Мгновение бури 1 страница

Часть третья

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Люди – в темноте, не знают, что им делать

У меня была свечка, но ее задул ветер

Я протягиваю руку. И надеюсь, ты тоже.

Я просто хочу быть в темноте с тобой

Грег Браун. В темноте с тобой

Машину они поменяли в пять утра в Миннеаполисе на долгосрочной стоянке при аэропорту. Им пришлось заехать на верхний уровень, где парковочный комплекс был открыт небу.

Сняв оранжевую униформу, наручники и ножные кандалы, Тень сложил их в бумажный пакет, где до того лежали его пожитки, и, скомкав все, бросил в урну. Они ждали уже минут десять, когда из дверей аэропорта вышел молодой человек с грудью колесом, евший на ходу картошку фри из пакета с надписью «Бургер Кинг». Тень его сразу узнал: он сел к нему на заднее сиденье, когда Тень вывозил гостей Среды из Дома на Скале, и гудел себе под нос так гулко, что вся машина вибрировала. Теперь на лице у него красовалась старившая его тронутая сединой бородка, которой у него не было раньше.

Отерев замасленные пальцы о джинсы, он протянул Тени огромную лапищу.

– Я слышал о смерти Всеотца, – сказал он. – Они заплатят. Они дорого за это заплатят.

– Среда был твоим отцом? – спросил Тень.

– Он был Bсeотец, – отозвался юноша, у него перехватило горло. – Скажите им, всем им, что, когда понадобится, мои люди придут.

Чернобог выковырял из зубов крошку табака и смачно сплюнул в мерзлую слякоть.

– И сколько же вас будет? Десять? Двадцать?

Борода бочкогрудого ощетинилась.

– А разве десяток нас не стоит сотни? Кто выдержит в битве хотя бы против одного из моего народа? По городкам нас разбросано больше, чем ты думаешь. Еще с десяток живут в горах. Кое‑кто в Катскилле, еще несколько в парках развлечений во Флориде Топоры мы давно наточили. Все придут, коли я позову.

– Позови их, Элвис, – сказал мистер Нанси. Во всяком случае, Тени показалось, что он назвал его «Элвис». Нанси сменил форму помощника шерифа на толстый коричневый кардиган, вельветовые штаны и коричневые мокасины. – Позови их. Вот чего бы хотел старая шельма.

– Они предали его. Убили. Я тогда посмеялся над Средой, но я был не прав. Никто из нас не может считать, что он в безопасности, – сказал человек, чье имя звучало, как «Элвис». – Но можешь на нас положиться.

Он мягко похлопал Тень по спине – и едва не свалил его наземь. Ощущение было такое, словно его мягко хлопнула по спине гиря для сноса стен.

Чернобог все это время осматривал стоянку.

– Прости, что прервал. Но какая из тачек наша?

Бочкогрудый указал вправо.

– Вот эта.

– Эта? – фыркнул Чернобог.

Перед ними стоял мини‑вэн «фольксваген» 1970 года. На заднем стекле красовалась переводная картинка – радуга.

– Отличная тачка. Никому и в голову не придет, что вы на такой приедете.

Чернобог обошел мини‑вэн кругом. Потом закашлялся – долгим, выворачивающим легкие стариковским утренним кашлем заядлого курильщика. Харкнув, он сплюнул и помассировал грудь, растирая боль.

– Ага. Такого они уж точно не ждут. А что будет, если нас остановит полиция в поисках хиппи и анаши? А? Мы здесь не для того, чтобы колесить в волшебном автобусе. Нам нужно затеряться.

Бородач открыл дверцу машины.

– Ну и что? Копы вас остановят, увидят, что вы не хиппи, и помашут на прощание. Великолепное прикрытие. Вы же меня не предупредили заранее, это все, что я смог найти.

Чернобог как будто собрался спорить дальше, но тут мягко вмешался мистер Нанси:

– Элвис, ты нам очень помог, и мы тебе благодарны. А вот эту машину нужно вернуть в Чикаго.

