Часть 1 3 страница. Играть героя, сражённого в битве – одно дело, умереть героем в реальной войне – совсем другое

Играть героя, сражённого в битве – одно дело, умереть героем в реальной войне – совсем другое. Став старше, я понял разницу и теперь знал, что я не хочу умирать. Даже во сне.

От некоторых кошмаров ты не можешь проснуться, неважно, сколько раз ты пытаешься. Я был в ловушке кошмара, и сколько бы раз я не проснулся, мне из неё не вырваться. То, что я знал, что попал в петлю времени и не могу из неё вырваться, было хуже всего. Я поборол панику.

Но происходило ли это со мной снова?

День, который я пережил уже дважды, разворачивался передо мной. Или, возможно, это был всего лишь кошмар. Конечно, вещи будут происходить так, как я их запомнил. Если это всё происходило лишь в моей голове, то почему нет?

Это было нелепо. Я ударил кулаком в матрас.

Мне приснилась та чёрная точка летящая в меня? Было ли копьё, раскрошившее мою нагрудную пластину и пробившее мою грудную клетку, лишь в моей голове? Я, что, вообразил себе кровь, выкашленную с кусками лёгких?

Я могу рассказать, что происходит, когда твои лёгкие повреждены. Ты тонешь, но не в воде, а в воздухе. Ты можешь вдохнуть столько воздуха, сколько захочешь, но лёгкие уже не доставляют кислород, который нужен твоему телу для кровоснабжения. Все вокруг тебя, твои друзья вдыхают и выдыхают, даже не сознавая этого, в то время, как ты тонешь в океане воздуха. Я не знал этого, пока это не случилось со мной. Я даже никогда не слышал об этом. Я определённо не мог это выдумать. Это действительно было.

Не имело значения, если я никому не расскажу, или если никто мне не поверит. Это было реальным. Ощущение, оставшееся в моей голове, было достаточным доказательством. Боль, которая пронзает твоё тело, как вспышка молнии, адски тяжёлые ноги, будто набитые мешками с песком, ужас такой силы, что разрывает сердце, такое нельзя вообразить или увидеть во сне. Я не знаю как, но я был убит. Дважды. Совершенно точно.

Я был не против послушать Йонабару, рассказывающего историю, которую я уже слышал. Чёрт, я готов делать это десять раз, сто раз, чем больше, тем лучше. Наша ежедневная рутина была наполнена подобным повторяющимся дерьмом. Но идти снова в бой? Увольте!

Если я останусь здесь, я погибну. Погибну ли я прежде Йонабару или после, не имело значения. Не было никакого способа выжить в этой битве. Мне нужно бежать. Я должен быть где угодно, но не здесь.

Даже терпению святых приходит конец, а я не был святым. Я никогда не был тем, кто слепо верует в Бога, Будду или другую чушь, но если кто-то из них дал мне третий шанс, я не собирался его упускать. Если я буду тут разглядывать верхнюю койку, единственное будущее, которое меня ожидает – в мешке для трупа. Если я не хочу умирать, я должен действовать. Сперва действуй, потом думай. Как раз так, как нас учили на тренировках.

Если сегодня было повтором того, что происходило вчера, Феррел должен был появиться здесь с минуты на минуту. В первый раз он появился, когда я справлял нужду, во второй, когда я болтал с Йонабару. После этого нас отправляли на физподготовку и мы возвращались измотанными. Это заставило меня думать. Весь состав 17-ой бронепехоты будет на этой физподготовке. Кроме этого, все, у кого это время свободно, соберутся вокруг поля, чтобы понаблюдать. Я не мог бы получить лучшего шанса, чтобы ускользнуть с базы. Учитывая, насколько высушен я буду после тренировки, это была единственная возможность.

