Тери Сан 3 страница

- Ты…с…какого х…делаешь? – Парни моментально подорвались, встречая Кобру, стремительным рывком двух тел вперёд, профессионально отсекая нас друг от друга. Роман дёрнул меня назад, его перехватили за запястья, он перехватил, Кобра вклинился. Эдакое противостояние стенки на стенку, с демонстрацией приёмов кунг - фу когда потасовка ещё не вспыхнула, не при ребёнке же клешнями махать, но вот – вот должна была перейти в свою последнюю стадию. И так как я оказался выше Лизки, то борьба превратилась в тесный кружок вокруг моей персоны, когда меня старательно так не то, что бы пытались придушить, но очень элегантно придерживали с четырёх сторон, одновременно удерживая руки друг друга, прессуя взглядами и аккуратно пытаясь при этом не задавить ребёнка.
- Прекратите, вы уроды. Ребёнка напугаете!!! Лиза да отпусти же ты его! – вклинилась дамочка, пытаясь влезть между нами, седьмым по счёту элементом.
- Пристрелю, – раздался негромкий властный голос – Как собак бешенных.
Он прозвучал тихо, совершенно тихо, но так убедительно, что всё разом прекратилось. Мы словно распались как клубок. На моей памяти, только Саня умел говорить подобным тоном, два слова, а люди словно марионетки, начинают подчиняться практически непроизвольно.
- Лиза ко мне подойди.
Невысокий коренастый мужчина в тёмном плаще, стремительно шагнул вперёд, остановился в одном шаге, и..Это оказался Док.
Наверное, стоило догадаться раньше, но только подобное даже в голову никому не могло прийти. Да такое вообще в страшном сне не присниться. Кобра с Ромой не то, что бы ушли в ахуй следом за мной, вообще похоже ударились в астрал, прикидывая возможность выхода в глубокий космос навеки вечные.
За спиной Дока, так же отсвечивала парочка неприметных ребят, спокойных таких, ненавязчивых. И вот что – то убедительно подсказывало, что эти неприметные ребята, запросто составят конкуренцию контуженным, а то и вовсе заткнут их за пояс. Профессионализм он на то и профессионализм, что бы не выделяться и не бросаться в глаза, но в тоже время ощущаться в каждом движении. Создалось ощущение, что не уберу я руки, точнее если эта девочка не уберёт их от меня, меня покоцают на ломтики раньше чем я успею об этом подумать.
- Лизун, ты что себе позволяешь? – негромко спросил Док и руки моментально разжались, а сам чудесный заяц, оставив меня, на растерзание охранникам, который моментально убрали грабли, подав назад, поспешно нырнул в распахнувшиеся объятья папы. Повис на нём зарываясь лицом в пиджак. Док без усилий поднял дочурку на руки, посмотрел на меня и глаза его расширились узнавая. Лицо моментально потеряло доброжелательную невозмутимость, нахмурилось. Скажу честно мне захотелось отсюда свалить как можно дальше, Ромка с Кобром очевидно чувствовали тоже самое, но мужественно задвинув меня за тележку, вышли расправив плечи, как бы невзначай.
И тут Лизка забилась вырываясь из рук отца и снова кинулась ко мне, протолкавшись через пацанов, схватила за запястье, и потащила к Доку, что – то отчаянно жестикулируя одной рукой, показывая на меня на себя. И тут до меня дошло, девочка оказалась немой, она не могла говорить.
Сцена из Ревизора ни в какое сравнение не шла, с художественно образовавшейся паузой, возникшей в этот момент.
Ситуация была идиотская совершенно, но самым идиотским оказалось то, что никто не представлял, как на неё реагировать. Так сказать нестандартный нестереотип. Док похоже и сам растерялся не меньше, но торопливо сделал знак шагнувшим на перехват ребяткам, давая приказ пропустить.
А я…А что мне оставалось делать? Меня подтянули знакомиться, прежде чем я сам успел сообразить, и стало почему – то дико неловко. За свой распиздяйский прикид. Я выглядел как репер сбежавший с неформальной тусы. Впрочем, не одежда делает человека. И подсознательное смущение скорее всего было вызвано единственной причиной. Лизка представляла меня отцу и ждала реакции, одобрительной реакции как я полагаю. И вот это неосознанное ощущение что ли… Мне не хотелось её подводить. Ребёнок доверивший мне что – то важное. Трудно рационализировать. Я знал, эту девчушку всего несколько минут, и в то же время, в эти несколько минут, она словно стала чем- то значимым, гораздо больше значимым, чем возвышающийся надо мной человек, щелчка пальцев которого было достаточно, что бы назавтра меня нашли в сточной канаве с пулей в башке, в лучшем случае. И пожелай он щёлкнуть пальцами, меня не смогут защитить, это я очень чётко и как – то разом осознал, и тем не менее не боялся.
