Генон и Россия 31 страница

В священных текстах Индии мы обнаруживаем такой текст: "Этот Атман (Божественный дух) в моем сердце меньше, чем зернышко риса, чем зерно ячменя, чем горчичное семя, чем семя проса, чем ядро семени проса; этот мой Атман в моем сердце больше, чем земля, больше, чем воздушное пространство, больше, чем все эти миры"14.

Нельзя не поразиться сходству терминов этого отрывка со словами евангельской притчи, на которую мы только что ссылались: "Царство Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своем, которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастает, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его"15.

Против этого само собой напрашивающегося сближения можно привести лишь одно возражение: можно ли действительно уподоблять пребывающему в сердце Атману то, что Евангелие называет "Царствием Небесным" или "Царством Божиим"? Ответ на этот вопрос дает само Евангелие, и это ответ абсолютно утвердительный; в самом деле, фарисеям, которые спрашивали, когда же настанет "Царство Божие", понимая его во внешнем и временном смысле, Христос ответил такими словами: "Не придет Царство Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот Царство Божие внутри вас есть" (Regnum Dei intra vos est)16. Божественное воздействие всегда осуществляется изнутри, вот почему оно не поражает взглядов, всегда неизбежно обращенных к внешнему; вот почему также индуистская доктрина дает Первоначалу имя "внутреннего распорядителя" (autar — yami)17, поскольку его действие выполняется изнутри наружу, из центра к окружности, от непроявленного к проявленности, таким образом, что его исходная точка ускользает от всяких способностей чувственного порядка или тех, что от него более или менее прямо производны18. "Царство Божие" так же, как и "Дом Божий" (Beith-El)19, естественно, отождествляется с центром, т.е. с тем, что есть самого внутреннего, будь то по отношению к совокупности всех творений, либо же по отношению к каждому из них, взятому отдельно.

С учетом сказанного можно ясно видеть, что антитеза, содержащаяся в евангельском тексте, образ горчичного зерна, которое "меньше всех семян", но которое становится "больше всех злаков", в точности соответствует двойной, нисходящей и восходящей, последовательности, которая в индуистском тексте равно выражает идею предельной малости и идею предельной великости. Кроме того, в Евангелии есть другие тексты, где горчичное зерно также принимается за олицетворение самого малого. "Если бы вы имели веру в зерно горчичное..."20. И это не без связи с предыдущим, ибо вера, посредством которой некоторым образом схватываются вещи сверхчувственного порядка, обычно соотносится с сердцем21. Но что означает эта оппозиция, согласно которой "Царство Небесное", или "пребывающий в сердце Атман", есть одновременно и самое малое, и самое большое? Ясно, что это должно толковаться в двух различных аспектах; но каковы все же эти аспекты? Чтобы понять это, в конечном счете, достаточно знать, что когда аналогичным образом переходят от низшего к высшему, от внешнего к внутреннему, от материального к духовному, такая аналогия, дабы быть правильно примененной, должна пониматься в обратном значении: так, подобно тому, как образ предмета в зеркале обратен по отношению к самому предмету, то, что является первым или наибольшим на уровне Первоначала, является, по крайней мере, видимым образом, последним или наименьшим на уровне проявленности22. На такое значение обратности самым всеобщим образом указывают другие евангельские слова, по крайней мере, в одном из их смыслов: "Будут последние первыми, первые — последними"23; "ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя — возвысится"24; "итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном"25; "кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою"26; "кто из вас меньше всех, тот будет велик"27.