Если я травмирую себя, это, вероятно, сработает. Они же не пошлют раненого солдата на физподготовку. Мне было нужно какое-то ранение, которое бы выглядело достаточно серьёзно, чтобы освободить меня от физподготовки, но в то же время, не уложило меня в больничную койку. Человек, даже с мелкой раной на голове, будет фонтанировать кровью, как проткнутая копьём свинья. Это была одна из первых вещей, о которых нам рассказали на уроках первой медицинской помощи. В тот раз я поинтересовался, какую медпомощь можно оказать тому, кому дротик Мимика снесёт голову и отправит её в полёт. Но никогда не знаешь, когда может пригодиться толика знаний. Нужно было торопиться.

Проклятье! У меня есть целый день, который повторится, но почти нет времени тогда, когда оно мне так нужно. Этот тупоголовый сержант уже шёл к нам. Быстрей! Быстрей!

– Эй, что за шум внизу? – заинтересовался Йонабару.

– Мне нужно выйти на минутку.

– Выйти? Эй, мне нужна тут твоя подпись!

Я нырнул в пространство между койками, даже не завязав шнурки на обуви. Бетон шлёпал под моими ногами. Я повернул, чуть не задев плакат девушки в купальнике и метнулся мимо парня с порножурналом на кровати.

У меня не было определённой цели, куда бежать. Сначала мне нужно было избежать встречи с Феррелом. Я собирался где-нибудь спрятаться и нанести себе увечье, а затем прийти обратно, покрытый кровью, к концу разговора Йонабару с Феррелом. Для плана, придуманного на лету, было не так уж плохо.

Чёрт. Мне нужно было забрать боевой нож, который я хранил под подушкой. Он был бесполезен против Мимиков, но незаменим чтобы открыть консервы, резать дерево или разрезать одежду. Каждый уважающий себя солдат должен иметь такой. Я ранил себя этим ножом тысячу раз во время тренировок. С его помощью было бы несложно нанести себе порез на голове.

Я бы сделал его вне казармы и мне надо было отойти как можно дальше от здания штаба. Я сбавил скорость, обходя угол здания.

Там оказалась женщина. Ужасно не вовремя.

Она пыхтела, толкая тележку, доверху гружёную картофелем. Я её знал. Это была Рэйчел Кисараги, заведущая в столовой № 2. Белоснежная косынка, аккуратно завязанная треугольником, скрывала её чёрные волнистые волосы. У неё была здоровая, загорелая кожа, тонкая талия и грудь больше средней. Есть три типа женщин, которыми славится человеческий род – симпатичные, скромные и гориллы, которых тянет в армию. Её бы я причислил к первому без малейших колебаний.

В войне, длящейся уже 20 лет, правительству уже не хватало денег, чтобы готовить для армии обслуживающий персонал. Даже на базах, расположенных у линии фронта, повсеместно использовался труд гражданских лиц. Совет уже обсуждал возможность передачи транспортировки военных материалов в тылу в частные руки. Люди шутили, что после этого останется недолго до того, как и боевые действия передадут в руки гражданских и покончат со всем этим.

Я слышал, что Рэйчел была больше диетологом, чем поваром. Я знал её лишь потому, что Йонабару бегал за ней до того, как запал на новую подружку. Видимо, ей не нравились настырные ухажёры, такие, как Йонабару.

Я ухмыльнулся, вспомнив это, и в это время гора картофеля обрушилась на меня. В отчаянной попытке удержать равновесие, я выставил правую ногу, но она подскользнулась на картофелине и я плюхнулся на задницу. Лавина корнеплодов била в моё лицо, подобно ударам молодого боксёра, желающего поскорее попасть на чемпионат мира в тяжёлом весе. Металлическая тележка завершила дело, врезавшись в мой висок.

Я рухнул на землю с грохотом не хуже, чем у сработавшего объёмно-детонирующего боеприпаса. Понадобилось время, прежде чем я снова смог дышать.

– Вы в порядке?

Я застонал. По крайней мере, было похоже, что ни одна картофелина не задела Рэйчел.

– Я…Я думаю да.

– Простите меня за это. Я не очень-то вижу куда иду, когда толкаю эту штуку.

– Не, это не ваша вина. Я выскочил прямо перед вами.