Я рассматривал Дока совершенно спокойно и уверенно, мне не пришло в голову опустить голову или отвести глаза. В отличие от него, мне нечего было стыдиться. Идиотизмом звучит, да. Но именно так я себя ощущал, как человек, который уверен в самом себе, человек который не отступит потому что Док может щёлкнуть пальцами, пусть щёлкает, это его право, точно такое же как моё, находиться здесь, стоять перед ним вот так, не скрываясь, не пытаясь уйти или позволить присутствующим урегулировать недоразумение. Иногда в моей жизни случаются странные, я бы сказал мистические вещи. Логика требовала совершенно другого поведения, но я никогда не следовал логике, я жил по своим собственным законам, и мой собственный закон, заставил меня стоять перед человеком на глазах которого меня изнасиловали двое отморозков, с абсолютной бесстрастностью полнейшего космического спокойствия. Чувство собственного достоинства? Не знаю, мне трудно судить о самом себе, о тех причинах, что мной иногда двигали, и побуждали к действиям. Я не всегда их понимал сам. Но внутри меня всегда существовал некий стержень, и иногда этот стержень проглядывал так явно, что люди словно расступались передо мной, раздвигались по сторонам, и в глазах их появлялось …Уважение?
Не знаю, почему так происходило. В своём собственном понимании я ни делал ничего сверхъестественного. Наоборот, я часто путался, сбивался с пути, терял направление, и в тоже время нечто внутри меня оставалось неизменным, и может быть, я часто ошибался, но одно я знаю наверняка, это нечто внутри меня, оно было…правильным.
Впоследствии Кобра признается по пьяни, что они с Ромычем реально присели на очко в тот момент, но именно тогда для него открылось понимание, что он встанет рядом со мной.
Я спросил почему, ведь я ничего не сделал, и Кобра ответил, что я сделал сильнее их. Хорошее чувство, доказывающее, что не всё проёбано в этой жизни. Не знаю, что он имел в виду, потому что потом он выдал довольно странную вещь. Он сказал, что понимает Вольха, а ещё добавил, что меня иногда очень остро хочется сломать. Кобра попросил меня не ломаться, потому что, слишком важно оказалось в меня поверить.
Спустя время, похожую фразу я услышу от Дока. Понял ли я её смысл? Не уверен. Я не знаю, что они вкладывали в эти слова. Мы часто обманываемся в других людям, нам кажется что они способны на большее, и остро разочаровываемся в них, когда понимаем, что придумали себе иллюзию, воздушный замок которого никогда не существовало. Подует ветер и марево развеется, прекрасный замок Фата Морганы при ближайшем рассмотрении окажется самой обычной болотной корягой и на смену разочарованию приходит раздражение и даже гнев. Мы с тоской смотрим на блеклое стёклышко, играющее в лучах солнца. На стекло можно смотреть по разному, можно видеть стекло, а можно создать радугу. Это ведь от человека зависит, стекло или радуга.
Я не знаю, по какой причине, я затрагивал людей. Они смотрели на меня, общались со мной, и оказывается, я затрагивал их, заставляя становиться частью собственной жизни.
Не они были частью моей, я становился частью их. Но почему так случалось, я не могу объяснить, и вряд ли когда нибудь смогу вообще. В меня хотелось верить, но я оказался голимым божком, летящим со сцены вниз головой, запутавшимся в проводах собственной человеческой самости. Нельзя оправдать чужие ожидания, изначальной глупостью, корнем зла, служит попытка вообще чего либо ожидать.
- Здравствуй, Никита! – неторопливо проговорил Док, спустя несколько секунд короткой дуэли взглядов, за время которой наступила поразительная тишина, даже Лизка перестала дёргать за рукав, замерла в вопросительном ожидании, потому что и дураку становилось ясно, мы знакомы, причём при таких обстоятельствах, что со стороны Дока это вызвало короткое замешательство, всего лишь на пару секунд, во время которых он очевидно рассматривал и оценивал меня по своим меркам. И эти мерки оказались достаточными, что бы ему пришло в голову со мной поздороваться.
