров и любителей живописи на элитных выставках и известных мировых аукционах».

Ромка внимательно выслушал текст, отобрал у сестры газету, перечитал заметку еще раз. Глаза его засверкали:

— Офигеть можно! Позавидуешь! Лешк, ведь теперь у этой Арининой знакомой будет куча денег, она станет миллионершей и сможет вмиг поправиться, да? Вот интересно, Арина—то в курсе? Читает ли она эту газету?

Он подлетел к телефону, и спустя секунды Лешка услышала его вопли:

— Арина, ты видела сегодняшние «Новости плюс»? Там написано, что наша Катька — настоящий герой.

— Об этом я и без них знала, — по громкой связи ответила девушка. — Павел рассказал мне о ее подвиге. Я хотела поблагодарить Катю как от себя, так и от Сонечки, но не успела, уехала на гастроли и вернулась только сегодня. А газету эту мне папа показал, он обычно всю московскую прессу просматривает.

— Твоя знакомая художница теперь за свой шедевр огромные бабки получит и сразу вылечится, да? Здорово—то как! — не унимался Ромка, на что Арина лишь вздохнула:

— А вот здесь ты, к сожалению, ошибаешься. Никаких денег у нее не будет, потому что и проданная недавно картина, и все те, что остались в Америке, ей уже не принадлежат. Они — собственность галереи, так как, уезжая из Нью—Йорка, Софья продала их за предложенную ей цену. Теперь, конечно, все они стали значительно дороже, верно в газете пишут. Когда какая—либо мировая знаменитость, будь то президент, миллиардер или кумир публики, приобретает картину неизвестного художника, на другой день тот просыпается знаменитым и может заключать фантастические контракты на свои будущие работы. Покупка же Сониной картины таким крупным магнатом, как Хопс, плюс автокатастрофа, то есть драматическая судьба самой художницы, несомненно, сыграют свою роль. Но беда в том, что Софья пока не может работать. И теперь вы понимаете, как она и я вместе с ней благодарны Кате за ее поступок. Ведь картина, которую она спасла, — единственная Сонина надежда.

— А наша Катька, выходит, ей еще и дополнительную рекламу создала, — подхватила Лешка. Она тоже очень радовалась за Аринину знакомую.

— Да уж, теперь этот «Восход» нарасхват будет. Небось уже очередь выстроилась из желающих его купить, — дополнил брат.

— Очередь — не очередь, но потенциальные покупатели уже есть, — подтвердила Арина. — Володя сегодня утром в галерею заезжал, Павел в рекордные сроки отремонтировал зал. Уйму денег затратил и теперь надеется, что эта картина привлечет внимание к его галерее и поможет ему поправить свои дела.

— Надо Катьке сказать. Она—то, глупая, переживала, что плохо получится.

Лешка послала подруге эсэмэску, чтобы та поскорее купила газету, а Ромка снова взял в руки разворот с Катькиной фотографией. Картина Полянской придавала девчонке особый шик. Фотографу тоже повезло — нарочно такой снимок не сделаешь.

Отложив газету, он критическим взглядом окинул свой шедевр и, сдвинув брови, заявил:

— Пожалуй, мне следует усовершенствовать колористику. Что, если добавить сюда еще и красный круг?

— Дело твое, — ответила сестра.

Невероятный успех незнакомой художницы явно вдохновил Ромку. Он достал кисти и краски, сделал пару мазков.

— Я вот сейчас ее подправлю и в галерею отволоку. Хорошо, что у нас там знакомый есть и он кое—чем нашей Катьке обязан. А раз самой Катьки здесь нет, то пусть его благодарность мне достается. — Он отошел от своего творения подальше, сощурился и довольно покивал: — Надо будет ему сказать, чтобы он мою картину тоже на самое видное место поставил. Впрочем, если не захочет, то и не надо, я сделаю ее такой яркой, что с любого угла будет видно.

Лешка подошла к брату и снова взглянула на его произведение. И без дополнительного красного круга она бросалась в глаза, чего—чего, а яркости ей хватало.

Но чужие лавры не давали Ромке покоя. Он отложил кисти, вымыл руки и пошел одеваться:

— Я прямо сейчас съезжу к Павлу Петровичу и спрошу, на каких условиях он ее у меня возьмет. А назад приду, тогда и дорисую.