– Эй, я тебя знаю? – Рэйчел смотрела на расплющенного и жалкого меня своими зелёными глазами.

Я изобразил глуповатую улыбку, – Похоже, мы снова встретились.

– Я знала! Вы новый рекрут из 17-й.

– Да. Простите за эту неприятность. – клубень скатился с моего живота.

С рукой на бедре, Рэйчел оценила ущерб. Её аккуратные брови нахмурились, – Художественный беспорядок.

– Простите.

– Это потому, что они круглые. – она слегка нагнулась, и её грудь стала виднее. От неё было трудно отвести взгляд.

– Наверное.

– Ты когда-нибудь видел такие круглые картофелины?

Я не видел. Даже среди клубней, рассыпанных на земле.

– Много времени не уйдёт, чтобы их собрать, если ты поможешь.

– Нет. То есть, да.

– Итак, с какой из них начнём?

Время тикало. Если я не уйду отсюда сейчас, завтра я буду мёртв. У меня не было времени валяться здесь и собирать картофелины или что-то ещё. Но что-то меня останавливало. Это было влечение к этой девушке, которое я чувствовал с тех пор, как увидел её на базе.

Я сидел на земле, врал и изображал боль.

Я готов был ответить ей, когда услышал чётко выверенные шаги, приближающиеся сзади.

– Чем это вы занимаетесь? – грянул рык Цербера. Я узнал голос Феррела.

Он появился из-за угла казармы и теперь обозревал картофель, рассыпанный на бетонной дорожке.

– Я… Я катила тележку и…

– Это вы устроили, Кирия?

– Сэр, так точно, сэр! – я встал на ноги. Приступ головокружения накрыл меня. Он поднял глаза и пристально посмотрел на меня.

– С-сэр?

– Ты травмирован. Дай я тебя осмотрю.

– Ничего страшного. Я в норме.

Феррел подошёл ближе и стал щупать мою голову под линией роста волос.

Острая боль пронзила мою голову. Его пальцы-сардельки разжали рану. Тёплая кровь брызнула из моего лба под ритм невидимой рок-группы. Ручеёк медленно потёк около носа, достиг уголка рта, на миг завис на подбородке и начал равномерно капать с него. Роза из свежей крови расцвела на бетонном полу. Острый запах железа наполнил мои ноздри. Рэйчел ахнула.

– Хмм… Хорошая, чистая рана. Обо что ты ударился?

– Моя тележка опрокинулась. Извините. – вмешалась в разговор Рэйчел.

– Это так случилось?

– На самом деле, я в неё врезался. Но, в общем, так всё и случилось.

– Хорошо. Итак, рана не так опасна, как выглядит. Скоро заживёшь. – Феррел игриво шлёпнул меня по затылку. Капли крови сорвались с моей брови, испачкав рубашку. Оставив меня в покое, он ушёл за угол казармы и заорал так громко, что спугнул цикад со стен, – Йонабару! Тащи сюда свою задницу!

– Там, где нужна солдата сноровка, туда Йонабару шлют в командировку. Утро доброе, Рэйчел. Сержант, очередной чудесный денёк в армии, полагаю? Красота! Выглядит, как будто бетон лопнул и порос картофелем.

– Захлопни хлеборезку и позови несколько человек, чтобы собрать его.

– Кто? Я?

– Ну, этот же ничего собирать не будет, не так ли? – Феррел кивнул головой в мою сторону.

Йонабару изумился, – Чувак, кто тебя покалечил? Ты выглядишь, будто дрался двадцать раундов с трёхсотфунтовым ирландцем.

Затем он обратился к сержанту, – Погоди, ты хочешь сказать, что Кейджи это всё опрокинул?

А потом опять ко мне, – Хорошенький способ начать день – пойти и испортить кому-нибудь такое отличное утро.

– Что такое? Не хочешь помогать?

– Не говори глупости! Ради тебя я соберу всё, что угодно. Картофель, тыквы, противопехотные мины…

– Хватит. Разве есть кто-нибудь в этом жалком взводе, чья голова не забита прикрытием собственной задницы?