Я кивнул с вежливой естественностью человека, который достаточно хорошо понимает кто перед ним, и не дальнейшее продолжение общения не претендует, точно так же на банальности вроде объяснения ситуации. Мало ли в жизни бывают какие причины, это не повод их объяснять в мелочах.
На самом деле в ту секунду, я просто хотел уйти. Я внезапно подумал о том, что если бы я был отцом моей дочери, наверное, я не пожелал бы ей такого друга. Своих близких надо любить и защищать.
- Оригинально мы с тобой встречаемся – вроде бы невыразительно, но при этом с мощным таким подтекстом, заметил Док, продолжая полировать пространство межу мной и Лизкой. – Рад тебя увидеть… здоровым. Ну что ж, давай знакомиться. Станислав Степанович.
И после этого Кобра с Ромычем наверное ушли в полный ахуй, потому что Док протянул мне руку.

Я пожал. Не сразу. Мне нужно было это осмыслить, этот жест, его значение, своё собственное желание ответить или не ответить.
Со слов Вольха, Док немного поучаствовал в моей судьбе, оплатив нахождение в клинике и операцию. И для Вольха это было очень важно, потому что ранее его крёстный негативно отнёсся ко всему происходящему. Поступок крестника он не одобрял, но тем не менее не сделал ничего, что бы это пресечь. И сейчас смотрящий подал мне руку, прекрасно зная и понимая, кто я такой, не боясь испачкаться. В его понимании. А в моём понимании, я тестировал самого себя на момент западло или не западло. Вот так вот.
Я псих? Возможно. Но я говорю, у меня были свои внутренние собственные законы, так вот по этим законам, при нынешних обстоятельствах Вольху, я бы не пожелал подать руки, а этот человек ничего мне не сделал плохого.
Я посмотрел на Лизку ротик которой слегка приоткрылся, ибо папа стоял с протянутой дланью, и пауза затянулась.
На самом деле понимай я тогда, ЧТО для меня сделал Док, я бы не колебался ни мгновения, вцепился бы в его клешню и проникновенно тряс со слезами сопливой благодарности.
Как потом признается Док, отношение к людям складывается иногда из таких вот мелочей. И интуитивно я выбрал верный курс, сотворив мелочь, открывшую для меня его двери.
Несколько коротких секунд размышления. И поразмыслив, я пришёл к выводу, что это его сознательный выбор. А значит и мой тоже. И уважая его, за этот выбор, высказывая благодарность за помощь, я ответил, уверенно сжав чужую кисть. Как равный равному, слегка прикрыв веки, признавая своё и его право. Я уже говорил, что я всегда смотрел в глаза Сану, никогда не пресмыкаясь перед ним, а ведь тогда в нашей школьной жизни, для многих он был царём и богом, и вот сейчас передо мной стоял ныне действующий царь и бог всея страны и ближне - дальнего зарубежья. Человек дёргающий за ниточки, такие фигуры и имеющий такие масштабы власти, что реакция Ромки с Коброй, да и Вольха в первую очередь не была удивительной. А вот моя…Расцененная не только вежливостью.
Док неуловимо поморщился, словно весь этот мыслительный процесс, был написан у меня на лице с целой кучей доводов, аргументов и фактов с прилагающимися к ними контраргументами и опровержениями разом. Эдакая замороченная байда подростка, не стоящая взрослого внимания, и странно было внезапно понять, что она производит на него некоторый эффект положительного впечатления. Лёгкая усмешка, одобрительный взгляд.
-С характером, значит? Чёткий пацан.
Док иронично прищурился, и я густо покраснел, сообразив, что меня дразнят.
– Дочку вон, смотрю, уже приманить умудрился? Чего застеснялась Лизун? – сочтя, что подкалывать меня дальше нет никакой причины, Станислав Степанович совершенно естественно переключил внимание на чадо, переместив ладонь на её затылок, потрепал с необычным выражением, удивительно смягчившим жёсткие черты лица. – Что жених понравился?