– Мы бросим ее в Блумингтоне, – ответил бородач. – Волки о ней позаботятся. О ней не тревожься. – Он снова повернулся к Тени: – Скажу еще раз: я на твоей стороне и разделяю твою боль. Удачи. И если бдеть выпадет тебе, прими мое восхищение и мое сочувствие. – Он сжал руку Тени в лапище, похожей на перчатку принимающего в бейсболе. Было больно. – Скажи его трупу, когда его увидишь. Скажи, что Алвисс, сын Виндальва, свое слово сдержит.

В «фольксвагене» пахло пачули, старыми благовониями и табаком для самокруток. Пол и стены были оклеены поблекшим розовым ковром.

– Кто это был? – спросил Тень, переключая передачу и выводя мини‑вэн на съезд со стоянки.

– Как он и сказал, Алвисс, сын Виндальва. Он повелитель гномов. Самый большой, самый могущественный, самый великий из всего народа гномов.

– Но он же не гном, – возразил Тень. – В нем росту сколько? Пять футов восемь дюймов? Пять и девять?

– И поэтому он великан среди гномов, – отозвался с заднего сиденья Чернобог. – Самый высокий гном в Америке.

– Что он такое говорил про бдение? – спросил Тень. Оба старика промолчали. Тень поглядел на мистера Нанси, который упорно смотрел в окно.

– Ну же! Он говорил о каком‑то бдении. Вы же его слышали.

– Тебе не придется этого делать, – сказал с заднего сиденья Чернобог.

– Делать что?

– Бдеть. Он слишком много болтает. Ни один гном не способен держать язык за зубами. Не о чем тут думать. Лучше выбрось это из головы.

Ехать на юг – словно двигаться вперед во времени. Снег понемногу стаивал, и к следующему утру, когда автобус въехал в Кентукки, исчез совсем. Зима в Кентукки уже закончилась, и с шумом и птичьим гамом в свои права вступала весна. Тень начал даже подумывать, нет ли какого‑нибудь уравнения, какое бы все объясняло: к примеру, за каждые пятьдесят миль, что он проделывал на юг, он на день уезжал в будущее.

Он высказал бы свою идею вслух, но мистер Нанси дремал на пассажирском сиденье рядом, а Чернобог беспрерывно храпел на заднем.

Время в этот момент показалось Тени переменчивой концепцией, иллюзией, которую он сам себе создал. Под колесами машины исчезали мили, и он мучительно сознавал присутствие зверей и птиц: вороны клевали задавленную падаль на обочине дороги или перед самым мини‑вэном; стаи птиц поворачивали в небе, повинуясь образцу орнамента, в котором он почти улавливал скрытый смысл; кошки пристально следили за ним с газонов или заборов.

Всхрапнув, проснулся и медленно выпрямился на сиденье Чернобог.

– Странный мне приснился сон, – сказал он. – Мне снилось, что на самом деле я Белобог. Что мир вечно воображает себе, будто нас двое – светлый бог и темный, – но сейчас, когда мы оба постарели, я обнаружил, что все это время был у людей один только я: дарил подарки, потом сам же их и забирал.

Отломив фильтр от «лаки страйк», он закурил. Тень опустил стекло.

– Рак легких заработать не боишься? – спросил он.

– Я и есть рак, – отрезал Чернобог. – Я себя не боюсь.

– Такие, как мы, раком не болеют, – вставил, просыпаясь, мистер Нанси. – Мы не болеем ни атеросклерозом, ни паркинсонизмом, ни сифилисом. Нас не так просто убить.

– Среду же убили, – возразил Тень.

Он остановился на заправке, потом припарковал машину у соседнего ресторанчика ради раннего завтрака. Стоило им войти, как задребезжал платный телефон у двери.

Заказ у них приняла престарелая матрона со встревоженной улыбкой, которая читала «Что хотело сказать мое сердце» Дженни Кертон в бумажном переплете. Вздохнув, женщина подошла к телефону и, подняв трубку, сказала «алло». Потом окинула взглядом зал и в телефон сказала: «Да. Похоже, они здесь. Подождите минутку».