— Об этом и по телефону можно спросить. Позвони туда, зачем терять время?

Но Ромка отчаянно замотал головой:

— Ты что! По телефону нельзя никак. Главное в общении — это живой контакт и личное обаяние.

— Чье, твое?

— А чье ж еще? — Он схватил свою огромную сумку, с которой не расставался ни при каких обстоятельствах. — Собирайся, поедешь со мной. Ты же слышала, что ремонт там уже окончен, значит, надо быстрей договариваться, чтобы Павел Петрович включил мою картину в свою новую экспозицию.

У входа в галерею брат с сестрой нос к носу столкнулись с Ариной.

— А почему ты нам не сказала, что сюда собираешься? — упрекнул ее Ромка. — Могли бы встретиться, ведь нам по дороге.

— Я в тот момент и сама об этом не знала, — ответила девушка. — Мне позвонил Павел сразу после тебя и сказал, что я ему зачем—то срочно нужна. Странный какой—то у него был голос, вот я и поспешила.

Павел Петрович встречал их у входа. Кивком, как старых знакомых, он поприветствовал Ромку с Лешкой и провел Арину в свой маленький кабинет. Ромке захотелось послушать, о чем они будут говорить, и он пристроился рядом с открытой дверью и принялся сосредоточенно рассматривать один из натюрмортов, вовсю напрягая слух.

Лешка, отметив посветлевшие после ремонта стены с новыми картинами, поискала взглядом спасенный Катькой «Восход», но выставочного мольберта на месте не оказалось.

Должно быть, старый сгорел, а новый еще не купили. Подумав так, Лешка тоже подошла к кабинету и навострила уши. Слышимость была хорошей, голос Павла Петровича звучал довольно громко, в зале посетителей не наблюдалось, так что подслушивать и подсматривать им никто не мешал. А говорил Богачев вот что:

— Сегодня приходил Петр Казимирович, старичок такой седенький, одет как нищий, а денег у него куры не клюют. Ну, да ты его знаешь, он у меня часто промышляет. Так вот, по поводу Софьиного «Восхода». Петр Казимирович всегда покупал ее картины, прямо скажем, по дешевке, а теперь, когда я поднял цену, потребовал от меня заключения экспертов. Сказал, что боится выбросить деньги на ветер, и принес мне другую ее картину, для сравнения. Я, конечно, обиделся на него за то, что он мне не верит, и, чтобы доказать, что он не прав, отвез картины в НИИ реставрации на атрибуцию.

— И что? — занервничала Арина.

— И то, — не глядя на нее, сказал Павел Петрович. По его лицу так и заходили желваки. — Даже поверхностный осмотр показал, что «Восход» — фальшивка, подделка.

Лицо девушки стало бледным:

— Ты серьезно? Но ведь я сама взяла эту картину у Сони в мастерской и тут же привезла тебе.

— Вот именно, — по—прежнему не глядя на нее, подтвердил Павел Петрович.

Арина изо всех сил сжала свою сумочку:

— Надеюсь, меня ты не подозреваешь? Я не умею писать копии и не способна ни на какие подмены.

— Тебя? Нет, — как—то ненатурально возразил он.

— Погоди, — пытаясь во всем разобраться, девушка старалась скрыть обиду, но у нее это плохо получалось. — Я ее тебе отдала прямо в руки и уехала. А вот ты можешь сосчитать, сколько потом здесь перебывало народу?

— Могу. Но только у меня работала система видеонаблюдения, и хоть она и сгорела во время пожара, но записи остались, и я их все просмотрел. Картину никто не трогал. Но если бы ее каким—то образом унесли воры, то зачем им делать копию? Да и как можно пронести холст в раме мимо охраны? В общем, вопросов масса. Вот разве что пожар… — Богачев потер рукой вспотевший лоб. — А вдруг он был специально подстроен?

— А что говорят пожарники?

— Розетка в углу давно искрила, там и оказалось место возгорания. В тот день я, кстати, вызывал электрика. Возможно, молодой и неопытный, он что—то напутал. Хотя… Хотя электрик приходил утром, и картина находилась в другом углу, — тут же засомневался в сказанном Павел Петрович.

— И ничего необычного в тот день не было?