Дабы ограничиться особо занимающим нас здесь случаем, и чтобы сделать явление более понятным, мы можем взять термины сравнения из математики, воспользовавшись двумя, геометрической и арифметической символиками, между которыми в этом отношении есть совершенное согласие. Именно так геометрическая точка ничтожна количественно и не занимает никакого пространства, хотя она есть принцип, посредством которого произведено все пространство, являющееся лишь разворачиванием ее собственных виртуальностей, будучи "осуществлено" лишь ее излучением по "шести направлениям"28. Равным образом, арифметическая единица является самым малым из чисел, если рассматривать ее как погруженную в их множественность, но она же является самым большим числом изначально (в принципе), потому что она все их заключает в себе виртуально и производит весь их ряд бесконечным повторением себя самой. И точно так же, если вернуться к символике, о которой говорилось вначале, иод является самой малой из всех букв еврейского алфавита, и, однако же, именно от нее производны формы всех остальных букв29. С этим двойным аспектом связывается, кстати, и двойной иероглифический смысл иод, как "первоначала" и как "семени", в высшем мире именно первоначало заключает в себе все; в низшем мире во всем заключено семя. Это точки зрения трансцендентности и имманентности, примиренные в едином синтезе всеобщей гармонии30. Точка есть одновременно принцип и зародыш протяженностей; единица есть одновременно принцип и зародыш чисел; точно также Божественный Глагол, в зависимости от того, рассматривается ли он как вечно пребывающий в самом себе или делающий себя "Центром Мира"31, есть одновременно принцип и зародыш (первоначало и семя) всех творений32.

Божественное Первоначало, пребывающее в центре Бытия, в индуистской доктрине изображается как зерно или семя (dhatu), а также как росток (bhija)33, потому что в некотором роде он лишь виртуально пребывает в творении, покуда "Единение" действительно не осуществилось34. С другой стороны, это же самое творение и вся проявленность, к которой оно принадлежит, существуют лишь силой Первоначала, не имеют позитивной реальности иначе, как соучаствуя в его сущности и соразмерно этому участию. Божественный Дух (Атман), будучи единственным Принципом всех вещей, безгранично превосходит всякое существование35; вот почему о нем говорится, что он больше каждого из "трех миров": земного, промежуточного и небесного (трех членов Трибхуваны), которые являются различными модальностями универсальной проявленности, а также больше, чем совокупность этих "трех миров", потому что он находится за пределами всякой проявленности, будучи Принципом (Первоначалом) недвижным, вечным, абсолютным и безусловным36.

В притче о горчичном зерне есть еще один момент, который требует объяснения в связи со всем предыдущим37; там говорится, что зерно, возрастая, становится деревом; но известно, что дерево во всех традициях является одним из основных символов "Оси Мира"38. Такое значение абсолютно уместно здесь — зерно есть центр; возникающее из него дерево есть ось, непосредственно исходящая из этого центра, и она простирается сквозь все миры его ветвей с садящимися на них отдохнуть "птицами небесными", которые, как в некоторых индуистских текстах, олицетворяют высшие состояния бытия. Действительно, эта неизменная ось является "божественной опорой" всякого существования; она есть, согласно учению дальневосточных доктрин, направление, по которому осуществляются "Действия Неба", место проявления "Воли Неба"39. Не здесь ли одна из причин, по которым в Pater ("Отче наш... — Прим. пер.) тотчас же за просьбой: "Да приидет Царствие Твое" (речь идет здесь именно о "Царствии Божием") следует такая: "Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли..."), выражение "осевого" соединения всех миров между собой и с Божественным Первоначалом, полного осуществления этой всеобщей (тотальной) гармонии, на которую мы указывали и которая может осуществиться только тогда, когда все творения согласно устремляют свои упования по одному единственному направлению, направлению самой оси?40"Да будет все едино, — говорит Христос, — как Ты, Отче, Во Мне и Я в Тебе... да будут едино, как Мы едино. Я в них и Ты во Мне, да будут совершены воедино"41. Именно это совершенное единство является подлинным пришествием "Царствия Небесного", пришедшего изнутри и распространяющегося вовне, в полноте всемирного строения, свершением всякой проявленности и восстановлением целостности "изначального состояния". Это пришествие "Небесного Иерусалима в конце времен"42: "...се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их43. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже..."44. "И ничего уже не будет проклятого; но престол Бога и Агнца будет в нем; и рабы Его будут служить Ему. И узрят лицо Его, и имя Его будет на челах их45. И ночи46 не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, потому что Господь Бог освещает их; и будут царствовать во веки веков"47.