Док откровенно смеялся глазами, чуть приподняв и растянув уголки губ. Он находился в хорошем настроении и охранники за его спиной, даже дамочка в белом костюме моментально расслабились, только что не выдохнули разом. Впоследствии я научился различать оттенки его выражения. Так вот, это может прозвучать невероятно, но Док практически никогда не смеялся. Взрослая версия Тима Тайлера сознательно заковавшего себя в такую броню, что любые психотерапевты оказались бессильны. Сейчас здесь вблизи, стоя напротив, я смог обратить внимание на болезненный цвет лица, нездоровые круги под глазами, образовавшиеся вследствие хронической бессонницы. Тогда я ещё не знал, что Док умирает от рака. Подозреваю кроме меня, Вольха и нескольких самых приближённых лиц, об этом не знала ни одна живая душа. Болезнь медленно и неумолимо подтачивала этого сильного человека изнутри, делая коренастую фигуру неестественно худой, образовав в линии плеч почти птичью костистость, сглаженную линиями великолепно сидящего костюма.
К моему удивлению Лиза робко кивнула, посмотрела на меня, покраснела и снова спрятала лицо, тут же оторвалась, глянула выжидательно – вопросительно, оценивая реакцию. Это поразительное сочетание застенчивости, ума светившегося в карих глазёнках, точной копии отцовских и трогательной детской хитрости, меня окончательно покорило.
- "Взаимно" – бодро ляпнул, я и мучительно побагровел, понимая, что этот уродский звук вырвавшийся из горла принадлежит мне. И я похож на разноцветную рыбу открывшую и безнадёжно захлопнувшую рот.
А лицо Дока… Вот Лизка смотрела на меня, (господи как же мы друг друга понимали в эту секунду, зная цену стыда) а Док смотрел на Лизку. И честное слово, там под безжалостной всеповидавшей маской, реально корёжило мужика, от собственной беспомощности, от бессилия. Что вот он с таким положением и деньгами ничего не может сделать, для собственной дочери. Только подобрать в компанию такого же точно урода.
- Да уж, моей красавице палец в рот на клади, – с лёгкостью разруливая мучительную неловкость, хмыкнул Док. – Вся в папу. Расслабься Никита. – заметив что я напряжён, Док слегка хлопнул меня по плечу - Мы люди простые, за обедом женихами не питаемся, разве что на ужин приглашаем.
У тебя как со временем обстоит? Завтра вечером свободен?
Я незаметно поёжился. Прикосновение Дока вызвало у меня непроизвольную дрожь и желание отстраниться. Но пересилив себя, я кивнул. Собственно планов на вечер не было по одной простой причине, все мои планы зависели исключительно от прихоти Вольха, а избавиться от этой прихоти я был бы рад. Значение слова «затрахал», не воспринималось мной больше в переносном смысле, оно даже не казалось смешным.
Я иногда физически не выдерживал того, что мой бывший друг со мной проделывал. Как он мне кишку не вывернул, для меня до сих пор остаётся загадкой из разряда физиологии. Впрочем, как показало будущее, физиология моя оказалась способна вынести и не такие испытания.
- Вот и ладушки. Завтра тебя жду, – мягко, и в то же время непреклонно так, объявил Док, равномерно распределяя себя между мной и Лизкой.
– Что скажешь, заяц, пригласим Никиту в гости?
Лизка закивала, примерно так же как обычно это делал я, вновь принялась тянуть меня за рукав, зажестикулировала, демонстрируя «Как я рад, как я рад, что попал на гей парад».
А я разом утратив свою японскую невозмутимость, растерялся, как если бы мне дали в лоб.

Фигасе сходил за хлебушком. Пригласила кошка мышку. Бля, всю жизнь мечтал, голой жопой на бензопилу.
С Лизкой, то я может и не против, был встретиться. Но вот папа её у меня однозначно не вызывал такого желания. Ога, а у кого он, спрашивается такое желание, вызывал? Танцы на электрическом проводе, одно неверное движение, и тебе этот кабель через ухо в задницу затолкают, предварительно вынув органы для продажи.
Может у меня и хватало дурости встать перед ним как Матросов перед амбразурой, но побаивался я его на самом деле.
Это жеж как добровольно акулу собственными голыми пальцами покормить, предварительно пошинкав их бритвой, что бы акуле было удобнее.
Бля, не хочу. Реально не хочу.
Согласен месяц ебаться с Вольхом во все щели, чем один раз пережить психический диссонанс в логове интеллигентного крокодила.