– Обижаешь, сержант. Увидишь. Я приведу самых трудолюбивых парней 17-ой роты.

– Кирия! Хватит болтаться тут, как пугало, и тащи свой зад в лазарет! Ты освобождён от сегодняшней физподготовки!

– Физподготовки? Кто сказал, что сегодня ФП?

– Я сказал. Кое-кто по колено влип в свинячее дерьмо. Может, это были и не вы, но, в любом случае, в девятнадцать-ноль-ноль, быть на тренировочном поле № 1, одетыми по форме 4, для физической тренировки.

– Да вы шутите! Завтра нам в бой, и вы посылаете нас на тренировку?

"Это приказ, капрал."

– Есть, сэр! Тренировочное поле один, девятнадцать-ноль-ноль, полная экипировка по форме четыре, сэр! Но сержант, мы крали ликёр годами. Зачем грузить нас из-за этого сейчас?

"Вы действительно хотите знать?" Феррелл закатил глаза.

Оставив разговор, который я слышал уже раньше, я побежал в лазарет.

Глава 6

Я стоял у ворот, отделявших базу от внешнего мира. Часовой, проверивший мои документы, недоуменно поднял брови.

В связи с прибытием американского подразделения, на базе был введен дополнительный уровень безопасности. Хотя общая безопасность на территории базы обеспечивалась японскими подразделениями, сложившийся баланс сил с американцами не позволял им вмешиваться в то, что находилось в юрисдикции американцев. К счастью, американскую безопасность не интересовал никто, кроме самих американцев.

Без увольнительной, подписанной своим командиром, Кейджи Кирия не имел права покидать базу. А вот все, что было нужно для этого американским солдатам – махнуть своим удостоверением. Этими воротами пользовались все, так что, если мне попался американский часовой, то он мог и пропустить меня, не задавая вопросов. Все, о чем они заботились – это держать посторонних подальше от их драгоценного отряда спецназа. Вряд ли они заприметят новобранца, желающего уйти в самоволку.

Часовой, должно быть, видел не очень много японских удостоверений, поскольку он пялился на меня достаточно долго. Машина, которая проверяла удостоверения, просто записывала всех, кто проходил через ворота. Нет повода для паники. Зачем им менять систему за день до наступления? Мышцы в животе напряглись. Часовой переводил взгляд с меня на моё удостоверение, сверяя расплывчатое изображение с моим лицом.

Порез на виске жегся. Хирург, осмотревший меня в лазарете, наложил три шва без всякой анестезии. Сейчас они отдавали жгучими электрическими разрядами по всему телу. Суставы в моих коленях заскрипели.

Безоружный. Я забыл свой нож, теплый и укрытый под подушкой. Был бы он со мной, я бы прижал этого парня в полунельсоне, но такие мысли меня ни к чему не приведут. Я подтянул спину. Нужно быть спокойным. Если он пялится на тебя, пялься в ответ.

Подавив зевок, часовой нажал на кнопку, открывающую ворота. Двери на свободу со скрипом отворились.

Скользнув мимо желтой линии, я медленно обернулся посмотреть назад. Там, вдали, было тренировочное поле. Морской бриз, наполненный ароматом океана, дул через поле к воротам. С другой стороны забора солдаты, размером с муравьев, выполняли крошечные, миниатюрные приседания. Это были солдаты, с которыми я ел, и с которыми тренировался. Они были моими друзьями в 17-м. Я подавил ностальгию, охватившую меня. Я шел неторопливо, влажный ветерок обдувал мое тело. Нужно идти, пока не окажешься вне поля зрения охранника. Не бежать. Еще чуть дальше. Повернуть за угол. Я рванул.

Раз я побежал – уже не остановлюсь.