Примечания

1 Опубл. в Е.Т., янв.-февр. 1949. — Эта статья, которая была написана ранее для журнала Regnabit (Reg), но не появилась там, поскольку враждебность некоторых "неосхоластических" кругов вынудила нас прервать наше сотрудничество, сегодня публикуется в более конкретной "перспективе" христианской традиции, с намерением показать совершенное согласие последней с другими формами универсальной традиции. Статья эта дополняет некоторые сведения, уже сообщенные нами по тому же вопросу в работе Человек и его становление согласно Веданте, гл. III. Мы привнесли в уже сказанное немного модификаций, дабы уточнить некоторые моменты, и в особенности, чтобы добавить отсылки к различным нашим трудам там, где это представлялось нам могущим быть полезным читателю.

2 См. гл. Всевидящее око.

3 См. Великая Триада.

4 Это значение наверняка присутствует, по меньшей мере тогда, когда изображение трех иод принадлежит христианским авторам, как в случае только что упомянутого нами эстампа; более общим образом (ибо не следует забывать, что три иод встречаются также как сокращенная форма тетраграммы в самом иудаизме) она находится в связи с универсальной символикой треугольника, на собственную связь которой с сердцем мы также указывали.

5 См. Символика Креста, гл. IV.

6 См. Человек и его становление согласно Веданте, гл. III.

7 См. Царь Мира, гл. III.

8 См. Символика Креста, гл. VII. — Пребывание Эс-Сакины (Шехины) в сердце верных равным образом утверждается исламской традицией.

9 Исайя, 4, 2 (в русском тексте "отрасль Господа" — Прим. пер.); Иеремия, 23: 5; Захария, 3: 8 и 6: 12 — См. Заметки о посвящении, гл. XLVII и XLVIII, а также наше уже упомянутое исследование Всевидящее око.

10 См. Человек и его становление согласно Веданте, гл. III.

11 См. Царство количества и знамения времени, гл. III.

12 Это Fiat Lux (Ехи Aop) ("Да будет свет" — пер.) Книги Бытия, первое утверждение Слова в деле творения; начальная вибрация, которая открывает путь разворачиванию возможностей, заключенных потенциально, в состоянии "безвидном и пустом" (тоху ва-боху), в изначальном хаосе (см. Заметки о посвящении, гл. XLVI).

13 См. Символика Креста, гл. IV.

14 Чхандогъя Упанишада, 3, 14, 3 — Цит. по: Древнеиндийская философия, М., 1971, стр. 90-91 — Прим. пер.

15 Мтф., 13, 31; Мрк., 4, 30-32; Лк., 13, 18-19.

16 Лк., 17,21 —Напомним в этой связи следующий даосский текст (уже процитированный нами более полно в Человек и его становление согласно Веданте, гл. X): "Не спрашивайте, пребывает ли Первоначало в том или в этом. Оно во всех существах. Вот почему его называют великим, высшим, целостным, универсальным, всеобщим... Оно во всех существах как естественное завершение (центральная точка или "неизменная средина"), но оно не тождественно этим существам, не будучи ни диверсифицированным (во множестве), ни ограниченным" (Чжуан-цзы, гл. XXII).

17 "В центре всех вещей и выше всех созидающее действие Высшего Первоначала" (Чжуан-цзы, гл. IX.).

18 "Распорядительное" действие, которое заставляет мироздание возникнуть из хаоса (известно, что космос по-гречески означает одновременно и "порядок", и "мироздание"), по сути, отождествляется с изначальной вибрацией, о которой мы говорили выше.

19 См. Царь Мира, гл. IX.

20 Лк., 17, 6.

21 Можно было бы найти здесь и более конкретную связь с символикой "глаза сердца".

22 См. Человек и его становление согласно Веданте гл. III.