Думаю, на морде у меня это всё тоже весьма живописно отразилось, потому что Лизка неожиданно с силой потянула за руку, глядя почти умоляюще, просительно так, что ли, чуть ли не заискивающе.
Типо прости за папу. Папа у мя бандит. А вот я принцесса. Рулёзная принцесса.
Бля. Я в это верил. Ну не мог я ей отказать, особенно, когда она отвернулась, типо всё поняла, можно не объяснять. Не надо пошлой лирики и ваши уёбищные овации оставьте пожалуйста себе.
Пиздец, меня реально скрутило. Особенно когда она трогательно отвернула личико, вздохнула грустно, бросила короткий взгляд…
Я жизнерадостно потряс эти пальчики в ответ, бодро хлопнул себя по груди. Обезьянку заказывали? Получайте. Любые капризы на радость ребёнка.
И понял что попал. Ибо во взгляде Лизки отчётливо резвились, ога чертенята.
Пля, но вот почему я такой ведущийся на всё, толпаёп, а? Если меня даже малолетний ребёнок обуть умудрился.
Впрочем, не одного меня похоже. То что папы этот ангелочек верёвки вьёт, под сомнение даже не ставилось, точно так же как под сомнение теперь не ставилось то, что их очень органично свивали из меня.
Я даже представить боялся, во что эта чудесная принцесса превратиться в будущем. Манипулировать идиотами мужиками, она похоже умела с самого рождения.
И всё что мне оставалось это художественно похлопать ушами, когда Док совершенно спокойно, без напрягов или неловкости, поинтересовался Насколько часто у меня бывает свободное время и не желаю ли я составлять компанию его дочери, раз уж имел неосторожность ей так сильно понравиться. Вот тебе и приплыли, с разика на раз – два – три…
Не знаю почему, но сложившаяся ситуация, как и моя обалдевшая реакция на неё, Дока похоже весьма забавляла.
И ещё я не уверен в том, что абсолютно правильно понимал причину приглашения. Ирония заключалась в том, что интуитивно я ощущал, что причина была, причём как раз меня это касалось в самую последнюю очередь. Связано было с Вольхом. Вот только каким образом, судить я не мог. Просто понимал это подсознательно, что ли. Ну явно не мои красивые глаза сподвигли Дока на принятие подобного решения.
Скорее всего, крестник к крёстному тоже не сильно рвался, но стопудовым являлось то, что одного меня Вольх в это осиное гнездо не отпустит. А следовательно, надо чаще встречаться.
Зато мелкая провокаторша с хвостиками, выглядела исключительно довольной, даже распрыгалась от радости, начиная откровенно баловаться под обилием счастья от свалившегося внимания.
Ещё бы живую игрушку подарили. Осталось только бантиком запаковать.
Иллюзий по поводу того, что это подобное приглашение, возможно отклонить у меня не было никаких. Вольх не позволит этому случиться, и я был уверен, что даже если я «случайно забуду» ему передать, то Станислав Степанович Тоже мне Степашка бля, непременно напомнит.
Сообщив и выяснив всё что хотел, Док закончил пытку монологом и положил ладонь расшалившейся дочери на плечо, которая очевидно сочтя, что «подарочки не отдарочки» вовсю крутилась между мной и папкой пытаясь, беззастенчиво повисеть одновременно на двух руках. Да уж, дети непосредственны в своих желаниях. Её бы беззаботность, да мне на полчасика.
- Лиза веди себя прилично. И попрощайся с Никитой. Нам пора домой – непреклонно объявил Док, и заторопился, предупреждая реакцию разом надутых губ и наполняющихся слезами глазёнок. – Никита завтра к тебе приедет. Никита?
Я подтвердил, всем своим видом выражая, радостное «Лечу и падаю, бегу и спотыкаюсь, не сомневайтесь, Маша, сплю и вижу».
Выбора у меня не было, так нахрена расстраивать ребёнка?
- Вот и славно. – Док выдохнул чуть ли не с облегчением. Похоже отделаться от меня он уже был рад примерно так же как и я от него. Ну ещё бы, знает кошка чьё мясо съела.
- Крестничку привет передавай, – он осёкся и поморщился, потому что Лиза потянула меня за рукав, заставляя согнуться, и чмокнула в щёку, после чего показала пальчиком на сидевшего в корзине медведя.
Что такое дети и как их готовить? До сегодняшней секунды я считал, что это цветы жизни.