До Татейямы, расположенного рядом развлекательного района, было пятнадцать километров. Даже если бы я двинул окружным путем – вышло бы не больше двадцати. Как только я там окажусь, я смогу сменить одежду и получить помощь, в которой нуждаюсь. Я не мог рисковать, передвигаясь на поездах или по шоссе, но как только я попаду в Тиба-сити, смогу быстро попасть домой. Ни армия, ни полиция не рисковали совать нос в подземные торговые центры, ныне превратившиеся в трущобы.

Около восьми часов остается до собрания взвода в 18:30. Предположительно тогда они и выяснят, что я ушел в самоволку. Не знаю, пошлют ли по моему следу машины или вертолеты, но под покровом ночи я планировал стать всего лишь очередным лицом в толпе. Я вспоминал тренировку, которой мы занимались у подножья Горы Фудзи. Шестидесяти километровый марш в полном обмундировании. Пересечь Босо Пенинсула за пол дня – не такая уж и сложная задача. Ко времени начала завтрашней битвы, я буду далеко от повторяющих себя дней и мерзких смертей, которыми они заканчивались.

Солнце зависло высоко в небе, омывая меня слепящим светом. Пятидесяти миллиметровые автоматические пушки, покрытые белым брезентом, установлены через каждые сто метров вдоль дамбы. Красно-коричневые полосы ржавчины омрачали античные стальные пластины у их оснований. Пушки стали устанавливать вдоль всей линии побережья, когда Мимики достигли большой земли.

Будучи ребенком, впервые воочию узрев эти пушки, я думал, что это самые крутые штуки, виденные мной. Отделка их стали черным лаком придавала мне безосновательную уверенность. Теперь, когда я видел настоящий бой, я с полной уверенностью знал, что подобное оружие никогда не сможет отразить атаку Мимиков. Эти пушки движутся со скоростью динозавров. Без вариантов попасть в Мимика. Какое-то издевательство.

К ним все еще приписаны команды технического обслуживания, которые выходят и осматривают их раз в неделю. Бюрократия приветствует излишние траты.

Может быть, человечество проиграет.

Мысль пришла совершенно неожиданно, и я не смог с ней совладать.

Когда я сказал своим родителям, что зачислен, они пожелали, чтобы я присоединился к Береговой Охране. Говорили, у меня все еще будет шанс бороться, не вступая в бой. Что я буду выполнять жизненно важную задачу по защите городов, в которых люди работают и живут.

Но я не хотел бороться с Мимиками ради спасения человечества. Мне хватало этого и в фильмах. Я бы мог искать в своей душе желание совершать великие поступки, такие как спасение человеческой расы, до тех пор, пока мое тело не рассыпалось бы в прах, но так и не нашел бы его. Что я нашел взамен, так это головоломку, которую никак не разгадать, сколько ни пытайся. Что-то скрывалось под грудой несовпадающих кусочков пазла. Это выводило меня из себя.

Я был слаб. Я даже не мог добиться чтобы женщина, которую я любил – библиотекарша – посмотрела мне в глаза. Я думал, что неудержимое давление войны изменит меня, выковав из меня что-то путное. Должно быть, я дурачил себя верой в то, что найду последний необходимый кусочек головоломки Кейджи Кирия на поле брани. Но я никогда не жаждал быть героем, обожаемым миллионами. Ни на минуту. Если бы я мог убедить пару друзей, что были у меня, в том, что я тот, кто может чего-то добиться в этом мире, может оставить след, не важно насколько он будет мал – этого было бы достаточно.

И посмотрите, куда это меня привело.

Что же дали мне полгода обучения? Теперь у меня была горсть навыков, не стоящих и дерьма в реальном сражении – ну и еще классный пресс. Я все еще был нерешительным, и мир все еще был долбанутым. Мам, пап, мне очень жаль. Столько времени потребовалось, чтобы понять очевидное. Ирония в том, что мне пришлось убежать из армии, чтобы это понять.

Пляж был заброшенным. Должно быть Береговая Охрана была занята на протяжении прошедших шести месяцев, эвакуируя здешние места.