Она подошла к мистеру Нанси.

– Это вас.

– Ага, – отозвался он. – А вы, мэм, присмотрите, чтобы картошка получилась по‑настоящему хрустящей. Или даже чуть пригорелой. – Он отошел к платному телефону. – Я на проводе. И с чего это вы взяли, что я буду настолько глуп, чтобы вам довериться? – сказал он.

А потом:

– Найду. Я знаю, где это.

И еще:

– Да. Конечно, оно нам нужно. Вы знаете, что оно нам нужно. А я знаю, что вы хотите от него избавиться. Так что не морочьте мне голову.

Повесив трубку, он вернулся к столу.

– Кто это был? – спросил Тень.

– Не назвался.

– Чего он хотел?

– Предлагают перемирие на время передачи тела.

– Лгут, – буркнул Чернобог. – Они хотят заманить нас к себе, а потом убьют. Вот как они поступили со Средой. Я сам так всегда поступал, – добавил он с мрачной гордостью.

– На нейтральной территории, – сказал мистер Нанси. – Действительно на нейтральной территории.

Чернобог хмыкнул. Звук был такой, словно в иссохшем черепе загремел металлический шарик.

– И такое я тоже говорил. Приходите на ничейную землю, говорил я, а потом среди ночи мы поднимались все как один и их убивали. Хорошие были времена.

Мистер Нанси только пожал плечами, потом, смакуя свою горелую картошку фри, одобрительно хмыкнул.

– М‑м‑м. Отлично.

– Мы не можем им доверять, – сказал Тень.

– Послушай, я старше тебя, я умнее тебя, я красивее тебя, – сказал мистер Нанси, мерно ударяя по дну бутылки с кетчупом, которую перевернул над тарелкой с горелой картошкой. – Я за вечер сниму девок больше, чем ты за год. Я могу танцевать, как ангел, драться, как загнанный в угол медведь, строить планы лучше лисы, петь, как соловей…

– И что ты хочешь этим сказать?

Карие глаза Нанси уставились в серые Тени.

– Им так же нужно избавиться от тела, как нам забрать его.

– Такого нейтрального места не существует, – сказал Чернобог.

– Есть одно, – отозвался мистер Нанси. – Самый центр.

Пытаться определить точный центр чего‑либо в лучшем случае проблематично. Когда дело доходит до живого – людей, к примеру, или континентов, – все упирается в неосязаемое. Что есть центр человека? Что есть центр сна? А в случае Соединенных Штатов следует ли при поисках центра учитывать Аляску? Или Гавайи?

В начале двадцатого столетия вырезали огромную картонную модель США со всеми сорока восемью центральными штатами и, чтобы определить центр, поместили на иглу, а затем Перемещали эту иглу, пока не нашли ту точку, в которой модель уравновесилась. Насколько можно было установить, точный центр Соединенных Штатов пришелся на свиноферму Джонни Гибса в нескольких милях от городка Ливан в штате Канзас. К тридцатым годам жители Ливана совсем уже собрались поставить монумент прямо посреди свинофермы, но Джонни Гибс заявил, что не желает, чтобы на его ферме ошивались миллионы туристов, вытаптывая траву и пугая свиней, поэтому памятник поставили в географическом центре Соединенных Штатов в двух милях к северу от городка. Разбили парк, изготовили памятник, чтобы его там поставить, и бронзовую табличку, чтобы к памятнику прикрепить. Провели дорогу от города и, уверенные, что туристы только и ждут, чтобы потоком ринуться сюда, построили возле монумента мотель. И стали ждать.

Туристы не объявились. Никто не приехал.

Теперь здесь маленький чахлый парк с передвижной часовней, где не поместилась бы и скромная похоронная церемония, и мотель, чьи окна смотрят на дорогу мертвыми глазами.

– Вот почему, – завершил мистер Нанси, когда они въезжали в Человечность, штат Миссури (население 1084), – точный центр Америки представляет собой заброшенный парк, пустую церковь, гору камней и разваливающийся мотель.