— Нет. Все как всегда. — Внезапно Богачев приподнялся: — Девочка эта… Которая спасла картину… Не мешало бы ее расспросить.

— О чем ее расспрашивать? — пробормотал Ромка. Не утерпев, он вбежал в кабинет и не стал скрывать, что слышал весь разговор. — Уж не думаете ли вы, что наша Катька подменила вашу картину?

Павел Петрович раздраженно дернул плечом:

— Да нет, разумеется, я так не думаю. Просто… Может быть, она видела того, кто мог это сделать?

Ромка пожал плечами, а Богачев встал из—за стола и скрылся за небольшой дверцей. Ромка думал, что это встроенный шкаф, а оказалось, что дверь вела в еще одну комнату.

— Что там у него? — спросил он у Арины.

— Мастерская, — ответила она тусклым голосом.

Павел Петрович вернулся с картиной и подал ее девушке:

— Вот он, другой «Восход». Знаешь, чутье мне всегда подсказывало, копия передо мной или подлинник, а на этот раз подвело.

Арина пристально вгляделась в картину:

— И впрямь не угадать. Прежде чем отдать ее тебе, мне следовало сфотографировать кромку подрамника и его обратную сторону. Сейчас бы сравнили. Но кто мог такое предугадать?

— Да, надо было. Тогда бы я знал, подменили ее здесь или она уже мне такая досталась, — жестко ответил Богачев и отвлекся на телефонный звонок.

Ромка дернул Арину за руку и прошептал:

— А почему ты заговорила про кромку подрамника? Зачем ее фотографировать?

— Кромка картины, как отпечатки пальцев у человека, — пояснила девушка. — Невозможно оставить вторично точно такие же следы. Как ни старайся так же прибить гвоздиками холст к подрамнику, все равно ничего не получится: какая—нибудь ниточка или пятнышко непременно будут выглядеть не так.

— Ну надо же, четырнадцать лет на свете живу, а этого не знал! — удивленно воскликнул Ромка.

— Ты еще многого не знаешь, — невесело усмехнувшись, Арина вновь обратилась к Павлу Петровичу: — И что ты намерен делать?

Тот только руками развел:

— Не знаю. Органы правопорядка тут вряд ли помогут. Провенанс картины слишком короткий: от Софьи к тебе, от тебя ко мне.

— Ну что ж, я пойду. — Поднявшись с кресла, Арина наткнулась на швабру и ухватилась за худенькое плечо старушки—уборщицы: — Ой, простите, теть Тань!

— Ничего, ничего, проходи, — кряхтя, ответила уборщица, продолжая мыть пол.

Павел Петрович тоже встал:

— Ты уж на меня не обижайся, просто я хотел все выяснить.

— Но ничего не выяснил. Пока.

Арина устремилась к выходу, а на пороге оглянулась на брата с сестрой:

— Вас подвезти?

Тут Лешка вспомнила, зачем они сюда приезжали. Ведь Ромка собирался спросить у Павла Петровича, нельзя ли ему пристроить в галерею свой шедевр. Только, подумала она, момент сейчас для этого не слишком подходящий. Вконец расстроенный, Павел Петрович вряд ли захочет слушать о каких—то доморощенных картинах.

Видно, ее брат посчитал так же, а потому и словом не обмолвился о своем произведении.

— А на чем ты нас повезешь, на тачке? — спросил он у девушки.

— Естественно.

Выскочив на улицу, брат с сестрой увидели новую темно—синюю иномарку.

— Купила? — порадовалась за Арину Лешка.

— Трудно без машины, — лаконично ответила девушка. Видно было, что разговор с Павлом Петровичем сильно ее расстроил.

Ромка мигом забрался на заднее сиденье и заявил:

— А по мне, так и новая картина ничем не отличается от прежней. Да и какая разница, подделка это или нет, если их только эксперты и различают?

— Большая разница, — усмехнулась Арина и, думая о своем, покачала головой: — Все—таки этот пожар возник слишком уж неожиданно. Не думаю, что из—за испорченной розетки могло вспыхнуть такое сильное пламя.

— И верно, — согласился с ней Ромка. — Как—то упустил из виду я этот пожар, совсем другим занимался, — и он многозначительно взглянул на сестру.