«На могилах родителей» – явственно прочиталось в глазах Дока. Солидарен. Солидарен.
Один взгляд на потрясающие умоляющие глазки.
Вот как у неё так получалось, хотел бы я понять, вдруг пригодиться? И Лизка была прощена.
Естественно, всё я ей отдал, вручил, подарил, испытав при этом нечто вроде покровительственного удовольствия, помахал ручкой вслед на прощанье изображая "мир, дружба, одна жвачка на двоих…"
Я конечно выёбываюсь сейчас, но сказать по правде, несмотря на то, что я был без понятия, что мне делать с этим ребёнком, когда русые хвостики, сопровождаемые папой, няней и охраной, скрылись за поворотом, я испытал лёгкое сожаление.
Лизку действительно хотелось увидеть снова. Батяня её здорово меня напрягал, а вот она. Я был ей нужен. И по своему она просила меня о помощи, просигналила не один раз. И я слишком хорошо знающий и понимающий цену этого сигнала, мог ли я пройти мимо? И внутри словно развернулась невидимая пружина, мне захотелось догнать её, обнять, и спрятать от всего мира, не отдавать никому, что бы никто больше не смог причинить ей боли.
Я остался стоять на своей крыше, слыша беззвучный, детский шёпот, зовущий ангела небесного, который придёт и тогда всё обязательно, обязательно будет хорошо.
Мы выходили каждый на свою крышу, десятки, сотни, тысячи, беззвучно зовущих детей, протягивали руки к всемогущему богу.
Ангелов небесных не существует. Мы это знали. На что мы надеялись? Во что верили? Мы раздирали грудную клетку, как домик с двумя створками и швыряли на асфальт никому не нужные сердца.
ЛЮДИ…ЛЮ..ди…люди…лю..ди…лю…..
Не проходите мимо люди. Здесь лежит человеческое сердце. Экспонат номер один. Что неужели никому не интересно? Осторожнее, вы на него наступили. Нет, что за безобразие ходить по выброшенным сердцам, их что зря выкидывают что ли? Да я понимаю, нахрен оно вам сдалось, а кому оно вообще сдалось? Возьмите - возьмите. Дома супчик сварите. Что не хотите супчик? Повесите на стенку, в рамочку, желательно вбить гвоздь. Это знаете сейчас очень модная тенденция. Можно покрошить его на осколки и сделать стразы, высушить на газетке, некоторые прячут в шкаф, наилучший магический талисман от неразделённой любви. Да зачем его кровью поливать? Оно вам не ромашка знаете ли. Ну почему сразу бесполезно? А я ебу почему они такие хрупкие? И бьются. Ой, подумаешь трещина, а целый самосвал со шрамами не хотите? Раскрасьте в конце концов под хохлому. Вот могу предложить вот это с дырою. Экспонат номер сорок пять. Баба ягодка как говориться. Редкий экземпляр восстановлению уже не подлежит. Можно приспособить для пирсинга. Нет, почему сразу бесполезны? Ну ладно бесполезны. Поэтому и выбрасывают. Кто выбрасывает? Бесполезные люди, кто же ещё то. Сначала выбрасывают сердце, потом свою жизнь, потом собственно сами выбрасываются…И ходи, и вечно подбирай. Словно я мусорщик. Да нет. Я не мусорщик. Ангел я. Работаю. Просто не успеваю. Знаете их так много. Нет, вы точно не хотите взять? Ну возьмите хотя бы одно, ну вот это самое маленькое. Детское. Возьмите. Экспонат номер пять. Ему просто не хватает внимания. Смотрите почти без изъянов. Зачем? Вы что математику в школе не проходили? Если вы будете беречь чужое сердце, оно будет беречь ваше. И всё будет хорошо. Я смогу вычеркнуть из списка сразу двух человек…Подождите. Куда же вы? Я же не справляюсь один. Не проходите мимо, люди. Эй, девушка…Молодой человек постойте…Родители не желаете ли…Смотрите, смотрите падает. Ловите…Опа чки. Почти успели.
Экспонат номер 13 Знаете такого? Забираем. Расписываться не обязательно.