– А свиноферма? – спросил Чернобог. – Ты же только что говорил, что настоящий центр Америки – на свиноферме.

– Не в этом дело, – сказал мистер Нанси, – а в том, чем люди это считают. Все упирается в сознание людей, в воображение. Люди сражаются только за воображаемые вещи.

– Мои люди? – поинтересовался Тень. – Или ваши люди? Нанси промолчал. Чернобог издал звук, который мог быть смешком, а мог быть, и фырканьем.

Тень попытался устроиться поудобнее на заднем сиденье. Спал он мало. Его обуревало дурное предчувствие. Он нутром чуял, что что‑то не так. Худшее чувство, чем было у него в тюрьме, и худшее, чем то, что сводило ему живот, когда Лора рассказывала ему об ограблении. Дело было худо. Покалывало затылок, подташнивало, и несколько раз волнами накатывал страх.

Проезжая через Человечность, мистер Нанси сбавил газ, потом притормозил у супермаркета. Мистер Нанси вошел внутрь, и Тень двинул за ним следом. Чернобог остался ждать на стоянке, куря очередную сигарету.

В супермаркете светловолосый парнишка, совсем еще ребенок, заставлял полки коробками каш.

– Эй, – окликнул его мистер Нанси.

– Привет, – отозвался парнишка. – Неужели это правда? Они его убили?

– Да, – ответил мистер Нанси. – Они его убили. Парнишка с грохотом бросил на полку несколько пачек «Кэп‑Я‑Кранч».

– Они думают, будто могут давить нас как тараканов. – На запястье у него тускло поблескивал серебряный браслет. – Но нас ведь не так‑то легко сломить, а?

– Нет, – согласился мистер Нанси. – Нелегко.

– Я приду, сэр, – сказал парнишка, и глаза у него яростно вспыхнули.

– Знаю, что придешь, Гвидион Бах.

Мистер Нанси купил несколько бутылок кока‑колы, упаковку туалетной бумаги, коробку жутковатых на вид черных сигарилл, гроздь бананов и пачку жвачки «даблминт».

– Он хороший мальчик. Приехал сюда в седьмом веке. Из Уэльса.

Мини‑вэн колесил по дорогам сперва на запад, потом на север. Канзас – безрадостная серость заброшенных облаков, пустых окон и разбитых сердец. Тень стал мастером по выискиванию радиостанций и переговорам с мистером Нанси, который любил ток‑шоу и танцевальную музыку, и Чернобогом, который предпочитал классику, чем мрачнее, тем лучше, приправленную передачами самых крайних евангелистов. Сам Тень любил старые шлягеры.

Когда день стал клониться к вечеру, по просьбе Чернобога они остановились на окраине Вишневого дола, штат Канзас (население 2464). Здесь Чернобог привел их на луг за чертой города. В тени деревьев тут еще таились полосы талого снега, и трава была цвета грязи.

– Подождите здесь, – сказал Чернобог.

Один он вышел на середину луга. И застыл ненадолго на холодном февральском ветру. Сперва он стоял с опущенной головой, потом вдруг начал жестикулировать.

– Сдается, он с кем‑то разговаривает, – сказал Тень.

– С призраками, – ответил мистер Нанси. – Здесь раньше поклонялись ему. Лет сто назад. Тут ему приносили кровавые жертвы, возлияния крови после удара молотом. По прошествии времени жители городка сообразили, почему проезжавших через город чужаков никогда больше не видели. Здесь закапывали тела.

С середины поля вернулся Чернобог. Усы его словно бы потемнели, и в седых волосах появились черные пряди. Он улыбнулся, показывая железный зуб.

– Теперь мне намного лучше. Э‑эх… Кое‑что остается, а кровь остается дольше всего.

Через луга они возвращались к припаркованному «фольксвагену». Чернобог закурил, не закашлявшись при этом.

– Это делали молотом, – сказал он. – Вотан, он все твердил о виселицах да копье, но для меня есть только одно…

Подняв руку, он желтым от никотина пальцем крепко стукнул Тень в середину лба.

