Что есть символ?

Твердая пища для духа

Одной из бесспорных заслуг Генона является то, что он вернул понятию интеллекта живую эзотерическую глубину, практически утраченную мистиками последних столетий. Действительно, изучая литературу соответствующей тематики, можно видеть либо спекулятивный рационалистический мистицизм в духе Спинозы или Экхарта Мейсте­ра, либо сентиментальные восторги католической мис­ти­ки. Столь же бесплодным оказалось привнесение этих двух тенденций — рационализма и сентиментализма — в сферу философии, где они, в действительности принадлежащие к одному профаническому уровню мышления, создают видимость оппозиции и противоположности. Редко кому удавалось совместить выводы мистического сердечного опыта и пульсацию творческой мысли воедино столь же успешно, как это сделал в своем изложении основ сакральной метафизики Рене Генон. Вышесказанное не означает, что он решил эту проблему раз и навсегда, что в принципе и невозможно, и о тех проблемах, которые порождает геноновский синтез ума и сердца, речь пойдет впереди, но, во всяком случае, мыслитель сделал в этом направлении громадный шаг, безусловно представляющий собой новое слово всей европейской традиции (если, конечно, Генона можно к ней причислять). Следует подчеркнуть, что Генон никогда, в том числе и в данном случае, ничего не изобретал и не развивал, а лишь очистил истину от многовековых заблуждений.

Мыслителя интересует не сам интеллект как таковой, а "истинная и чистая интеллектуальность", признаком которой является высшая логика, восходящая к сиянию Логоса и приобретаемая лишь благодаря постижению священной науки духа, иначе говоря, в результате посвящения. Стремясь восстановить "подлинную интеллектуальность", позволяющую проникнуть в глубину Единой Традиции, лежащей в основании всех религий и духовных доктрин, Генон опирается на слова апостола Павла, рекомендующего всем религиозным моралистам искать в религии "твердую пищу". А она, эта "пи­ща", возникает из сплава разума и веры, в свою очередь рожденного из огня ини­циатического откровения.

Наследие, оставленное "каирским отшельником", не­­смотря на свое уединение активно участвовавшем в ду­хов­­ной жизни Запада, обширно и многогранно. В се­год­няшней России уже вышло несколько произведений мыс­лителя, позволяющих составить наиболее общее мнение об уровне и глубине его идей. Среди них нужно от­метить такие работы, как "Кризис современного мира", "Царь ми­ра", "Царство количества и знамения времени", а также главы из "Символики креста".

Книга "Символы свя­щенной науки" занимает особое место. По сути, она представляет собой сборник статей на темы эзотерической и религиозной символики, написан­ных в разное время. Однако внутреннее единство этих разнообразных по те­ма­тике работ представляется несомнен­ным. Генон рассматривает сакральный уровень основных символов, содер­жащихся в мировых религиях и эзотерических учениях. Са­мо название книги содержит в себе два понятия: понятие символа и понятие священной науки, каждое из которых следует проанализировать отдельно. Мыслитель всегда видел в символе закон, устанавлива­ющий отношение ка­кой-либо вещи и ее сущности.

В книге "Символика Креста" он писал: "Подлинным основанием символики, как мы уже говорили, является соответствие, связу­ющее вместе все уровни реальности, присоединяющие их один к другому и, следовательно, простирающиеся от при­род­ного порядка в целом к сверхъестественному порядку. Бла­годаря этому соответствию, вся Природа есть не что иное, как символ, то есть ее подлинное значение становится очевидным, только если она рассматривается как ука­затель, могущий заставить нас осознать сверхъестест­вен­­ные или метафизические истины — метафизические в действительном, подлинном смысле слова; в этом и состо­ит сущностная функция символики. Символ обязатель­­но стоит ниже той вещи, которую символизирует, — и тем самым устраняются все натуралистические представле­ния о символике".

Таким образом, любая вещь или предмет, как предста­витель более высокой реальности, могут символизировать (подразумевать) эту реальность самим фактом своего бытия. Согласно логике Генона, символ и символическая реальность соотносятся друг с другом как проявленное и непроявленное, потому писал он в работе "Символика креста", "высшее никогда не может символизировать низ­шее, хотя обратное верно". В последнем случае речь идет о так называемой символической инверсии или принятом в контр-инициатической практике "темного века" "пере­во­­­ра­чивании символов", чему посвящена целая глава в "Цар­­­стве количества и знамениях времени".