Вы же всё равно нихрена меня не видите. С какого хрена я собственно тут распинаюсь? Да асфальт я тут подметаю. Мусорщик я, мусорщик. Убирающий бесполезный человеческий мусор. Экспонаты сердец. Может, поможете? А то я тут один. Не проходите мимо, люди. Эх люди, люди, вашу мать. ЛЮДИ…Лю…ди…люди. Ещё бъётся? Эй, малыш, ты чей? Ничей. Слушай, а хочешь поработать ангелом? На пол ставки. Один я понимаешь, не справляюсь. Не хочешь? Жаль.

- Я с вас хуею дорогая редакция! – ошарашено проговорил Кобра, когда мы остались одни и я повернулся к парням, готовый продолжать прогулку.
- Да с этой редакции тут похоже уже все охуевают – примерно том же ключе подхватил Ромка, потыкал пальцем пистолет в корзинке.
– Что это вообще сейчас было то?
- Хуй его знает. – Парни продолжали пялиться на меня, с таким видом, словно я превратился в пришельца из космоса, угрожающего миру аннигиляцией при попытке вступить в контакт и помешать захватническим планам.
- Охуенно сказал! – Ромыч ослабил узел галстука, словно ему срочно потребовался кислород. – Не знаю, как тебе, но мне надо выпить.
- Согласен. Без поллитры не обойтись. А может и больше, – подвёл итог Кобра и шагнув ко мне со всего размаха хлопнул по плечу. – Герасим, без понятия, что ты за зверёк, но бля, ты охуенный зверёк.
- Писец полный – согласился Ромка и покачал головой – Тарковский отдыхает. Ник, ты хоть сам понял, что сейчас произошло? – осторожно поинтересовался он.
Я вздохнул, и недовольно дёрнув губами, взял тележку, тоскливо подумав о том, что второй экземпляр медведя в магазине вряд ли отыщется. Что ж, на кассу значит. Понял ли я что произошло? Подписался под право гулять по минному полю без сапёра. Мысль о том, что с меня только что сняли некое табу и повысили карму, мне в голову не приходила. Но очевидно приходила остальным, потому что отстав от меня, Кобра и Роман о чём то несколько минут совещались, но очевидно к консенсусу не пришли.
- Герасим, сделай рожу попроще, не грузись, – недовольно буркнул Кобра нагоняя и отбирая тележку. – Тебе можно сказать счастливый билет выпал, а ты блин с таким видом идёшь, словно тебя заживо похоронили. Перед тобой только скоро на цыпочках ходить начнут, а тебе всё не по нраву. Тоже мне, принцесса бля, на горошине.
- Размер горошины предлагаю не обсуждать – брякнул Ромка, и закинул в тележку медведя, практически точную копию ушедшего, разве что поменьше. – Что решаем?
- Хрен знает – лениво выдал Кобра шлёпая себя по нагрудному карману в поисках кошелька.
– Меченному рассказать придётся, насчёт остальных, языком трепи поменьше. - Пиздец – выдал он растерянно охлопав себя со всех сторон и огорошено выдал. – Рома, прикинь, у меня лопатник спиздили.

Похоже, всё случившееся несколько выбило парней из колеи, потому что игрушки наши так и остались лежать до востребования.
Отправив меня домой и, передав на руки охране, Ромка с Коброй дружно отправились бухать, отговорившись тем, что надо обмозговать ситуацию. Что там обмозговывать, я не понимал, но в чужом монастыре свои нюансы, и что такого сделал Док, чтобы об этом не стоило распространяться, для меня осталось загадкой.
Руку пожал? И что? Среди современной гей – тусы, заполонившей телеканалы, попадались разные экземпляры и, не думаю, что поступок Дока мог расцениваться чем - то экстраординарным, из ряда вон.
Но не мне это решать. Сгрузив пакеты и коробки на диван в гостиной, парни попрощались, не забыв энергично потрясти конечность на прощание. Ещё один факт, не позволяющий мне расценить действия Станислава Степановича эксцентричной выходкой. Пацаны со мной ручкаться не брезговали. Может я и был здесь некоторой запретной территорией, неведомым вирусом и прочие прелести ореола персоны «нон грата», объявленной Вольхом, но относились ко мне нормально, без подтекстов, без лишней неловкости. Напряг возникал только в присутствии Вольха, да и то по одной причине, он создавал его сам, регулярно выставляя наши отношения на показ, словно это было важно подчеркнуть некий статус, обозначить границу. Возможно, он меня защищал таким образом, а может это было подсознательной компенсацией собственной неуверенности, которую меченный тщательно скрывал и скрыть не мог. Иногда, просыпаясь посреди ночи, захваченный кольцом его руки, я замечал, что он не спит, лежит, думает о чём-то, широко распахнув глаза, уставившись в темноту перед собой. Иногда он рассматривал меня, гладил по волосам, боясь разбудить, думая, что я сплю.