– Пожалуйста, не делай этого, – вежливо попросил Тень.

– «Пожалуйста, не делай этого», – передразнил Чернобог. – Однажды я возьму молот и сделаю кое‑что похуже, друг мой, помни об этом.

– Да, – согласился Тень. – Но если ты еще раз стукнешь меня по лбу, я тебе руку сломаю.

Чернобог фыркнул, а потом сказал:

– Местные людишки должны быть благодарны. Здесь поднималась такая сила. Даже через тридцать лет после того, как они вынудили моих людей уйти в подполье, эта земля, эта самая земля дала миру величайшую кинозвезду всех времен. Таких, как она, не бывало ни до, ни после.

– Джуди Гарланд? – спросил Тень.

– Он говорит о Луизе Брукс, – пояснил мистер Нанси. Тень решил не спрашивать, кто такая Луиза Брукс, а только спросил раздумчиво:

– Послушайте, когда Среда пошел к ним на переговоры, у них ведь было перемирие?

– Да.

– А теперь мы едем забирать у них тело Среды, и сейчас тоже перемирие?

– Да.

– И мы знаем, что они желают моей смерти или просто хотят, чтобы я выбыл из игры?

– Они желают смерти всех нас, – сказал мистер Нанси.

– Так вот чего я не понимаю. С чего мы решили, что на сей раз они станут играть по‑честному, если со Средой такого не произошло?

– Вот почему мы встречаемся в центре. Он… – Чернобог нахмурился. – Как бы это назвать? Противоположность священного?

– Нечестивый, – без раздумия ответил Тень.

– Нет, – покачал головой Чернобог. – Я хотел сказать, когда место менее священное, чем какое‑либо другое. Я говорю об отрицательной святости. Место, где невозможно возвести храм. Место, куда никто не приезжает, а если приезжает, то старается уехать как можно скорее. Место, куда боги ступают, лишь когда их вынудят.

– Не знаю, – ответил Тень. – Думаю, и слова такого нет.

– Это разлито по всей Америке, – продолжал Чернобог. – Вот почему нам тут не рады. Но центр… центр хуже всего. Это как минное поле. Мы все там слишком осторожничаем, чтобы нарушать перемирие.

Они подошли к мини‑вэну. Чернобог похлопал Тень по плечу.

– Не беспокойся, – с мрачным утешением сказал он. – Никто тебя не убьет. Никто, кроме меня.

Центр Америки Тень нашел вечером того же дня, еще до наступления ночи. К северо‑западу от Ливана шоссе поднималось на пологий холм. Он обогнул небольшой парк на склоне холма, проехал мимо крохотной передвижной часовни и каменного монумента, а когда увидел одноэтажный мотель на краю парка, сердце у него упало. Перед входом был припаркован черный «хамви», похожий на отраженный в кривом зеркале «джип» – приземистый, безносый и безобразный, как бронепоезд. Все окна в здании были темные.

Стоило им свернуть на стоянку при мотеле, как из дверей вышел мужчина в униформе и фуражке шофера – свет фар мини‑вэна четко выхватил его из сумерек. Вежливо козырнув, шофер сел в «хамви» и отъехал.

– Большая тачка, крошка‑член, – сказал мистер Нанси.

– Как по‑вашему, кровати у них там хотя бы есть? – спросил Тень. – Кажется, неделя прошла с тех пор, как я спал в кровати. Такое впечатление, что мотель вот‑вот снесут.

– Он принадлежит группе охотников из Техаса, – сказал мистер Нанси. – Они сюда раз в год приезжают. Черт бы меня побрал, если я знаю, на кого они охотятся. Но это не позволяет отдать здание под снос.

Они выбрались из «фольксвагена». У входа в мотель их ждала незнакомая Тени женщина. У нее был совершенный макияж и отличная – ни единого волоска не выбилось – укладка. Женщина напомнила ему всех до единого дикторов новостей, каких он когда‑либо видел в утренних телепрограммах: правда, дикторы сидели в студиях, не слишком‑то похожих на гостиные.