Чуть меньше, чем через час бега, я забрался на край дамбы. Я пробежал примерно восемь километров и был уже на полпути от Татеямы. Моя форменная рубашка песочного цвета стала тёмной от пота. Бинт на голове ослаб и не держался. Мягкий морской бриз, такой приятный после жаркого ветра, обдувавшего нашу базу, ласкал мой затылок. Если бы не было пулемётов и обстановки, позаимствованной из каких-то давно забытых анимэ и перенесённой в реальный мир, это было бы похоже на тропический курорт.

Пляж был усеян стрелянными болванками от дешёвых фейерверков, которые запускались из пластиковых трубок. Только сумасшедший мог запускать фейрверки так близко от военной базы. Должно быть, они были оставлены какими-то придурками, пытавшимися предупредить Мимиков об атаке на полуострове Босо. Были антивоенные активисты, считавшие, что Мимики разумные существа, и пытавшиеся наладить с ними контакт. Разве демократия не прекрасна?

Благодаря глобальному потеплению, вся эта полоса пляжа во время прилива оказывалась ниже уровня океана. Начнет темнеть, все эти чёртовы трубки будут смыты в океан и забыты. О них никто никогда не узнает. Я со всей силы пнул одну из оплавленных трубок.

– Кто это там? Военный?

Я обернулся.

Давненько я не слышал никого, говорящего по-японски. Я был поглощён думами и даже не сознавал, что кто-нибудь может подойти сзади.

Две фигуры, пожилого мужчины и маленькой девочки, стояли на вершине дамбы. Цвет кожи старика напоминал огуречный рассол в банке, пронизываемой светом яркого дня. В левой руке он сжимал металлическое копье с тремя зубцами, прямо как из сказки. Для чего ему трезубец? Девочка, – она была как раз в том возрасте, чтобы ходить в начальную школу – крепко сжимала его правую руку. Наполовину скрывшись за ногу мужчины, девочка невозмутимо посмотрела на меня из-под своей соломенной шляпы. Лицо под шляпой было слишком бледным, для того, кто так долго варился под этим солнцем.

– Молдое и незнамое лицо.

– Я с базы "Цветочное шоссе", – Проклятье! Думай что говоришь.

– Ааа.

– Что вас двоих завело сюда?

– Рыба у море ждэ, шоб ее вспоймали. Семья всё сбирается до Токио.

– Что случилось с Береговой Охраной?

– Известья дошли, шо побили нас на Окинаве. Посему они усё побросали и отбыли. Ежели б служивые взялися за квакеров, нам бы б полегчало.

– Да уж. – квакерами местные звали Мимиков. У простых людей не было возможности увидеть Мимика своими глазами. В лучших случаях, они могли заметить гниющий труп, прибитый к берегу волнами, либо труп кого-то из них, запутавшегося в рыболовецкой сети и умершего там же. Но без электропроводящего песка, вымытого океаном, от Мимика оставалась только оболочка. Вот почему многие люди считали их подобиями амфибий, сбрасывающими свою кожу.

Я разобрал примерно 70 процентов того, что говорил старик, но этого было достаточно, чтобы понять, что Береговая Охрана покинула эту зону. Наше поражение на Окинаве, должно быть, имело куда более серьёзные последствия, чем я думал. Достаточно серьёзные, чтобы переместить наши объединённые силы на защиту железнодорожной линии Утибо. Всё внимание было уделено крупным городам и промышленным зонам.

Старик улыбнулся и кивнул. Девочка смотрела на него своими огромными, как блюдце глазами, будто став свидетелем небывалого спектакля. Он возлагал большие надежды на подразделения ОСС, находящиеся на базе "Цветочное шоссе", и хотя, записываясь туда, я не собирался защищать его или кого бы то ни было, мне стало неловко.

– Сынок, папироской не угостишь? А то як вояки ушли, никто их не возит.

– Извините, не курю.

– Ну и ладно. – он пристально смотрел на море.

Не многие солдаты в бронепехоте страдали от никотиновой зависимости. Вероятно, потому, что невозможно было курить во время боя, когда тебе этого хотелось больше всего.