23 Мтф., 20, 16; там же, 19, 30; Мрк., 10. 31.

24 Лк., 18, 14. текст

25 Мтф., 18, 4.

26 Мрк., 9, 34.

27 Лк., 9, 8.

28 О соотношении точки и протяженности см. Символика Креста, гл. XVI.

29 Отсюда слова: "Доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота (т.е. ни одна иод — Р. Генон) или ни одна черта (часть буквы, элементарная форма, отождествляемая с иод — Р. Генон) не прейдет из закона, пока не исполнится все". — Мтф., 5, 8.

30 Сущностное тождество двух аспектов олицетворяется также численной эквивалентностью имен Эль-Элион, "Всевышний Бог", и Эммануил, "Бог в нас" (см. Царь Мира, гл. VI.

31 В индуистской традиции первый из этих двух аспектов Глагола есть Свайамбху, а второй — Хираньягарбха.

32 С другой точки зрения, такой же метод рассмотрения обратного значения можно применить и в отношении двух взаимодополняющих фаз универсальной проявленности; разворачивания и свертывания, выдоха и вдоха, расширения и сосредоточения, "растворения" и "осаждения" (См. Великая Триада, гл. VI.

33 Следует отметить в этой связи родство латинских слов gramen, зерно, и germen, росток. На санскрите слово дхату служит также для обозначения словесного корня как "семени", развитие которого приводит к рождению всего языка как целого (См. Человек и его становление согласно Веданте, гл. XI).

34 Мы говорим "виртуально", а не "потенциально", потому что не может быть ничего потенциального на уровне божественном; лишь со стороны индивидуального бытия и по отношению к нему можно было бы говорить здесь о потенциальности. Худшая потенциальность — это абсолютная недифференцированность "первичной материи" в аристотелевском смысле, идентичная без видности изначального хаоса.

35 Мы берем слово "существование" в его строго этимологическом значении: exister — (франц. "существовать" — Прим. пер.) — это ex-stare, почерпать свое бытие из чего-то иного, помимо себя самого, быть зависимым от высшего принципа, так понимаемо существование это, стало быть, бытие случайное, относительное, обусловленное, способ быть того, кто в самом себе не имеет своей достаточной причины.

36 "Три мира" не упоминаются в притче о горчичном зерне, но они олицетворяются тремя мерами муки в непосредственно следующей за ней притче о закваске (Мтф., 13, 33; Лк., 13, 20-21).

37 Отметим тут же, что "поле" (кшетра) в индуистской терминологии есть также символическое обозначение области, в которой разворачиваются возможности данного существа.

38 См. Символика Креста, гл. IX.

39 См. Символика Креста, гл. IX.

40 Следует отметить, что слово "concorde" (согласие — Прим. пер.) буквально означает "соединение сердец" (cum-cordia); в этом случае сердце принимается, главным образом, за олицетворение воли.

41 Ин., 17, 21-23.

42 Чтобы еще теснее связать это с только что сказанным нами о символике дерева, напомним еще, что "Древо Жизни" помещено в центре "Небесного Иерусалима" (см. Царь Мира, гл. XI, и Символика Креста, гл. IX).

43 Здесь, естественно, можно вспомнить о том, что мы говорили выше о Шехине и Эммануиле.

44 Откр., 21, 3, 4 — "Небесный Иерусалим" в качестве "Центра Мира" в самом деле отождествляется с "местом бессмертия" (см. Царь Мира, гл. VII).

45 Можно видеть здесь указание на "третий глаз", поскольку последний имеет форму иод, как мы объясняли в нашем исследовании о Всевидящем Оке. Как только люди будут восстановлены в их "изначальном состоянии", они и в самом деле вновь станут обладать в силу этого "чувством вечности".

46 Естественно, ночь понимается здесь в низшем смысле, где она уподобляется хаосу, и очевидно, что совершенство "космоса" противопоставляется последнему (можно было бы сказать, другой оконечности манифестации) таким образом, что оно может рассматриваться как вечный "день".