– Рада вас видеть, – сказала она. – Вы, наверное, Чернобог. Я так много о вас слышала. А вы, должно быть, Ананси, всегда готовы на проделки, а? А это Тень. Вот уж кто заставил нас побегать, а? – Она крепко пожала ему руку, поглядела прямо в глаза. – Я – Медия. Счастлива познакомиться. Надеюсь, сегодняшнее дело мы уладим к удовольствию обеих сторон.

Открылись главные двери.

– Почему‑то, Тото, – сказал толстый мальчишка, которого Тень в последний раз видел в лимузине, – мне кажется, мы уже не в Канзасе.

– В Канзасе, – отозвался мистер Нанси. – Думаю, мы сегодня проехали большую часть штата. Ну и плоская же местность, черт побери.

– В доме нет ни света, ни электричества, ни горячей воды, – сказал толстый мальчишка. – И не в обиду будь сказано, вам, ребята, горячая вода бы не помешала. От вас пахнет так, словно вы неделю в этом автобусе ехали.

– Нет необходимости вдаваться в подробности, – вмешалась Медия. – Мы все тут друзья. Входите. Мы покажем вам комнаты. Мы сами заняли первые четыре номера. Ваш покойный друг – в пятом. Остальные пусты – выбирайте сами. Боюсь, здесь не «Четыре времени года», но какой мотель с ним сравнится?

Она распахнула перед ними дверь в вестибюль мотеля. Изнутри пахнуло плесенью, сыростью, пылью и запустением. В почти кромешной темноте в вестибюле сидел мужчина.

– Эй, вы голодны? – поинтересовался он.

– Всегда не прочь перекусить, – отозвался мистер Нанси.

– Водитель поехал за мешком гамбургеров, – сказал мужчина. – Скоро вернется.

Мужчина поднял голову. В вестибюле было слишком темно, чтобы различить лица, но он сказал:

– Большой парень. Так ты и есть Тень? Подонок, убивший Леса и Камня?

– Нет, – ответил Тень. – Их убил другой. А я знаю, кто ты. – Он действительно знал. Он был в его голове. – Ты Город. Ты уже переспал с вдовой Леса?

Мистер Город упал со стула. В кино это выглядит комично, в реальной жизни – неуклюже и неловко. Мгновенно вскочив, он шагнул к Тени. Но тот только поглядел на него.

– Не начинай того, чего не готов закончить. Мистер Нанси тронул Тень за локоть.

– У нас перемирие, помнишь? – сказал он. – Мы – в центре.

Отвернувшись, Город перегнулся через стойку и достал три ключа.

– Вам дальше по коридору, – сказал он. – Вот, возьмите.

Отдав ключи мистеру Нанси, он пошел прочь и вскоре растворился в темноте коридора. Они услышали скрип открываемой двери, а затем удар, с которым она закрылась.

Мистер Нанси передал один ключ Тени, другой отдал Чернобогу.

– В мини‑вэне фонарик есть? – спросил Тень.

– Нет, – ответил мистер Нанси. – Но это всего лишь темнота. Не надо бояться темноты.

– Я и не боюсь, – возразил Тень. – Я боюсь людей в темноте.

– Тьма – это хорошо, – проговорил Чернобог. Он, похоже, не испытывал никаких затруднений и легко находил дорогу в потемках, а потому провел их по коридору, вставляя ключи в замки без малейшей заминки. – Я буду в десятом, – сказал он, а потом добавил: – Медия. Где‑то я о ней слышал. Это не та, что убила своих детей?

– Другая женщина, – сказал мистер Нанси. – Но суть та же. Мистер Нанси выбрал номер восемь, а Тень – напротив них обоих, под номером девять. В комнате пахло пылью, сыростью и запустением. В темноте Тень различил очертания кровати с матрасом, но ни следа простыней. В дальней стене серело окно, из которого сочился слабый свет. Тень присел на матрас, стащил ботинки и вытянулся во весь рост. Слишком много времени он в последние дни провел за рулем. Возможно, он заснул.