Но Лешке было не до Ромкиного творчества. Она думала о том, как помочь Арине. Обида на своего приятеля до сих пор читалась на лице девушки. Обычно веселая, она сосредоточенно и молча смотрела на дорогу, сжимая в руках руль. Лешка ласково коснулась ее плеча:

— Не расстраивайся. Главное, ты сама знаешь, что никаких картин не подменяла.

— Я—то знаю. Но ведь обидно, когда тебя подозревают в таком преступлении!

— Он, наверное, сгоряча так сказал, — заступился за галериста Ромка. — Не может вычислить преступника, вот и взялся за крайнего, за тебя то есть. А я бы на его месте в первую очередь электрика прощупал. Что, если он не зря приходил? Он же мог подойти к картине, так как там, невдалеке от мольберта, тоже есть розетка, ну и как—то исхитриться и…

— А копию он из кармана вынул, — перебила брата Лешка. — Не пори чушь. К тому же во время пожара его там не было, а до этого Павел Петрович все записи просмотрел.

— Но кто—то же это сделал! И пожар этот могли подстроить для того, чтобы никто не заметил, что картину подменили. Может, преступник хотел небольшой огонь запалить, чтобы видеокамеру уничтожить, но все вокруг вспыхнуло. — Ромка схватил сестру за руку. — Лешк, еще это запросто мог сотворить охранник! На секунду—другую отключить систему видеонаблюдения и подменить картину, а потом засуетиться, забегать туда—сюда, то есть создать видимость, что больше всех озабочен…

— А зачем тогда ему устраивать пожар? Он мог проделать это в любое время.

— Ну, чтобы отвести от себя подозрение… — Ромка поерзал на сиденье и ткнул пальцем Арину: — Как тебе эта версия?

Не отрывая от дороги глаз, она пожала плечами:

— А никак. В день пожара дежурил Игорь, очень симпатичный парень, Павел ему полностью доверяет.

— Но неужели наша Катька зря совершила свой геройский поступок и спасла никому не нужную подделку! — патетически воскликнул Ромка.

Лешка, схватив брата за плечо, вернула его на место:

— Слушай, а мы ведь запросто можем это узнать!

— Как?

— А помнишь фотографа из «Новостей плюс», который ее снимал?

— Ну.

— Тогда вспомни, что Катька поначалу картину не той стороной держала, рисунком к себе, а изнанкой наружу, а он не сразу это заметил, нащелкал кадров и только потом подошел к ней, перевернул картину, как надо, и снова стал ее фотографировать. Вспомнил?

— Ну да, верно! — Ромка подскочил на месте и попросил: — Ариночка, пожалуйста, поверни назад. Мы ведь еще не очень далеко отъехали, а? Это очень нужно, для дела.

— Ну что ж, я не тороплюсь.

После того как брат с сестрой спасли собаку ее отца и помогли вернуть часть его коллекции, Арина терпимо относилась ко всем Ромкиным выходкам. Она развернула машину, к счастью, пробок на дороге в тот момент не было, и через несколько минут они снова оказались у галереи.

— Я сейчас! — крикнул Ромка и вбежал внутрь.

Лешка пошла за ним. Интересно же, что он будет делать. А ее брат подбежал к оставленной на кресле копии картины со своим мобильником и несколько раз сфотографировал ее обратную сторону. Затем достал из сумки тетрадь, что—то на ней нарисовал и спрятал обратно. Павел Петрович в это время разговаривал по телефону и не успел его ни о чем спросить. Когда же он положил трубку, Ромки уже и след простыл.

Вернувшись в машину, юный детектив принялся звонить по телефону:

— Андрюша, привет, это я, Рома. Ты на работе? Вот хорошо! Послушай, сделай для нас доброе дело, а? А вот какое. Пусть ваш фотограф отыщет в компьютере кадры, на которых наша Катька красуется, и переведет их мне. Причем все до единого. Это очень—очень нужно, а зачем, мы тебе потом объясним. Запиши куда. — Продиктовав Андрею свой электронный адрес, Ромка, не удержавшись, добавил: — Может, у тебя скоро новый криминальный сюжетик для статьи появится.