47 Откр., 22, 3-5 — См. там же, 21, 23: "И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его и светильник Агнец". "Слава Божия" есть еще одной из обозначений Шехины, проявление которой, действительно, всегда изображается как "свет" (см. Царь Мира, гл. III.).

74. Эфир в сердце(1)

Коснувшись ранее того, что индуистская доктрина символически именует Эфиром в сердце, мы отметили то, что обозначается таким образом, в действительности является Божественным Первоначалом, пребывающим, по крайней мере виртуально, в центре всякого бытия. Сердце здесь, как, впрочем, во всех традиционных доктринах, действительно рассматривается как олицетворение витального центра существа2, и это в самом полном смысле, который можно себе представить, ибо речь не идет о только лишь телесном органе и его физиологической роли, но такое понимание, путем аналогичного переноса, равным образом соотносимо со всеми точками зрения и со всеми областями, на которые распространяются возможности данного существа, например, человеческого, потому что его случай — именно в силу того, что это наш случай — есть, очевидно, тот, который интересует нас самым непосредственным образом. А еще точнее, витальный центр рассматривается как соответствующий самому малому желудочку сердца; ясно, что эта подробность (где мы, кстати, обнаруживаем идею "малости", о которой мы говорили в связи с горчичным зерном) обретает все свое символическое значение, когда его транспонируют за пределы телесной области. Но следует хорошо понимать, что, подобно всякой истинной и подлинной традиционной символике, той, о которой мы говорим, опирается на реальность через действительную связь, существующую между центром, понимаемом в высшем или духовном смысле, и определенной точкой организма, которая является его олицетворением.

Возвращаясь к "Эфиру в сердце", приведем один из основных текстов, относящихся к этой теме: "В этом месте пребывания Брахмы (т.е. в витальном центре, о котором только что шла речь) находится маленький лотос, жилище, в котором есть маленькая ниша (dahara), занятая Эфиром (Akasha); надо исследовать то, что есть в этом месте, и мы познаем его"3. То, что подобным образом пребывает в этом центре существа, это не только эфирный элемент, первоначало (принцип) четырех других, чувственно осязаемых элементов (стихий), как могли бы подумать те, кто задержался бы лишь на чисто внешнем смысле, т.е. на том, что соотносится единственно с телесным миром, в котором этот элемент как раз играет роль первоначала. Потому что именно из него, через дифференциацию дополнительных качеств (становящихся по видимости противоположными в своем внешнем проявлении) и через нарушение изначального равновесия, где они пребывали в "неразличимом" состоянии, возникли и развернулись все явления этого мира4. Но это только относительное первоначало, как относителен и сам этот мир, будучи лишь частной модальностью универсальной манифестации (проявленности); тем не менее верно, что именно эта роль Эфира, как первого из элементов, делает возможной транспозицию, которую надлежит осуществить. Всякий относительный принцип, уже в силу того, что он тем не менее есть подлинный принцип на своем уровне, является естественным отражением, хотя более или менее удаленным, и как бы отблеском абсолютного и высшего Принципа (Первоначала). И даже именно в качестве "опоры" для такой транспозиции называется здесь Эфир, как на это подчеркнуто указывает конец процитированного нами текста, потому что если бы речь не шла ни о чем другом, кроме того, что буквально и прямо выражают использованные для этого слова, то, очевидно, нечего было бы и исследовать. А то, что надлежит исследовать, это духовная реальность, по аналогии соответствующая Эфиру, которой он является, так сказать, выражением по отношению к чувственно осязаемому миру. Результатом этого исследования является то, что именуется, собственно, "знанием сердца" (harda-vidya), и последнее есть в то же время "знание глубины" (dahara-vidya); равнозначность этих понятий в санскрите выражается тем фактом, что соответствующие слова {harda и dahara) образуются одними и теми же буквами, просто расположенными в различном порядке. Это, иными словами, знание того, что есть самого глубокого и самого сокровенного в бытии5.