Он шел.

Холодный ветер тянул его за одежду. Крохотные снежинки казались кристаллической пылью, мельтешащей и вьющейся на ветру.

Деревья без единого листа. По обе стороны от него – высокие холмы. Клонится к вечеру зимний день: небо и снег приобрели один и тот же глубокий оттенок пурпурного. Где‑то впереди – тусклый свет размывал все расстояния – прыгали и плясали оранжевые и желтые языки пламени.

Впереди него мягко ступал по снегу серый волк.

Тень остановился. Волк тоже встал, обернулся и стал ждать. Один его глаз отсвечивал желтовато‑зеленым. Пожав пленами, Тень пошел дальше к костру, и волк потрусил впереди.

Посреди рощи полыхал огромный костер. Деревьев здесь было, наверное, сотни две, и высажены они были двумя рядами. С ветвей их свисали какие‑то силуэты. В конце этой колоннады стояло здание, отчасти напоминавшее перевернутый вверх килем корабль. Здание было построено из бруса, украшенного резными головами и фигурками драконов, грифонов, троллей и вепрей – и все они будто танцевали в мерцающем свете огня.

Пламя стояло так высоко, что Тень едва мог подойти к костру. Волк осторожно обошел стороной искрящие поленья и скрылся за пламенем.

Из‑за костра вместо волка вышел, опираясь на высокий посох, мужчина.

– Ты в Уппсале, в Швеции, – сказал он знакомым торжественным голосом. – Почти тысячу лет назад.

– Среда? – спросил Тень.

Но незнакомец продолжал говорить, словно Тени не было.

– В золотой век жертвы здесь приносили каждый год, а позднее, когда люди обленились – раз в девять лет. Жертвоприношение девяти. Каждый день на протяжении девяти дней они вешали на деревьях рощи по девять существ. Одним из этих существ был человек.

Повернувшись спиной к огню, он направился к деревьям, и Тень пошел следом. Стоило ему подойти поближе, силуэты на деревьях обрели плоть: ноги и глаза, языки и члены. Тень покачал головой: в повешенном за шею на дереве быке было что‑то мрачно‑печальное и одновременно такое сюрреалистическое, что почти смешное. Тень прошел мимо повешенного оленя, волкодава, бурого медведя, гнедой лошади с белой гривой – лошадка была ростом чуть больше пони. Пес был еще жив: каждые несколько секунд лапы его спастически подергивались, и, покачиваясь в петле, он издавал неестественное, сдавленное повизгивание.

Незнакомец поднял посох – только тут Тень сообразил, что на самом деле это копье – и ударил им в живот псу, будто вспорол его единым движением. На снег вывалились дымящиеся кишки.

– Эту смерть я посвящаю Одину, – церемонно произнес человек. – Это всего лишь жест, – сказал он, поворачиваясь к Тени. – Но жесты всегда символичны. Смерть собаки символизирует смерть всех собак. Девять человек они отдали мне, но эти девять означали всех людей, всю кровь и всю силу. Просто этого было мало. Настал день, и кровь перестала литься. Вера без крови далеко не уведет. Кровь должна течь.

– Я видел, как ты умер, – сказал Тень.

– В делах богов, – сказал незнакомец, и теперь Тень был уверен, что перед ним Среда, ни в чьих больше словах он не слышал такой хрипловатой, глубокой, циничной радости, – важна не смерть. Она лишь путь к воскресению. А когда течет кровь… – Он жестом указал на животных, на людей, повешенных на деревьях.

Тень не мог решить, были ли люди, мимо которых они проходили, более или менее ужасающими, чем животные: они хотя бы знали, какая участь их ожидает. Возле людей в воздухе был разлит запах алкоголя, и Тень решил, что по пути на виселицу им позволили принять обезболивающее, а животных попросту повесили, вздернули живых и испуганных. Лица мужчин казались совсем молодыми: никому из них не было больше двадцати лет.

– Кто я? – спросил Тень.