Взяв с Андрея слово, что тот выполнит его просьбу, юный детектив обратился к Арине:

— Что такое атрибуция, я знаю, поскольку по ряду причин мне теперь близка эта тема. Это, кажется, определение подлинности предметов искусства, так? — Он помедлил, надеясь, что девушка спросит, чем вызван его повышенный интерес к художественному творчеству, а он тогда расскажет ей про свою картину и, быть может, еще и покажет, но она лишь кивнула:

— Так!

— А что такое провенанс?

— А это история появления картины на свет и перемещения ее от одного владельца к другому. Только вот кроме Софьи не было у нее других владельцев, а перемещала к Павлу ее я. — Арина снова невесело усмехнулась. — А кстати, Павел говорил, что не мешало бы получше расспросить вашу Катю о том, кого она видела в галерее во время пожара. Чем черт не шутит, может, что и вспомнит.

— Мы это сделаем прямо сейчас! — воскликнул Ромка, выбираясь из машины, поскольку они уже подъехали к своему дому. — И будь спок, твое дело снова в надежных руках. Мы будем держать тебя в курсе нашего расследования.

— Да, позвоните мне, пожалуйста, когда поговорите с Катей. — Арина махнула рукой, отъезжая.

— Конечно, обязательно! — крикнула ей вдогонку Лешка.

Если раньше, приходя домой, Ромка спешил к клетке, где сидел его любимый Попка, то теперь его, как магнит, притягивала картина. Вот и сейчас, не удержавшись, он погладил свой шедевр по верхней планке подрамника, схватил было кисть, но творить не стал, а подошел к сестре:

— Это происшествие мне все карты спутало. Может, напрасно я не спросил у Павла Петровича, можно ли мою картину у него выставить? Тут у меня без подделок, самый что ни на есть подлинник. Он бы ее продал и себе комиссионные взял, раз ему денег не хватает, да?

Лешка, не зная, что ответить, пожала плечами, а Ромка отвлекся на телефонный звонок. Андрей выполнил его просьбу.

— Сейчас наш фотограф пересмотрит снимки и пошлет вам, — лаконично сказал он.

— Вот спасибо! — обрадовался Ромка и тут же принялся звонить в Воронеж.

— Катька, привет! — воскликнул он, когда девчонка взяла трубку, и без всяких предисловий спросил: — Нам надо знать, кого ты видела в галерее до того, как спряталась в ту подсобку. Вспоминай быстро, это очень важно. Дело в том, что «Восход» кто—то заменил копией, вот и хотелось бы знать, кто и когда.

— Я не заменяла! — испугалась Катька.

— Ежу понятно! — заорал Ромка. — Ты давай снова о своем геройстве повествуй. Вот ты туда вошла, и что? Тебе на пути случайно никто не встретился?

— Была какая—то женщина, — помедлив, вспомнила Катька. — Своя, наверное, потому что из кабинета Павла Петровича появилась. Старичок какой—то седенький вошел, на мольберт глянул, но быстро, мельком, будто хотел удостовериться, что картина на месте, и ушел, почти сразу же. Да, и уборщица еще чего—то домыла и тоже ушла. А потом, не успела я оглядеться, дым, огонь, как—то очень быстро все случилось. Охранник схватил огнетушитель, а потом, наверное, решил, что ему одному не справиться, и пожарных вызвал. Вот так все и было. Да, уборщица еще потом вернулась и тоже, кажется, помогала огонь тушить. Помните, она была вся в копоти? А больше я ничего и никого не видела.

— И этих вполне достаточно, — сказал Ромка. — А в руках у кого—нибудь из них что—нибудь было?

— У старичка не было, а у женщины — что—то большое, плоское, ой, ну точно, картина!

— Молодец. А больше ты ничего не помнишь?

Катька помолчала и вздохнула:

— Больше ничего. Только то, как страшно было там лежать. Вот вы меня смелой считаете, а я, если хотите знать, до сих пор тот свой ужас вспоминаю. Если честно, то жутко боялась, что сгорю или в дыму задохнусь. Лишь об одном и думала: успеют потушить огонь или он до меня доберется. Вы считаете меня бесстрашной, а я самая что ни на есть трусиха.

— И вовсе нет, — возразила Лешка. — Только дурак ничего не боится. Если тебе все нипочем, то какой же это подвиг? А вот когда себя преодолеваешь и делаешь, несмотря ни на что, то, что в данный момент от тебя требуется, — это и есть геройство, и мы с Ромой тобой гордимся.