Я стоял молча. Я не хотел снова сделать или сказать что-то тупое. Нельзя было дать им понять, что я дезертир. Дезертиров расстреливают. Свалить от Мимиков, чтобы быть расстрелянным собственной армией, было бы нелепо.

Девочка дёрнула старика за руку.

– Она дюже быстро устаёт. Зато у ней глаз-алмаз. Коли народилась бы парнем, был бы добрый рыболов.

– Ага.

Ещё один вопрос на дорожку. Я николе такого не зрел. Я вышел из дому и поспешал сюда, когда тебя встретил. Ты не разумеешь, шой то там? То как-то связано с квакерами? – он поднял руку.

Мой взгляд перенёсся туда, куда указали его, похожие на скрюченные ветви, пальцы. Вода стала зелёной. Но это была не изумрудная зелень, которую можно наблюдать на островах юга Тихого океана, а пенистая мутная зелень, как будто супертанкер, наполненный мороженым из зелёного чая, разбился и вывалил весь свой груз в бухту. Мёртвая рыба покачивалась на волнах, образуя серебристое пятно.

Я узнал эту зелень. Я видел её на мониторах во время тренировок. Мимики ели почву, подобно дождевым червям, но, в отличии от них, почва, прошедшая через Мимика, становилась токсичной для любой другой живности. Земля, которой они питались, умирала и превращалась в пустыню. Моря становились молочно-зелёными.

– Не похоже на красный прилив, который я доселе видел.

Высокий визг наполнил воздух. Я сразу понял, что это за звук.

Голова пожилого человека, со всё ещё нахмуренными бровями, описала дугу, отправившись в полёт. Фарш из его челюстей и шеи окрасил соломенную шляпку девочки в ярко-красный цвет. Она не поняла, что случилось. Дротик вылетает из тела Мимика со скоростью тысяча двести метров в секунду. Череп старика снесло ещё до того, как звук выпущенного дротика достиг наших ушей. Она медленно подняла голову.

Раздался ещё один визг. Ещё до того, как её большие чёрные глаза увидели убитого дедушку, дротик пробил её насквозь, прекратив её жизнь и будущие страдания.

Её тельце было уничтожено.

От взрыва обезглавленное тело старика покачнулось. Половина его стала тёмно-алой. Соломенная шляпа закрутилась на ветру. Моё тело отшатнулось. Я не мог двинуться с места.

Раздутый труп лягушки встал у самого берега.

Это побережье было в зоне патрулирования ОСС. Сообщений о том, чтобы какой-либо из патрульных катеров потонул не было. И база была цела и невредима. Здесь не должно было быть Мимиков. Два мёртвых тела, лежащие недалеко от меня, могли бы это опровергнуть, если бы могли. Но они умерли прямо на моих глазах. И я, единственная их надежда на защиту, только что дезертировал из единственного подразделения на данной территории, способного сдерживать вторжение.

Я был безоружен. Мой нож, моё оружие, мой бронекостюм – всё осталось на базе. Когда я вышел за ворота базы час назад, я оставил там свою единственную надежду на защиту. Тридцать метров до ближайшей 57-миллиметровой пушки. Рукой подать. Я знал, как из неё стрелять, но предстояло ещё повозиться с брезентом. У меня не будет времени, чтобы его снять. Вставить идентификационную карточку в платформу, ввести пароль, вставить тридцатикилометровую ленту со снарядами, освободить рычаг блокировки поворота, иначе я не смогу разворачивать ствол и целиться, забраться в кресло, крутить заржавевшие маховики ещё то удовольствие. Огонь, сука! Огонь!

Я знал силу Мимиков. Они весили в несколько раз больше, чем полностью экипированный оператор бронекостюма. По структуре они имели много общего с морскими звездами. У них есть эндоскелет, прямо под кожей, и потребуется как минимум 50-ти миллиметровые бронебойные, чтобы пробить его. И они не мешкают только потому, что человек перед ними не вооружен. Они проходят сквозь тебя как плуг через норку суслика.