Однажды я проснулся от сырости на подушке.
Вольх лежал рядом на боку, подперев голову рукой, неуловимо рисуя пальцами контур ауры тела, боясь дотронуться и разбудить, и… плакал. Это было очень страшно, проснуться вот так. Он лежит, смотрит, и изредка шмыгает носом по-мальчишески, глотая в горле собирающиеся комки, а в голове струится ряд невесёлых мыслей, из разряда собственного философического бытия и цены за него уплаченной. Острое осознание того, что рядом. И нужно ли оно, такое вот бытие? Стоило ли это затраченных усилий? Не знаю, что с ним приключилось, но мне было очень паскудно и паршиво узнать, что оказывается, он может быть слабым, и непрошибаемая маска способна дать трещину. Что ему плохо, тоскливо и больно понимать, что даже сейчас, он по – прежнему один. Рядом со мной, но так бесконечно далеко, словно нас разделяли не несколько сантиметров простыней, а бесчисленные километры расстояния. И Сан, которого я не мог видеть, но чьё невидимое присутствие как гвоздь жило в моих мозгах, оказался гораздо ближе и роднее. Вплавленный в моё сердце, живущий под кожей, существующий на кончиках пальцев и в уголках бесчисленных драгоценных воспоминаний. Он был рядом со мной. Он снился мне, я звал его, рвался к нему, ласкал его дыханием. В муторной дымке между явью и сном, я видел его стоящего рядом, взирающего бесконечно любящими печальными глазами, ощущал присутствие, оборачивался, чтобы понять, что его рядом нет, разбивался на невидимые замороженные осколки и резал этими осколками Вольха на куски, превращаясь в статую, лишённую всяческого смысла.
И я не знаю, какие терзания и сомнения разрывали волка на части, заставляя выть на луну в осмыслении, что он проиграл. Но внезапно Вольх решительно вытер лицо о пододеяльник и, потянувшись, резко подтащил меня к себе, прижал под грудью, не боясь разбудить, уткнулся носом в плечо, по-детски, по-волчьи.
- Ты мой! – Сдавленный от слёз, упрямый злой шёпот. Не для меня, для него, он сказал это себе, словно приняв решение, в очередной раз пытался его утвердить. Я открыл глаза, разворачиваясь и встречаясь с ним внимательным взглядом. В полумраке спальни, влажно поблёскивали белки глаз, выделяясь на смутном контуре лица. Есть особое скрытое очарование в этой близости двоих, напротив друг друга в темноте.
Я освободил руку, поднимая её наверх, провёл, трепетной паутинкой вдоль чужого виска, погладил ласково и потянулся губами, накрывая распахнувшийся от удивления рот, пытающийся что – то произнести, но сдавшийся напору всезнающего языка.
Хватит Вольх. Хватит. Иди ко мне. Не надо. Не плачь.
Я не мог выразить словами, но мог подарить ему это прикосновениями, лаской бережных пальцев, горстями корабликов ладоней, забирающих и уносящих чужое горе, размазывающих нежность по напряжённым мышцам, смуглой коже. Я обнимал его и баюкал как ребёнка, давая необходимую защиту, накрывал сдающийся рот, предупреждая любое могущее ранить слово, слизывал соль, оставшуюся на ресницах, прихватывал губами искалеченную переносицу, целуя каждый шрам.
Не надо. Не плачь. Я рядом. Знание, отданное тёплой ниточкой сердца. Я не мог выносить его страданий. Мог ненавидеть, мог не уважать, мог презирать, но я не хотел, чтобы он страдал, мучился от своей раздирающей боли осознания пирровой победы.
Счастье ты моё, горе ты моё, Пожалей меня, мне не до сна.
Счастье ты моё, горе ты моё, пожалей прошу нашу любовь.
Горе ты моё, пусть огнём горит, Всё, что мы с тобой натворили.
Я ласкал его всю ночь напролёт, разливаясь безбрежной рекой прощения, отключив мысли, чувства, заперев их в самый дальний уголок. Не сегодня, не сейчас.

Дата добавления: 2015-06-27