Производимое Геноном сопоставление символа с некоей высшей реальностью, на которую он указывает и от имени которой представительствует, заслуживает сравнения с определениями символа, сделанными другими исследователями. Культуролог П.Диль называл символ "точ­ным кри­с­­таллизованным средством выражения" внутреннего ми­­ра человека с его характеристиками интенсивности и ка­чественности, противостоящего внешнему миру, главны­­ми свойствами которого являются экстенсивность и прин­ципы количественности. (Вспомним, что проблема со­отношения качества и количества, всегда интересовавшая Генона, заняла центральное место в его книге "Цар­ство количества и знамения времени"). Наша соотечественница Е. П. Блаватская, основательница Теософского Общества и автор множества трудов по сравнительной сим­волике в разных традициях, писала: "Символика — зри­мое выражение идеи или мысли. Первоначальное пись­мо не имело знаков, и символ выражал целую фразу или предложение. Таким образом, символ — это записанная притча, а притча — выраженный словами символ. Ки­тай­ский письменный язык есть не что иное, как символичес­кое письмо, причем каждая из его нескольких тысяч букв представляет собой символ".

Индуистский мыслитель Ананда Кумарасвами видел в символике утраченное современным человеком "ис­кусство мыслить в образах". Автор книги "Магические сим­волы" Ф. Гудман считает, что символ — это образ, име­ющий какое-то внутреннее значение, скрытый сокровен­­ный смысл. П. Флоренский определял символ как "ор­га­­нически-живое единство изображающего и изображаемого, символизирующего и символизируемого". Подробное описание сущности символа дает А. Лосев. Он выделя­ет девять признаков символа вещи, среди которых необходимо отметить смысл вещи, ее обобщение, внутренний по­­рождающий закон, упорядочивающий структуру, ее внут­­­ренне-внешнее выражение, знак и, наконец, "тож­дес­тво, взаимопронизанность вещи и означающей проявле­ние ее идей­­ной образности". Последнее свойство символа, выделен­ное философом, заставляет задуматься о природе связи между символизирующим и символизируемым началом. С этой точки зрения интересна классификация символов, пред­ложенная Э. Фроммом, разделившим их в зависимости от степени или глубины символичности на три группы: конвенциональные, случайные и универсальные. Именно по­с­­­ледняя группа символов, предполагающая наличие внут­­ренней связи между символом и тем, что он предс­тав­ляет, интересует Генона. Причем речь идет о трансцен­ден­тных, высших связях и законах, которые и лежат в ос­новании символики. Исследователь Ландрит определял та­кую символику как "науку о соотношениях, связыва­ю­щих сотворенный мир с Богом, материальный мир со сверхъ­естественным; науку о гармонических отношениях, име­­ющихся между частями вселенной (о соответствиях и ана­логиях)". Поскольку с позиций сокровенного эзотерического знания эти соотношения и пропорции проявленного плана бытия относятся к сакральной области, к сфере тайны, постольку разгадка системы символов, лежащих в основании мира (опре­де­ляемого Саллюстием как "сим­во­лический объект"), входит в перечень задач особой посвя­тительной или священной науки. М. Сонье также счи­тал, что система символов есть "синтезирующее выражение чудесной науки, ныне позабытой людьми". Генон ут­вер­ждал, что восстановление этой науки есть не только важ­­нейшая задача, необходимая для пробуждения духовно зас­нувшего человечества, но и наиболее эффективный ме­тод приобщения к духовной мудрости в сгустившихся сумер­ках века:

"Символика есть наилучший способ научения истинам высшего порядка, религиозным и метафизическим, то есть всему тому, что отталкивает и чем пренебрегает современное сознание. Он прямая противоположность всего, присущего рационализму, и все его противники, сами не ведая того, ведут себя как истинные рационалисты. Что же до нас, то мы полагаем, что если символика так не понимается сегодня, то это еще один повод, дабы настаивать на нем, излагая здесь столь полно, насколько это возможно, реальное значение традиционных символов, возвращая им всю их интеллектуальную глубину, а не превращая их в объект нескольких сентиментальных излияний, для чего, впрочем, обращение к символике совершенно бесполезно".

Как видно из высказывания, Генон заинтересован в ис­следовании не любых символов, а лишь высших, традиционных, совокупность которых имеет прямое отношение к священной науке. Традиционные или священные науки вы­полняют, по мнению мыслителя, две взаимодополняющие функции, о чем он писал в своей работе "Кризис сов­ременного мира": "С одной стороны, выступая в качестве конкретного приложения доктрины, они позволяют связать между собой различные уровни реальности и привес­ти к единству в универсальном синтезе; с другой — они являются (по крайней мере, для определенного типа людей с соответствующими индивидуальными наклонностями) своего рода подготовительным этапом для получения выс­шего знания и путем к нему". При этом он указывал на связь этих наук с метафизическими принципами и говорил как о частных разновидностях священных наук (сак­­ральная математика, сакральная химия или алхимия, сак­ральная астрономия или астрология, сакральная физика), так и о священной науке как таковой. Последняя относится к сфере духа и представляет собой универсальную систему ду­ховных законов, ведущих человека к инициации (по­свя­ще­­нию). Она включает в себя и умение прочитывать глубин­­ную сущность традиционных символов.

Дата добавления: 2015-07-02