Точно так же, как и само наименование Эфира, такие понятия как "лотос" и "ниша", которые мы встречаем здесь, разумеется, также должны пониматься символически; впрочем, как только мы выходим за пределы чувственно осязаемого уровня, более никоим образом не может быть вопроса о локализации в собственном смысле слова, поскольку то, о чем идет речь, более не подчинено условиям пространства. Выражения, относящиеся к пространству, так же, как и ко времени, обретают тогда смысл чистых символов; и, кстати сказать, такая разновидность символики становится естественной и неизбежной, коль скоро возникает необходимость воспользоваться способом выражения, адаптированным к индивидуальному и земному человеческому состоянию, воспользоваться языком, который есть язык существ, актуально живущих в пространстве и времени. Точно так же эти две формы, пространственная и временная, которые в определенном отношении и в некотором смысле дополняют друг друга, находятся во всеобщем и почти непрерывном употреблении, будь то для того, чтобы дать два различных образа одной и той же реальности6, которая, однако, в самой себе пребывает по ту сторону пространства и времени. Когда, например, говорится, что разум (ум) пребывает в сердце, само собой разумеется, что речь ни в коей мере не идет о том, чтобы локализовать разум, предписать ему "размеры" и определенное положение в пространстве; это современной и чисто профанической философии, вместе с Декартом, было предназначено поставить противоречивый уже в самих своих терминах вопрос о "местопребывании души" и разместить ее буквально в определенной части мозга. Древние традиционные доктрины достоверно никогда не оставляли места для подобных смешений, а их авторитетные истолкователи всегда в совершенстве знали, чего держаться в символическом истолковании, приводя в соответствие между собой, но без смешения их, различные уровни реальности и строго соблюдая их иерархическое распределение по степеням универсального существования. Кстати сказать, все эти соображения нам кажутся столь очевидными, что мы почти склонны извиняться за свое настойчивое о них напоминание; и если мы допускаем это, то лишь в силу очень хорошего знания о том, что делают ориенталисты, по причине своего незнания самых элементарных сведений из области символики, с доктринами, которые они изучают извне, никогда не стремясь обрести их непосредственное знание, и как они, понимая все в самом грубо материальном смысле, искажают доктрины, являя нам иногда настоящую карикатуру на них. И в силу того также, что мы знаем, позиция этих ориенталистов не является исключительной, но, напротив, она проистекает из ментальности, которая, по крайней мере на Западе, присуща большинству наших современников и которая, по сути, есть не что иное, как сама специфически современная ментальность.

Лотос обладает символикой, аспекты которой многообразны, и мы уже говорили о некоторых из них по другим поводам7; в одном из этих аспектов, в том, с которым соотносится только что процитированный нами текст, им (лотосом) олицетворяются различные, даже второстепенные центры человеческого существа, будь то центры физиологические (нервные узлы, в частности), будь то, в особенности, центры психические (соответствующие тем же самым узлам в силу связи между телесным и тонким состоянием в том сложном целом, которое образует собственно человеческую индивидуальность). Эти центры в индуистской традиции обычно именуются "лотосами" (раdmas или kamalas), и они изображаются с различным число лепестков, которые все равным образом имеют символическое значение точно так же, как и цвета, которые, помимо того, связываются с ними (не говоря о некоторых звуках, которые также сочетают с ними и которые являются мантрами, соотносящимися с различными вибрационными модальностями, в гармонии с особыми способностями, управляемыми, соответственно, центрами, о которых идет речь и которые, в некотором роде, создаются их излучением, изображаемым распускающимися лепестками лотоса8; они также именуются "колесами" (чакрами). А это, заметим мимоходом, еще и подтверждает очень тесную связь, на которую мы указывали ранее, как на всеобще распространенную, между символикой колеса и символикой цветов, таких, как лотос или роза.