– Твою мать!

Первый дротик пронзил мое бедро.

Второй открыл зияющую рану в моей спине.

Я был слишком поглощен попытками не дать моим внутренностям вывалиться из входного отверстия, чтобы заметить третий.

Я вырубился.

Глава 7

Бульварный роман, который я читал, лежал у моей подушки. На верхней койке Йонабару пересчитывал пачку признаний.

– Кейджи, подпиши это.

– Капрал, у вас есть табельное оружие, верно?

– Ну да.

– Могу я взглянуть?

– Как давно ты стал фанатом огнестрела?

– Это не совсем так.

Он сунул руку на верхнюю койку, а когда вытащил обратно, в ней был зажат блестящий кусок черного метала.

– Он заряжен, так что смотри, куда направляешь.

– Да, конечно.

– Если дослужишь до капрала, сможешь сам носить игрушки в постель и никто тебе слова про это не скажет. В любом случае, Горохострел, как этот, полная фигня против Мимика. Всё, что нужно носителю Брони это его 20мм и его ракетница, три ракеты на каждого. Банан для перекусона не в счёт. А теперь, может подпишешься здесь, в конце концов?

Я был слишком занят переключением предохранителя, чтобы ответить.

Я обхватил ртом ствол, представляя как 9-ти миллиметровая пуля в патроне ожидает освобождения от холодной, твёрдой стали.

Я нажал на спусковой крючок.

Глава 8

Бульварный роман, который я читал, лежал у моей подушки. Я вздохнул.

– Кейджи, подпиши это. – Йонабару вытянул шею с верхней койки.

– Сэр, есть сэр.

– Слушай, в завтрашней операции нет ничего такого. Будешь заранее слишком трястись – потеряешь голову еще до того, как у них появится шанс выбить из нее мозги.

– Я нисколько не трясусь.

– Парень, тут нечего стыдиться. Попервах все нервничают. Это как в первый раз трахаться – пока не вдуешь, даже думать ни о чем другом не можешь. И делать тоже… разве что периодически подрачивать.

– Я не согласен.

– Эй, ты говоришь с уже поигравшим в эти игры человеком!

– Что если – чисто гипотетически – ты продолжаешь повторять твой первый раз снова и снова?

– Откуда ты набрался этого дерьма?

– Да я же говорю – все это гипотетически. Ну как саморасставляющиеся фигурки на шахматной доске. Ты делаешь свой первый ход, а они бац – и все вернулись на исходную.

– Зависит от того, – его лицо просветлело, по-прежнему выглядывая с верхней полки, – о чем ты говоришь, о ебле, или о сражении.

– Не о ебле.

– Ну, если бы мне сказали вернуться и снова сражаться за Окинаву, я бы послал всех на хер! Да я бы не вернулся даже под угрозой трибунала и расстрела!

Но что, если не будет выбора? Что, если тогда придется снова и снова идти на собственную казнь?

Каждый сам должен подтирать себе зад. И точно так же, сам должен делать выбор. В какой бы ситуации не оказался, она станет просто еще одним фактором в выборе. Нельзя сказать, что у всех одинаковые возможности, ведь если есть парень с тузом, то есть и другой, с полным дерьмом на руках. А еще можно зайти в тупик. Но и туда идешь сам, делая каждый шаг по собственному усмотрению. И даже когда вешают, есть выбор: можно уйти с достоинством, а можно потом сучить ногами и визжать в загробной жизни.

А мне этого выбора не досталось. Там может быть гигантский водопад сразу за Татеямой, край всего гребанного мира, а я об этом даже не узнаю. День за днем я буду ходить от базы к полю боя, и там меня будут пришпиливать, как насекомое к земле. И пока ветер дует, я буду возрождаться и умирать. Мне ничего не взять с собой в следующую жизнь. Все, что остается со мной – это лишь одиночество, страх быть непонятым и ощущение спускового крючка под пальцем.

Дата добавления: 2015-06-27