– Ты? – переспросил незнакомец. – Ты был удобным случаем. Был частью великой традиции. Хотя оба мы настолько глубоко тут завязли, что, похоже, умрем ради идеи. Что скажешь?

– Кто ты? – спросил Тень.

– Самое трудное – это просто выжить, – сказал незнакомец.

Костер вспыхивал, потрескивал, жарко пылал, и тут, к ужасу своему, Тень понял, что огонь разожжен на костях: на Тень тупо пялились огнеглазые черепа, грудные клетки, берцовые кости и ребра, выступали и выпирали из пламени, отбрасывая в ночь разноцветные искры.

– Три дня, чтобы висеть на дереве, три дня, чтобы бродить под землей, три дня, чтобы найти дорогу назад.

Пламя приплясывало и вспыхивало так ярко, что на него больно было смотреть. Он отвел глаза, взглянул во тьму за деревьями.

Стук в дверь. В окно теперь лился лунный свет. Вздрогнув, Тень сел на матрасе.

– Кушать подано, – раздался из‑за двери голос Медии.

Тень надел ботинки, толкнул дверь и вышел в коридор. Кто‑то разыскал свечи, и стойку портье теперь заливал тусклый желтоватый свет. Вошел с картонным подносом и бумажным пакетом шофер «хамви». Он был одет в длинное черное пальто и остроконечный летный шлем с пимпочкой.

– Прошу прощения за задержку, – хрипло сказал он. – Я всем привез одно и то же пару гамбургеров, большую картошку, большую коку и яблочный пирожок. Я сам поем в машине.

Поставив поднос на стойку, он вышел. Вестибюль наполнился запахом еды из закусочной. Взяв пакет, Тень раздал свертки, салфетки, пакетики кетчупа и стаканы.

Они молча ели, а свечи мигали, и, шипя, плавился воск.

Тень заметил, что Город смотрит на него в упор, и слегка подвинул стул, так чтобы сидеть спиной к стене. Медия ела, подставив салфетку под подбородок, чтобы не ронять случайные крошки.

– Бр‑р‑р. Гадость какая. Гамбургеры почти холодные, – заявил толстый мальчишка. Он был все еще в темных очках, которые, учитывая темень в вестибюле, показались Тени глупыми и бесполезными.

– Извини, – отозвался Город. – Ближайший «Макдоналдс» – в Небраске.

Они доели едва теплые бургеры и уже совсем остывшую картошку фри. Толстый мальчишка вгрызся в свой пирожок, и на подбородок ему брызнула яблочная начинка. Как ни странно, начинка оказалась горячей.

– Ух, – выдавил мальчишка и стер ее рукой, а потом дочиста облизал пальцы. – Жжется! Эти пирожки так и просятся на иск в защиту потребителя.

Тени захотелось ударить мальчишку. Ему хотелось вздуть его с тех пор, как тот приказал своим головорезам побить его в лимузине после похорон Лоры. Он попытался отогнать от себя эту мысль.

– Не могли бы мы просто забрать тело Среды и разъехаться? – спросил он.

– В полночь, – одновременно ответили мистер Нанси и толстый мальчишка.

– Такие вещи надо делать по правилам, – пояснил Чернобог.

– Ага, – хмыкнул Тень, – вот только никто не сказал мне, что это за правила. Вы то и дело говорите о чертовых правилах, а я даже не знаю, в какую игру вы тут играете.

– Это как нарушить срок выброса товара на рынок, – бодро объяснила Медия. – Ну, знаешь? Когда товару позволяют поступить в продажу.

– А я думаю, все это просто куча дерьма, – внес свою лепту Город. – Но если они правилами довольны, то и мое агентство счастливо, и все счастливы. – Он с хлюпаньем отхлебнул коку. – Начало в полночь. Вы забираете тело и отваливаете. Братская любовь и подобная чертовщина, пока не помашем друг другу ручкой, а потом мы сможем снова травить вас как крыс, каковыми вы и являетесь.

Дата добавления: 2015-06-27