Прежде, чем мы пойдем дальше, напрашивается еще и другое замечание, а именно то, что в этом случае, как и во всех других того же рода, было бы самой большой ошибкой полагать, что рассмотрение высших смыслов противоречит допущению буквального смысла, что оно уничтожает или разрушает последний, либо же некоторым образом фальсифицирует его; взаимоналожение множества смыслов, которые вовсе не исключают, а, напротив, гармонизируют и дополняют друг друга, является, как мы уже не раз объясняли, абсолютно универсальной чертой подлинной символики. Если ограничиться рассмотрением телесного мира, то реально это именно Эфир, как первый из чувственно осязаемых элементов, играет здесь центральную роль, которую следует признавать за всем, что является на каком-либо уровне принципом: его состояние целостности и совершенного равновесия может быть изображено изначальной нейтральной точкой, предшествующей всем различиям и всем оппозициям, той, откуда они все исходят, и куда они в конечном счете возвращаются для разрешения, в двойном попеременном движении расширения и концентрации, выдоха и вдоха, диастолы и систолы, из которого и слагаются, по сути, две комплементарные фазы всякого процесса проявления. Кстати, это очень точно выражено в древних космологических концепциях Запада, где четыре дифференцированных элемента (стихии) изображаются расположенными на оконечностях четырех ветвей креста и попарно противоположными друг другу: огонь и вода, воздух и земля, согласно их участию в фундаментальных свойствах, равным образом противостоящих друг другу парами — теплое и холодное, сухое и влажное, в соответствии с аристотелевской теорией9. И на некоторых из этих изображений то, что алхимики называли "квинт-эссецией" (quinta esentia), т.е. пятым элементом, который есть не что иное, как Эфир (первый в порядке разворачивания проявленности, но последний в обратном порядке, на уровне поглощения или возвращения к изначальному единству) изображается в центре креста в виде пятилепестковой розы. Эта роза, что совершенно очевидно, в качестве символического цветка напоминает лотос восточных традиций (центр креста соответствует здесь "нише" сердца, применяется ли эта символика с точки зрения макрокосмической или микрокосмической), тогда как, с другой стороны, геометрическая схема, на которой она начертана, есть не что иное, как пентаграмматическая звезда, или пифагорейская пентальфа10. Таков частный случай применения символики креста и его центра, полностью соответствующий его общему значению, такому, как мы объяснили его ранее11; и в то же время эти соображения, касающиеся Эфира, естественно, должны соотноситься также и с космогонической теорией, которую мы находим в еврейской Каббале, в том, что касается Авира (Avir), и о которой мы напоминали раньше12.

Но в традиционных доктринах физическая теория (в древнем смысле этого слова) никогда не может рассматриваться как самодостаточная; она есть лишь отправная точка, "опора", позволяющая, посредством аналогических соответствий, подняться к познанию высших уровней. Впрочем, таково, как известно, одно из существенных различий между точкой зрения священной, или традиционной, науки и точкой зрения науки профанической такой, какой создают ее современные люди. То, что пребывает в сердце, — это, стало быть, не только Эфир в собственном смысле слова; в той мере, в какой сердце является центром человеческого существа, рассматриваемого в его целостности, а не только в его телесной модальности, то, что находится в этом центре, есть "живая душа" (jivatma), заключающая изначально все возможности, которые разворачиваются в ходе индивидуального существования, как Эфир содержит в принципе все возможности телесной или чувственно осязаемой проявленности. Весьма примечательно, с точки зрения соответствий между восточными и западными традициями, что Данте также говорит о "духе жизни, пребывающем в самой тайной горнице сердца"13, т.е. именно в этой самой "нише", о которой идет речь в индуистской традиции; и что, может быть, самое примечательное, так это то, что выражение, которое он употребляет здесь, spirito della vita, также является возможно более буквальным переводом санскритского термина джи-ватман (jivatma), хотя очень маловероятно, чтобы он (Данте) каким-либо образом мог об этом термине знать.

Дата добавления: 2015-07-02