— Эй, героиня, вспомнишь что—нибудь еще, сразу звони, — поспешно добавил Ромка, а затем быстро включил компьютер, дождался, когда на мониторе появятся присланные из редакции снимки, после чего схватил свою необъятную сумку, достал из нее тетрадку и мобильник.

Лешка вспомнила, как брат возвращался в галерею и что—то фотографировал и срисовывал с копии картины.

— Что там у тебя? — заинтересовалась она.

— Ты что, не поняла? Обратная сторона картины, вот что. Я и заснял ее, и на всякий пожарный зарисовал всякие особенности изнанки и кромки, чтобы не забыть, какие они. Вот на этом месте, видишь, сразу три нитки торчат, а вот кусочек холста выпятился. Верно Арина сказала, точно так же другой холст к подрамнику прибить невозможно. Теперь есть что сравнить.

Быстро проглядев все полученные фотографии, Ромка выбрал тот, где Катька прижимала к себе картину обратной стороной, и сопоставил его со своими снимками и тетрадными зарисовками.

— Ой, Лешка, ты только глянь! Вот этот гвоздик не на том месте, а ниток и вовсе нет. А пятно от краски совсем не такое и не там посажено.

— Из этого следует, что наша Катька спасла настоящую картину, а заменили ее потом, уже после пожара, — глубокомысленно изрекла Лешка. — И, значит, электрик вне подозрений.

Тут же раздался телефонный звонок. Это опять был Андрей.

— Получили снимки? Что произошло, зачем они вам так срочно понадобились?

Ромка рассказал журналисту о подмене картины.

— И кто же мог сотворить такое? — удивился журналист.

— Вот мы и хотим это выяснить, иначе художница, которая ее написала, не получит своих денег и не вылечится. Ты, наверное, не слышал о том, что она попала в автокатастрофу и сейчас лежит в больнице.

— Об этом я действительно ничего не знал, — подтвердил Андрей.

— Но теперь, по крайней мере, ясно, что Арина принесла в галерею настоящую картину, и чутье Павла Петровича не подвело, когда он ее у нее брал, — с облегчением сказала Лешка. — И что во время пожара на нее никто не покушался.

— А вот это неизвестно, — возразил Ромка. — Никто не взял — это да, потому что Катька ее с собой утащила. Но откуда ты знаешь, что в тот день ее не хотели взять? Кто же это мог быть—то, а?

— Может, старичок, которого Катька видела? Или женщина, с которой Катька столкнулась. Рома, а вдруг эту замену сам Павел Петрович подстроил, а на Арину сваливает?

— Нет, Павел Петрович не мог так рисковать. Зачем ему сжигать свою собственную галерею?

— И правда. — Помолчав, Лешка схватила брата за руку: — Слушай! Но ведь тогда еще никто не знал о том, что эта картина вдруг подорожает. Об этом только теперь, после праздников, стало известно, когда вышла газета с Катькиной фотографией.

— Этого мы не знали, а вор мог и другими каналами воспользоваться. Верно ведь, Андрюша? — Ромка обратился к журналисту, который внимательно слушал их рассуждения.

— Вполне. Ты, Роман, пошарь—ка в Интернете, — посоветовал Андрей. — Ведь там любая информация появляется куда раньше, чем где—либо. А я, в свою очередь, спрошу у автора заметки, где он ее взял. Скорее всего, он это сообщение из Интернета и выудил.

Попрощавшись с Андреем, брат с сестрой распечатали несколько снимков и позвонили Арине.

— Можешь радоваться, наша Катька спасла настоящую картину, — громогласно объявил Ромка. — Нам Андрей прислал фотографии, мы сравнили старые и новые, и теперь ты вне всяких подозрений.

— Спасибо вам большое, — как ни странно, Аринин голос остался по—прежнему грустным.

Ромка положил трубку на место и с разочарованием протянул:

— Вместо того чтобы запрыгать от счастья, она только спасибо сказала.

— Настоящая—то картина неизвестно где, — заступилась за Арину Лешка. — Вот она и переживает за свою Софью.

Глава 5

Дата добавления: 2015-07-02